Мужчина улыбался, с поистине отеческой нежностью глядя на искусно вырезанную из камня женщину. Её глаза лучились теплотой, а в чаше ладоней пригрелась живая пташка.
– Хорошая получилась статуя.
– Вы правы, – жрица, в традиционном зелёном платье с рунической вышивкой по подолу встала рядом с мужчиной.
– Реона, признайтесь, где вы нашли такого умельца? – мужчина наклонил голову набок, заглядывая в лицо собеседницы. – От неё прямо веет весной, хотя на дворе от апреля одно тишь название.
Реона рассмеялась и покачала головой.
– Я вам скажу, а вы его в столицу сманите?
Мужчина с лукавой улыбкой величественно пожал плечами и снова посмотрел на статую.
– Она ведь живая, – в его голосе слышалось благоговение, а глаза светились радостью.
– Даже не уговаривайте, – Реона снова покачала головой. – Имя благодетеля тайна даже для меня.
– Вот как. Жаль, – мужчина вздохнул, но без особой тоски и сожаления.
Старшая жрица неопределённо повела плечами, и с любовью посмотрела на статую своей богини.
– Вас проводить в гостиницу? Или, может, подождёте в моём домике? Мне пора идти, – Реона искоса взглянула на своего гостя. – Сами понимаете…
– Нет… Нет, – мужчина покачал головой и поправил завязки тёмного плаща. – Я бы хотел ещё немного побыть здесь… Рядом с Арион. Если ты не против. Через пару часов я должен отправляться обратно.
– Что ж, – медленно произнесла Реона, задумчиво глядя на статую, словно решаясь.
Но каменный двойник Богини остался по-прежнему безмятежен, и лишь птица в её руках недовольно завозилась, устраиваясь поудобнее. Жрица коротко рассмеялась и покачала головой.
– Конечно, останьтесь. Вам – можно, я думаю, – женщина слабо улыбнулась и набросила на свои плечи плащ – двойник того, что укрывал спину гостя. – Доброго пути, Эл.
– Спасибо, Ри, – с тихой грустью улыбнулся мужчина и снова повернулся к Богине.
Дверь открылась лишь на пару ударов сердца, впустив в помещение звуки дождя, и негромко закрылась. Воцарилась уютная тишина. От божественной фигуры шло почти летнее тепло, а янтарь в глазах словно светился, озаряя единственную залу солнечным теплом.
Тишина, покой и поистине домашний уют. Место, где тебя всегда ждут и где тебе всегда рады. Маленький уголок солнечного леса, где всегда лето…
Лишь мужчина казался здесь лишним, чужеродным пятном грязи среди зелёного великолепия, пропитанного жизнью. И в глазах гостя не было ни следа былой любви и нежности, лишь холодный расчёт. И все его лицо стало жестче.
Он пришёл сюда не любоваться статуей прекрасной светлой Богини.
Решительно закатав рукава, он взмахнул руками, словно дирижёр, и тишину нарушили слова. Негромкие, но хлёсткие и колючие. В помещении потянуло ветром, огонь зачарованных свечей всколыхнул магический сквозняк, а пташка в каменных ладонях недовольно завозилась.
Но мужчина не обращал ни на что внимания, полностью отдавшись колдовству. Слова набирали силу, дробясь эхом и рассыпаясь по зале, стремясь захватить её всю без остатка и оставить свой грязный след на каждом кусочке зелёного тепла.
Последнее слово совпало с раскатом грома снаружи, и птица, недовольно чвиркнув, взлетела из своего ложа. Мужчина замер, высоко воздев руки и глубоко дыша, пытаясь прийти в себя после ворожбы.
Открывал глаза он неторопливо и удивлённо вскинул брови – не изменилось практически ничего.
Задумчиво хмыкнув, мужчина перевёл холодный взгляд на статую и торжествующая улыбка разрезала его лицо.
– Интересный эффект, но… Так даже лучше, не правда ли, Арион?
Янтарь блеснул недовольством, но мужчина лишь рассмеялся – свет золотистого камня однозначно стал бледнее, а значит заклинание сработало.
– Ах, как жаль… Что ты не в силах ответить, – мужчина с показным сожалением покачал. – Как жаль… Что тебя больше никто не услышит.
Медленно, по всем правилам этикета, поклонившись, Эл покинул храм.
