Ана Гратесс
Богомол Кадош
Песня из внешнего мира доносилась кусочками. Эти кусочки как заплаточки для будущего покрывала Оса собирала в собственную котомку.
«Нечто темное не для тебя, а для сложных натур».
Звуки скрипки стали затихать, когда парень согнулся в круге на манер скрученных зюг. Слова просто падали сами по себе, никто ничего не предпринимал.
– Я бы протянул тебе свою руку в знак глубокой признательности, да только одно мне мешает… Видишь ли, «Напёр» не позволяет своим детям играть в сватовские буковки, навсегда мне одному бродить в этом помутнении. Но есть один способ, который может поменять твое осиное бдение на лошадиное. Тебя это интересует?
Оса призадумалась на несколько долгих секунд, а потом сделала облёт вокруг самопального мелового круга.
– Ну конечно я согласна! Или согласен. У осей нету полов, тут, видишь ли, загвоздка в нашем языке, на котором мы изъявляемся. Лошадью мне быть не приходилось ни в одном из моих воплощений. Так что валяй, самец пучеглазый!
Какие еще любимые могут так просто рассечь материю своих суженых? Верно, только умный кадош! Богомол сделал магическое преображение осы в три шага.
Первый: осечка на камешке из мелового круга.
Второй: выпускание крови с маленького осиного тельца.
Третий (самый ответственный): – размах в три пятака, не меньше.
И здесь была зарыта самая важная часть, а именно: поглотить привычную картинку восприятия сосудом из крови самой жертвы. Так-то оно, прозаическим ключом делает историю ценным подарком для всех, кому нужно преображение.
Лошадиная морда выкатила копыта на парня, будто бы желая задавить его своим многопопустительским телом. Шелк или бархат кожи, яркая кровь или пурпурная краска из бутылки с вином? Творческого здесь было слишком много, если не сказать мало.
Времена такие настали, что и «Напёр» выглядит сумрачным потрясением. Ни алкогольные стародавние приблуды, ни глаза, увлажненные одинокой слезой, не смогут теперь замутить свежее строение осы. Времена настали такие… Да, такие, никакие иные кроме них. Ничего вокруг нет на самом деле. Обычная комната, богомол в уголочке что-то шепчет на своем мертвом языке.
Круг уже давно ни мела не видел, не глины хоть даже маленький кусочек. Парень – артист с высоко поднятой головой, почти как леса, поддернутые дымкой утреннего тумана. Больше никогда не прикоснуться к его славной коже.
Многозначительный мираж, отзвук погребенной в памяти любовной красоты. Чем ближе к научным погружениям, тем больнее становится продвигаться вперед. Слезы мчатся ко стеклу, чтобы разбить его силой своей слабости. Ставка делается не на скупые подачки разумных развлечений, а на глубокие сласти духовного просветления.
– Капитан, где ты? – Вопрошает внутренняя дуля. – Мы ищем древнее проклятие, чья сторона навлекла на нас муки расставания. Нам нужно твое многогранное присутствие!
