Аля Кьют
Если бы ты знал
– Терминатор?– переспросил шепотом Илья. – Серьёзно?
Я отмахнулась.
– Не спрашивай. Лучше объясни, что за черт этот гастро…
– Энтерит.
– Ага, точно. И почему у нас именно он, а не сотрясение.
Илья пояснил:
– Парень отлично реагирует на свет, выполняет все тесты, нет расфокусировки, он не теряет сознания и вообще достаточно активен.
– Это же мальчик. Все мальчики активны.
– Удар по голове даже активных успокаивает, поверь.
Сузив глаза, я отчаянно захотела врезать ему по макушке чем-нибудь тяжелым и проверить эту гипотезу.
– При пальпации живота была боль.
– Так его выворачивает наизнанку сутки. Конечно, заболит живот, – я не сдавалась.
– А накануне вы были у дедушки, где парень вряд ли мыл руки, ел клубнику с собакой и смотрел «Терминатора».
– «Терминатор» тут при чем?– окончательно запуталась я.
Илья усмехнулся. Захотелось ему врезать еще сильнее.
– «Терминатор» ни при чем. Просто вы сменили привычное место жительства, где все микробы уже родные. Незнакомый биогенном, скорее всего, стал возбудителем воспаления в желудке. Или кишечнике. Понос был?
– Не было.
– Значит, желудок.
– О боже, – я прижала руку ко рту, чтобы не завыть. Илья разложил все по полкам, и я поверила. – Значит, нет никакого сотрясения?
– Только сплошное потрясение мозга, вызванное тревогой и врачами.
– И бесконечной рвотой, – добавила я.
– И ей, да. Парень и на кровати крутился, потому что живот болел. Так что падение – это следствие, а не причина.
До меня наконец дошло, что нет никакого сотрясения. Сразу улетучились страхи о последствиях травмы, гематоме в мозге, осложнениях в виде отклонения в развитии. Железный прут напряжения, который торчал у меня в спине, рассосался в одночасье.
Я расслабилась, плечи опустились, морщинка между бровями расправилась. Я даже немного сползла в удобном кресле и пробормотала:
– Ничего себе.
Илья тактично дал мне минуту прийти в себя. Он что-то записывал в наш файл на компьютере. Митька остыл к паровозу и горилле, вернулся ко мне.
– Ну чего там? – поинтересовался он. – Жить буду?
Илья снова прыснул. Я давно привыкла к таким выражениям. Что тут поделать? Сама виновата. Парень знает все мои словечки.
– Будешь, – успокоила я сына. – Возможно даже, что долго и счастливо.
– Не исключено, – подтвердил мое предсказание Раевский. – Вам самое главное сейчас, Дмитрий Евгеньевич, много пить.
– Так мама не дает, – нажаловался он на меня моментально. – Дает ложку, как издевается. Это же не суп. А если глотну, то ругается и выдирает чашку.
Я стала оправдываться.
– Его тошнило после каждого глотка. Я боялась обезвоживания.
– Сразу тошнило? – уточнил Илья.
– Нет. Минут через двадцать.
– Тогда не будет обезвоживания. Вода транзитом в желудке. Ей не надо перевариваться.
– Я же говорил! – тоном всезнайки вставил Митя.
Хотя ничего он не говорил. Вчера только ныл и спал.
– Мама правильно все делала, – поддержал и меня Илья. – Дробное питье должно помочь, если рвота сильная.
– А меня и не рвет больше.
Раевский приподнял бровь.
– Кстати, да. Вы тут уже полчаса… И ни разу.
– В машине тоже не тошнило, – добавила я и с надеждой предположила: – Может, ему лучше?
–
Не исключено. Если захочет есть – дела налаживаются. Но питание тоже дробное. Для начала бульон, каши, тушеные овощи.
– Овощи – отстой, – вклинился Митька.
Раздосадованный диетой, он стал изучать палочку, которой Илья прижимал его язык, когда смотрел горло. Я хотела отобрать, но Раевский сделал знак, что все нормально.
– Несладкие сухари из белого хлеба можно.
– Сухарики люблю.
Я закатила глаза и сказала:
– Мы не в ресторане. Будешь есть, как положено.
– Скучно. – Митька отбросил палочку и потянулся к фонендоскопу, который висел у
Ильи на шее.
Раевский снова не стал отказывать ребенку. Он снял с себя фонендоскоп и отдал Мите.
– Сломает, – предсказала я.
