Амира Шамс
Смысл моей жизни
В это время в палате появиляется медсестра, напоминает, что мне пора уходить. Я спешу к выходу, но перед тем, как захлопнуть дверь, оборачиваюсь, смотрю на Ранию. Она не смотрит на меня, плачет.
Теперь каждый мой день начинается с посещения Рании в больнице. Её уже перевели из реанимации, и я лично прошу для неё отдельную палату. Забота о ней уже не входит в мои обязанности, но я сам желал этого. Она теперь тоже, кажется, привыкает к моим визитам, но каждый раз скромна, застенчива и не многословна. Из общения с ней, я узнаю, что она мусульманка, уже несколько лет круглая сирота и воспитывается одной только бабушкой. Глядя на эту милую девушку, я не хочу верить в то, что с ней приключилось. При ней я чувствую стыд и смущение, которое я не испытывал никогда раньше.
В один из дней я задерживаюсь и прихожу к ней только в обеденное время. В этот момент я застаю её за молитвой. Поистине, это нечто изумительное: на небольшом коврике на полу она совершает земные поклоны, её тело то сгибается, то разгибается, губы шепчут что-то, ресницы опущены, лицо ровное спокойное. В конце она смыкает ладошки лодочкой и тихо-тихо о чем-то шепчет. Она говорит со своим Господом, наверное, она просит в этот момент наказать своих обидчиков. И тут сердце колет в груди. Ведь я и есть её обидчик, я посмел прикоснуться к чистому и святому существу, на которое не имел ни малейшего права. От этих душераздирающих мыслей я, стоя за дверью, издаю тихий стон. Рания замечает меня, подходит и отворяет дверь. На её чистом лице нет ни капли ненависти ко мне. На секунду я даже улавливаю её улыбку.
Мы входим в палату, она по-прежнему хранит молчание, давая возможность мне заговорить первым. Тогда я начинаю разговор с того, что расспрашиваю её про молитву, которую она совершала, и девушка охотно рассказывает мне о ней. Меня ожидает увлекательный рассказ. Я даже не ожидал узнать столько нового об исламе. Она объясняет, что молитва называется намазом и что все мусульмане, мужчины и женщины, старики и дети, богатые и бедные в одно и то же время поворачиваются в одну и ту же сторону и совершают одни и те же движения. И что главное это и есть общение с Богом. И не нужно никаких посредников, можно вот так просто взять и поговорить с Ним напрямую.
Ухожу от неё в приятном настроении и ещё долго размышляю над сказанными ею словами.
Скоро выписывают и она возвращается к своей прежней жизни. Я тоже продолжаю жить как жил раньше. Но это чувство, что мне её не хватает, съедает меня. Словно наркоман, жаждущий новой дозы, я жажду новой встречи с ней.
С того момента, как я познакомился с ней, со мной начинают происходить вещи, которые я сам от тебя не ожидаю. В один из дней я подкарауливаю её у медицинского института, в котором она учится, я сижу в машине несколько часов, только ради того, чтобы увидеть Ранию, провожу её взглядом, пока она не скрывается в салоне маршрутки. Как белая голубка среди чёрных ворон, она особенная, чистая, неземная. Другой раз я звоню ей с рабочего телефона, чтобы услышать её тихий голос, от которого по всему телу мчится электрический ток. И тогда я понимаю, что вытворяю всё это не спроста – я влюблен.
Состояние моё становится все хуже и хуже. Хочется, как раньше напиться, но что-то внутри не позволяет мне этого сделать. Даже коллеги на работе начинают замечать, что я изменился, интересуются моим здоровьем. А я не могу ни о чём думать, я думаю о ней. Мысли о Рании поднимают так же мыли об исламе, о намазе, об Аллахе… И я направляюсь в церковь, чтобы найти хоть какие-нибудь ответы на терзающие меня мысли.
Если честно, я никогда в жизни не был в храме, хотя с детства считаю себя христианином. Я брожу по залам, наблюдаю за прихожанами: все они суетно молятся каждый в своем углу, у своей иконы. Кто-то отбивает поклоны, кто-то крестит грудь, а кто-то, сжимая ладони, о чём-то молит блестящие портреты. И тут я вспоминаю слова Рании о том, что мусульмане молятся едино. Здесь я этого не увидел и очень удивился. Думал, что христиане молятся так же, но как оказалось это не так.
Среди всевозможных икон я ищу икону с Богом, мне указывают на Христа. Я смотрю на нарисованный облик и не вижу в нём ничего отличающего его от остальных икон. Это же Иисус, миссия, а Бог, мне нужен Бог. Но мне отвечают, что это и есть Бог.
Покидаю храм, бреду по аллее. Ни люди, ни улицы не кажутся мне больше знакомыми и родными, я смотрю на них и не узнаю. Так я дохожу до другого храма – передо мной стоит мечеть. Удивляюсь, до меня доходит, что ноги привели меня туда, куда я бы сам не осмелился прийти. Улыбаюсь самому себе: ну что ж, давай посмотрим. И я вхожу во внутрь.
Здесь тихо. И только где-то издалека доносился мужской мелодичный голос, похожий на пение. Я разуваюсь и оглядываюсь. Скромная снаружи и довольно шикарная изнутри мечеть выглядит по-домашнему уютно. Под ногами расстилается мягкий ковер, а над головой расписанные арабской вязью причудливые узоры. Я прохожу в зал и останавливаюсь под самым куполом. Мужской голос замолкает и через мгновение ко мне приближается молодой юноша, представившись мне по имени Абдулла. Приветливо и дружелюбно он отвечает на некоторые мои вопросы. Предлагает показать мечеть изнутри, и я соглашаюсь. Потом показывает мне Коран, рассказывая, что это священная книга всех мусульман, что это слово Аллаха и его чтение похоже на пение. Этот парень кажется мне очень приятным.
Так за разговором мы не замечаем, что проходит более часа и в мечети начинают собираться мужчины. Абдулла объясняет, что эти люди пришли на намаз. Он предлагает мне тоже присоединиться к ним, неожиданно для себя соглашаюсь. Мы спускаемся в комнату для омовения, и юноша наглядно показывает мне как нужно брать тахарат. Потом, пока мы поднимаемся по лестнице наверх, застаем призыв на молитву – азан. Странно, я раньше никогда его не слышал в городе. Не знаю слов, но это очень красиво и эти незнакомые слова проникают прямо в душу.