Обсуждали и правда долго. Но Мавна с удивлением поняла: ей всё равно. Она почти привыкла к тому, что за её спиной постоянно доносятся шепотки, а стоит ей обернуться, как все поспешно отворачиваются, будто и вовсе не смотрели в её сторону.
Охрану деревни усилили. Помимо привычных дозорных выставили дополнительные отряды: с вечера мужчины по очереди уходили к ограде – не за околицу, просто стояли у границ деревни и слушали до рассвета: не послышится ли за переливами жерлянок и пением соловья мерзкий скрежещущий упырячий вой?
Мавна привычно провожала Илара в дозор. Брат собирался молча, стиснув зубы. Резким движением забросил лук за спину – на миг под рубахой проступили крепкие мышцы, сунул за пояс нож и охотничий рожок. В груди у Мавны сжалось: если придут упыри, разве успеет подойти подмога? Что толку дуть в рог? Она видела их: стремительные свирепые тени, отвратительные, не люди и не звери, сплошные сгустки ярости.
– Осторожнее, пожалуйста, – попросила Мавна.
Илар замер и обернулся. Его губы дрогнули в улыбке, на щеках, покрытых светлой щетиной, выступили ямочки.
– Не волнуйся, сестрёнка. – Илар с нежностью приложил ладонь к лицу Мавны, и она ощутила, какая грубая кожа у него на руке. – Не впервой же. С пятнадцати лет хожу – и ничего, живой.
Он кивнул на крынку молока, накрытую свежим, ещё тёплым ломтём каравая. Мавна засуетилась: чуть не забыла отдать, хороша сестрица.
– Держи, держи. – Она поспешно сунула ужин Илару в руки. Каравай качнулся, и было слышно, как плеснулось молоко, ударяясь о стенки крынки.
– Спасибо. Ну, спи крепко, сестрёнка. Я посторожу.
Илар снова ободряюще улыбнулся, а у Мавны от его бравады сжималось сердце. Одно хорошо: Илар не увидит во сне Раско и не вскочит с криком, потому что вовсе не будет спать.
– Сразу зови подмогу, если что.
– Непременно.
Илар поправил лук и шагнул с крыльца. Мокрая от росы трава прильнула к его ногам, оставляя влажные полосы на штанах. Несколько шагов – и широкоплечую фигуру брата скрыл туман.
Вздохнув, Мавна поёжилась: из-за тумана вечер был особенно влажный и студёный. Она уже и не помнила, когда были тёплые вечера. Наверное, прошлым летом всё-таки были… Но с тех пор минули осень, долгая зима и затянувшаяся весна, и нос Мавны, казалось, постоянно мёрз.
Развернувшись к двери, Мавна оступилась. На крыльце сидела лягушка и пристально смотрела на неё золотистыми глазами. Лягушка как лягушка: буро-землистая с крапинами по бокам. Тельце едва заметно вздымалось от дыхания.
– Иди домой, – шепнула Мавна. – Тут тебе не болото. Болота за околицей.
Лягушка не пошевелилась. Мавна огляделась – не видит ли кто, что она беседует с лягушкой? – и присела рядом.
– Или ты тоже боишься выходить за околицу? Да ну нет. Чародеи говорили, упыри не едят зверей. Им нужна человечья кровь. Чтобы жить. Но разве это жизнь? Носиться стаями и вопить, выслеживая добычу.
Её передёрнуло от отвращения. Лягушка издала короткий звук, напоминающий смешок, и прыгнула, скрываясь в зарослях сныти.
Мавна постояла ещё немного. Воздух был плотным, душным, пропитанным влагой, будто не стоишь на улице, а плывёшь. Вдалеке послышался свист: дозорные собирались вместе и обменивались короткими фразами. В избах горел свет – все сельчане закончили вечерние дела и спрятались по домам. Наверняка пряха Гина сейчас укладывает своих детей и рассказывает им сказку про полуночницу, которая скребётся в окна и забирает тех, кто не спит по ночам…
Мавне захотелось сходить к Купаве, посидеть у свечки и поговорить о всякой ерунде, может, даже выпить чаю с сушёной земляникой. Она вздохнула: наверное, мама будет переживать, что и Илар, и Мавна ушли на ночь глядя. Лучше потерпеть до утра или сходить в другой вечер, когда Илар останется дома.