– Вряд ли. Зато развлечется. Я записал все рекомендации по еде.
Я вздохнула, и тут меня вовремя озарило.
– Стой, – выпалила я, обращаясь к Илье.
– Обязательно? – засмеялся он. – Можно я посижу, пока дописываю хотя бы?
Я не обратила внимания на его хохму. Мне не до шуток сейчас.
– Если нет сотрясения, значит… ему можно мультики, игрушки, книжки.
– И телефон поиграть, – закончил за меня сын. – И ютуб!
– Можно, конечно, – разрешил нам все Илья и очень педагогично добавил: – Но в пределах разумного. Ютуб вообще много смотреть нельзя. Мозги гниют.
Митя, который был расположен к доктору, моментально уволил его из приличных людей.
– Вы тоже скучный, – приговорил он Раевского. – Как все взрослые. Только деда прикольный. Он водит медицинскую тачку, как Доминик Торетто.
Просить сына помолчать я не стала. От этого будет только хуже. Нам лучше скорее уйти.
– Это все рекомендации? – спросила я у Ильи.
– Пробиотики не назначаю. Если рвота не прекратится, а боли усилятся, то позвони мне. Я запишу на срочный прием. Или зайду…
– Уверена, все будет хорошо. Спасибо.
Не хватало мне еще визитов этого… В общем, нам пора уходить.
Я протянула руку за назначением. Илья отправил его в печать и выдал мне.
– А бланк на оплату? – вспомнила я.
Илья покачал головой, но я не собиралась принимать его милостыню.
– Выпишите квитанцию, Илья Викторович, – проговорила я с нажимом. – Вы нам помогли. Работа должна быть оплачена.
Он не стал спорить и быстро оформил бумагу.
– Могу я спросить, Ева, – начал Илья, едва я поднялась и протянула сыну руку.
– Нет! – оборвала я его. – Спасибо за прием. Нам пора.
– Пока, – успел крикнуть Митька, которого я скорее вытолкала за дверь.
Мы чуть не сбили девушку с дочкой, которая стояла у двери. Видимо, следующие пациенты. Я извинилась и скорее помчалась с сыном по коридору к кассе.
Глава 3. Страх и надежда
Я тряслась, пока оплачивала прием. Все время оглядывалась, как уголовница. Боялась, что Илья последует за нами, украдет Митьку, и я их больше никогда не увижу.
Раевский заговорил мне зубы в кабинете. Я совсем забыла, что он обладает обаянием на грани с гипнозом. Я снова поплыла, как пять лет назад, и забыла, что должна ненавидеть его и опасаться.
Стоит признать, подонок выглядел еще лучше, чем вещал. Илья возмужал, плечи как будто стали шире, волосы гуще, а глаза ярче. Это я развалилась на части после родов и кормления. Декрет, совмещенный с учебой и работой, сделал из меня чучело панды. Вечно лохматая, помятая с кругами под глазами от хронического недосыпа.
Еще и голову не помыла после бессонной ночи. В вытянутой майке и художественно драных джинсах я точно выгляжу чучелом.
Я выругалась под нос, злясь на свои глупые мысли. Какая разница, как я выгляжу? Соблазнять этого козла мне точно не надо.
Митя почти бежал по парковке, с трудом поспевая за мной.
– Мам, притормози, – захныкал он и потянул мою руку, вырываясь.
– Прости, милый. Я что-то разволновалась. Ты как себя чувствуешь?
Я присела на корточки, внимательно рассмотрела лицо сына.
– Ничего, – ответил он.
– Тебя не тошнит?
– Нет, но бежать устал. Немного. Мы разве опаздываем?
Сделав длинный выдох, я заставила свое паникующее сердце биться медленнее. Сын задавал очень мудрые вопросы. У Митьки стоит поучиться расставлять приоритеты.
– Нет, Мить, не опаздываем, – сказала я. – Мы везде успели.
– А в больницу ложиться?
– Откуда ты знаешь, что мы собирались в больницу?
Митя по-взрослому закатил глаза и сообщил:
– Я живу с тобой, мам. Ты говорила вчера дедушке. Сегодня утром – тоже. И сумка в багажнике. Я маленький, но не тупой.
Я рассмеялась, едва сдерживая слезы, и обняла Митю.
– Ты самый умный, самый красивый и чудесный мальчик на свете, – проговорила я растрогавшись.
Митя поморщился, но объятия принял.
