Алёна Моденская
Перетворцы
Глава 3. Кошмар
За стеной Доминика с друзьями шумно праздновала Хэллоуин.
«Вот уж действительно, нечисть буянит», – подумала Кира, глядя в потолок, где плавно колыхались матовые тени от деревьев.
К первому часу ночи членораздельная речь «милой соседушки» канула в поток грохочущей музыки и в хорошо знакомые вопли и ржание. Время от времени грохотало что-то тяжёлое, так что даже пол вибрировал. Вот не повезло Никушиным соседям снизу, а там ведь семья с маленькими детьми.
Однако сочувствия на всех не хватало, куда острее ощущалась несправедливость по отношению к себе самой. Кира ни разу не нахамила соседке и не сделала никакой пакости. Хотя хорошо бы, скажем, постучать лопатой по лобовому стеклу Никушиной иномарки. Или по головке владелицы. Может, корона бы и слетела.
За стеной взорвался дикий хохот. Спать решительно не получалось, никакие беруши не помогали. Только в ушах стучал собственный пульс. Кира встала с кровати и прошлась по комнате, стараясь не топать, хотя соседям снизу наверняка тоже не спалось. А ведь завтра работать, рисовать очередной логотип для магазина одежды. Хотя директор ещё за прошлый заказ не заплатил. Допустим, гибкий график позволяет спать хоть до обеда, но это не даёт Никуше права лишать соседей сна по ночам.
Летом Киру пригласили в Петербург. Отец Жанны, школьной подруги, оплатил им поездку с проживанием в приличной гостинице. Спали днём, потому что Жанна устроила тур по ночным клубам, а Кира стремилась запечатлеть белые ночи и рисовала с вечера и до утра. Теперь эти скетчи, развешанные по стенам комнаты, служили своего рода ориентиром, напоминающим, ради чего приходилось за гроши клепать вывески, рекламные буклеты и визитки.
В Петербурге Кире случилось побывать на литературном вечере одной известной писательницы, жившей в шикарном дореволюционном доме с витой лестницей, лепниной и огромными витражными окнами. Мастерица пера рассказала, что «дышала свободой», то есть существовала по собственному графику, и это никого не касалось.
Хорошо, когда есть всё, что нужно, и не надо ни перед кем отчитываться. Когда не надо откладывать копейки, чтобы потом, когда-нибудь, может быть, попытаться воплотить мечту. Если к тому времени ещё останутся силы. И желание.
А ещё хорошо, когда соседи вменяемые.
Доминика что-то прокричала, вся компания дружно завизжала. К визгу примешался тихий монотонный стук. Тиканье. То самое, что слышалось прошлой ночью. Теперь появилось снова, но найти источник звука опять не удалось.
Во время очередного приступа продолжительного хохота за стеной Кира в раздражении ударила руками по столу. Тут же спохватилась и прислушалась. Тётя Маша вроде бы не проснулась. Под ладонью холодел гладкий камешек.
Накануне днём тётка отправилась за продуктами, а Кира в поиске идеи для логотипа слонялась по квартире и случайно увидела одну из шкатулок, на которую почему-то раньше не обращала внимания. Тётя Маша не возражала, когда внучатая племянница лазила по шкафам и ящикам. Надо только честно в этом признаваться. О чём Кира к своему стыду в этот раз забыла. То есть, сознательно забыла. И по-честному, никакого стыда не испытывала.
В шкатулке с Городецкой росписью хранились украшения. На дне, под бусами и брошками, обнаружились сцепленные застёжками серьги. Без всяких вычурностей, серебряные с чёрными жемчужинами, они перекатывались на ладони, тускло посвёркивая. Блики, бегущие по жемчугу, казались живыми. Сами серьги как будто пульсировали. Кира подошла к зеркалу и продела в уши серебряные дужки. Серьги ей совсем не шли – чёрный жемчуг не сочетался ни с огненно-рыжими непослушными волосами, ни с веснушчатым лицом, ни с глазами цвета «болота с кочками».