И лишь маленькая, взъерошенная пташка могла видеть, как лоб каменной статуи прорезает упрямая складка.
***
Торжество, приём, охота – всё осталось позади.
Разъехались гости. По комнатам разошлись королевские дети. Даже Астерия не возмутилась, когда король отдал однозначный приказ – отвести её в «её» покои.
Лерион знал, что это временно, и что уже завтра любимая младшенькая примчится и будет возмущаться…
Стук в дверь – раздался созвучно мыслям, и не дожидаясь разрешения, в кабинет вошла – ворвалась, точнее сказать, – Астерия. Кипя праведным гневом и даже не пытаясь больше сделать вид, что всё нормально.
– Отец! Я хочу вернуться в свою комнату.
– Ты и вернулась в свою комнату.
Терпения оставалось на донышке, но Астер меньше прочих заслуживала стать громоотводом для королевского раздражения.
– Это не моя комната! – девочка остановилась перед столом, гневно сверля отца взглядом и поджав губы.
– Теперь – твоя, – улыбка отца получилась неестественно радостной.
– Я хочу обратно! Почему я должна ютиться в этой убогой…
– Хватит, – он выдохнул сквозь зубы.
Астерия замолчала, обиженно поджав губы ещё сильнее.
Помассировав виски, Лерион посмотрел на дочь новым взглядом. Придирчивым, оценивающим взглядом, с удивлением отмечая, что она пришла не просить, не уговаривать – требовать. И поза её повторяла позу его старшей сестры. Слишком сильно. Ему пришлось зажмуриться, чтобы избавиться от увиденных в лице дочери черт Шоны.
– Отец, я…
– Разве ты не хотела вернуться в замок?
– Хотела, – недовольно признала девочка. – Но…
– Разве не ты мечтала чаще бывать на балах? – он не позволил ей закончить фразу.
– Мечтала, но, отец!..
– Тогда – радуйся, – взгляд короля был далёким от нежности. – Замок, приёмы, уроки… Всё это теперь только для тебя.
– Чт…
– Потому что Мии больше нет. И принцесса – наследница, – осталась только одна. Только ты. И никого больше. Наслаждайся!
Он широко махнул рукой, но пожалуй лишь самые близкие смогли бы увидеть в этом размашистом жесте отчаяние, а в улыбке – злость на самого себя.
– Я не так хотела, – Астер насупилась.
– Ты так и не поняла? – Лерион позволил себе обессиленно опустится на кресло и грустно усмехнулся. – Теперь ты действительно единственная выжившая близняшка. И теперь этот выбор сделала за нас Судьба.
Астерия упрямо мотнула головой, явно собираясь сказать что-то ещё, но замерла. Её глаза медленно распахнулись, когда осознание таки настигло.
– А теперь – иди.
– Но!.. – она поперхнулась возмущённой речью, наткнувшись на тяжёлый взгляд отца. – Да, отец!
Скрипнув зубами, девочка порывисто исполнила поклон и вышла из кабинета, кажется, так до конца и не поняв, что имел ввиду король.
Лерион с сожалением покачал головой. Сложно было требовать от дочери «понять». Он и сам не мог до конца поверить.
Он уронил голову на руки и закрыл глаза. Медленно выдохнул сквозь зубы, вложив в этот выдох всю боль, что терзала голову и сердце, разрывая на части.
Потому что, что бы он не сказал дочери… Виновным в случившемся был только он. И это осознание останется с ним до конца дней.
– Прости меня, Мия… Да защитит Арион твою душу.
Охота должна была стать неудачной.
Я так и не научилась делать это правильно. Выслеживать, прятаться… Нападать. Не моё – совершенно. Даже спустя две недели жизни в волчьей стае, спустя десяток уроков от Быстрой – и персональных, и вместе с щенками. У них получалось лучше.
А у меня не получалось. Совсем. Ни разу. Ни капелюшечки вообще! Это злило старших волков. Пожалуй, лишь выработанная на приёмах во дворце привычка пропускать чужие сплетни мимо ушей и спасало. Отчасти. Вот только во дворце я была принцесса, пусть и тряпичная. Там у меня был статус, какие-то возможности…
Здесь же – лес, на многие километры вокруг. Где ближайшие людские земли, или земли тех же оборотней-Двуликих, – мне неведомо. И как зверь, я откровенно слаба. Лишь немногим сильнее тех самых щенят, которым едва ли пару месяцев исполнилось.