– Вспомни об этом, когда будешь отказываться купить мне второе мороженое за день, – пожелал он.
Я сама себе пообещала, что куплю ему два подряд, когда поправится. Главное сейчас не озвучивать, а то замучает.
– Нам сначала нужно выздороветь. Слава богу, дома, а не в больнице. Поехали.
Я щелкнула брелоком, и мой «Ниссан Ноут» дружелюбно чирикнул, мигнув фарами.
Сев за руль, я снова выдохнула, повернула ключ. Машина завелась, окончательно успокаивая меня гудением мотора.
Черт, какое же счастье, что нет сотрясения, что не надо ехать ни в какую больницу. Я заплатила за это пучком нервов из-за встречи с Ильёй, но оно того стоило. Раевский – редкий гад, но врач отличный. Он умный до безобразия и постоянно пополняет багаж знаний, читая медицинские блоги со всего мира. Даже мое предвзятое мнение о личных качествах Ильи не мешало уважать его как специалиста.
– Мама, я хочу посмотреть «Кунг-фу панду», – сообщил мне с заднего сидения Митя. – Доктор сказал, что можно. Мы собирались, пока я не заболел. Можно?
– Да. Думаю, можно.
Мы встали на светофоре, и я увидела, как Митя потянулся к бутылке с водой, сделал два глотка. Его не тошнило с самого утра. Я боялась думать о хорошем, но спокойствие накрывало меня приятной теплой волной.
Всю дорогу я, словно шпион, следила по зеркалам за машинами. Как будто могла разглядеть в них Илью. Митя подпевал радио и выглядел огурцом. Страх вперемешку с надеждой не отпускали меня всю дорогу. Я воровато оглядывалась даже в подъезде.
Только закрыв дверь на все замки, я немного успокоилась.
– Вымыть руки, – скомандовала я, едва мы вошли домой.
Митька почти бегом отправился в ванную. Догнав его, я увидела, как он пенно намылил ладошки и тщательно смыл.
– Илья Викторович сказал, что я заболел из-за грязных рук, – сказал мне сын. – Я теперь всегда буду их мыть.
Я не могла не заметить, что сын запомнил имя и отчество врача. Он такой умненький, но в этом случае лучше б ему забыть доктора Раевского.
– Лучше два раза помой тогда, – посоветовала я.
– Хорошо.
Митя смыл и намылил снова. Я не успела и глазом моргнуть, а он уже переоделся и сидел на диванчике, изображая паиньку. Парень поерзал и напомнил:
– Давай, включай мультик.
Я нашла на телевизоре мультфильм, включила, а сама пошла колдовать с мультиваркой. У меня была индейка для бульона. Как знала, купила в день приезда.
Залив мясо водой, я включила режим супа, разложила диван и прилегла рядом с Митькой.
Усталость моментально догнала меня. Я моргнула два раза, а на третий мои веки склеились крепким сном. Когда я открыла глаза, на экране уже были титры, а в воздухе витал запах супа.
– Мать года, – проворчала я под нос, протирая глаза. – Как мультик?
– Отличный. А можно еще посмотреть?
Я решила не лишать ребенка радости и включила второй мультик подряд.
– Тебя не тошнило, пока я тут дрыхла? – спросила на всякий случай.
– Неа. Я пил водичку и пописал.
Митя указал на пустой стакан и полный горшок. Я хотела поворчать, что надо бы выливать, но не стала. Успею побыть строгой. Пусть парень кайфует. Счастье, что он пьет и писает, а не фонтанирует зеленой жижей. Значит, никакого обезвоживания, и сама болезнь отступает.
Я налила Митьке еще воды и помыла горшок. Пока он смотрел мультики, доварила суп.
Звонок в домофон заставил меня подскочить на месте. Я сразу подумала, что это Илья. Он пришел и будет требовать…
– Мам, звонят, – крикнул мне Митя.
Я подошла к трубке, сняла и повесила ее обратно, чтобы скинуть звонок.
– Телефон, мам, – снова сообщил мне сын. – Он вибрирует.
Митя протянул мне мобильный. Я с облегчением обнаружила, что звонит отец.
– Ева, ты меня в гроб свести хочешь? – заговорил он, не дожидаясь моего ответа. – Вы где?
– Дома, – пискнула я.
– А почему не открываешь?
– О, это ты? Прости пожалуйста. Позвони еще раз, я открою.
Папа поднялся через минуту и продолжил меня отчитывать дома, но уже тише.