Мавна собралась вернуться в дом и лечь спать, как вдруг что-то шевельнулось сбоку, в кустах. Замерев, она повернулась и едва не ахнула: перед ней стоял тот самый юноша, который поймал её венок в ручье.
В сумерках его кожа казалась молочно-белой, даже голубоватой, глаза нездорово поблёскивали. Мавна недоверчиво нахмурила брови.
– Откуда ты взялся?
Юноша улыбнулся – так же блёкло, как выглядел сам.
– Я тут давно. Просто не хотел мешать.
Мавна нахмурилась ещё сильнее. Она точно знала, что, кроме них с Иларом, тут никого не было. Зачем он врёт? И как смог так бесшумно подкрасться?
– Ты мне не нравишься, – проговорила Мавна. – Лучше уходи. Иначе я подниму крик.
Юноша примирительно поднял ладонь, а потом провёл пятернёй по светлым волосам, взъерошивая их ещё сильнее, прямо как Илар. Мавна чуть смягчилась: всё-таки незнакомец выглядел почти мальчишкой, вполне себе безобидным, хоть и чудны́м.
– Не нужно кричать. Я ничего тебе не сделаю. Просто хотел увидеться.
Мавна обрадовалась, что в сумерках он не увидит, как на её щеках загорелся румянец. Она осторожно спросила:
– Для чего это тебе со мной видеться?
– Так может, ты мне понравилась.
Мавна поперхнулась и кашлянула в кулак.
– Довольно шуток. Уходи. Не стоит шататься по дворам ночами. Я уже иду спать.
Юноша шумно вдохнул носом и заозирался по сторонам, будто впервые осознал, где находится. Мавна искоса рассматривала его лицо: чуть курносый нос, впалые щёки, бледные губы. Не красавец, конечно, да и слишком худой. Но что-то в его облике притягивало взгляд. Он двигался резковато, то щурил, то широко раскрывал глаза, будто хотел приметить в деревенских видах что-то новое. Мавна хмыкнула: точно чужак, свой бы так не пялился. Только откуда он такой тут взялся?
– Ты чей? – спросила она. – Я не видела, чтобы ты приходил за хлебом.
– Так я… у Журков гощу. Брат я… троюродный.
– Откуда?
– Так из… Береговки.
– Я думала, в прошлый раз ты говорил про Ежовники.
Мавна склонила голову и задумалась. Да, вполне вероятно, что к соседям вдруг приехал кто-то погостить. Тогда понятно, почему она раньше не видела этого парня.
– И всё равно уже поздно. Тебе лучше уйти.
Он кисло кивнул:
– Я зайду завтра?
Мавна поколебалась. Рука так и тянулась к двери, но разворачиваться спиной и прятаться в доме было бы неприлично: парень вроде бы неплохой, только странный. К тому же знает, где она живёт, вдруг разозлится и в следующий раз что-то сделает?
– Ну… посмотрим.
Парень кивнул, серьёзно, без тени улыбки, развернулся и зашагал прочь. В полумраке Мавна разглядела, что у пояса у него висел какой-то тёмный лоскут, вроде сухого листа, не рассмотреть. Скрипнула и закрылась калитка, ухнула в вышине сова. Мавна немного постояла, вдыхая влажный душистый воздух. Дозорные молчали, спящую деревню окутала тишина, значит, по крайней мере, сейчас всё спокойно и хорошо.
– Неужели правду говорят про твой венок? – протянула Купава и перекатилась на живот.
Мавна недобро покосилась на подругу, но та была такой безмятежной, так мечтательно жевала травинку, а лютики в чёрных волосах так ярко горели искорками, что ворчать перехотелось. Мавна неохотно ответила:
– Не знаю, что говорят. Наверное, какую-то ерунду.
– Ну как же ерунду? Про женишка-а… – Купава хитро протянула последнее слово и подпёрла кулаком щёку, глядя на Мавну с прищуром. Тень от длинных ресниц расчертила её лицо тонкими полосками. – Расскажи сама. Кто таков? Откуда?
Мавна обхватила плечи руками, ёжась, будто в солнечный день вдруг озябла. Ей совсем не было весело, как Купаве. Наоборот, по шее пробежали противные мурашки.
– Всё-таки про женишка? А про н… нежака… говорили что-то?
Купава отмахнулась:
– Да какого нежака. Откуда тут нежак? Наши мужики никого в деревню не пустят, разом голову снесут. Это мальчишки напридумывали ерунды.
– Но всё-таки я слышала… – вяло возразила Мавна.