Тем не менее, серьги оказались на своём месте. Кира не смогла бы этого объяснить, но ей как будто не хватало именно этих серёжек.
Вернувшись, тётя Маша почему-то не заметила (или только сделала вид), что внучатая племянница надела её серёжки. Снимать их не хотелось, но Кира взяла себе за правило не спать в серьгах. Когда-то, в глубоком детстве, мама напугала её страшилкой о том, что, если на ночь оставить серёжки, то уши оттянутся до колен. Став взрослой, Кира поняла, что пугалка ничего общего с реальностью не имела, но серьги перед сном по привычке всё же снимала. Так она растеряла несколько пар украшений.
Теперь Кира стояла посреди тёмной комнаты, сжимая в кулаке тёткины серьги. За стеной орали. Внутри клокотало. Дыхание прерывалось. Перед глазами плыл туман. Угловатые тени ветвей на потолке побледнели и расплылись, пространство дрогнуло, как струна, и исчезло.
Стук в ушах постепенно стих, пульс успокоился. Приятная тишина окружала мягким коконом, в ладони перекатывались чёрные жемчужинки, будто согревающие живым теплом.
Подняв голову, Кира увидела за стеной хохочущую Доминику, развалившуюся на огромной двуспальной кровати. Её бойфренд Аскольд сидел в кресле с бутылкой пива. Трюкачество – он всю вечеринку держал в руках бутылку, но ни разу из неё не отпил. Фокус для непьющих людей, вынужденных посещать вечеринки, фуршеты и банкеты. Сознание Аскольда светилось прозрачностью. Единственное во всей компании. Его грандиозные планы на Никушу слегка пошатнулись с уходом её дедули в мир иной. Аскольд теперь не мог определиться, стоит жениться, или нет. Он склонялся к женитьбе, но только до того момента, пока Доминика, а вернее, её родственники будут обеспечивать их обоих всем необходимым, а необходимого предполагалось всё больше и больше.
В тишине зародилось злорадство. Никушины друзья на самом деле оказались просто халявщиками, ни одного чистого сознания не наблюдалось. Только хмельное месиво, прошитое жадностью и желанием наживы. Аскольду на невесту вообще плевать, его интересует только собственное благосостояние.
Сама Доминика – пустая, как ёлочная игрушка. И такая же пёстрая. Сейчас она сочилась удовольствиями, особенно от того, что находилась в центре внимания. Усилиями дедули Никуша выросла в уверенности, что все вокруг ей должны, и мир существует исключительно для удовлетворения её потребностей.
А вот и сам дедуля. Многие в Добромыслове даже не пытались скрывать радости, когда его душонка разлучилась с пузатым телом.
Рука сама собой сжалась вокруг серёжек. Стремительный удар…
Кира резко проснулась и тут же потеряла равновесие. Оступилась и глухо плюхнулась на пятую точку, выронив серёжки. Голова пульсировала, перед глазами плыли разноцветные круги. Прерывисто дыша, Кира кое-как встала на четвереньки, потёрла копчик. Постепенно придя в себя, поднялась на ноги, сделала два шага и повалилась на кровать.
Сквозь сон пробился мерный стук капель дождя. Некоторое время Кира лежала, не открывая глаз и радуясь, что наконец-то выспалась. Откуда-то слышался голос тёти Маши. Вставать не хотелось.
Капли звонко перестукивали по стеклу, комната наполнилась холодным воздухом. Правда, к осеннему мокрому ветру примешивался неприятный технический запах горящих химикатов. Но для Добромыслова это дело обычное. Ворох голосов с улицы мешал снова заснуть.
– Что же это делается, что делается, – донеслось бормотание тёти Маши.
