Альманах
Творчество и потенциал. Выпуск 2/2025
Вечернее
Как истончается плоть лет,
И тёплый воск роняют свечи,
Пурпурно-предзакатный свет
Стекает царственно на плечи,
Шагреневая шкурка дней,
Зачем же так неумолимо
В игре надежд, в игре страстей
Ты уменьшаешься незримо…
Ещё причудливая вязь
Событий странных и случайных
Не выцвела, не прервалась,
Ещё не все открыты тайны,
Ещё отсчитывает пульс
Секунды встреч и расставаний,
Но терпко-горьковатый вкус
У яблока былых желаний.
О пифия, молчи. Твой бред
Пусть поглотит грядущий вечер.
Как истончается плоть лет…
И тёплым воском плачут свечи.
Май 2024 г.
Всё было не так
Собака гонялась
За пятой ногой,
И зебра подкрасилась
Бежевой краской,
А глупый мышонок,
Поверивший в сказку,
Мечтал кукарекнуть
Подъём и отбой.
Все было не так
В перевёрнутом мире,
Часы отставали,
И в чаше небес,
Барахтаясь, рыжий
Визжал пекинес —
Оставленный ветер
В забытой квартире.
Смеялась тоска,
Разбивая стекло,
И плакало счастье
Над каждым осколком,
И морщился дождик,
Потратив без толка
Последние силы,
Задор и тепло.
Всё было не так
В этом мире чужом,
И собранный мёд
Обжигающе горек,
Устоев и правил
Захламленный дворик,
Чужой говорок —
Перекошенным ртом…
Всё было не так,
Но плеснула волна,
И солнечный луч
Поделился на счастье,
И утро, весы
Покачав на запястье,
Сказало решенье:
Вина прощена.
И миру простятся
В который уж раз
Его многомерность,
Его многослойность,
И жизнь, обретая
Свободу и стройность,
Напишет для каждого
Свой парафраз.
Февраль 2022 г.
На площади Надежд
На площади Надежд
Гуляет ветер стылый,
Потухшие зрачки
Слепого фонаря.
Ночь, окунув луну
В небесные чернила,
Украсила наряд
Кусочком янтаря.
Нет горше тихих слёз —
Серебряной капели,
Струящейся в ночи
Молчанья и утрат,
И звёзды до утра
Качают в колыбели
Невольную вину,
Прощённую стократ.
На площади Надежд
Не сыщется надежды,
Ей не к лицу грустить
До горькой тишины,
Но вечный трубадур,
В простой своей одежде,
Она споёт вам гимн
На площади Весны.
Ноябрь 2022 г.
Весна
Я вас поздравляю с весной,
Ей время пришло проявиться
И вальсом легко покружиться
В обновке зелёно-цветной.
Вы вдруг, среди всей суеты,
Заметите первые листья,
Отмочите старые кисти,
Достанете с полки холсты.
Вам краски одолжит весна,
И все ароматы цветенья,
И тёплых ветров дуновенья,
И сказки из детского сна.
И ляжет мазками рассвет,
И ясного утра прохлада,
И радуга над водопадом,
Которой прекраснее нет.
Весна, вот и снова весна!
Мы зиму закончили эту,
Живём, несмотря на приметы,
Сажаем судьбы семена.
Март 2023 г.
«О чём ты?..»
О чём ты?
О шелесте листьев.
О лунной дорожке в пруду.
О прикосновении кисти
С надеждой и страстью к холсту,
О поисках и отреченьях,
Молитвах, стихах, ворожбе,
О тлеющих рдяно поленьях…
О чём это ты?
– О тебе.
Октябрь 2014 г.
В заповеднике
Облетают одуванчики
В этой сказке наяву,
Тонут солнечные зайчики
В заколдованном пруду,
И преданья тихо прячутся
Между сумрачных корней,
У весны в заплатках платьице
Первых листьев зеленей.
Эвкалипты поседевшие
Тайны прошлого хранят
И нашептывают вешние
Думы в пламенный закат.
Тёмным умыслом желания,
Жгучим вкусом струнам петь,
Вновь – цветенье, увядание,
Неразрывно – Жизнь и Смерть.
Так минуты неторопкие
Пробираются в тиши
Неизведанными тропками
В Заповеднике души.
Май 2024 г.