– И я слышала. Много кто слышал. Но Илька им пригрозила не болтать попусту и не говорить такие жуткие вещи, а то дети услышат и спать перестанут. Кому нужна полная деревня неспящих детей?
Мавна стиснула губы. Ей не понравилось, как Купава уводила разговор в сторону.
– Илар побил Мальвала. За то, что тот при всех сказал о нежаке.
Она внимательно посмотрела на Купаву. Подруга иногда гуляла с Мальвалом, но скорее просто от скуки и когда была в подходящем настроении.
– О-ой, видела я, какой он стал некрасивый. – Купава разочарованно вздохнула. – Пришёл тут, а у самого глаз заплыл и зуба нет. Я даже рассмеялась: себя-то видел? А пришёл, пошли гулять, мол. Как же. Засмеют, если с таким «красавцем» увидят.
– И ты отказала? – Мавна издала смешок.
– Ещё бы. Отказала, конечно. Ну ещё и потому, что сплетни о тебе распускает. Хуже девки склочной. Так что Илар правильно поступил.
Мавна вздохнула, вновь вспомнив брата, яростно кидающегося в драку. Она не могла согласиться с Купавой: вряд ли такое поведение можно было назвать правильным.
– С чего он вообще взял, что тот парень – нежак… Ничего не понимаю.
Купава снова махнула рукой:
– Ой, да не слушай. Ты что, мальчишек не знаешь? Позавидовали, стали трепаться. Они-то наверняка все хотели бы, чтобы ты с ними погуляла. А ты ни в какую.
Мавна шутливо ткнула Купаву пальцем в бок:
– Прекрати! И вовсе они такого не хотят. Мало в деревне девчонок, что ли? Зачем им я? Они ко мне за хлебом приходят.
– Ну давай посмотрим. – Купава перевернулась на спину и выставила вверх руку, загибая пальцы. – Красавица – раз. Печёт лучший на много весей хлеб – два. Спокойная, умная – три.
– Купава! – Мавна схватила её за руку. – Прекрати. Пожалуйста. Это ты красавица и умница, а я самая обычная. Ещё и нелюдимая. Таких не очень жалуют. Так что здесь какая-то другая причина. Может, они правда видели нежака, пока я говорила с обычным парнем? Где-то в кустах, например, мог затаиться. Да ну, ерунда какая-то.
– Так лучше расскажи, какой он. Красивый? Высокий? А плечи широкие?
Мавна слегка улыбнулась: такой забавной стала Купава, так засуетилась, подсаживаясь поближе. Но вспомнила незнакомца и вновь поёжилась.
– Не особо. Бледный, худой.
Купава хихикнула:
– Так может, его кормят плохо? Отъелся бы на твоих караваях. В другой раз угости женишка.
Мавна хмуро взглянула на подругу и опустила глаза.
– Ну уж нет. Не хочу я никого угощать. Кому нужно хлеба – те пускай покупают. Мука нам тоже не даром достаётся.
Купава сморщила красивый нос с веснушками – бледными, как капли морошкового сока, тогда как у самой Мавны с приходом лета веснушки на щеках стали яркими, рыже-коричневыми.
– Какая ты скучная. Неужели тебе самой неинтересно?
– Что неинтересно?
Купава заговорщически сощурилась. Её живое лицо ни на миг не оставалось неподвижным, она постоянно то улыбалась, то хмурилась, то забавно поджимала губы. Мавна искоса любовалась ею, такой настоящей и красивой. Стан у Купавы тоже был загляденье: тонкая талия, крутые бёдра и высокая грудь. И Мавна в былые времена завидовала ей, потому что сама всегда была полноватой и вялой, но уже год у неё совсем не оставалось сил для зависти.
– А вот своими глазами увидишь, – сказала Мавна и сама себе удивилась. – Он обещал прийти сегодня. И ты приходи. Посидим у меня до вечера, а потом, глядишь, и… придёт.
Мавна покраснела и отвернулась. Впервые она заговорила и подумала о ком-то так: о том, что хорошо бы, чтобы он пришёл и Купава его увидела. Притом она не была даже уверена, что тот юноша ей хоть сколько-нибудь нравится. Бледный, болезненный даже, какой-то нервный и странный… Нет, и вовсе даже такой не может никому понравиться. Мама бы сказала: ни кожи ни рожи. И всё же… что-то заставляло думать о нём вновь и вновь, и Мавна злилась на себя за это.