И, что гораздо хуже, я просто не могла. Не могла пересилить себя и… Напасть всерьёз. Отнять жизнь! Может это ханжески, лицемерно… Двулично? Ведь я ела мясо тех самых кроликов наравне с остальными членами стаи. Волчья часть меня даже не протестовала против того, что мясо оставалось сырым! Но сама я могла лишь беспомощно качать головой в ответ на очередной полный надежды вопрос Быстрой: «Охота. Удача?».
Она – не сдавалась. А я не могла. Не могла пересилить себя. И не могла сказать ей, что не смогу. Порой мне казалось, что она переживает за меня, за мой успех, больше чем за успех собственных щенков. Это льстило. Это пугало.
Помедлив, я поднялась и отряхнулась. Хоть здесь снега не было уже, но всё равно ещё слишком прохладно, и даже тёплый мех не всегда спасал.
Повела носом, принюхиваясь. Где-то поблизости должны быть остальные члены стаи… По волчьим меркам поблизости. Ветер охотно подсказал что ближе всех ко мне один из щенков Быстрой. Самый старший из троицы, и самый смелый – единственный из всех, кто пытался играть со мной.
Но он был один и это странно – они всё же слишком мелкие ещё для самостоятельного передвижения в одиночку. Возможно, конечно, что я просто не могу уловить присутствия остальных, всё же мои навыки далеки от идеальных. А кусты с мелкой листвой не позволяют просто увидеть его.
Вздохнув, медленно побрела в сторону волчонка, внимательно осматриваясь по сторонам. И безопасности ради, и продолжая охоту. Ведь если пытаться, рано и поздно у меня получиться… Должно получится! А если я смогу просто поймать того же кролика, это уже будет успех.
На влажной земле, практически у самых корней деревьев, то тут то там виднелись заячьи следы. В паре мест – отпечатки птичьих лап. Пару раз даже белок заметила, но они для меня слишком быстрые чтобы хотя бы рассмотреть их в подробностях, что уж говорить о ловле. Да и бессмысленно, я знаю, просто… Я ведь не собираюсь убивать, только поймать, проверить свои навыки… Хотя кого я обманываю? Рассмотреть – верх мечтаний.
Выйдя на тропинку, замедлилась – мне послышался волчий лай. Всё же я ещё недостаточно хорошо понимала этот их звериный язык, и поэтому его настрой – агрессивный, насмешливый, провоцирующий, – я считала не сразу.
Насторожившись, я ускорилась. Потому что, очевидно, взрослых рядом с щенком нет, а волчьи голоса мне совершенно точно не знакомы.
Не полянка, а так, проплешина со свалившимся деревом, ещё не успевшим окончательно завять. И трое волков: знакомый мне щенок Быстрой, и два незнакомых волка-подростка. Правда, то что они подростки чувствовалось скорее по их поведению, по тому как они скалили зубы и насмешливо перелаивались. По размеру же они были полноценными волками, немногим меньше Шрама, но однозначно больше той же Быстрой. И больше меня, разумеется!
Я не слышала, что именно они говорили. Не успела разобрать, потому что слишком торопилась, а с моим приходом они замолчали. Но не испуганно, скорее изучающе, с любопытством.
Щенок смотрел на них снизу вверх, без страха, но с опаской. И я, практически не задумываясь, встала перед ним, вопросительно глядя на волков перед собой
– Волчок.
Снисходительная насмешка в голосе, веселье во взглядах. Они предвкушали развлечение и, очевидно, не боялись меня совершенно. Разительное отличие от стаи Шрама. Те опасались меня, как не-зверя, как пусть маленького, но оборотня. А эти… Слишком глупы? Слишком умны? Или сами не так просты?
Я нахмурилась, переводя взгляд с одного волка на другого и, видимо, веселя их этим ещё больше. Но понять, двуликие это или обычные звери, я не могла. Слишком мало я видела и тех, и других. Я вообще оборотней в зверином облике видела лишь один раз – на той самой охоте почти пять лет назад, да и то издалека.
– Кто вы?
– Смешной волчок.