– Ребёнок, я просил мне позвонить после врача. Ты трубку не берешь, я все отделения обзвонил. Вас нигде нету. Поехал домой, а ты и тут меня игнорируешь.
– Прости, я заснула, а вызов был на вибрации. Митя смотрел мультики. Мы не слышали.
– Деда! – Митька пролетел через кухню, повис на дедушке. – Я смотрю мультик, а мама спала.
Выдав всю концептуальную информацию, он умчался на диван. Вид почти здорового ребёнка успокоил отца.
Папа покачал головой и передумал ругаться.
– Главное, что все живы. – Он разулся, прошел на кухню. – Ох, как вкусно пахнет супчиком. Как вы сходили? Что Наталья сказала?
Я решила не говорить папе про отсутствие его врача и встречу с Ильёй. Мне самой еще предстоит пережить это. С папой будет сложнее успокоиться.
– Сказали, что у нас нет никакого сотрясения. Гастроэнтерит. Наелся у тебя ягод с куста, не мыл руки, целовался с псом.
– Ой. Ничего себе. – Папа потеребил волосы на затылке и тут же стал выглядеть очень виноватым. – Пожалуй, я пойду помою руки.
Я усмехнулась, наблюдая, как он ретируется в ванную.
– Так… и что будем делать с энтеритом? – спросил отец, вернувшись.
– Есть суп и много пить.
– И сухарики мне можно, – напомнил Митя.
– И сухарики, – согласилась я. – Ты сам поспал?
– Вздремнул пару часиков. Мне нормально.
Папа снова принюхался к супу, и я предложила:
– Налить тебе?
– Не откажусь.
Митя увидел, что достаю тарелку, и сообщил:
– Мама, есть хочу.
– Мыть руки и за стол тогда, – скомандовала я.
Пацан поставил на паузу мультфильм и помчался в ванную. Мы сели пообедать втроем. Я тоже, оказывается, проголодалась. Хорошо, что варила много. Супа хватило, еще осталось.
Пока мы ели, мой телефон снова завибрировал.
– Ох, блин! – выругалась я. – Это Карина. Я совсем забыла. Господи! Она просила подменить бармена на пару часов.
Я схватилась за волосы, не решаясь снять трубку и сказать подруге, что подведу ее.
– Сильно опоздала? – спросил папа.
– Пока не опоздала, но я не смогу. Митька болеет. Как я его оставлю? Совсем забыла ее предупредить.
Папа осмотрел внука и сообщил:
– Митька вроде в порядке. Ты не блевал больше?
– Неа, – гордо сообщил бандит.
– Давай я посижу с ним, а ты поезжай в бар, – предложил отец. – Раз это обычный желудочный грипп, мы справимся.
Карина снова меня набрала. Телефон светил ее вызовом, отчаянно вибрируя.
–
Давай, давай. – Папа подтолкнул мне телефон. – Обещала – иди.
Я сняла трубку.
– Ева, ты не забыла, что бар на тебе сегодня до девяти? – деловым голосом проговорила подруга.
– Забыла, – ответила я честно. – Но папа меня обещал подменить. Я приеду.
– Супер. Тогда увидимся.
Я быстро доела суп, собралась и выдала последние наставления мужчинам.
– Много телек не смотреть. Никаких терминаторов, папа. Ему четыре года.
– А «Правдивую ложь» можно? – поддел меня отец.
Я прищурилась и ничего не ответила на это.
– Если станет плохо, звоните. Есть ему можно суп и сухари. Белый хлеб в шкафу. Ты сможешь подсушить?
– Справлюсь, Евик. Не переживай.
– Не могу не переживать. Я же мать, – сказала я вроде весело, но вполне серьёзно.
Папа провожал меня у двери. Я все держалась за ручку, не в силах выйти из квартиры.
– Игрушки в ящике. Салфетки в спальне. Трусы тоже там, в комоде.
– Зачем трусы? Он ходит на горшок отлично.
– Ну мало ли.
Папа обернулся на Митьку, который был поглощён продолжением мультика. Отец склонился ко мне и тихо проговорил:
– Слушай, ты не спеши домой. Останься с Каринкой в баре. Выпейте, потусуйтесь.
– Зачем? – не поняла я.
– Отдохни, девочка. Ты совсем замоталась. В Москве никто тебя не прикроет. Здесь я могу. Если соблазнишь какого-нибудь смазливого пацана, то смело оставайся на ночь.