Купава едва не взвизгнула от радости и кинулась обнимать подругу. Мавна поначалу противилась, но наконец засмеялась и в ответ чмокнула её в щёку.
– Как здорово! Поверить не могу! Мне так любопытно, так любопытно!
– Да брось. Сама поймёшь, что смотреть там не на что.
Купава цокнула языком:
– Ой да пря-ям уж. Ко мне-то Вейка пытался ходить. Спровадила я его, конечно. Но пару дней забавлялась. Вот уж где точно смотреть не на что.
– Помню, помню! – Мавна усмехнулась себе под нос. Вейку уж точно нельзя было назвать красавцем, даже её бледный вечерний гость смотрелся бы рядом с нескладным и прыщавым гончаром, который к тому же ещё и заикался, настоящим царём.
Неохотно, но всё же согласившись, она взяла Купаву под локоть, и они вместе пошли к дому.
Вечер наползал на деревню медленно, неспешно укутывал мягкой мглистой шалью. Небо сперва позолотело, затем позеленело, а потом с болот поднялся такой плотный туман, что огоньки в окнах соседских домов казались размытыми, будто глядишь на них из-под полуопущенных век.
На столе чадили свечки, толстые, пахнущие мёдом. Греней знал толк в свечах и варил для соседей только самые лучшие: поставишь несколько таких, и гореть будут долго, освещая всю комнату. О потолок с глухим стуком бился мотылёк.
Купава в который раз нетерпеливо выглянула в окно.
– Ну, когда он там?
Мавна пожала плечами. Чай в её кружке уже остыл, и она успела десять раз пожалеть о своём решении. Конечно, сидеть за пастилой с подругой было приятно и уютно, но какой-то незнакомец, которого они ждали, мог вдруг разрушить весь этот хрупкий уют и сделать тёплый дружеский вечер… непонятным. Мавну пугали неизвестность и собственная смелость. Показать красавице Купаве безымянного доходягу? Что с того, что он поймал венок? Может, случайно выловил посмотреть, приняв клубок стеблей за сбитое сорочье гнездо.
– Потише, – устало попросила Мавна и украдкой обернулась на дверь, ведущую в родительские покои.
Если мать встанет и увидит, что Мавна с Купавой разговаривают во дворе с незнакомым парнем, да ещё и после заката… Конечно, мать может обрадоваться: в кои-то веки дочь заинтересовалась свиданиями, но, скорее всего, просто надерёт ей уши и запретит встречаться с подругой ближайший месяц. После пропажи Раско настроение матери менялось так быстро и резко, что нельзя было предугадать, расплачется она или разозлится.
– Ла-адно. – Купава вновь села на место. – Но всё же… Ай! Идёт кто-то! Он?
Настала очередь Мавны подниматься и выглядывать в окно.
У плетня маячила одинокая фигура. Туман размывал очертания, разбелял молоком все цвета, и парень казался сотканным из сумрачного света. По коже Мавны отчего-то пробежали мурашки, и она засуетилась.
– Да, будто бы он.
– Пошли.
Подруги, стараясь не шуметь, выскользнули за порог.
Парень, завидев Мавну, подался вперёд, но когда заметил Купаву, остановился, чуть сгорбился, сунул руки за пояс.
– Привет, – хитро сощурилась Купава, а Мавна не успела и рта раскрыть.
– Вечера, – странно поздоровался парень.
Мавна осталась топтаться чуть позади, не выходя за плетень. Так и стояли: парень – снаружи, подруги – во дворе. Повисла тишина, только за околицей привычно заливались лягушки.
Мавне показалось, что сегодня её новый знакомый выглядит получше, чем в прошлые разы: глаза сияли бледной зеленью и уже не казались запавшими, на щеках вроде бы даже заиграл румянец. Может, он болел, а сейчас поправился?
– Что молчишь, женишок? – едко протянула Купава, и Мавна едва сдержалась от стона. Вот умеет же она всё портить!
– Же… Кхе-кхе, – парень закашлялся в кулак.
– Купава просто ветреная. Не обращай внимания, – подала голос Мавна.
– Я-то ветреная? А ты тогда глупая, даже имя у него не можешь спросить. – Купава толкнула подругу в бок и мило улыбнулась парню. – Как тебя зовут? А то ходишь тут, ходишь, а имени не говоришь. Не положено так у нас. Раз понравилась девушка, то будь добр и представься.
