Алёна Ильинична Кощеева
Набоши
Город встретил глубокой тишиной, будто время здесь замерло, ожидая какого-то события. Холодные, туманные капли дождя, танцуя на волосах и плечах, оставляли мрачное ощущение, словно сама природа чувствовала надвигающуюся бурю.
Марина натянула капюшон. Держа в руках дорожную сумку, она направилась к обветшалому двухэтажному дому, в квартиру, которая три года назад досталась ей по завещанию от бабушки. Счастливое детство закончилось лет в одиннадцать, когда они с мамой отсюда переехали. Марина кое-как освоилась в новом городе, но в семнадцать ей пришлось вернуться, чтобы ухаживать за бабушкой. Бросить университет, отказаться от стипендии и два года жить лицом к лицу с самой смертью. Уехать отсюда во второй раз стало счастливейшим в жизни моментом. Сбежать и мечтать, что больше никогда не вернется.
Улицы пустовали. Молодёжь уже была в соседнем городе на учёбе, взрослые – там же на работе. Только старики, которым и говорить друг с другом давно не о чем, сидели на лавочках. Ничего не менялось годами. Марина вздохнула, остановилась у подъезда и тревожно оглянулась на второй этаж дома напротив. Там живёт её лучшая подруга, от которой на той неделе пришло письмо. Чёртово бумажное письмо с одной лишь строчкой:
«Никогда сюда не возвращайся».
«Да я бы с радостью, Ольчик, но надо будет что-то решить с квартирой» – отправила Марина сообщение в мессенджере, едва получив записку. Но Оля не ответила. Прочитала и тишина. На второй день реакции тоже не было, Марина позвонила. Гудки, гудки, гудки, знакомый голос не отозвался. Даже тётя Вика и дядя Ваня, родители Оли, не отвечали в общем чате «Кулибины Пасюки». Марина с мамой обзвонили всех, кто мог что-то знать о друзьях, но без толку. Визиты к ним местных тоже не дали ни результата, ни ответов. Дома никого, телефоны молчат, о поездках не предупреждали. И Марина, пока мама в командировке, решила приехать в родной, но давно ненавистный город.
– Закину вещи и зайду к Оле, – прошептала она и подумала, что зря не взяла ключи от квартиры подруги, когда та приезжала в гости. Хотя в последний день её визита они так напились, что устроили пусть и детский, но всё же важный для обеих ритуал – клятву в дружбе на крови. От лёгкого пореза у Марины пошло слишком уж много крови. А Оля, вытирая рану подруги, использовала целую пачку влажных салфеток. И тогда уж было не до ключей.
Воспоминания нагнетали тревогу, захотелось поторопиться.
В подъезде сыро, неприятно тянуло канализацией. Первый этаж. Сердце волновалось. Замок бабушкиной квартиры открылся не сразу. Пришлось с силой потянуть дверь на себя и одновременно с этим провернуть ключ. В прихожей темно, лишь тонкая струйка света пробивается из зала сквозь шторы. Марина безотчётно щёлкнула выключателем, лампочка даже не моргнула.
«Ну да, кто бы её тут поменял» – подумала Марина и, не разуваясь, зашла на кухню. Там всё осталось в точности, как три года назад. Только сахар, рассыпанный на столе, отсырел, превратившись в сплошной липкий комок, да железная раковина кое-где покрылась ржавчиной.
В других помещениях без изменений. Лишь на мебели толстый слой несдуваемой пыли. И всё ещё – запах старости и смерти. Марина плотно закрыла дверь в бабушкину комнату. Нет сил даже смотреть туда. В зале за стеклом серванта тоскуют никому ненужные хрустальные бокалы и тарелки с изящными рисунками.
«И куда это всё девать?» – подумала она, бросила сумку, сняла рюкзак и пошла на улицу.
Снаружи окно Олиной комнаты не изменилось, осталось таким же знакомым, привычным. Сколько раз в детстве оттуда выглядывала рыжеволосая веснушчатая мордашка и со слезами говорила, что её наказали родители и она не пойдет гулять? Тётя Вика с дядей Ваней были строгими, но как только Оле стукнуло восемнадцать, оставили дочери квартиру, а сами переехали жить на дачу.
