Ана Жен
Мертвый город Петра
Лара вновь улыбнулась и ухватилась за его палец своими – тоже детское движение.
– Я пообещаю лишь то, что буду рядом. Не просите меня не делать глупостей и сохранять благоразумие. Покорность – не моя добродетель.
Нет, что вы, Петр вовсе не влюбился в нее в тот момент, когда ее тонкие цепкие пальцы так крепко держали его. Но он не смог ей отказать. Но в ту же ночь распорядился достать ей подходящее платье и оружие.
Меншиков покосился на императора. Интуиция его не подвела. Что там говорят про место, которое не бывает пусто? В этот миг из шатра вышла Лара в новом камзоле, сидящем точно по фигуре. Брюки ей не заменили юбкой, но сшили новые, более подходящие. И, наконец-то, у нее были сапоги! Высокие и такие… Да, ботфорты на стройных женских ножках были прекрасны всегда.
– Воистину, та еще модница! – заулыбалась девушка.
– Позвольте вручить вам еще один подарок, – кивнул Меншиков и протянул ей деревянный вытянутый футляр.
– Божечки! – воскликнула девушка, – да вы, господа меня балуете!
Она чувствовала себя именинницей, которую всякий желает одарить богатыми подарками. Внутри ящика лежала изящная сабля с резной рукояткой и такой же короткий клинок.
– Коли уж ты, Лариска, решила с нами и в огонь, и в воду, то впору тебе оружием обзавестись.
Она сперва с восторгом всматривалась в собственное отражение в блестящем полированном металле, а затем, на короткое мгновение, на лице ее промелькнула тяжелая мысль: «Я ведь преде никого не убивала».
Глава 3. Она приносит несчастья
Меншиков вышел на берег не оттого, что хотел насладиться видом, а потому что никакого иного занятия не придумал. Вот- вот они двинутся с места на поиски того самого заветного Эльдорадо, но на душе отчего-то было совсем уж неспокойно. И вот, в ярком солнце раннего утра, он увидел ее. Лара Вовк с новой саблей исполняла неведомый танец на мелководье. Зрелище было воистину странное. Она явно не была искусна в фехтовании, но словно точно знала определенную последовательность взмахов клинка.
Завораживающее зрелище: солнце отражалось в отполированном металле, не знавшем реальных сражений, а длинные тяжелые волосы отливали золотом при каждом резком движении, и брызги холодной воды, словно алмазы, разлетались из-под ее ног. Рубашка Лары намокла и так откровенно льнула к телу.
– Не замерзнешь? – крикнул он с берега, не желая больше смотреть на эту неведомую магию.
Лара вздрогнула и вся застыла с занесенным над головой клинком. Она невероятно искусно владела своим телом.
– А мы с вами, Александр Данилович, стало быть уже на ты? – она улыбнулась, отмирая, словно механизмы внутри нее пришли в движение.
– Чем вы занимаетесь в столь ранний час? – Меншиков не подал вида, но вновь вернулся к приличиям.
А девушка, как ни в чем не бывало, пиная волны, вышла на берег:
– Чем обязана?
– Чем вы занимались?
– Спортом, – легкомысленно отозвалась она.
– Не боитесь простудиться?
– Скорее рассчитываю закалиться, – она пожала плечами.
– Что вы делали с саблей?
– Тренировалась, – она вновь пожала плечами.
На самом деле, не умея драться на мечах, Лара когда-то, в давние детские годы, занималась ушу и разучила комплекс с мечом цзянь. И вот теперь, она словно села на велосипед: сначала неловко, но позже все смелее и смелее, начала припоминать методические движения.
– Это китайская техника, – пояснила Лара.
– Есть ли в вас хоть что-нибудь обычное, – словно с досадой вздохнул Меншиков.
– Я весьма посредственно готовлю и ужасно пою… Хотя, некоторые находят мои таланты приятными, – она подмигнула. – Полагаю, мне стоит вернуться и собрать редкие пожитки для нового странствия? Согласитесь же, захватывающее выходит приключение!