Мавна прижала ладони к щекам: горели, конечно же. Ей было так стыдно за Купаву, что она думала потихоньку спрятаться в доме и не выходить до утра.
Парень хмурился, поджав губы, и стрелял недовольным взглядом то в Мавну, то в Купаву.
– Я бы хотел поговорить с тобой, – с нажимом произнёс он, указывая на Мавну.
– Ах, какой деловой! А ты знаешь, что у неё есть старший брат? Который свернёт твою цыплячью…
– Купава, прекрати! – взмолилась Мавна. – Вы, оба. Не смейте собачиться. Если мама проснётся, то поднимет шум на всю деревню. Пойдём лучше в сторонку отойдём. Не нужно под окнами ругаться.
Парень удовлетворённо кивнул, а Купава, фыркнув, перекинула толстую косу на спину и гордо прошла за оградку.
Вечер густо пах крапивой, дикой мятой и болиголовом – ничего нового, но каждый раз Мавна не могла надышаться. Туман лип влагой к волосам, от росы подол платья быстро намок и стал приставать к ногам. По улице мигали огоньки: горели у оконцев свечи, чтобы отпугивать полуночниц и мелкую пакостную нечисть.
– Далеко не пойдём, – спохватилась Купава, когда они дошли до пустыря, поросшего кипреем: в середине лета тут колосятся розовые цветы высотой в человеческий рост, а пока только поднимались зелёные ростки. За пустырём начинался забор с козлиными черепами.
– Имя скажи, – напомнила Купава парню, скрещивая руки на груди.
Он сглотнул, покосился на Мавну и наконец выдавил:
– Варде.
– Хоть что-то из него вытянули, – фыркнула Купава.
Мавна ободряюще кивнула парню:
– О чём ты хотел поговорить?
Купава, задрав нос, отступила на два шага назад, будто сделала одолжение: говорите, мол, так и быть, но буду смотреть в оба. Без неё Варде осмелел, тронул Мавну за локоть и повернул так, чтобы Купава не видела их лица. Мавна засмущалась, и, заметив это, Варде отдёрнул руку.
– Я… поймал твой венок, – напомнил он.
«Вот так, с наскока», – недовольно подумала Мавна.
– Поймал.
Варде усмехнулся, в глазах заплясали искорки.
– Значит, теперь ты можешь стать моей невестой.
– А могу и не стать, – отрезала Мавна.
– Можешь не стать, – согласился Варде и чуть склонил голову, рассматривая Мавну. – Но мне было бы приятно видеться с тобой. Хотя бы изредка.
– Ты пытаешься за мной ухаживать? – прямо спросила Мавна.
Она надеялась, что парня смутит этот вопрос и он отстанет, но Варде мигнул и спокойно ответил:
– Может быть.
Мавна раскрыла рот, но не смогла ничего сказать. Такого ответа она точно не ожидала: думала, стушуется, начнёт мяться, как все другие парни, а этот говорил прямо и совсем без стеснения, будто ему было не двадцать, а по меньшей мере вдвое больше. Она потупила взгляд, собираясь с мыслями, но скоро вновь посмотрела на Варде. Кажется, он ждал ответа. И выглядел… снова лучше, чем в прошлый раз. Сумеречный свет окутывал его светлые волосы, заставлял лицо сиять, а в уголках глаз затаились смешливые морщинки. Он не нервничал, просто терпеливо ждал.
– Ну… – Мавна едва не закашлялась. Собственный голос показался ей противным и скрипучим. – Я могу подумать? Да и ты… Может, не станешь спешить?
Варде пожал плечами:
– А я и не спешу.
– Может, тогда придёшь днём… Застанешь брата…
Мавна лепетала всё подряд в надежде, что Варде наконец-то струсит и передумает.
– Постараюсь, – уклончиво ответил он.
«Сработало», – подумала Мавна.
– Эй, ребята! Темнеет уж, – напомнила Купава. Наверное, ей надоело ждать в стороне, переминаясь с ноги на ногу, или же любопытство стало совсем нестерпимым. – Пойдём по домам, Мавна.
– Был рад встретиться, – быстро произнёс Варде и протянул Мавне руку.
– Тогда… Увидимся?
Она сжала протянутую ладонь и удивилась: кожа была прохладная.
Они разошлись по разным сторонам, и сколько Мавна ни оглядывалась, не могла рассмотреть тот момент, когда Варде свернул на соседнюю улицу.