Антон Семёнов
Родился 4 ноября 1983 года на Чукотке в п. Угольные Копи близ Анадыря в семье военнослужащего. С 1994-го живёт в г. Ульяновске, где окончил школу и получил высшее юридическое образование. Аспирант Ульяновского государственного педагогического университета по научной специальности «история Отечества». Имеет сына и дочь.
Антон Юрьевич смолоду избрал для себя путь служения Отечеству. В какой бы сфере он ни трудился (соцзащита населения, сельское хозяйство, правоохранительная деятельность), всюду заслуживал поощрение со стороны руководства и уважение в коллективе. Кроме сочинения стихотворных произведений уделяет много времени чтению и самообразованию.
Сегодня поэт исполняет свой долг перед Родиной в составе воинского контингента, находящегося в зоне СВО, куда отправился добровольцем.
«Вдохновенье находим мы в боли, и строки…»
Вдохновенье находим мы в боли, и строки
Льются-вертятся смесью кровавых чернил…
И летят в небеса – словно наши упрёки:
«Ну за что ты сей жребий на меня уронил?!»
Словно швы, что затянут рубцы наших шрамов,
Строки лягут на белых полях – стихнут боли,
Будто ампула в мышцу мою с нефопамом, —
Вот цена вдохновенья: автор сам в главной роли.
И чем больше стежков – поэтических строф, —
Тем надёжнее шов скроет боль и усталость,
В крахе диких страстей, в вихре злых катастроф
Мне стихи сочинять – это всё, что осталось.
«Гибкая стать словно скрипки струна…»
Гибкая стать словно скрипки струна:
Сладкая, страстная, с нотками боли,
Плавный изгиб – мне теперь не до сна,
Сдался я в плен, я теперь в твоей воле.
Юбкой по бёдрам своим шелестя,
Ты – моих глаз притяженье,
Вдребезги всё, что копил я в горстях,
Нет мне отныне прощенья.
Ссохлось во рту, и колени дрожат,
Выдал себя и сержусь на луну я,
А предо мной в лёгком вальсе кружат
Образы жгучие, сердце волнуя.
Нет, не уснуть мне, старушка луна,
Глянь, я опять растревожен,
Да и кому с ней, скажи мне, до сна?
Сердце пылает, а мозг заморожен.
Тянет меня снова выйти на улицу,
Хапнуть всей грудью осеннюю сырость,
Вновь покурить – хоть уже и не курится,
И ущипнуть себя: вдруг всё приснилось?
«Ты встретилась мне так негаданно…»
Ты встретилась мне так негаданно…
Как студёный родник средь жары,
Как растущая в пролеске яблоня,
Чьи плоды – словно рая дары.
Одаряла ты лаской, вниманием,
Чашей полной до самых краёв,
Невдомёк было мне, что сияние
Твоих глаз, как и песнь соловьёв,
Так возьмут меня накрепко за душу,
Так возьмут, что вздохнуть не смогу,
Словно ты нажимала на клавишу,
Что в душе я своей берегу.
Но потом пересох вдруг источник
И не стало того соловья,
Я с тех пор как хмельной полуночник —
Потерялся весь смысл бытия.
Только клавиша намертво за́жата,
Та, что тронула ты своей лаской,
Жаль, любви толком не было нажито,
Жизнь моя перестала быть сказкой.
И бродя в полутёмном лесу,
Изнемог я от боли и жажды;
Я в беспамятстве ясень трясу,
Словно яблоню ту, что однажды
Подарила мне сладость плодов,
Слаще их я доселе не знал,
Сколько впредь обошёл я садов,
Но твой образ из глаз не изгнал.
«Сидишь ты на стуле белом, лукаво обняв колени…»
Сидишь ты на стуле белом, лукаво обняв колени,
И жаль, что хоть и поэт я, но всё ж не Сергей Есенин,
И с ушками ободок обвил смоляные пряди.
А мне так хотелось любовь сегодня прочесть во взгляде…
Иссиня-белёсый лед сердито сверлит в экране,
Размеренный капель звук стучит в неисправном кране,
Молчанье пронзает слух – затишие перед бурей,
Кто в гневе тебя не знал, не видел тот в жизни фурий.