Лариса Константиновна не нуждалась в его ответе. Она ускорила шаг и быстро оказалась впереди. Александр вновь ощутил досаду: Лариса Константиновна не нуждалась в нем. Он ненавидел женщин, да и мужчин, в нем не нуждающихся. Если помочь человеку, он будет тебе обязан. Лара Вовк добилась расположения государя сама и теперь сама словно крепость выстраивала подле престола. Нет, друзьями им точно не быть. По крайней мере пока.
В этот момент подумалось о Марте. Вот такую женщину Меншикову хотелось видеть возле Петра. Веселую, шумную, но понятную. Ту, о которой можно сказать «баба», а не такую, что плещется в воде, носит брюки и никогда не испытывает чувство стыда.
***
Все утро Марта мучилась икотой. Какой же негодяй столь упорно вспоминает о ней? Хорошо бы это был Петр. Девушка подхватила юбки и поспешила воротиться в свои комнаты. Ей не нравилось прозябать в Москве, потому, воротившись с прогулки, она поспешила закончить трогательное письмо для своего возлюбленного.
Не так давно они с Петром сошлись, чтобы теперь он вечно оставлял ее одну. Ни новые платья, ни богатые хоромы, ставшие признаками его внимания, не могли убедить девушку, в том, что положение ее не изменится в ближайшее время. Да и Меншиков, который еще недавно пребывал точно в таком же положении, как и она, уже успел вновь воссоединиться с Петром. И теперь, кажется, она одна осталась в Москве.
В бессильной злости, она сорвала с рук тонкие перчатки и швырнула в стену. Марта всегда была живой и подвижной и теперь будто ускорилась в своей неугомонности. Отчаяние словно застило ей глаза. А зря. В порывистом движении она зацепила юбкой комодик, на нем опрокинулась хрупкая ваза. На пол полилась тонкая струйка воды.
– Что же вы? – тихий голос из темного угла спальни.
Марта вздрогнула. Быстро она обернулась. В кресле, скрытом тенью плотных штор, сидел темный силуэт.
– Кто здесь?!
– У вас приятный выговор, – одобрительно заметил гость. – Конечно, есть к чему стремиться, но смею заверить…
– Кто вы?! – перебила Марта.
– Граф Орвил, – силуэт почтительно кивнул.
– Что вы здесь делаете?! – и без того высокий голос срывался на крик.
Марту всегда находили привлекательной, хотя встретив ее воочию, граф едва ли мог найти сему объяснение: низкорослая, округлая, с лунообразным лицом и маленькими глазками. По некоторым дамам сразу видно отсутствие породы. В Марте Скавронской об этом отсутствии кричало все.
– Я пришел вам помочь, – наконец встал из кресла Орвил.
Марте было страшно. Каждый шаг графа сопровождался ударами трости об пол. Граф Орвил был подобен нечистому духу: вытянутый и какой-то нечеловеческий.
– Вы меня убьете? – уже тихо уточнила она.
– Что за глупости? – хмыкнул граф. – Я пришел забрать вашу душу. Но от этого еще никто не умирал… По крайней мере сразу… А вам и бояться уже нечего! – он улыбнулся пугающе белой улыбкой.
Пока граф Орвил говорил, Марта осторожно пятилась. Несмотря на внешнюю округлость, она умела двигаться тихо и плавно. Так двигаются змеи: глядя прямо на свою жертву, они ползут, пока не нанесут удар. Марта же пятилась. Она точно знала, что на столике около окна с завтрака осталось блюдо с фруктами и прямо там притаился нож. Марте хватит сил нанести стремительный удар. Она не из тех слабых девочек, кои не в силах постоять за себя. Слишком высоко она уже вскарабкалась, чтобы сейчас погибнуть или быть обесчещенной.
Еще пара шагов. Пальцы нащупали блюдо. Еще чуть-чуть и…
– Вы, полагаю, ищете это? – граф Орвил поднял вверх серебряный клинок, на который было наколото откушенное яблоко. – Простите, не сдержался. Питаю слабость к винограду, к несчастью, у вас были только яблоки…
– Я буду кричать! – Марта не смогла сохранить самообладание и сорвалась на крик.