– Ты видела? – зашипела Купава прямо на ухо, едва Мавна поравнялась с ней.
– Что видела? – заторможенно переспросила Мавна.
– На поясе! Ну!
Мавна снова обернулась, но уже никого не увидела. На поясе?.. Кажется, там было что-то бесформенное, похожее на крупный сухой дубовый лист. Больше она ничего не запомнила.
– Это лягушачья шкурка! – горячо зашептала Купава, увлекая подругу дальше по улице.
– И что с того?
– Как что? Шкурки… Кто носит лягушачьи шкуры? Ай, пустая твоя голова! С утра пойдём к тётке Ильке. Вот уж кто расскажет тебе про лягушачьи шкурки!
Купава ещё долго ворчала и возмущалась, но Мавна вновь ушла в себя. Ей не было дела до того, что там носит этот чудной Варде – и так ни с того ни с сего прибавил ей головной боли. Ну, сегодня она хотя бы узнала его имя.
Ночью Мавна ворочалась. Никак не шли из головы эти проклятые лягушачьи шкурки. Почему Купава так переполошилась? Хотя это всё-таки странно: носить такое сомнительное украшение. Но с другой стороны, носят же чародеи козлиные черепа. Вдруг Варде тоже из какого-то чародейского отряда? Их же множество, на каждый удел по два-три, а сколько всего в государстве уделов, Мавна понятия не имела: точно больше, чем пальцев на обеих руках.
Утром, едва управившись с тестом, Мавна сняла передник и вышла из пекарской. Заглянула на кузнечный двор за Купавой, и подруги деловито отправились к деревенской окраине.
Тётка Илька жила в конце улицы, прямо у околицы. Про неё всякое болтали, например, будто нежить унесла её ребёнка и мужа и с тех пор она тронулась умом. Мавна никогда не спрашивала, но к Ильке относилась с теплом: она всегда исправно платила за хлеб, не прося в долг, и к тому же покупала маленькие булочки с сушёной черникой и зёрнами, чтобы кормить диких птиц.
Вероятно, Илька могла знать что-то про лягушачьи шкурки – у крыльца у неё часто лежали птичьи перья, а над калиткой висели камушки со сквозными дырками, надетые на бечёву: таких оберегов больше ни у кого в Сонных Топях не водилось. Да Купава уверенно посоветовала идти именно к ней.
Илька сидела на скамье, сбоку от своей избы. Прямо над ней склонялась калина, вся усыпанная белыми шапками цветов, и накрывала Ильку словно пологом. Из-за теней на лице и руках Мавне на миг показалось, будто вместо кожи у Ильки чешуя, но видение тут же растаяло, стоило ветру колыхнуть ветки. Тени перебежали на стену избы, расчертив её узорами.
– Тёту-ушка-а, – лукаво пропела Купава и присела к Ильке на скамью. Мавна осторожно проскользнула к скамейке, чтобы не поломать соцветия калины, которые так и льнули к плечам.
– Проходите, родимые.
Илька дружелюбно похлопала по скамейке, приглашая и Мавну сесть. От улыбки Ильки на душе стало теплее: будто она сидела тут и только их двоих ждала.
– Как караваи, Мавнушка? Пекутся?
– Пекутся, тёть Ильк.
– Это хорошо. – Она кивнула и повернула остроносое, как у маленького зверька, лицо к Купаве. – А ты? Всё хвостом вертишь?
– Ой, куда уж мне, – смущённо мурлыкнула Купава и запустила пальцы в толстую косу. – Я-то скромная девушка. А вот к Мавне вчера женишок приходил.
Мавна возмущённо шикнула на подругу. Скажет тоже! И зачем трепаться на всю деревню?
– Наш парень? Хороший? – взволнованно спросила Илька.
Мавна опустила глаза. Купава сболтнула, Купава пусть и разбирается.
– О-ой. – Подруга притворно вздохнула и почти положила голову Ильке на плечо. – Такой парень чудной… Не пойму, что с ним не так.
– Если не поймёшь, стало быть, что-то и правда не так. – Илька достала из передника горстку семечек и с хрустом раскусила одну. Предложила девушкам, но они одновременно замотали головами. – Ну-ка, Мавнушка, что такое Купавушка говорит? Правду или брешет? Если брешет, мы её быстро за ноги в колодец опустим, чтоб неповадно врать было.
Купава сразу отстранилась от Ильки, а Мавна усмехнулась.
