Анастасия Абрамова-Корчагина
Разрульщица
– Зачем? – пучит глаза младшая.
– Ну, – на секунду заминаюсь я, – они утягивают их в воду… Забавы у них такие странные…
– Как сирены, да? – деловито уточняет старшая, уже знакомая с древнегреческой мифологией.
– Ну да, похоже.
– А хвост? – не унимается младшая.
– Что хвост?
– Ариэль же с хвостом! – припечатывает малышка.
Я обречённо вздыхаю: лекция по нежити с утра да на голодный желудок – не самоё приятное времяпрепровождение. Но что делать? Мать – должность круглосуточная.
– На Руси верили, что русалки – души утопленниц, они хвостов не имеют, живут в реках и омутах. А в Европе русалки – морские девы без души, они-то как раз с хвостами. Ни на каких ветвях они не висят, в отличие от наших. И нечего путать кислое с пресным! Всё! Отстаньте от меня в мой законный выходной! Гриша, скажи им, – я обращаюсь к последнему спасительному средству – к мужу.
Но его половина пуста.
– А где папа?
– Ушёл! – хором рапортуют дочери.
– Куда?
Девочки пожимают плечами. Ни за что не поверю, что они отпустили его без допроса в субботнее утро. Я грозно перевожу взгляд с одного веснушчатого личика на другое. Но мои «партизанки» молчат. И мой «дознавательный» взгляд, от которого усмиряется нежить, урезониваются гномы и конфузятся драконы, на родных дочерях не работает.
– Кто что хочет на завтрак? – радостно спрашиваю я, заходя с другой стороны и подкупая детей редким случаем выбора.
Моя интрига безупречна, потому что небанальна. Я усыпляю детскую бдительность, готовя яйца по-венски для одной, ленивые вареники для другой, а себя балую французским омлетом и лишь потом начинаю игру.
– А что же, папа голодным ушёл? – ужасаюсь я, глядя на наше утреннее изобилие.
– Он бутерброд ел. С чаем, – сдаёт позиции старшая, уже разделяя исконно женскую тревогу.
– Бутерброд! – всплёскиваю я руками. – Бедный! Оголодает, небось. Ну да, наверное, он скоро придёт.
– Не, не скоро… – я набитым ртом опровергает младшая. – Он пошёл быть героем.
Запечатав на своём лице невозмутимую улыбку, я осторожно, бочком, начинаю пробираться из кухни, чтоб не пугать детей. Для них «быть героем» – оборот речи, они – продукт современной реальности, для которых волшебство живо лишь в сказках, а сказки запечатаны на страницах книг и в рамке телевизора.
Продираясь среди хлама в кладовке, я молюсь, чтобы меч был на месте. Но его там нет.
– Твою же … ! Герой хренов! Зря я ему на Лорда жаловалась.
Я нашариваю в кармане телефон и тыкаю в мамин номер на сенсоре.
– Мамуль, не посидишь с девчонками? Прямо сейчас. Да нет, это Гришка… вспомнил рыцарское прошлое. Я в курсе, что он в отставке! О чём ты, какая логика? Это ж мужчины, мама. Да мне без разницы – какой у него кризис! Наколдую ему копыта и рога – будет знать! Ну, конечно, шучу. Ох, мама, не начинай! Я помню правила – ты сама меня учила. Ты, между прочим, уже 10 лет как на пенсии, и за это время на Хранительницу никто не жаловался. Теряем время! Давай приезжай скорее. Вот вернусь с мужем, тогда и про кодекс поговорим.
Я даю отбой.
Интересно, почему нас называют Хранительницами, именно так – в женском варианте, если мужской должности Хранителя нет вообще? Я, конечно, не ярая феминистка, но должна же быть логика! Да и само имечко это… Хранительница… Зачем оно? В каждом мире нас величают по-разному. Что-то неправильное, неточное есть в этом имени. Я же ничего не храню – я оберегаю. И даже нет – я прихожу, когда проблемы… Я разруливаю. О, Разрульщица! Вот так честнее.
Я ядовито усмехаюсь попыткам разума отвлечься от мальчишеской выходки мужа. И ведь он знает, насколько это опасно, и понимает, что при любом исходе у меня будут проблемы, но нет! – ничто не в силах остановить настоящего рыцаря в азарте праведного гнева, даже если он давно оставил это поприще и сделал это по собственному почину. Впрочем, сейчас гневаться бесполезно. Маме понадобится полчаса, чтобы добраться до нас. Что ж, пойду дозавтракаю с дочерями.
5.
Сизый воздух духмян и тягуч. Скудное солнце едва продирается сквозь облачную пелену, словно полдень решил притвориться сумерками, а теперь и сам поверил в обман.