Орвил замер и с открытой неприязнью поджал губы. Марта голову дала бы на отсечение, что перед ней не человек. Перед ней сам искуситель, предугадывающий любое ее действие. Высокий бледный, в темном парике, он был облачен в черный, расшитый серебром и алмазами сюртук. Он точно дьявол! Дьявол или француз!
– Мадам, за кого вы меня держите? – она думала, что граф возмутится ее низкими мыслями, но, вопреки ее ожиданиям, он продолжил: – неужели вы думали, что я столь долго ожидал вас и не позаботился о том, чтобы в этой части дома мы не остались наедине? Если вам так угодно, разумеется, мы можем прерваться на вашу истерику. Но вынужден вас предупредить, я плохо отношусь к женским слезам.
Марта, будучи девушкой понятливой, набрала побольше воздуха и подавила инстинктивный порыв.
– Зачем вам я?
– Благодарю за понимание, мадам, – граф Орвил улыбнулся. – Как я уже сказал, я пришел вам помочь.
– Вы сказали не так, – резонно заметила Марта.
– Будет вам, не придирайтесь к словам. Я здесь, чтобы помочь вам взойти на престол.
В голове Марты ярко возник образ трона. На нем восседал Петр, а на ступенях подле, в роскошном, расшитом камнями платье, сидела она. И этот образ, такой яркий, затмил все иные. Все, что мог возразить голос разума. Все, чего она хочет – быть рядом с могучим Петром.
– Вы явно вообразили нечто прекрасное, мадам, – одобрительно кивнул граф. – Но представьте теперь себя в короне на троне подле государя.
Марта мало знала о любви и истинной привязанности, но чувствовала, что с Петром у нее именно это. Именно это странное чувство – любовь.
– Да, чарующая фантазия, – будто бы читал ее мысли странный граф. – Вот только вообразите, чем там, в походе, может быть занят ваш суженый…
– На что вы намекаете? – вновь вскинулась Марта.
– Я не намекаю, мадам, – посерьезнел тот. – Я говорю, как есть: пока вы здесь, там, с вашим суженым, другая.
Долгая пауза, а после:
– Я не верю! – холодный и решительный тон. Голос человек, у которого есть лишь эта внутренняя непоколебимость.
– Вам не нужно верить. Вам нужно знать. Но если вам любопытно, в не столь отдаленном прошлом, я имел удовольствие провожать Александра Даниловича в путь. И, скажу я вам, помимо всего прочего, государь распорядился захватить с собой новый клинок в женскую руку. Вот только интересно в чью.
Марта побледнела. Она не была склонна к обморокам, но здесь весь мир вокруг пустился в пляс. Не понимая зачем и почему, Марта Скавронская сделала лишь одну вещь, которая казалась правильной в тот момент. Она сжала маленькие кулачки и спросила голосом человека решительного, отчаянного:
– Что мне делать?
***
Шторм обрушился на корабль, пассажиркой которого была графиня Кроун. Красивая, но невероятно печальная аристократка путешествовала в сопровождении пожилой камеристки, которая в сущности была и глуха, и слепа, и вынуждала прочих пассажиров и членов экипажа делать ставки, доживет ли до конца пути.
Впрочем, едва ли графине и в самом деле была нужна компания или помощь хоть в чем-то. Поговаривали, что в Петербург она следует по личному приглашению наследника престола, а про ее приданое и вовсе сложили уйму легенд. Сама леди Лара мифов о себе не развеивала, наряжалась в мрачные, но дорогие платья, а украшениям на ней завидовал всякий, не потерявший зрение от блеска их камней.
Сама она ни с кем не заговаривала. Развлекала себя тем, что выходила на палубу и долго-долго всматривалась вдаль, словно силилась разглядеть на горизонте очертания столицы.