Тёмно-зелёная занавеска шелохнулась, словно кто-то решил украдкой подсмотреть за происходящим на улице. Марина ухмыльнулась: «Так и знала, что ты дома», – и поднялась на второй этаж. В этом подъезде пахло приятнее. То ли ландышами, то ли сиренью. Как всегда. У Кулибиных всё было лучше: и лампочки ярче, и мебель красивее, и книжки интереснее, и телевизор большой… И папа у Оли есть, и мама в командировки не уезжает, и бабушка живёт не с ними… Подруге повезло во всём.
Марина поднялась на второй этаж, надавила на звонок. К двери никто не подходил. Постучала. «Стук-стук-стук» – только эхо по подъезду, с той стороны глухая тишина.
– Оля, я знаю, ты дома! – твёрдо сказала Марина.
Думалось, надо приехать и сразу всё разрешится: Оля встретит, рассмеётся и расскажет, что это была шутка. Напомнит, как в лагере у костра пугали друг друга страшилками, от которых выгоревшие волосы становились дыбом. А потом они вместе будут смотреть фотки, вспоминать детство, уплетать вкусный сыр и обсуждать корейские сериалы…
Но Марину явно не хотели видеть.
– Открывай! – она говорила всё громче, – Что я, зря приехала?
И тут же в мыслях Олиным голосом ответ: «А тебя никто и не звал, я просила не возвращаться». Марина фыркнула и отогнала наваждение. Подруга ни за что бы так не сказала. Она была доброй, всё понимала правильно.
– Оля! – Марина перешла на крик, – Открывай уже!
Гулкий стук становился упорнее, сильнее. За грохотом своих кулаков, она не услышала, как вышла соседка.
– Чего тарабанишь? – раздался сварливый женский голос, уже немолодой, но ещё не старый. – Не живет она тут года два.
Марина подпрыгнула на месте и сердце ёкнуло. То ли от неожиданности, то ли от услышанного. Она повернулась, хмуро глянула карими глазами. Как зовут эту соседку? Цветастый платок на шее, спутанные серо-белые волосы и ехидная улыбка по отдельности казались знакомыми. Но не собирались в памяти в единый образ. Бабушка кого-то из одноклассников? Или учитель в начальной школе?
– Не живёт? Два года? – озадаченно переспросила Марина.
– Не живёт.
«Нет-нет, две недели назад Оля звонила с видео из дома» – нахмурилась она и решила уточнить:
– А вы… давно тут…?
– Маришка? Ты, что ли? – женщина открыла дверь шире.
Марина разглядывала причудливый пёстрый сарафан соседки и всё больше убеждалась, что они никогда не были знакомы.
– Да, я… К Оле приехала, – решила она подыграть, – а где она сейчас, не подскажете?
«Вроде бы, тут жил мужчина, – пыталась вспомнить Марина, – ещё хромая женщина, или это внизу?»
– Точно не знаю, но где-то на границе, – усмехнулась соседка беззубым, но напомаженным ртом.
– Ладно, спасибо, – кивнула Марина и стала спускаться.
– Мариша, как бабушка? Передай ей, что завтра танцы на Дэ-Ка, я за ней зайду.
Холодок пробежал по спине. Слова прозвучали настолько нелепо и неуместно, что Марина чуть не задохнулась от внезапного приступа тревоги. Сердце забилось быстрее, мысли метались.
– Бабушка уме…, – начала она, но решила не продолжать, – Хорошо, – и вышла на улицу.
С неба всё ещё сыпалась неприятная морось. Распущенные каштановые волосы раздражающе завивались. Идти в квартиру совсем не хотелось. Было желание прямо сейчас рвануть на остановку и уехать. Как она могла забыть, кто жил в одной из четырёх квартир дома напротив? Марина прокрутила в голове своих соседей и успокоилась, перечислив всех. Протёрла ладонью лавку, присела на краешек и выдохнула.
«Боль уходит, если её пере-жить, – она вспомнила все трудности, – но если бегать, то рано или поздно боль догонит».
