Шоколетье летьми,
Плетьми расчерчивает небо,
Чтобы помочь
Как бы прийти
К нежному как бы очарованию плоти.
Сыграть бы на флейте
Громко, грозно,
Чтобы весеннее небо вострепетало
Перед жгучим чутьем.
Перед молвкой помолвки,
Перед самоличным леснопением
Матери осени и золотистой порой
Для любимого скотника.
Взашей бы прогнать льдистое образование
Зимы, коя пришла падежной слабостью.
Видеть натуральные сполохи неба,
Слушать водяную капель,
Что юрко взвинчивается в слуховой аппарат.
Красное марсовое,
Соковое, водянистое.
Слишком цветное то есть
Или слишком мягко оно падает о земь?
Для моих вопросов всегда есть пустые строчки,
Там люди подобны росткам пшеницы —
Их живая красота в быстром росте
И неприхотливости взглядов, а также:
В желании умения падать и вновь подыматься.
Сонливая недряная клеть
Пестрым кругом обвивает диалоги
И тела некоторых покореженных дерев.
Здесь нет ничего предосудительного,
Простосердечная распашка всегда берет
Перед Наперед. Поле Сатурна всё
Остается одиноким столпом стоять —
Его хладное лицо меняет моё на своё
И перед зеркалом предстает
Другой человек. Совершенная оболочка
Подарена для чистого удовольствия.
Творчество для таких как ты и я.
Оно каждый день совершает
Деланное одолжение, чтобы выносить
Наше присутствие. И джазовая музыка,
Темное искусство, сознание
На фоне изрытых комет —
Высотой падает эта общая аллюзия,
Разбивается о космические вращения
Любви.
Эвкалиптом оно плывет за облаками!
А вот и дорогой зимний трюфель
У лакированных ботинок
Кротко зажался от страха.
Я беру его влажными от пота руками,
Очищаю от снега,
И кладу его в рот.
По телу бегут ми/уражи,
Ибо слишком г/холодное лакомство.
Художественной группе то не понравится,
Потому несу это в себе, внутряках,
Не пережевывая, не глотая.
Пускай трюфель приготовится
В ночном зареве огней,
Ведь никто не против того. Краситься
Чтобы писать, расписывать
Обмороченное присутствие друга,
Или верхушек друзей.
Новый сезон для отбитой скорости
На оборотах малых планет.
Красивая петля качается у дома врагов —
Мы радуемся их волевому усилию
Не делать ничего из всего, что поможет
Класть в ноги расписные золотом листья
Прошлогоднего лета.
Погремушка звонко смеется в руках:
Значит тепло близко.
Чесночный трюфель,
Козырное удовольствие,
Нутряные вставки сияют
Стеклянными стразами.
Червоточный трюфель,
Треножная мрачность умных голов,
Весеннему небу предстоит тут
Воспарить ещё громче и выше.
Ведь чем известнее тропа,
Тем чаще она иссякает Синий сумрак
И отблеск чужеродных сознаний.
Квазитуманная дымка и осечка на ногте —
Трескается нежное сердце гриба,
А ещё предстоит нести его в беспробудных ночах,
В сюрреалистических колкостях душных.
Нету тому названия,
Чьи тонкие тела не иссушались
Под натиском воли, одарённой свободой.
В квазарах размашистой породы, в недрах
Умоет себе землероек-врагов.
Блистающие трюфели Ночи:
Славные, трясущиеся руки и молодые тела
Накрывают литературный шедевр.
Звуки утробные манерой
Мягкого сердца,
В радужных областях отдохновений,
Начинают выходить за предметную поросль
Сюрреализма горькой Ночи. А также:
Вкусного приключения
И борьбы с неизвестной болезнью
Кровеносных систем.
Падает свежая ваза поэта,
Разбредается пыль её
По поверхности известных земель.
Вопрос: а Земля ли на самом деле
Такая круглая и вытянутая по орбите
К лучам солнечным или то есть
Зимняя сказка, мираж хрустальных дней?
Друзья нужны для того,
Чтобы пить вдохновение их,
Чтобы сухие полости затыкать ими,
Когда приходит время отхода ко сну.
Уверенность в силах Всего —
Признак гениальности,
Гения розовощекого,
Гения красного!
А.Г.