Ларе нравилось скользить взглядом вдаль по водной глади. Нравилось воображать первую встречу с ее инженером. Для него прошло так много лет, а для нее – меньше пяти. Зол ли он на нее по-прежнему? «Зол» – неверное слово. Николай ведь не злился, он ненавидел ее за предательство.
Буря накрыла корабль ночью. Внезапно и решительно. Лара проснулась от первого же раската грома. Нет, она не сразу решила, что умрет, но в тот же миг, как первая волна ударила по палубе, ярко представила, как рушится ее идеальная жизнь.
Лара спокойно легла на кровать. Не раздеваясь, не снимая сапожек. Она поправила юбку, в несвойственной ей манере разгладила складки. Сложила руки на груди и закрыла глаза.
На пристани ее ждал инженер. В этом его строгом мундире, с аккуратно уложенными волосами. Он был также молод, как в год их знакомства. В Лариной памяти Николай Павлович навсегда останется двадцатидевятилетним инженером. Вытянутым, сильным, не умеющим ошибаться и признавать свои ошибки.
Сколь многих бы мужчин Лара Вовк не встречала в своих странствиях по времени, любить истинно она способна лишь одного. И он протягивал к ней руки. Есть ли такой промежуток времени, когда они вместе были, есть или будут счастливы? То время, которое хотелось бы зациклить, превратить во временную петлю? Этим временем могла бы стать их встреча в Петербурге. Встреча, до которой оставалось столь короткое расстояние.
Лара ярко видела, как он бросился к ней навстречу, как подхватил на руки и поцеловал. Ему уже было все равно, что подумают люди вокруг. У них впереди могла быть, нет, должна была оказаться долгая счастливая жизнь. Лара бы провела рукой по его щеке и он наконец бы дал ей то, чего она так хотела, хотела мучительно долго: он бы ее простил. И не осталось бы больше сожалений.
Как ужасна память любящего человека: Николай Павлович никогда бы не презрел законы общества, он никогда бы не бросил семью. Кому как не Ларе знать об этом? Но все равно, она продолжала рисовать в воображении прекрасный образ, рожденный ее любовью и красивыми сказками, которые так нравились ей.
Лара проваливалась в сон и хотела уснуть навсегда.
Внезапно, кто-то резко схватил ее за руку:
– Миледи! Миледи вставайте! – чужие пальцы больно впивались в плечо. – Мы тонем! Мы тонем! Вставайте, вам нужно сесть в шлюпку.
Лара бессильно посмотрела на незваного спасителя. Нежеланное спасение ужасно само по себе. Ей не хотелось жить до тех пор, пока матрос не вытащил ее на палубу. Холодный ветер ударил в лицо, вырывая Лару из чарующей фантазии. Лара была здесь и сейчас. Здесь и сейчас, на грани гибели. Если она погибнет – никогда не встретит своего инженера! Никогда! А ей было жизненно необходимо встретить его.
Она поспешила за матросом. Первую шлюпку уже спустили на воду и графине Кроун подготовили новую. Она ловко забралась в лодку. Посмотрела в глаза своему спасителю, тот быстро улыбнулся, хотел сесть к ней, но не успел: канат порвался и шлюпка полетела вниз. Лара закричала. Она не любила кричать, но не смогла сдержаться. Прежде ее жизни если что-то и угрожало, то только люди. Опасность от людей хороша тем, что с ней можно бороться. С опасностью от стихии остается только смириться.
В дальнем углу лодки что-то зашевелилось и кинулось на Лару. Она не успела понять, что это, волна накрыла ее с головой, едва не затопив единственный шанс на спасение. Девушка быстро обмотала руку оборванным канатом и вцепилась в него. Что угодно, лишь бы ее не вымыло из лодки. Новая волна, ее подкинуло, Лара неудачно упала на спину и ударилась головой. Она не знала, сколько времени провела в этом аду.
– Снова не спится, Лариса Константиновна? – насмешливый голос за спиной.
Лара вздрогнула и оторвала взгляд от едва тлеющего костра.
– Александр Данилович, и вам? – она постаралась придать голосу спокойствие, но было заметно, что Лара опечалена.