– Папа! – возмутилась я.
– Ты живой человек, Ева. А еще красивая, молодая женщина. Я хоть и твой старый батя, но о потребностях помню. Давай, проваливай. Чтоб я тебя не видел хотя бы до полуночи.
– Безобразие какое. Выгоняет меня из дома, – смеялась я, пока папа нежно подталкивал меня в спину за дверь.
– Да. Ужас. Ни в чем себе не отказывай. Пока.
Он выставил меня в коридор и закрыл дверь.
Я посмеивалась всю дорогу до бара. У меня крутой батя. Жаль, что я вынуждена жить так далеко от него.
Папа был абсолютно прав. Я все свое время проводила с ребенком. Митька – любовь всей моей жизни, но с ним невозможно расслабиться. Иногда я сдавала его в садик на пару часов, чтобы в тишине пройтись по магазину или посидеть в парке. На полный день в частном саду я пока не зарабатывала, а без прописки в государственный нас не брали.
Так что моя личная жизнь отсутствовала напрочь. Правда, со мной флиртовал сосед и все время грозил позвать на свидание. Если это можно засчитать?
Эх, все-таки нет.
Я оставила машину у дома и поехала на такси. Карина встретила меня на крыльце, быстро обняла и умчалась куда-то с барменом.
Я встала за стойку, сразу вспомнила молодость. Именно здесь я и познакомилась с Ильей.
Не поступила в универ, мама болела, и я пыталась всеми возможными способами заработать немного денег. Без образования и полезных знакомств меня взяли только официанткой в бар подруги. Заведением владела мама Карины. Народ толпами не ходил, но постоянные клиенты имелись. На пике своей карьеры тут я могла работать и в зале, и за стойкой, и посуду мыть и немного разбиралась в накладных и логистике.
Чтобы смен было больше, я работала почти без выходных, не высыпалась, чувствовала себя ужасно. Еще и за маму переживала. Конечно, в таком разобранном состоянии я не могла не доверится шикарному, взрослому, серьезному Раевскому. Я хотела, чтобы он помог забыть все мои проблемы и тревоги. Илья с этим прекрасно справлялся.
Глава 4. Забавное
Как ни странно, но я скучала по работе в баре и тем временам. Моя молодость пролетела незаметно и осталась здесь. Вернувшись за стойку, я вспомнила все пропорции коктейлей, названия вин и какая водка самая популярная.
В воскресный вечер посетителей было немного. Я скорее бездельничала, чем работала. На мне был расчет и выпивка – легкотня. От нечего делать я натерла до блеска бокалы и отполировала столешницу.
Время пролетело незаметно. Но вместо Карины бармена вернул на смену ее муж Леша.
– Привет, Ева. Как жизнь? – поздоровался он, чмокнул меня в щеку.
– Потихоньку. Мы с Кариной выпить собирались, – напомнила я. – Она подъедет?
– Не, осталась дома с Милой. Температура и кашляет, как шахтер. Похоже, опять бронхит. Откуда только он взялся среди лета.
Я сникла, но разговор поддержала.
– Из сада, наверное.
– Наверняка. Дался Каринке этот сад. Как будто она на заводе работает.
Леша глянул на батарею бутылок за стойкой и печально вздохнул.
– Я бы тебе составил компанию, но лучше к девочкам поеду. Сашка сейчас пиво выгрузит и сменит тебя. Спасибо, что подстраховала, Ев.
– Не за что.
Я улыбнулась ему и подставила другую щеку, прощаясь. Каринка, конечно, коза. Напоминала мне про работу, но ничего не сказала о больном ребенке. Обидно, блин.
Видимо, придется подвести отца, который настойчиво выставил меня из дома до полуночи. Если честно, мне совсем не хотелось уходить из бара. Я знала, что с Митькой все будет хорошо. Папа включит какой-нибудь трешовый боевик и обязательно позвонит, если ребенку станет хуже.
А я точно не смогу никуда выбраться в ближайшие лет пятнадцать.
Ладно. В школе точно будет полегче с личным временем, но до нее надо дожить.
– Чего грустишь, Данилова? – громко проговорил Сашка.
Он напугал меня внезапным появлением. Я подпрыгнула и шлепнула его по плечу.
– Сволочь! Ты откуда взялся?
– Из подсобки, – ответил он невозмутимо с наглой улыбочкой, довольный что застал меня врасплох.