«Брешет», – хотелось ей сказать, но вслух Мавна сказала другое.
– Правду говорит. Пришли к тебе спросить.
Илька сыпанула семечек под калину, птицам на угощение, отряхнула руки и встала со скамьи.
– Тогда идём в избу. Заварю вам чаю, и там потолкуем, чтоб никто не подслушал.
Ароматный чай из морошкового листа с сушёной черникой приятно согревал желудок. В избе Ильки всегда хорошо пахло: сухими листьями, сосной и солнцем. Мавна с Иларом часто забегали сюда детьми, а потом и Раско… Глазам, как обычно при мыслях о младшем брате, стало горячо, и Мавна часто заморгала.
– Давай нос утри, – тут же сказала Илька, заметив слёзы Мавны. – И про своего женишка выкладывай. От тебя же не дождешься никаких вестей. А тут – жених. Ну и ну!
– Да не жених он мне, – сдалась Мавна. – Так, приходил пару раз. Венок мой поймал.
– На Русалий день?
Мавна молча кивнула.
– Говорю же, жених, – встряла Купава.
– Тихо ты, стрекоза, – буркнула на неё Илька. – Давай, Мавна, говори, чем он странный.
Мавна крепче сжала кружку. Пальцам стало горячо – даже слишком, но она не спешила их убирать. Перед глазами встал образ Варде: такого нездешнего и загадочного, будто сотканного из сумеречного света. Как о нём рассказать? И стоило ли? Мавна удивилась сама себе, но сейчас она, кажется, впервые пожалела о том, что в тот вечер позвала с собой Купаву. Может, было бы правильнее оставить его только своей тайной?..
– Он не наш, – тихо проговорила Мавна, глядя куда-то поверх чашки, туда, где воздух дрожал от пара. – Я не знаю, где он живёт. Он бледный и тонкий, бесцветный будто. Но тихий и… наверное, вежливый.
– Это ещё что! – не выдержала Купава и заговорщическим тоном объявила: – У него на поясе висит лягушачья шкурка.
Илька отставила свою кружку и внимательно посмотрела на подруг.
– Шкурка, говоришь?
– Ага. Только Мавна никак не разглядит, дубовый лист это или шкурка.
– А ты глазастая и разглядела?
Купава довольно зарделась:
– Разглядела, конечно. Самая настоящая шкурка. Может, не лягушачья, а жабья, но точно шкурка. Наверное, он из заболотских? Они там все с причудами, мне матушка рассказывала, как в юности познакомилась с одним, а он землянику прямо с ветками ел.
Взгляд Ильки вдруг сделался тяжёлым, брови сдвинулись к переносице. Мавна вяло повернулась к ней и похолодела: такой она Ильку никогда не видела. Под ложечкой затаилось неприятное предчувствие.
– Что? – спросила Мавна упавшим голосом.
Илька моргнула несколько раз, будто прогоняя дремоту. Купава жадно подалась вперёд, приоткрыв рот: приготовилась слушать.
– Нехорошо это, – заявила Илька.
– Шкурка – нехорошо? Почему? – оживилась Купава.
– Да потому. Честный человек не станет носить лягушкину кожу. На что она ему? Спросили бы первые.
Илька засуетилась, поднялась из-за стола, поправила скатерть и убрала свою чашку. Купава разочаровано протянула:
– То есть ты не зна-аешь?
– Не знаю. И вам носы совать не советую. Коли такие любопытные – сами спросите, но лучше не ходи с ним никуда, Мавна. Особенно по вечерам.
– Я не…
– Без меня не пойдёт, – заверила Купава. – Но всё же: что не так с этой шкуркой? Я как увидела, тоже подумала, что это неспроста. Чародеи же носят козлиные черепа. Стало быть, этот тоже из чародеев? Но откуда тут у нас чародей? Ещё и один, без своих побратимов.
– Нет, – отрезала Илька. – Тут другое. Пока не могу сказать, сама не уверена, но и вы не лезьте. Молодцы, что сказали. А ты, Мавна, запомни мои слова и не ходи с ним. Поняла?
Илька смерила Мавну таким тяжёлым взглядом, что почти пригвоздила к стулу. Мавна сглотнула и нерешительно кивнула:
– П-поняла.
Илька мигнула и удовлетворённо улыбнулась:
– Вот и умница. Мало твои родители страдали, чтоб ещё из-за тебя…
Она так и не договорила. Махнула рукой: уходите, мол, и стала что-то переставлять на полках с посудой и туесками.