Веселья заметно прибавилось. Если б они были людьми, я бы сказала, что они предвкушающе ухмыльнулись – настолько красноречивыми были их оскалы и взгляды. Но вместе с тем мне стало легче. Теперь я могла быть уверена, что это обычные звери, а не оборотни. Двуликим я бы не смогла противопоставить ничего… Ну разве что облить презрением и пристыдить, если б находилась в человеческом обличии. Однако, сомневаюсь что это имело бы хоть какой-то эффект.
А вот волкам… Им мне тоже противопоставить было нечего. Но, если верить волкам из стаи Быстрой, я должна быть сильнее обычных зверей.
Впрочем, я надеялась, что драки не будет. Не идиоты же они, нападать на двух щенков чужой стаи?
– Вы. Наша территория. Зайти!
Оскал был слишком весёлым, если так можно сказать про волков. Щенок, жмущийся к моему боку, зарычал в ответ. Негромко и обиженно.
– Лгать!
Я подтолкнула его в сторону поваленного дерева, не отводя настороженного взгляда от противников. Их позы неуловимо поменялись. Не было той расслабленности. Они ещё не готовились нападать, но… Уже были настроены на это.
– Волчок. Проверь? Волчок.
Недовольное ворчание вырвалось против воли. Я – не волчок. И даже то, что я меньше, слабее… Это не даёт им никакого права так себя вести. Но это же волки. Закон силы, и никак иначе. Не удивлюсь, если в своей стаи они самые слабые, а мы лишь повод почувствовать себя сильнее. Хотя, кажется, я вновь приписываю им то, что характерно людям.
Я тоже оскалилась, когда один из зверей попытался зайти с боку. И зарычала громче.
– Наша территория. Уходить! Вы.
Бежать нельзя, но я и уходить не собиралась. Не потому, что это бессмысленно по сути, и опасно по факту. И даже не потому, что во мне вдруг заиграла гордость оборотня – не-зверем я себя по-прежнему не ощущала, хоть и жила уже вторую неделю в шкуре животного и по их правилам. Это была скорее злость. Злость на саму себя, и на то, что в первый миг я всё-таки испугалась.
– Ты лгать. Территория общая, – я прищурилась.
На самом деле, я была не так уж уверена в своих словах. Даже близко не представляю, насколько большими могут быть территории одной стаи, и насколько близко они селятся рядом с другими. На уроках в замке мне этого не рассказывали – не самая нужная информация для принцесс. А «моя» стая подобное обсуждать не стремилась. Для них наверняка это всё было на уровне очевидного.
– Наглый волчок.
Звери оскалились и напружинились.
Я зарычала. Громче, чем до этого. Злее. Предупреждала, хотя и не чувствовала в себе реальной возможности дать отпор.
– Прекратить!
Голос Шрама вибрировал от злости. А сам вожак буквально ворвался на поляну, и сходу оскалился на хулиганов, заставляя их отступить на пару шагов назад.
– Территория наша. Вы – прочь. Щенки. Сказать Гром. Сказать Белый. Наказать.
С ним они спорить не стали. Лишь хвостами повиляли, совершенно по собачьи, и попятились прочь, бросив на нас лишь ещё по одному недовольному взгляду.
Мы продолжали стоять как стояли, пока они окончательно не скрылись из вида. Лишь после этого Шрам встряхнулся, выдыхая, а щенок, что прятался всё это время за моей ногой, радостно бросился к нему. Был обнюхан, облизан и отруган.
– Уходить один. Нельзя!
Что ответил волчонок, я не услышала – его виноватый писк был слишком тихим.
На меня накатило облегчение. Всё же не готова я к дракам и противостояниям, независимо от того, насколько кровавыми они окажутся. И те тренировки, на уютной площадке возле дворца, с вежливыми друзьями Тери и по чётко установленным правилам не идут ни в какое сравнение с тем, что я испытала здесь и сейчас. Страх накатил запоздало – сейчас я понимала, что ничего бы я не смогла сделать кроме как скалиться, да глазами сверкать. И вся моя бравада не стоила совершенно ничего.
Я шумно вздохнула и вздрогнула, услышав недовольное ворчание Шрама. Он смотрел на меня укоризненно, если подобное вообще применимо к волчьей морде. Но тем не менее, эмоция на его морде читалась отчетливее, чем эмоции на лице Его Величества Лериона.
Подчиняясь молчаливому приказу, подошла ближе, готовая выслушать шквал рубленных обвинений. Но Шрам промолчал, лишь мордой дёрнул, будто кивая.