Кира с удовольствием проспала бы ещё часов пять, но что-то в тёткином бубнеже вызывало смутное беспокойство. Придётся вставать. Кира повернулась на бок, села и спустила ноги с кровати. Оказалось, в комнате стало совсем холодно, стопы сразу заледенели. Ёжась и потирая ноющий копчик, Кира подошла к окну и протянула руку, чтобы закрыть фрамугу, но отвлеклась на шумное движение у подъезда.
Пёстрая гудящая толпа наполнила двор, посреди снующего народа несколько человек выделялись деловитым поведением. Чтобы получше рассмотреть предмет всеобщего интереса, Кира почти по пояс высунулась из окна, дождь вмиг намочил ночную рубашку и волосы, но капли казались горячими, ведь зрелище впечатляло.
То, что осталось от новенькой блестящей иномарки Доминики, магнитом притягивало внимание. Покорёженные двери валялись на газоне, сверху машины в разные стороны торчали обгоревшие ошмётки, как будто какая-то сила вырвалась из салона вверх, как чугунный шар, и пробила крышу. Колёса расплавились и застыли бесформенными чёрными кучами, стёкол не было и в помине.
Рядом с машиной лежало нечто, напоминавшее большой мятый пакет для мусора.
Кира закрыла окно, нашла джинсы и, прыгая, старалась поскорее натянуть штанины.
– Проснулась наконец-то. – Тётя Маша застыла в дверях комнаты. – Ты чего это?
– Пойду посмотрю, что там. – Кира, держа в зубах резинку, скручивала волосы в жгут.
– Не на что там смотреть, – сказала тётка, становясь в дверях так, чтобы закрыть выход.
– Да ладно тебе, я быстро. – Кира протиснулась мимо тёти Маши, накинула куртку и вприпрыжку спустилась вниз.
Во дворе возбуждённо переговаривались соседи.
– Кабель в машину попал… оборвался, а там такое напряжение высокое… волосы сгорели…
Кира, лавируя между людьми, вполголоса обсуждавшими разные версии, подобралась к бело-красной ленте. За ней, у груды металлолома, бывшей когда-то машиной, на асфальте под дождём трепетал чёрный полиэтилен. Из-под края виднелись обугленные пальцы. Даже не видя тела, легко было догадаться, что под смятым «пакетом» лежала Доминика.
Изящный долговязый мужчина в элегантном пальто и стильном голубом шарфике, перебирая пальцами в белых перчатках, что-то громко диктовал. Мальчик в форме аккуратно записывал за ним, стараясь отвернуться от тела.
Долго стоять под ледяным дождём никому не хотелось, так что народ потихоньку начал расходиться. К тому же, и из окон всё прекрасно видно.
Смешавшись с людским потоком, Кира вошла в соседний подъезд, поднялась на нужный этаж. В открытую дверь входили и выходили люди, никто не обратил внимания на невысокую девушку в капюшоне, проскользнувшую в квартиру.
Просторная квартира Доминики не оправдала ожиданий. Старые обои, тяжёлая мебель как из советских фильмов пятидесятых годов. Выбивалась из обстановки лишь кровать под нелепым балдахином, примыкавшая к той самой стене, за которой спала Кира. Судя по воплям, вечеринки проходили именно в этой комнате. Это же надо – впустить «друзей» в свою спальню. Пьяные недолюди на кровати. Всё равно, что гадить там, где ешь. Подавив тошноту, Кира повернулась, чтобы потихоньку ускользнуть.
Но остановилась, как будто налетела на невидимый барьер. Обернулась. Как будто произнесли её имя. Что-то пряталось в комнате. Что-то… требующее внимания.
Спустив рукава, чтобы не оставлять отпечатков, Кира осторожно открыла старый шкаф с огромным зеркалом. Внутри оказались только смятые комья одежды на полках и вещи в пакетах из химчистки на плечиках.