Меншиков не хотел знать, что там тревожит ее душу. Девичьи глупости его не заботят.
– Место здесь какое-то беспокойное, – он сел рядом с ней.
– И скоро будут белые ночи, – протянула Лара.
– Белые ночи?
– Да, столица тем и хороша, что в ней летний день длинен, ночи ясны будто день и кажется, что в этих сумерках спать – чистый грех, – кивнула Лара.
– С чего вы взяли, что столица будет именно здесь? – мысль о том, что Петр делит с ней больше, чем с ним, неприятно уколола. – Неужто и в самом деле вы способны в грядущее заглядывать? – изобразил ехидство он. Меншиков слышал, что их странная спутница видит будущее, но прежде не верил в это.
– Это факт, в грядущее заглядывать не обязательно, – она рассеянно посмотрела на угли. – Есть такие вещи, на которые не повлиять. Столица будет на берегу Невы, Петр будет императором, а вы первым губернатором столицы.
– Что?
– Согласитесь, легче верить, что я знаю, что там впереди, когда я вижу, что-то приятное в вашей жизни? – и вот уже на ее губах играла насмешка. – Коли мы оба бодрствуем, возможно, вы будете столь любезны и поможете мне потренировать удары? Не хочу оказаться на поле боя, умея лишь красиво танцевать с саблей.
Лара встала и Александр почему-то последовал ее примеру. В них было что-то неуловимо одинаковое. Что-то в самой их сути. Как известно, два одинаковых человека сперва резко сближаются, словно сталкиваясь со своим отражением, а затем так же стремительно разбегаются. Не могут столь близко существовать два одинаковых существа. Одно должно уничтожить другое.
Глава 4. Пойдем со мной
На жизнь Тревел не жаловался. Здесь, знаете, быть живым всегда лучше, чем мертвым. Тревел это понимал, как никто иной. К тому же, еще никогда у него не было человека, который бы не шпынял его, а, напротив, старался заботиться, позволял спать на груди, исправно кормил, а при переезде с места на место следил, чтобы Тревелу было очень удобно ездить. Вот и сейчас, расположившись в специальном гамачке за спиной Лары, он мирно спал, разморенный долгим плаванием на лодке.
– Отчего это место? – Меншиков поморщился, глядя на болотистые берега.
– Займем эту местность, сможем легче гонять шведов! – отозвался Петр, внимательно следивший за продвижением по широкой реке.
Александр не стал комментировать, что им нужно не легче, а хоть как-нибудь гнать шведов. Лара просто молчала всю дорогу, чем нервировала Меншикова неописуемо. Она все задумчиво глядела вдаль, погруженная в свои мысли. Александр не выдержал и спросил:
– И о чем призадумались вы, Лариса Константиновна?
Девушка рассеянно подняла на него взгляд и пожала плечами:
– Ярко представляю гранитные набережные и дворцы.
Меншиков вновь вздохнул, оставив при себе мысли о том, что Петр, наконец, отыскал мечтательную безумицу под стать себе. А Лара все всматривалась в лес и видела там родной город, видела там свою жизнь.
– Ниже по течению крепость, ее сперва взять нужно, а уже потом помышлять о дворцах, – неожиданно серьезно заметил Петр.
Лара посмотрела на государя, точно хотела что-то сказать, но передумала и вновь отвернулась в сторону берега.
– Разобьем лагерь здесь, – Петр указал куда-то на сушу. Лара не смотрела. – Если возьмем крепость, заложу здесь столицу.
– Вы, я погляжу, совсем не обеспокоены происходящим, – сойдя на берег, Меншиков поравнялся с Ларой.
– К чему мне тревожиться?
– Хотя бы тому, что имеете странное намерение участвовать в битве.
Ему не нравилась эта спокойная отчаянность Ларисы Константиновны. Такое спокойствие присуще людям, ни разу в бои не ввязывавшимся. Она не знает, что такое бежать с поля боя, спасаться, презрев всякое понятие о чести.