Саша работал у Карины сто лет. Он уже был здесь, когда я пришла официанткой, и оставался бессменным барменом все пять лет. Старше меня на непонятно сколько лет, всегда веселый, всегда с похмелья. Иногда он уходил в запойный штопор, но всегда возвращался. Карина принимала его, потому что особо никто и не рвался работать за стойкой. Саша хотя бы не воровал внаглую и знал барменскую науку как свои родинки.
– Так чего грустишь, женщина? – повторил он вопрос, выгоняя меня на другую сторону стойки.
Я вернула ему фартук и присела на высокий стул.
– Выпить хотела с твоей шефиней, а она болеет с ребенком, – пожаловалась я.
– Тоже мне проблема. Выпей со мной – сразу решил Саня мою дилемму.
Я не могла не поддеть его.
– Ты же на работе.
Он фыркнул.
– И что? Я всегда на работе. Теперь не пить, что ли? Давай побалую тебя, как столичную чиксу.
И он принялся обрамлять краешек рюмки солью, как в лучших домах. Сделав белый кантик, Саша налил текилы и повесил на край дольку лайма. У меня рот наполнился слюной. Не столько мне хотелось напиться, сколько вернуть себе эту эстетику.
– Давай, – подбодрил меня бармен и налил себе тоже.
С соленым краешком он больше не заморачивался, а по-простому макнул палец в солонку. Саша дождался, пока я возьму рюмку, стукнул о нее своей.
– Твое здоровье, Ев, – бросил он и опрокинул шот в рот.
Я облизала рюмку, выпила половинку и втянула в рот сок лайма. Ностальгия по старым недобрым временам окончательно завладела мной.
Мне нравится моя жизнь. Я обожаю Митьку. У меня все хорошо складывается на работе. Я не покорила пока Москву, но точно прижилась там. Однако мое сердце осталось здесь. Я точно не стану напиваться, как в восемнадцать, и вряд ли подцеплю смазливого парня, но выпить с Сашкой – это особенный кайф из той свободной бесшабашной жизни.
Саша заметил, что я не допила свой шот, и поддразнил:
– Ты все еще пьешь, как девчонка, Данилова.
– Я и есть девчонка, придурок, – не осталась я в долгу.
– А еще ты стерва.
– А ты алкаш.
– Так выпьем за это.
Я захохотала, а Саша налил себе вторую. Мы чокнулись и выпили. Бармен мельком сгонял на кухню и притащил оттуда вазочку с гуакамоле и хлебные палочки.
– Это идеальная закусь к текилосу, – сказал он. – Поешь, а то окосеешь. За счет заведения.
– Спасибо.
Я оценила его заботу. Сашка – бестолочь, но человек хороший.
Я макнула хлеб в гуакамоле, откусила и одобрительно покивала.
– Народу сегодня почти нет, – то ли пожаловался, то ли порадовался Саша, наливая себе третью, а мне вторую.
Он больше не баловал красивой подачей, но я и не капризничала. Макнуть палец в соль я не брезговала.
Мы выпили еще раз. Я щедро выпачкала палочку в гуакамоле и откусила.
– О, знакомые лица, – радостно воскликнул Саша, глядя мне за плечо.
Я обернулась и увидела… Илью.
Он стоял в дверях как призрак из прошлого. Высокий, красивый, немного потерянный. Илья оглядывался по сторонам. Похоже, искал знакомых.
Я замерла, окаменела и изо всех сил пыталась открыть портал домой или в ад. Хоть куда-нибудь. Главное, подальше от него. Нужно незаметно ускользнуть, пока он меня не увидел. Но бармен порушил мои планы.
– Эй, Раевский, – крикнул Саша и замахал руками. – Илья Раевский! Иди к нам.
Я отвернулась, собираясь избить бармена, или заклеить ему рот, или избить с заклеенным ртом. Но мои реакции безбожно тормозили. Я никогда не отличалась мгновенной сообразительностью. В стрессовой ситуации я замираю, думаю, а потом только делаю. Это помогает, когда ребенок болеет, например. Но совершенно неуместно, когда отец этого самого ребенка идет к тебе и садится рядом за стойку.
Илья ворвался в мое личное пространство своим запахом, и я окончательно обомлела.
– Саша, – весело выпалил Раевский, протягивая руку бармену. – Рад видеть.
– Взаимно, бро. Какими судьбами?