Трюмо с овальным зеркалом, сотня тюбиков и баночек. В ящике разноцветный склад косметики. Пудреница с зеркальцем на кровати. Как же надо сочиться самолюбованием, чтобы окружить себя таким количеством зеркал.
Всё не то. Взгляд зацепился за яркое пятно под стульчиком с гнутыми ножками у трюмо. Кира присела на корточки и рукой в натянутом рукаве аккуратно отодвинула фантик из-под шоколадки.
Как будто прямой взгляд в глаза. На миг Кире показалось, что она узнала ромбовидный кулон с зелёным камешком, валявшийся на полу. Быстро осмотревшись, сгребла кулон и сунула в карман.
Поднявшись на ноги, вернула рукава на место и потихоньку стала двигаться к входной двери. В одной из комнат сидела женщина средних лет, глядя в одну точку. Сходство выдавало мать Доминики. Её отец стоял на кухне, смотрел в окно, засунув руки в карманы. По крайней мере, со спины выглядел совершенно спокойным. Аскольд в третьей комнате, развалившись в кресле и блуждая взглядом по сторонам, вяло отвечал на вопросы красивой блондинки в строгом костюме.
Выскользнув из квартиры, Кира бегом спустилась с лестницы, пробежала по газону между подъездами и, запыхавшись от быстрого подъёма, ввалилась домой. Чуть отдышавшись, сняла ботинки, прошла на кухню и прилипла к полу – тётка прожигала её взглядом.
– Это ещё что такое? – прошипела тётя Маша, демонстрируя на ладони серьги с чёрными жемчужинками.
– Ой… я это… в общем, случайно нашла… забыла…
– Случайно? – тётя Маша угрожающе сделала шаг вперёд.
– Да, извини, так получилось.
– Тебя, что не учили, что нельзя брать чужие вещи без спроса?
– Ну, прости. Больше не повторится.
Поджав губы, тётя Маша отвернулась.
«Наверное, перепрячет серёжки», – печально подумала Кира. Но тут же утешилась тем, что всё равно их найдёт.
Теребя в руках кулон, Кира лихорадочно осматривала комнату, прикидывая, куда бы его спрятать.
– Завтракать бу… дешь? – Неожиданно появившаяся тётка увидела кулон и осела на незастеленную кровать. – Это ещё откуда?
– Это… ну… в общем…
– Ох… – тётя Маша картинно закатила глаза.
Избежать приступа ипохондрии не удалось. Кира выскочила из квартиры и постучала к сёстрам.
– Опять? – София, открывшая на стук, не удивилась. – Сейчас приду.
Тётя Маша обладала отменным здоровьем и повышенной мнительностью. Время от времени, возможно, от скуки, она придумывала себе болячки и с энтузиазмом начинала лечение. Примерно раз в две недели Кира бегала в аптеку за новым набором лекарств, которые тётка переставала принимать через пару дней.
София и Люба вошли, вытерли ноги, вежливо поздоровались. София, терапевт из городской больницы, даже в выходные никогда не оставалась без пациентов. Если она не облагораживала газон в компании сестёр, то обходила пожилых соседей, выслушивала жалобы, мерила давление и прописывала витамины.
Вот и сейчас тёте Маше с давлением сто двадцать на восемьдесят мигом полегчало после внутривенного вливания аскорбиновой кислоты с глюкозой. Пока София мягким голосом успокаивала тётю Машу и обсуждала с ней последние новости (беседа вообще считалась лучшим лекарством и почти всегда помогала куда лучше уколов и таблеток), Люба просочилась в комнату Киры.
– Кошмар, – прошептала Люба, качая головой.
– Угу, – кивнула Кира, глядя в сторону.
– Тебе что, совсем её не жалко? – Лицо Любы выражало крайнее удивление.
Кира в ответ только пожала плечами.
– Как? – огорошенно спросила Люба.
– Она меня достала своими вечеринками. Что хоть случилось-то?