– Вы ведь тоже кругами с криками не бегаете, – Лара улыбнулась. – А в бой, полагаю пойдете. Вы ведь всегда подле государя.
– Я не баба, – отчего-то обиделся Александр.
– Александр Данилович, вы все меня понять пытаетесь, не утруждайтесь, у вас это не выйдет. Я сама себя понять не могу, куда уж вам. – она ускорила шаг, чтобы нагнать Петра.
Меншиков еще немного посмотрел ей вслед, а затем и сам вернулся к делам. Лариса Константиновна права. Он все старается понять ее умом и постоянно терпит неудачи. Саша мнил себя знатоком женщин, полагал, что всякую бабу раскусить способен, а раскусив, сумеет ею управлять. Так было всегда, так было с Мартой. И тут появилась она, Лара Вовк, без девичьей наивности, без страхов и требований. Она просто была всегда там, где нужно. И, самое ужасное,. Лариса Константиновна никогда ни в чьих советах не нуждалась.
Александр должен найти что-то, что позволит ему контролировать Вовк, что позволит, если не понять ее, то хотя бы обуздать. Страшная опасность кроется в человеке, не скованном секретами и страхами. Как только они разберутся с вражеской крепостью, он озадачится тем, чтобы подчинить себе Лару, пока та не стала влиятельной фавориткой государя. Если Петру и иметь любовный интерес, то только к той, кого может контролировать Меншиков, а иначе… Та, кто может предложить тепло ночью, всегда будет обходить верного друга.
***
Лара внимательно смотрела в глаза Тревела, кот так же недвижно гипнотизировал своего человека. «Дурная. Точно с этой животиной мыслями общается» – подумал Меншиков, между делом посматривавший в сторону Вовк. Ларе же было совершенно плевать, что там о ней думает какой-то Алексашка. Завтра утром они начинают штурмовать крепость. Завтра на рассвете Лара Вовк впервые примет участие в битве. Но это будет завтра.
Сегодня настало время серьезно поговорить с котом о том, как он смог пробраться через века за ней. Всматриваясь в зеленоватые кошачьи глаза, Лара и в самом деле пыталась выяснить у него секреты, ведь если кот смог пройти сквозь время, значит и человек сможет. Эта мысль робко стучала в висках с того момента, как Ларе сказали, что у нее есть кот.
Итак, Лару волновали два вопроса: во-первых, как она протащила за собой лодку, во-вторых, кота. Лариса Константиновна, наконец, отвела взгляд от кота, покосилась на синяк на запястье. Доктор фон Штейн сказал, что рана на руке осталась у нее от каната, который обвился вокруг ее запястья и надежно приковал к лодке. Одежду и украшения Лара также переносила на себе. Выходит, все то, что она держит в момент перехода из времени во время – остается с ней. Это логично: в XIX веке она же протащила свою огромную сумку с конспектами по французскому и лекарством от простуды. Это казалось чем-то интуитивно понятным, но, если задуматься, невероятно важным.
Возвращаясь к Тревелу. По свидетельствам все того же доктора, кот запутался в ее юбках и крепко вцепился в ногу. Он в нее не просто вцепился, он вгрызся, борясь за жизнь. В таком случае, достаточно ли взять просто человека за руку, чтобы утащить за собой? Наверняка да! И это чудесно. Если бы она знала наверняка, что еще хоть раз встретит своего инженера, не отпустила бы его руку никогда!
Но у кого спросить? Наверняка Кириллушка знает… Кириллушка… Лара помрачнела: где тот Кириллушка. Да даже будь он здесь, едва ли Лара может вновь доверять брату. Она закрыла лицо руками, припоминая то, как ужасно они разошлись.
– Лара, прошу, не совершай глупостей – Сирилл спешил за сестрой по лестнице.
– Я не могу не совершать глупостей! – огрызалась Лара. – У меня нет времени! Нет времени на вдумчивость! Ты пытался жизнь мою украсть! Не понимаешь? – она бы непременно расплакалась, но слез уже не было.