И лучше уж ОЗМ, две тыщи четыреста порций
Металла – он шансов оставит намного поболе мне,
Чем взгляд этот, смерти подобный, под коим мне,
стихотворцу,
Увы, не спастись и не выжить в подобной неравной войне.
«Погода нашей любви – это дождь…»
Погода нашей любви – это дождь,
Промозглый и серый, круги на лужах.
Он льёт, а ты всё чего-то ждёшь,
Пальто всё насквозь, и ты простужен.
И если музыка – то только танго смерти,
Осенний лист срывает снежной вьюгой,
А душу рвут, кривляясь дико, черти,
Тетрадка в клетку стала мне подругой.
Ей душу выложу свою, как белый лист,
И испещрю словами боли, страха,
Ах, если б их увидел сценарист…
Но не увидит, всё исчезнет прахом.
И даже всем, что мог ночами написать
Я, наизнанку вывернув всю душу,
Словами, чувствами всё сердце искромсать,
Я твой покой, родная, не нарушу.
«Яркой вспышкой в сознании мутном…»
Яркой вспышкой в сознании мутном,
Обгоняя по скорости взрыв,
Словно молот… по нервам… ежеминутно…
Образ твой возникает, столь опасно красив!
Клетки мозга – кило серой массы —
Умирают, помыслив лишь раз о тебе,
Как убийственны глаз твоих боеприпасы
При прицельно разящей стрельбе.
Ни один класс брони не укроет
От смертельных ударов зрачков,
Литры алой потерянной крови, —
Не сорваться с любовных крючков.
«Сентябрьский вечер пахнул холодком…»
Сентябрьский вечер пахнул холодком,
Табак я вдыхаю всё чаще,
И фото твоё доставая тайком,
Любуюсь я взглядом палящим.
Бликует на фото родной силуэт,
Манит, но навстречу ни шагу,
И я улыбнусь ему снова в ответ,
Но руки сжимают бумагу.
А мне так хотелось обнять всю тебя,
За шею, за талию, вниз по изгибам,
Прощая за всё и безумно любя…
Я без тебя просто погибну.
И фото латает и лечит мне сердце,
Хоть взял я его и без спросу,
И пусть утопают в грязи мои берцы,
Промокли насквозь мои кроссы —
Согреет в любую беду и невзгоду
То фото брюнетки в кармане,
Оно живёт в сердце моём год за годом,
Спасает, когда я на грани.
«Холодный ноябрь, вот и дни всё короче…»
Холодный ноябрь, вот и дни всё короче,
Сквозь тысячи вёрст и безлунные ночи
Вновь память поманит в свои закутки,
Закрутятся мыслей моих завитки.
Ульяновск, зима, тёплый плед, вкусный ужин,
Тобою любим я и, чувствую, – нужен,
А мысли сквозь сон в темноте утопают,
И скоро пора холодов наступает.
Задуют ветра и ударят морозы,
Покроются снегом дубы и берёзы,
Но наши сердца перестуком влюблённым
Оттают, порхая орлом окрылённым.
Июль разделил нас, но в месяц февраль
Забудутся, сгинут тоска и печаль,
Страданья и горечь от долгой разлуки.
К груди я прижму твои тёплые руки.
Как сладостно кофе потягивать вместе,
Тебя я не видел как будто лет двести!
И блеск алых губ отразится в фаянсе,
Вот Кити и Левин вращаются в вальсе.
Кружатся в такт ровно – красивая сцена,
И надо хранить то, что в жизни столь ценно, —
Как прав был, однако, великий Толстой:
Семейного счастья рецепт ведь простой.
Здесь может у каждого быть своё мненье,
Но всё же, уверен, не врёт отраженье.
Мне счастие грезится в чашке кофейной,
Усну с этой мыслью, мечтою навеянной.
«Зима календарная, пусть и без снега…»
Зима календарная, пусть и без снега,
Херсонская сырость, что с моря навеяна,
Но в мыслях я снова врываюсь с разбега
В ту пору, что сердцем моим так лелеяна.
Морозная, снегом густым запорошена,
Симбирская гавань и берег высокий,
Любовь, что вошла в мою жизнь так непрошено,
Судьба, что со мною бывала жестокой.
Вот дом, что стихами покрыт снизу доверху,
Вот милая дверца и лай нестерпимый,
Кручу головой я подобно подсолнуху —
Манит меня свет твой незримый.