– Кабель оборвался, попал в машину, и сразу в Доминику, – быстро проговорила Люба, отведя глаза. – А что это?
Люба подошла к столу, на котором рядом лежали забытый впопыхах кулон и непонятно как оказавшиеся здесь серьги.
– Это… так. – Кира сгребла украшения и сунула их в карман.
От немигающего взгляда зеленоватых глаз Любы стало не по себе, по спине побежали горячие мурашки.
– Ты что наделала? – прошипела Люба.
– В смысле? – попыталась сыграть наивность Кира.
– Так нельзя, понимаешь ты это? Не тебе её судить! Какое ты имела право?
Люба напирала, не давая опомниться. В общем-то, Кире эта заботливая соседка нравилась, но теперь хотелось скрыться. Своими претензиями она задевала чувствительные места, которые Кира не собиралась никому демонстрировать.
– Ничего я не знаю! – Выкрик Киры отбросил Любу сразу на несколько шагов, как сильный толчок в грудь. В комнату вбежала София, из-за занавесок выглядывала тётя Маша.
Глядя на Киру округлившимися глазами, Люба встала с кровати, куда плюхнулась как от взрывной волны, и бочком вышла из комнаты, потянув за руку Софию. Быстро попрощавшись с тётей Машей, сёстры аккуратно закрыли за собой дверь.
Тётя Маша, косо поглядывая на внучатую племянницу и совершенно забыв про свою ипохондрию, быстренько соорудила омлет. Она легко порхала по кухне, выставляя на стол белый хлеб, варенье и заваривая кофе.
– Молоко и масло свежайшие, сметанка вот – ложка стоит, надо же. Хороший фермер, не обманывает. В следующий раз обещал сливок привезти, они тоже густые, вкусные, настоящие-то.
Кира слушала тётку вполуха и поглощала завтрак, не чувствуя вкуса. Перед глазами поблёскивали жемчужины в серьгах и зелёный камень в кулоне. Рука так и тянулась к карману.
Звонок в дверь рассеял видение. На пороге стояла та самая красивая женщина, что беседовала с Аскольдом.
– Евгения Ивановна Батенко, следователь. – Она показала удостоверение.
– Входите, входите, – с энтузиазмом пригласила тётя Маша. – Будете кофе? У нас свежесваренный, мы растворимый не покупаем.
– Нет, благодарю. – Батенко прошла в комнату и села на предложенный тёткой стул. – Вы видели, что случилось у соседнего подъезда?
– Ох нет, – запричитала тётя Маша, усаживаясь в кресло. – Я чистила плиту на кухне.
– Разве окна вашей кухни выходят не во двор? – Следователь раскрыла блокнот.
– Да, – после едва заметной паузы признала тётя Маша. – Но по радио сегодня передавали концерт, старинные романсы пели, я сделала погромче, вот всё и пропустила. Ай-ай-ай.
Батенко прищурилась. Тётя Маша невозмутимо качала головой, шлёпая руками по коленям, цокая и изображая крайнее разочарование своей опрометчивостью.
– А вы? – обратилась следователь к Кире.
– Я спала, – сухо сказала Кира. Она пока не решила, стоило ли жалеть о пропущенном происшествии.
– И шум вас не разбудил?
– Куда там, – весело встряла тётя Маша. – Она работает до полуночи, потом не добудишься.
– А где вы работаете? – спосила следователь.
– Я дизайнер в рекламной компании, но работаю на дому. – Кире очень хотелось поскорее прекратить разговор. – Часто до глубокой ночи.
– Вы хорошо знали Доминику Штанову? – продолжала расспрашивать Батенко.
– Нет, – сухо ответила Кира. – Мы вообще не общались.
– Вы, кажется, одного возраста?
– Наверное, – пожала плечами Кира. Она понятия не имела, сколько лет Доминике.
– Хоть что-то можете о ней рассказать? – устало спросила Батенко.