– Лара, прошу, подожди хоть немного, подумай! Неужели ты еще ни разу не задумывалась над тем, что это блажь? Неужели ты так зла на меня и не способна признать, что жизнь твоя здесь была хороша? Неужели?
Он был в еще большем отчаянии, чем сама Лара. Это невыносимо терять самого дорогого человека. А Сирилл именно что терял Лару. Он это знал и был в ужасе. Никто не хочет ощутить полного одиночества. А без Лары он обречен. Потому что нет в мире человека, способного понять, каково это не иметь цельного полотна жизни, довольствуясь лишь клочками.
Лара резко остановилась в центре просторного холла их дворца. Припоминая, как жестоко Кириллушка отчитывал ее в день своей смерти. Она вздохнула, стараясь привести мысли в порядок, не впадать в истерику, но не смогла. Ярость вновь захлестнула. Она приблизилась к нему вплотную и изо всей силы ткнула пальцем в грудь:
– Не ты ли мне говорил, что я ненормальная, пытающаяся вершить судьбы людей?! – она сделала еще один шаг, вынуждая Сирилла пятиться. – Не ты ли обвинял меня в том, что я жить нормально не умею и все в непонятные истории влажу, ни о ком не думая?
Ему было нечего ответить. Он и в самом деле думал о чем-то подобном, но еще не обвинял Лару. Кириллушка бы не посмел. Он верил в мудрость вечной спутницы. Верил, что они будут связаны.
– Пожалуйста, не обвиняй меня в том, чего я еще не успел сделать…
Лара на миг замерла: ведь она сама говорила ему что-то подобное. Ужасно сложно жить не равномерно. Ужасно сложно расплачиваться за слова, которых еще не произнес, но произнесешь, даже если сейчас не веришь, что можешь их сказать.
– Не могу, – уже не с яростью, а с тоской произнесла Лара и внезапно показалась маленькой и незащищенной.
В огромном дворце ей уже не было места. Белгравия могла удержать Лару Кроун, но не Ларису Константиновну Вовк.
– Прости меня, – в очередной раз повторил Кириллушка.
– Пока не могу, – тихо, но так честно призналась Лара.
– Пожалуйста, не уходи. Мы слишком давно в этом мире, что если ты перенесешься в другое время прямо посреди моря? – его глаза наполнились слезами тревоги.
– Я не могу остаться… Ты разве не понимаешь? Если у меня есть хоть один шанс оказаться снова рядом с ним, я этого шанса не упущу. Даже если я увижу его только издалека. Только мельком, мне и этого будет довольно…
– Не уходи…
– Кира, ты разве не видишь? Я не могу с тобой остаться. Не сейчас. Я тебе пока больше не доверяю…
И слишком быстро она ушла.
– Лариска! – громкий звучный голос Петра обрушился на Лару. – Что ты голову повесила?
Лара вздрогнула, возвращаясь в настоящее, и печально посмотрела на Петра.
– Я брата вспоминала…
Царь подсел к ней на упавшее бревно.
– Он погиб? – странное слово, отчего-то Петру показались неподходящими прочие.
– Не знаю, – призналась Лара. – По всем законам мы должны быть вместе, но отчего-то теперь разлетелись…
– Если он жив, его всегда можно отыскать, – Петру нравилось поддерживать его Лариску. – Хуже тосковать по умершим… – царь погрустнел, вспоминая своих братьев.
– Нет, – Лара зачем-то взяла его за руку, словно в чужих пальцах могла найти спасение от горя.
У Лары были невероятно холодные руки. Петр ответил на ее жест и крепче сжал ее ладонь. Грубые больше руки будущего императора.
– Не все можно простить даже самому дорогому человеку. Правда ведь?
Лара знала, что Петр должен ее понять. Не сейчас, но однажды, когда казнит своего же сына. И все же царь кивнул:
– Вам должно быть известно о моей сестрице.
– Да, – кивнула Лара, – иногда наши siblings делают ужасные вещи. Еще хуже, когда они понимают, сколь губительны их решения для нас с вами…
– Я не знаю, что сделал ваш брат, но надеюсь не организовал бунт стрельцов с попыткой вас убить, – Петр не любил вспоминать эту историю, но сейчас она показалась забавной.