Илья покачал головой и нейтрально ответил:
– По работе. – Он повернулся ко мне и склонил голову, приветствуя. – Ева…
– О, а вы знакомы, да? – припомнил Саша. – Ты чего не здороваешься, Данилова?
– Мы сегодня виделись, – выдавила я, едва шевеля непослушными губами.
Илья улыбался широко и радостного. Мне захотелось выбить его идеальные зубы.
– И снова встретились. Как раньше. Забавно, да? – проговорил Раевский.
Сжав кулаки, я пыталась понять, чего хочу сильнее: ударить Илью или убежать прочь. Кажется, оба варианта неприемлемы. Поэтому я допила свою текилу и проскрипела:
– Ничего забавного я не вижу.
– Ты офигела одна пить? – возмутился Саша. – Илюха! Ты будешь?
Он показал ему бутылку.
– Зачем я тогда сюда пришёл, – рассмеялся Раевский.
Саша достал еще одну рюмку и разлил. Я злорадно отметила про себя, что выпендрежного соленого бортика Илье бармен делать не стал. Скорее всего, потому что спешил выпить.
Раевский по-свойски залез пальцем в общую солонку, чокнулся с Сашей и опрокинул шот.
– Саша, блин. Ты опять бухаешь? – заныла официантка Лена, которая подошла к стойке с заказом. – Мне нужны прямо сейчас три Маргариты и Лонг-Айленд.
– Сделаем, кисуль. Хотя бухать мне нравится больше.
– Не смешно, – огрызнулась Лена.
Она взглянула на Илью и мгновенно изменилась в лице.
– Могу я что-то сделать для вас?
Ладно, теперь захотелось избить Елену. Это текила или со мной что-то не так? Я в жизни никого пальцем не трогала.
– Нет, спасибо, – отказался Илья. – Саша с Евой уже все делают для меня.
Не знаю, зачем он приплел меня, но Лене это не очень понравилось. Она сморщила нос и ушла на кухню.
Сашка временно нас покинул, чтобы смешать коктейли.
– Как дела у Мити? – спросил Илья, воспользовавшись нашим своеобразным уединением.
– Все хорошо. Он с папой, – зачем-то сообщила я, как бы оправдывая свое пребывание в баре, пока больной ребенок дома.
Но Илья понял мои слова иначе.
– С папой? – переспросил он. – Ты замужем?
– Да, – соврала я, не моргнув глазом.
– Странно.
Я возмутилась.
– Что странного? Я не могу быть замужем?
Раевский указал на мои пальцы, заметил:
– Кольцо не носишь.
Я не сдержала издевательского смеха, сказала:
– Поверь моему паршивому опыту, Илья. Отсутствие кольца не гарантирует отсутствие брака.
Раевский дернул уголком губ, изображая усмешку.
– Не поспоришь, – буркнул он и сам плеснул нам в рюмки текилы.
Я выпила, снова не дожидаясь ни тоста, ни товарищей по бутылке. Илья тоже не стал дожидаться Сашу и выпил со мной.
Он поставил рюмку и посмотрел на меня внимательно, протянул руку. Прежде чем я поняла, что он собирается меня коснуться, Раевский провел пальцем по моей верхней губе.
– Гуакамоле, – сказал он и облизал палец.
Меня как кипятком окатило. Я вспыхнула, моментально покраснела.
«Текила. Это все текила», – трусливо объяснила я сама себе колкое возбуждение.
И все же это Илья снова действовал на меня всеми своими афродизиаками. Его взгляд, его голос, его запах, небрежные прикосновения. Даже просто сидеть с ним рядом было запретно, остро, сладко и горячо.
Голова кружилась.
Это текила. Все текила.
– Значит, ты замужем. У тебя сын, – проговорил Илья голосом диктора из новостей. – Ты счастлива?
– Вполне, – не соврала я, отвечая лишь на последний вопрос.
Я взяла еще одну палочку, пытаясь успокоиться и не вызвать у Ильи никаких подозрений. Кажется, он настроен мирно и ничего не подозревает.
Илья поймал мою палочку и надломил, забирая себе половину. Он зачерпнул гуакамоле.
– Кажется, у тебя тоже жена и ребенок, – напомнила я.
Илья поморщился и ничего не ответил, а бесконечно долго жевал.
– Ты счастлив? – вернула я ему вопрос.
– Не уверен.
Он налил себе и выпил один, оттолкнул пустую рюмку.
– Кажется, я был счастлив здесь пять лет назад. Все, что случилось со мной после, не очень похоже на счастье.