Как кофе мы пили бодрящий с утра,
А в вечер Bergauer тёмный…
Ну всё, мне в реальность вернуться пора,
Прощай, уголок мой укромный!
Солдатские письма
Солдатские письма, сквозь годы хранимые,
В них мысли сквозь слёзы и чувства ранимые,
В них память ребят о руках матерей,
Надежда коснуться знакомых дверей,
Услышать до боли привычные фразы,
К щекам прильнуть милым, проникнуться сразу
Теплом и любовью, домашним уютом,
И мысли по строчкам незримо снуют там.
Бессмертные письма, бессмертные мысли…
Они словно в космосе вечном зависли,
В биении сердца звучат на повторе,
В них вера и мудрость, в них счастье и горе.
Отчаянный зов и кипучая радость,
Прощальный порыв и любовная сладость,
Тоска по детишкам, любимой сестре,
Надежда вернуться домой в сентябре.
Слезами умытые, в бурых ли пятнах,
В них то, что всем нам столь близко и понятно,
Цените, пожалуйста, весточки с фронта,
В них жизнь и надежда, в них много экспромта,
В них скажут вам то, что обычно таят,
Ведь завтра, возможно, уже предстоят
Им адовы муки, со смертью свиданья,
Кто знает, какие их ждут испытанья…
В бумажном ли виде иль в ярком экране,
О сильной любви иль гноящейся ране,
О смерти друзей, о чудесном спасенье,
С руки предложеньем, мольбой о прощенье…
Солдатские письма, сквозь годы хранимые,
В них мысли сквозь слёзы и чувства ранимые,
Прочтите, поймите, прочувствуйте душу,
Всё то, что так рвётся из сердца наружу.
«Расплылись по телу зелёные пятна…»
Расплылись по телу зелёные пятна,
Играют на складках косые лучи,
Парнишка сопит и бормочет невнятно,
И веет арбузом с соседней бахчи.
Он с ночи не спавши – в наряде на страже,
Он глаз не сомкнул аж до самой зари,
Мечтая о том – ну когда же, когда же
Придёт ему весточка, чёрт побери?!
Он весточку ждёт от любимой невесты
И счёт ведёт дням до заветной поры,
Когда он в ответ на любые протесты
Ей руку и сердце предложит в дары.
Он спит и бормочет, но вслушаться если,
Поймёте, чьё имя срывается с губ,
А кто-то сейчас восседает на кресле
И, взяв пачку денег, направится в клуб.
Герой наш романтик, ему не до клубов,
Он сердцем с любимой, а сам на войне,
За Родину, всё, что ему в жизни любо,
Он жертвует разом – и счастлив вполне.
«Канал, акаций заросли и ветряки…»
Канал, акаций заросли и ветряки
И этот вездесущий вкус тушёнки,
А сердце по любимой рвётся от тоски,
Мотая в памяти сюжеты старой плёнки.
И каждый вспоминает жизнь былую,
Как до войны пел песни, пил вино,
Дарил цветы, взахлёб жену целуя,
Недавно было, а уж кажется давно.
И как-то безо всякого приказа
Бушует ливень над позицией всю ночь,
А где-то вдалеке разрывов звук – два раза!
А может, гром? Плохие мысли прочь!
Сырые ноги, запах сигарет,
Ненастье, комья глины на ботинках,
О доме мыслями любой из нас согрет,
Война – не то, что видят на картинках.
«Под грохот разрывов трясётся земля…»
Под грохот разрывов трясётся земля,
И в роще акаций крик птиц прекратился,
На службе Отчизны солдаты Кремля,
И в каждом герой поместился.
А там, за Днепром, чужие полки,
То братья же наши, но распри не внове,
Наступит и время пожатий руки,
Ведь братские наши народы по крови.
Ну а пока проливаем мы кровь,
Здесь жертву свою бог войны пожинает,
Сегодня на ужин с тушёнкой был плов,
Но будем ли завтра живыми, кто знает?
Под звуки разрывов, жужжание «птичек»
Мы жить научились, и пусть где-то там
Морщинки не станут трепать милых личиков,
И враг не прорвётся к родным городам.
«Друзья, вы знаете, о ком сложил я этот стих?..»
Друзья, вы знаете, о ком сложил я этот стих?..