– Идти. Не отставать. Оба!
Волчонок тявкнул, я согласно кивнула.
Путь был не очень длинным, что моментально объясняло, почему щенок оказался там один. Так же как и встревоженная Быстрая, метавшаяся по полянке. Даже язык знать не требовалось, чтобы понять, что малыш просто сбежал, вообразив себя смелым волком… Или повторяя за кем-то?
Мне стало не по себе. Ведь в ту сторону, откуда мы только что пришли, уходила только я.
Но Шрам даже сейчас не стал ничего говорить на эту тему – просто ушёл. Видимо, дальше на охоту.
А я, пользуясь возможностью – тем что от меня не требовали добычи и вообще не обращали особого внимания, – присоединилась к волчицам, что следили за своими щенками. У них ещё не было полноценных имён, но «мой» щенок вовсю хвастался своим друзьям, да и всем окружающим, о том как смело прогнал двух чужаков с нашей территории.
Если бы волчицы могли – они бы улыбались.
Ближе к вечеру меня отпустило. Шрам не спешил раскрывать всем мою вину, да и в целом у вожака нашлись иные дела. Остальным волкам до меня и раньше не было особо дела – для большинства я по-прежнему оставалась бесполезной нахлебницей. И толку, что двуликая.
Щенков устраивало на меня охотиться, а волчицам наблюдать за этим со стороны.
А мне просто нравилось играть с волчатами… Чувство было странным, но однозначно приятным. Не помню, когда я в последний раз так же беззаботно с кем-то играла. Разве что с Астер, в далёком детстве?.. Не уверена.
Когда Шрам вечером вышел в центр нашей временной стоянки, сердце предательски ёкнуло. Да и нашкодивший щенок виновато прижал уши, предчувствуя надвигающуюся бурю.
Впрочем, короткого взгляда по сторонам, на подобравшихся, внимательных волков, хватило чтобы понять, что напряжение почувствовали все.
– Сказать. Важно.
Даже птицы как будто замолчали, обратившись в слух. Я задержала дыхание, чувствуя, что сейчас решится моя судьба и боясь пропустить эти слова.
– На нашу территорию зашли чужаки. Мой старший сын, – волчонку достался строгий взгляд, от которого тот прижал уши ещё сильнее. – Наткнулся на них. Его бы хорошо потрепали. Мия его спасла. Я признаю её семья. Теперь она наш щенок. Слово!
Я закашлялась, осознав, что не дышала всё это время. И все взгляды обратились на меня. Внимательные, изучающие, недоверчивые… Но враждебных и равнодушных стало меньше.
Вторым осознанием было, что речь волков стала мне понятнее. Уже не рвано-рубленные фразы по слову, а почти настоящая речь.
И лишь третьим… Семья. Он назвал меня семьёй. Не обвинил! А признал заслуги… Которых не было, но… Семья!
– Мия хороший волк, – Быстрая одобрительно кивнула мне.
А я вильнула хвостом, не зная, как ещё выразить свою радость и признательность.
Пусть звериная, пусть волчья… Но у меня наконец есть настоящая семья.
– Ваше Высочество, вам помочь совершить омовение?
– Не стоит, Малика. Иди. Я справлюсь сама.
Улыбка получилась высокомерной, но служанка покорно поклонилась и покинула покои, осторожно прикрыв дверь. Успела уже выяснить, что за последний месяц у госпожи ужасно испортился характер.
Астерия стянула с волос ленту и шумно выдохнула, останавливаясь у окна.
Долгое время девочка считала, что вернуться в замок для неё самое желанное на свете. Что избавившись от золочёной клетки, она сможет жить в своё удовольствие. Гулять где захочет, когда захочет. Меньше скучных учебников. Меньше занудных преподавателей. И никаких больше корпений над дурацкими сорняками, по недоразумению называемыми лекарственными, лишь бы подольше побыть вне постылых стен.
Реальность оказалась суровее.
Уроков стало больше вдвое, а всевозможных правил и ограничений свалилось уйма. Подъем самым ранним утром, каждый день в одно и тоже время, независимо ни от погоды за окном, ни от времени года, ни от дня недели. Завтрак – в конкретное время, да к тому же в одиночестве… Так же как и в башне!