– Нет, он решил переписать мою жизнь, лишил выбора…
Петр не думал прежде о женской свободе, но в общение с Лариской понимал, что ей она необходима. Лара была рождена вольной. Как дикая птица, она создана, чтобы парить в небесах, а клетка сломает ей крылья.
– И все же… Мы с Кириллом многое пережили и сложно сказать, кто в итоге кого сильнее обидел… Я еще не успела начать тосковать по нему, а значит не время нам видеться…
Лара положила голову на плечо Петру. И не было в ней женского кокетства. Государь подумал про Марту, про то, как страшно по ней соскучился. Пора уже скорее заканчивать здесь и возвращаться за ней.
***
А в Москве Марта подкидывала яблоко. Она занималась этим, кажется, целый день и ужасно вымотала саму же себя. Ах, был бы Петр здесь. Душа бы ее на место воротилась, а не металась беспокойной птицей. Слишком мало они друг друга знают, чтобы так надолго разлучаться! До Петра Марта в сказки не верила. Ей было ясно, что мир жесток, а мужчины злы. Но потом, на приеме в доме Александра Даниловича, Петр увидел ее и жизнь, кажется, стала совсем иной.
Не имело значения царь он или нет. Петр всегда был добр к ней. Марта поняла, что он ее прекрасный рыцарь, посланный господом за все мучения и унижения. Нет, сперва она решила, что он в ней видит доступную ласку, но быстро убедилась в обратном. Марте стоило лишь заглянуть в его светлые глаза и всякие сомнения исчезли.
Петр не спешил овладеть ею, не осуждал за прошлое. Ему нравился ее веселый легкий нрав. Нравилась и молодость, и активность. Марта чувствовала, что у них склад души одинаков. А родственные души просто так не расстаются. Откуда же эти сомнения? Почему так легко поверила словам графа? Нет, Марта видела, как Петр смотрел на нее, как нежно проводил пальцами по коже. Это не страсть. Точнее, страсть, но нечто большее скрыто за ней.
Но что если в самом деле Петр встретит девицу более ему подходящую? Едва ли Марта верила, что царь, сколь сильно бы он не привязался к ней, возьмет в жены кого-то столь безродного… Что если есть в мире аристократка, которая бы также славно подходила Петру?
Если бы ее не окликнула горничная, принесшая письмо, наверняка бы Марта так и блуждала по воспоминаниям, то и дело ударяясь о плачевность своего положения.
– Прочти же! – нетерпеливо велела Марта.
Не часто Петр отправлял письма Марте, оттого каждая весточка становилась праздником. Теплые короткие строки. Она улыбнулась: откуда вообще взялись те сомнения? Это все жуткий граф! Как там его? Орвил?
– Вам также доставили посылку, – сообщила горничная, указывая на большую коробку.
– Что там? Гостинец от Петра?
Настроение у нее явно улучшилось, она буквально порхала по комнате, внезапно захотелось надеть ожерелье и украсить прическу цветами. Марта трепетно сняла крышку и удивленно посмотрела на платье. Темно-красное, с камнями и подвесками, словно с него стекали капли крови. Жуткая вещица. Марта посмотрела на карточку, вложенную внутрь и вновь велела прочесть:
– Вы также прекрасны, как свежее яблоко, но всегда ли хватает одной красоты? Граф, – с выражением продекламировала горничная, немного гордящаяся тем, что, в отличие от хозяйки, грамоте обучена. – Граф вам и фрукты прислал, – припомнила она. Велите подать?
– Нет! – воскликнула Марта. – Выбрось! Выбрось все!
Горничная привыкла не обращать внимание на глупые указы господ, а потому платье забрала и припрятала в шкаф до лучших времен. Нечего такой лепотой разбрасываться. А фрукты, коли уж взбалмошной Скавронской они не по душе, разделила с домовой прислугой. На том историю и позабыли.