И снова затхлый подъезд и квартира, пропитанная старостью и смертью. Марина нерешительно заглянула в дальнюю комнату. Казалось, бабушка всё ещё лежит на кровати, стонет и кряхтит – ждёт внучку четвертый год. Но там, конечно, никого не было. Только потемневшее покрывало на вмятом матрасе, полотенца на спинке, пыльная лампа на тумбочке и выцветшие от времени рецепты.
Душно, затхло. Марина распахнула окно, вышла и плотно закрыла дверь, чтобы не тревожить призраков воспоминаний. В шкафу отыскала постельное и разложила диван. Снова попробовала позвонить Оле, тёте Вике, дяде Ване. Скинула в общий чат припасённый заранее мем с собакой-улыбакой. И только мама ответила смеющимся смайликом.
– Да что ж такое, – прошептала Марина, присмотрелась к окнам Кулибиных и воскликнула, – ну вот, опять!
Снова дёрнулись шторы в Олиной комнате. И если в первый раз можно было сказать, что это сквозняк, то сейчас точно нет! Ткань замерла так, будто её кто-то держит.
«Оля, я вижу, что ты дома» – быстро напечатала Марина.
«Объясни, что происходит?»
«Что за письмо?»
«Заходи ко мне, давай поговорим»
«…»
«Я переживаю»
На все сообщения моментально две галочки и нет ответа.
– Да чёрт тебя побери! – Марина швырнула смартфон на диван и зашторила окна, – Не хочешь и не надо!
Раз чуда не случилось, она решила прогуляться до магазина и запастись едой. К тому же, от заказчика вчера пришли правки по логотипу. Лучше заняться работой здесь, чем терять восемь часов на дорогу домой. Автобус, электричка, такси…
«Переночевать со своими страхами, – усмехнулась Марина, – может, пройдут наконец».
Вечер прошел рутинно, а ночью даже получилось выспаться. Наверное, усталость и переживания взяли своё.
«Придётся звонить Никите» – поняла Марина едва проснувшись и надула губы. Не хотелось. После того, как в одиннадцать лет он признался в любви, дружить не получалось. Хотя раньше они втроем, вместе с Олей, были не разлей вода. Лазили по гаражам, подкармливали дворовых собак и шастали купаться в озере когда знали, что всех родителей долго не будет дома.
В семнадцать они пару раз виделись с Никитой, но всё было неловким, неуютным. Не дружеским. Больше напоминало прогулки с нелюбимыми родственниками – и обидеть не хочется, и общаться трудно.
«Всем уже звонила, – уговаривала себя Марина, – а Никите нет, надо, надо».
Она нашла контакт в телефонной книге и сразу набрала. Гудок, второй. Сбросила. Встала у окна. Возле подъезда копошился в палисаднике Петр Васильевич, сосед сверху. Пожилой сантехник считал себя ответственным за красоту в их дворе. Сколько Марина помнила, каждое утро он прихорашивал цветник под окном. Но сейчас клумба не выглядела ухоженной. За невысокой покосившейся оградой росла высоченная трава. И среди неё торчали едва заметные красные, жёлтые и белые хризантемы и георгины.
Взгляд на дом напротив. Второй этаж. Левое окно Кулибиных. Сквозь тонкую занавеску виднелись зеленые шкафчики. Марина снова посмотрела на соседа и тут же – опять на Олины окна. На кухне кто-то стоял! Очертания нечеткие, будто это призрак, а не человек. Но силуэт очень похож на подругу – тонкий, стройный, невысокий.
За считанные секунды Марина преодолела путь подъезд-дорога-подъезд-второй этаж и снова изо всех сил тарабанила в крепкую железную дверь. И. Тишина. Разочарованная она вышла на улицу.
Пётр Васильевич тащил две баклажки воды. Он был в рабочем комбинезоне, ботинках с толстым слоем налипшей грязи и синей кепке от давно забытой всеми политической партии. Заприметив Марину, старик остановился, с прищуром глянул на гостью. Суровое морщинистое лицо расплылось в улыбке и он кивнул.