Боец отважный есть средь нас, король смешных шутих,
Хоть голову давно уже покрыло серебро,
Но борозды не портит он, скорее бес в ребро!..
Петрович наш большой храбрец, даст фору молодым,
Прищурив глаз, по вечерам, куря, пускает дым.
Хохла потреплет своего, накормит кошек он,
А ночью вновь увидит он прекрасный, дивный сон,
О том, как девушек ласкал, бывало, до войны,
Любил, страдал, дарил, терял, не чуя в том вины.
Ах, сколь сердец разбил в куски поэмы сей герой —
О том страдают дамы те и слёзы льют порой.
А завтра он проснётся в шесть, осмотрит лагерь весь,
Потреплет верного Хохла, откинет занавесь,
Накормит завтраком ребят, расскажет им о том,
Каким он в молодости был и что их ждёт потом,
Он жизнь видал со всех сторон, вертел ей как умел,
Но в шестьдесят своих годков и думать не посмел,
Чтоб бросить роту и уйти, сняв боевой мундир,
Ведь пропадут же без него бойцы и командир!
«Сто тридцать второй инженерно-сапёрный…»
Сто тридцать второй инженерно-сапёрный
Гвардейский десантный лихой батальон,
Кружит белый снег иль парит пепел чёрный —
С задачей поставленной справится он!
Мужчины здесь служат – по нраву медведи,
Не стра́шны им зной, непогода, мороз,
Огонь и вода или трубы из меди —
Для них нет препятствий, преград и угроз.
Научен он биться с врагами отважно,
Рождённый в пожарах Второй мировой,
В составе дивизии будь он – не важно,
Воздушно-десантной ли иль штурмовой.
И помня историю славных традиций,
И чтя наших предков геройский пример,
Сто тридцать второй не оставит позиций,
Каких бы противник ни принял бы мер.
И путь боевой у сто тридцать второго
Содержит немало прославленных дат,
Как только угроза появится снова,
Вновь ринутся в бой офицер и солдат.
Афган, Казахстан, все горячие точки,
Гостомель и Приштина, горный Кавказ,
Мы в славном строю завершим эти строчки
Десантным девизом: «Никто, кроме нас!»
«Туманами стелется прадедов прах…»
Туманами стелется прадедов прах,
Года пролетели, столетья промчались,
То наша земля, и так будет в веках,
Кто грянул с мечом к нам – те здесь и остались.
Костьми прорастали деревья и травы,
И вскормлены кровью леса и поля,
От города пэров до польской Варшавы
Предмет вечной зависти – наша земля.
Усвойте ж вы там, за бугром, наконец, —
С чужого стола нам не нужно объедков,
И порох у нас припасён, и свинец,
Не стоит тревожить покой наших предков.
Ведь наш русский дух, он не ведает страха,
Своих не бросаем, стоим брат за брата,
Милее нам к телу родная рубаха,
Пусть даже местами нашита заплата.
Свой путь у России, пусть вам невдомёк,
Мы шли им и будем им следовать вечно,
Усвойте ж вы этот главнейший урок:
Границы России – они бесконечны.
«От Волги и Дона до Курска и Бреста…»
От Волги и Дона до Курска и Бреста,
От Чёрного моря до Кольского края,
Горела отчизна, и не было места,
Где кровь не впитала землица сырая.
Мужчины и юноши бравые наши
Вставали рядами, сменяя друг друга,
Подростки старались хоть на́ год стать старше,
А жёны молились возврату супруга.
Волною чума по Руси прокатилась —
Вгрызаясь, рвала на куски и душила,
Но Родина, встав, отряхнулась, сплотилась,
Гнала вражью стаю, громила, крушила.
Фашист был сожжён, окружён, обескровлен,
Взята цитадель, бес понёс наказанье,
На башне Рейхстага наш флаг установлен,
Врагам нашей Родины всем в назиданье.
На вечную память, на долгие годы
Пусть будет известно всем в мире жестоком —
Россия живёт, несмотря на невзгоды,
И будет верна своим древним истокам.
«Всех не перечислить, имён не назвать…»
Всех не перечислить, имён не назвать,
Не хватит на это всей жизни,
Их столько – всех тех, кто ушёл воевать
С фашизмом, грозящим Отчизне!