– Она любила вечеринки, – выдала Кира прежде, чем тётя Маша успела вставить какую-нибудь чушь (почему-то было понятно, что тётка хотела сказать что-то малозначимое).
– А откуда вам это известно? – в голосе Батенко послышался интерес. Тётя Маша нахмурилась.
– Так я всё слышала. Каждую ночь. Стенка-то не очень толстая.
– Ясно. А какие отношения у неё были с женихом?
– Понятия не имею. – Кира зевнула и потёрла глаза.
– Но ведь стенка-то не очень толстая. – Батенко чуть улыбнулась.
– Интимные отношения у них были, и регулярные. Если вас это интересует.
Задав ещё пару вопросов и не получив на них вразумительных ответов, Батенко распрощалась и ушла. За соседней дверью послышался шорох, в лучике глазка мелькнула тень. Не раздумывая, Евгения Ивановна нажала на кнопку звонка. Лицо девушки, открывшей дверь, показалось знакомым.
Разговор с тремя сёстрами сложился примерно так же, как и с остальными соседями Штановой. Никто ничего не видел и не слышал. Выйдя из подъезда, Батенко обернулась и окинула взглядом дом. Несколько десятков потенциальных свидетелей, место просматривалось… да откуда только не просматривалось. Но – никто ничего.
Тело увезли, остатки машины уже стояли на платформе эвакуатора. Кабель болтался вдоль стены. Это какое же там было напряжение, что машину буквально разорвало на куски.
Все соседи отводили глаза, когда речь заходила о Штановой. Пятеро во время происшествия смотрели сериал, трое принимали душ, двое мыли полы, бабуля слушала концерт, остальные вообще не помнили, чем занимались.
Единственной, кто сказал хоть что-то мало-мальски полезное, оказалась рыжая девчонка. Штанова устраивала частые вечеринки, которыми не могла не раздражать соседей. Семейство снизу ни слова об этом не проронило. Три сестры из соседнего подъезда тоже, глядя по сторонам, отделались общими фразами о «приличной девушке из очень интеллигентной семьи».
Евгения Ивановна снова поднялась в квартиру погибшей. Аскольд стоял на кухне и строчил сообщения в смартфоне. Как только увидел Батенко, тут же спрятал смартфон в карман и демонстративно печально вздохнул.
– Я хотела задать ещё один вопрос, – сказала Евгения Ивановна. – Из квартиры ничего не пропало?
– Ну, – Аскольд озадаченно почесал затылок. – Вроде нет, а что?
– А в последнее время Доминика не говорила о том, что что-то пропало? Или потерялось? Например, из украшений?
– Кажется, нет, – медленно произнёс Аскольд. Этот парень явно обладал изворотливым умом, хотя и стремился казаться простачком.
– Вы могли бы это проверить?
– Сейчас?
– Да. Меня интересует одна конкретная вещь – кулон с изумрудом.
– А у неё такой был? – слишком глупое выражение лица с потрохами выдало нежелание Аскольда рассказывать об украшениях бывшей невесты. Ясно, решил их прикарманить.
– Да, мне это точно известно.
– А откуда?
– Доминика на некоторое время передавала кулон одной… женщине, но недавно забрала назад. Я сама его ей вернула.
– А как он оказался у вас? – Аскольд беззастенчиво тянул время.
– Проверьте, пожалуйста, на месте ли кулон, – терпеливо проговорила Евгения Ивановна.
– Я могу, конечно, но…
– Что?
– Ника оставляла вещи в разных местах, часто теряла, так что… сами понимаете. – Но под твёрдым взглядом Батенко Аскольд всё же пошарил по разным полкам и ящикам, открыл несколько шкатулок. Кулон не нашёлся. – Я же говорю, она могла его потерять.
– Если найдёте, дайте мне знать. – Батенко повернулась, чтобы уйти.
– А зачем он вам?
Евгения Ивановна молча вышла из квартиры.