Он накрыл мою руку своей, и я выдрала ее яростно, чуть не упав со стула. Илье пришлось поймать меня.
Я забилась в его объятиях, вырываясь.
– Не смей меня трогать, Раевский, – зашипела я на него. – Никогда. Понял?
Он убрал руки, но не отстал.
– Я надеялся встретить тебя здесь, Ева, – сказал он.
Я слишком громко засмеялась.
– Забавно. А я вот надеялась с тобой никогда больше не встречаться. Ни здесь, ни где-нибудь еще.
– Значит, теперь ты видишь забавное в этой встрече, да? – Илья приподнял бровь.
Он ослеплял меня своими наглыми глазами и усмешкой, от которой мои трусики буквально сгорели под джинсами.
Разве можно одновременно ненавидеть и желать человека? Оказывается, да.
За стойку вернулся Саша. Я собралась попрощаться и уйти, слезла со стула. Илья закрыл мне дорогу.
– Ева, нам надо поговорить. Давай пересядем за столик или пройдёмся? – настойчиво предложил он.
Если я сейчас уйду, он точно последует за мной. Я начала выдумывать на ходу.
– Нет, у меня дела. Я должна пиво проверить… И вообще.
– Какое еще пиво? – крикнул мне вслед Илья.
Обернувшись, я увидела, как Саша пожимает плечами.
Надеясь укрыться от всех своих тревог, я промчалась через кухню в подсобку. Прижавшись к стене, я пыталась заново научиться дышать. Сейчас переведу дух и ускользну через служебный выход.
Я не успела сделать ни того, ни другого. Дверь открылась, и в полоске света я увидела Илью. Он вошел и заполнил собой почти все пространство. Я оказалась прижата к нему.
– Ты зря прячешься от меня там, где мы столько раз занимались сексом, Ева, – заметил Илья. – Я знаю этот бар лучше собственного дома. Думала, я не пойду за тобой? Зря.
Я сама себя привела в ловушку, оказалась заперта с Раевским в темной тесной подсобке без свидетелей. Боже, какая дура. Это не кабинет в клинике и даже не полупустой бар. Здесь нет Мити или Сашки, перед которыми Илья должен вести себя прилично. Тут только мы.
Мое сердце билось одновременно во рту, в горле, колотилось пульсом в висках, в животе, в пятках. Я была на грани панической атаки. Илья припер меня к стенке во всех смыслах, но при этом зачем-то продолжал вести со мной светские беседы.
– Я слышал, твоя тетя умерла. Соболезную, – проговорил он, почти касаясь моих губ.
Я опустила голову, чтобы он никаким образом не смог меня поцеловать.
У меня не было никакого желания любезничать.
– Поздновато соболезнуешь, Илья. Ее полгода как нет.
Я попыталась оттолкнуть его, но он продолжал стоять каменной глыбой, нависать надо мной скалой. От собственной беспомощности впору было разрыдаться. Я сдерживала слезы, но голос дрожал, когда я потребовала:
– Уйди. Не хочу тебя видеть.
Он снова никуда не собирался, продолжал болтать.
– Ева, я знаю, что обидел тебя. Прости. Мне жаль.
Я рассмеялась.
– Жаль? Тебе жаль, Раевский? Твои сраные извинения опоздали на пять гребаных лет. Отстань, Илья!
– Нет! – Илья положил руки мне на талию. Они сдавили меня, заключая в кольцо его власти. Я до сих пор вся дрожу от его прикосновений.
Ладони Ильи заскользили по моим бокам, по спине. Он погладил мою шею, запустил пальцы в волосы, заставляя запрокинуть голову и смотреть на него. Второй рукой он сжал мою попку.
Предательский стон вырвался из моего рта. Колени подогнулись. Я была на грани, но все еще могла сопротивляться. Оттолкнуть его опять не вышло, и я просто била его кулаками по груди.
– Хватит. Прекрати! – скулила я, стараясь не стонать. – Убери от меня свои мерзкие женатые лапы.
– Не могу, – выдохнул Илья мне в шею. Его губы заскользили по чувствительной коже к ушку. Он куснул меня за мочку.
Я всхлипывала, продолжая бить его.
– Не смей, нет. Уходи к жене. Иди Таню свою целуй.
Илья неожиданно послушался и прекратил целовать меня. Я теперь была готова завыть от потери и разочарования.
– Я не могу пойти к жене, потому что ее нет, – сказала Илья.
