Воробушек задумчиво сидел на большой еловой лапе. Лапа весело пружинила, раскачивая воробушка вверх и вниз. Когда лапа переставала пружинить, воробушек чуть приподнимался сам и резко опускался, чтобы возобновить качание. Это обстоятельство очень помогало воробушку думать, а подумать ему сейчас было просто необходимо. Гарри, а именно так и звали нашего маленького пернатого друга, весь напрягся от усердия и думал так интенсивно, что совсем не заметил, когда на соседнюю лапу приютившей его ели присела синичка. Она была известна своей странностью, так что к странности других относилась очень благосклонно и на воробья посмотрела с уважением и легкой заинтересованностью.
Синичка решила его пока не беспокоить и запрыгнула в кормушку – большую синюю банку из-под печенья и главную причину по которой птицы изначально облюбовали эту симпатичную, но, в общем-то, ничем не примечательную ель.
В кормушке лежали гладкие черные подсолнечные семечки и немножко размякшие от влажного ветра крупные овсяные хлопья. Хлопья в птичьем сообществе считались второстепенной едой и всегда оставлялись на потом, так что синичка схватила клювом одну из семечек и перелетела на соседнее сливовое дерево её почистить. Недавно растаявший снег обнажил под этой сливой целое покрывало семечной шелухи и синичка неспешно добавляла новую.
Воробушек обратил внимание на появившуюся у него соседку именно тогда, когда та пролетала мимо него с едой и захотел поздороваться
– Здравствуй, Клара. Давно тебя не видел.
Он решил сделать перерыв в своих раздумьях, также взял себе семечку и перелетел с ней к знакомой.
– Давно? Мы виделись сегодня утром!
Она уже закончила трапезу и внимательно изучала воробушка. Клара была проницательная птица и сразу поняла, что с её товарищем что-то не так. Во-первых, Гарри никогда прежде не был замечен задумывающимся. Он был самый обычный воробей – нахохлившийся, любивший всласть подраться и всегда среди первых прилетавший к наполненной кормушке. Клара бы даже и имени его не знала, если бы он не был таким ужасным болтуном. А сейчас молчит. Странно это. Она решила зайти издалека.
– Я тебя вчера видела с… – начала она.
– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – перебил он её резким писком. У него с клюва упала крошка семечки и он вновь начал тревожно раскачиваться вверх-вниз. Вот только у жестких веток сливы не было такого же пружинистого эффекта, который так успокаивал воробушка.
– Что такое? – заговорила опять синичка, но её тут же опять перебили.
– Давай вернемся на ель и я тебе всё по порядку расскажу. Не могу я это всё носить в себе. Извелся весь.
Гарри и Клара одновременно вспорхнули в воздух и в пару махов вернулись на ель. Выбрали местечко повыше, среди толстых прошлогодних шишек.
Клара в нетерпении поглядывала то на окостеневшую пузатую шишку, то на тощего, но пушистого воробушка перед собой, не выдержала и спросила:
– Ну?
– Ах, да. Ну так вот, – он собрался, нахорохорился и продолжил уже в своей обычной болтливой манере, словно и не было всех этих ужимок, – Это вороны. Негодные вороны, как и всегда. Буквально вся беда от них.
– Вороны? Что они опять натворили? – переполошилась Клара. Как известно, у врановых среди пернатых не самая лучшая репутация.
– Дело было так… – взволнованно, но с интонацией начал Гарри.
А дело было так – сегодня утром он летел к самой большой и самой ближайшей луже с талой водой – умыться и попить. Сонный, он летел и ничего особо не соображал. Его путь, как обычно, пролегал через большие мусорные баки – там, как правило, ничего интересного, плюс, они почти всегда закрыты, так что воробушек вообще не обращал на них внимания. Он долетел до своей лужи, плюхнулся в неё и приступил к утреннему моциону. Сполоснул лапки, почистил перышки, попил, умыл глаза и хохолок. Ещё раз попил и уже окончательно проснувшийся огляделся вокруг. Ранняя весна была благожелательна и снега уже почти нигде не осталось. В воздухе оптимистично разливались предвкушение тепла и счастливые трели его собратьев…