Победу ковали, себя не жалея,
Герои – матросы, солдаты,
В сердцах наших искрами красными тлея,
Мы помнить о них будем свято.
В честь прадедов наших, в ту пору – ребят,
Таких же как мы, друг, с тобою,
Салюты взмывают и гимны трубят
В честь тех, кто не вышел из боя.
Давайте же помнить, давайте же чтить
И знать их – борцов за победу,
Её ценой жизни пришлось получить
В ту самую майскую среду.
«Агрессия, натиск и, крылья расправив…»
Агрессия, натиск и, крылья расправив,
Не танковый корпус, а стая орлов
Летела, клевала, рвала, не оставив
И камня на камне от вражьих тылов.
Тэ-тридцатьчетвёрка, стальной и надёжный,
Не зная преград, сквозь огонь и пургу,
Неслась по степи в путь опасный и сложный,
Фашистов громя на Донском берегу.
Декабрь завершался, до нового года
Осталось немного, год сорок второй
Принёс этот подвиг во благо народа,
Кто был в том сраженье, тот каждый – герой!
Ударил Бодановский танковый корпус,
По взлётке рокочут стальные гиганты,
Внезапной атакой, с наскока – и, сгорбясь,
Спасаются бегством от них оккупанты.
Ломая металл, танки мнут самолёты,
И «юнкерс» пылает с крестами на крыльях,
В сумятице к взлёту готовится кто-то,
И снег покрывается пеплом и пылью.
Василий Боданов рождён под Симбирском,
И подвиг его жить в сердцах будет вечно:
Прорыв совершён у станицы Тацинской —
Сатурна успех этим был обеспечен.
«О древний острог на широкой реке…»
О древний острог на широкой реке,
Богатством историй своих ты мне дорог,
И солнце сверкает на остром клинке,
От вида его пусть трепещет наш ворог.
Носил ты немало столь славных имён,
Что сложно с тобой сопоставить кого-то,
Я с детства твоей красотою пленён,
И в окнах вагона я ждал поворота,
Когда вдруг появится Родина-мать,
Великая женщина, гордость, величие,
О нет, никому их у нас не отнять,
Мы – русские, в этом наше отличие!
И будучи рядом, у ног этой дивы,
Ты чувствуешь, как настигают тебя
И слёзы, и радость, и скорби приливы,
А взор устремлен её, вечность свербя.
И горд я, что корни моей половинки
Отсюда, вот с этой священной земли,
Ведь здесь свято всё, до мельчайшей былинки,
Героем не зря этот град нарекли.
«Грудью полной вдыхаю, тихонько бредя…»
Грудью полной вдыхаю, тихонько бредя,
Я по питерским улицам, воздух балтийский,
Вдоль каналов Невы и на Невский придя,
Восхищает сей город российский.
Не представить в уме: восемьсот семьдесят два —
Столько дней продолжалась блокада!
Пайкой хлеба одною лишь сытый едва,
Жизнь влачил здесь народ Ленинграда.
И пока Мерецков бил врага на Волховском,
Жуков немцев прочь гнал далеко от Москвы,
Голод царственно правил во граде Петровском,
Высью стен отражавшемся в водах Невы.
Город ждал, терпеливо он ждал новостей,
Он предстал пред врагом неприступной стеною,
Так сурово он встретил незваных гостей,
В бой ведомых самим сатаною.
Под бомбёжками вермахта выстояв твёрдо,
Ленинградцы не сдались, не пали пред ним,
Ленинградцы – звучит это истинно гордо!
Ведь не зря же отсюда мы шведу грозим!
Так чему ж верит Москва?
В Москве, меж сталинских высоток —
Свидетелей былых времён,
Мелькают личики красоток,
Никто не вспомнит их имён.
Снуют повсюду деловито.
Нет сердца – да и нет нужды:
Их чувства под замком сокрыты,
Нет дела до чужой беды.
«Вина эпохи», – мне подскажут.
Позвольте, я не соглашусь,
Свиридову Людмилу даже
Я тут припомнить вам решусь.
Меньшов не выдумал сей образ,
Что жил и будет жить в Москве,
«Так проще», – шепчет чей-то голос
В типичной женской голове.
О чём же можно спать с тобою? —
Вопрос, замечу, с бородой;
Ведь спать-то можно и с любою,
А я хочу с одной лишь той.