– Идём, – мрачно сказала Купава и потянула Мавну за рукав.
– Я не понимаю…
Мавна семенила за подругой по двору мимо калин и белых цветов сныти. На тропинку опадали лепестки. Купава стала странной: хмуро поджимала губы и будто крепко о чём-то задумалась.
– Я и сама не понимаю, – призналась она. – Но мы ещё узнаем. Чувствую, что-то здесь есть такое… Мы доберёмся до правды.
– А может, не стоит? – жалобно протянула Мавна. – Чего мы так пристали к этой шкурке, в самом деле? Ну не буду я с ним гулять, если вам с Илькой он не нравится.
Купава резко остановилась посреди улицы и повернулась к подруге. Мавна чуть не налетела на неё.
– Нам с Илькой? А ты сама что думаешь?
– Что я думаю?
Мавна запыхалась и с трудом дышала.
– Тебе самой он нравится?
Мавна смогла только захлопать глазами. Купава так прямо это спросила, что ответ будто застрял в горле. А нравится ли он ей? Да и правда, что они все так носятся с этим непонятным Варде? Ну парень как парень, приставучий только. Не надо было вообще к нему выходить! Нажила проблемы на свою голову. Один раз вышла, и все переполошились.
– Н-нет. Нет, конечно. Ты же его видела.
Купава хмыкнула:
– Да уж. Смотреть там особо не на что. Но я подумала, вдруг…
– Вдруг я в него влюбилась? – к щекам Мавны прилила кровь. – Скажешь тоже!
– Ну, ты же всё нос воротишь. Никто из наших парней тебе не нравится. А тут – пришлый, загадочный, ещё шкурку эту навесил. – Купава хитро сощурилась и толкнула подругу в плечо. – Вдруг как влюбилась!
– Тише ты!
Мавна боялась, что их кто-то услышит. Правда, никого не было видно. И то хорошо.
– В общем, думай сама. – Купава стала серьёзной и вздохнула. – Не хочешь – не выходи к нему больше. Честно скажу, он мне не понравился. Странный. Ну а если тебе интересно встречаться с чужаком – попробуй, что уж. Только будь осторожна. А я что-нибудь да выясню.
Мавна молча обняла Купаву и шепнула ей на ухо:
– Спасибо. И давай не будем сегодня больше о нём. Надоело.
– До ужаса надоело! – подхватила Купава. – Аж зубы сводит.
Остаток дня Мавна провела в пекарне: выпекала пироги и месила тесто на завтра. К ужину они собрались все вместе: сосредоточенный отец, притихшая мать, хмурый Илар и задумчивая Мавна.
– Я рада, что ты сегодня выглядишь лучше, – сказала Мавна матери, разливая горячий сбитень по кружкам.
Мать кротко улыбнулась и поджала губы, будто устыдившись своей улыбки.
– Ты тоже становишься бодрее. Мы все…
Отец кашлянул в кулак, и мать замолчала. Мавна ненавидела, когда у них случались такие неловкие разговоры: вот-вот будто бы всё стало чуть легче, чуть подтаял лёд, сковавший их сердца после гибели – нет, пропажи! – Раско, как вдруг какая-то мелочь рушила это хрупкое ощущение прошлой жизни. В такие моменты её охватывал стыд за то, что хотя бы на минуту она осмелилась подумать о том, что матери могло стать лучше. Будто бы они могли забыть Раско и однажды сделать вид, что его не было.
– Скажи нам, что на дозоре, Илар? – прокашлявшись, буркнул отец. Он промокнул густые длинные усы и уставился на Илара немигающим водянисто-голубым взглядом. – Бьём мы этих тварей? Когда они сгинут?
Илар сухо сглотнул. За последние месяцы он, как заметила Мавна, стал ещё крепче: раздался в плечах, на руках выступили жилы и мышцы. Илар коротко стриг светлые волосы, и черты его лица становились от этого резче и красивее. Только сейчас Мавна подумала, что по брату, должно быть, вздыхает половина девушек деревни. Странно, они с Купавой никогда всерьёз это не обсуждали, хотя Купава, кажется, не раз намекала, что Илар ей симпатичен… Но брат не то чтобы стремился плясать на праздниках, да и под окнами девушек не прохаживался, как любили делать другие парни. Кажется, он с бо́льшим удовольствием затачивал ножи и прилаживал наконечники стрел к отшлифованным древкам.