На попытку возмутиться подобным пренебрежением, личная служанка взглянула с удивлением и испугом. «Но ведь так было всегда».
Эта фраза стала первой подобной, но не единственной, и далеко не последней. Она звучала практически… Всегда?
Пойти гулять когда захотелось? «Вы так никогда не делали». Опоздать на урок? «Что на вас нашло. Ваше Высочество?» Отказаться от надоевшей на завтрак каши? «Ваше Высочество, вы не заболели?»
Почти месяц понадобился Астерии, чтобы окончательно понять простой факт – это не над ней так издевались. И что Мия, живя во дворце, была ограничена в десятки раз сильнее, чем сестра. И ни о каких развлечениях и речи не было… За весь месяц жизни в «своей» шкуре, Астер не увидела, не услышала ничего, чему стоило бы завидовать.
А ведь раньше – завидовала. Лютой, ослепляющей завистью. Представляла, как Мия кружится на балах, меняет платья чаще трёх раз в день, капризничает в ответ буквально на каждое предложение… Ведь так это рассказывала тётя Шонель. Она ведь не могла врать!
Но глаза… Глаза говорили иное. И капризы, обилие платьев, разгильдяйство – сопровождало Лонесию. Она даже придворные поклоны делала небрежно, словно не считала своим долгом снисходить до чего-то подобного. Словно ставила себя выше всех прочих!
Это вызывало недоумение. Это запутывало. И ужасно злило.
Что такого натворила Артемия, что теперь к принцессе и наследнице такое отношение?! Даже отец теперь уделял меньше внимания, а тётю девочка не видела с собственного дня рождения.
Астер стукнула кулаком по подоконнику и выпрямилась, полная решимости пойти к отцу и задать наконец волнующий вопрос. «Что такого натворила Мия, за что страдать должна я?!». Чем вызвано это наказание?! А ничем иным объяснить подобное отношение к «принцессе Астерии» она не могла.
Про желание освежиться после занятий, она даже не вспомнила. Так же как и про намерение сменить платье. На фоне возмущения, кипящей внутри несправедливости, сейчас недавние планы показались совершенно не важными.
Дверь открылась раньше, чем Астерия успела до неё дойти. В комнату с поклоном вошла служанка.
– В-ваше Высочество, – её голос едва заметно дрогнул.
Раздражение пришлось усмирить. Мия отличалась большей терпимостью к слугам, и несмотря на несогласие с подобным, Астер всё же старалась не переходить особую грань. Ей не хотелось, чтобы за глаза её сравнивали с Лонесией. Поэтому недовольство, высокомерие она проявляла весьма умеренно, предпочитая выплёскивать излишки пара на тренировочной площадке, в кои-то веки радуясь её наличию.
– Да, Малика.
– Его Высочество Терион…
Служанке даже не требовалось продолжать – Астерия и так поняла всё, что та хотела сказать. И удержать лицо стоило больших усилий.
Терион хорошо ладил с Астерией раньше. Только никто ведь не знал, что «Астерия раньше» это Мия. И как бы не хотелось Астер высказать своё «фи» и сестре, и брату, прямо сейчас она не могла этого позволить. Слишком резкая перемена в характере будет выглядеть странно… Но это Астер бы пережила. А вот расстраивать отца – не хотелось.
А перемена в характере непременно расстроит отца. Но это можно было бы пережить. Объяснить. При необходимости, может, даже извиниться. Отец бы понял. Однако возникшее напряжение в ее отношениях с братом, расстроит отца гораздо вернее. И объяснить его… Будет сложно. Если вообще получится.
Эти мысли пронеслись в голове молниеносно, и девочка натянула вежливую улыбку – самую дружелюбную из тех, на которые была сейчас способна.
Следуя за служанкой, Астер пыталась настроить себя на то, что придётся броситься на шею к брату… Нет, просто обнять… Но даже от этой мысли её передёргивало – от неприязни.
На удивление, служанка привела не на крыльцо и даже не в малую голубую гостиную, самую удобную из всех прочих, а к дверям столовой. Астерия поморщилась, досадуя, что так и не успела сменить платье. Но радость – от того, что не надо будет изображать незамутнённое счастье встречи и бросаться в объятия, – перевесила.
Отец, тётя Шонель, Лона были на своих местах, и лишь Терион стоял около своего стула – видимо он пришёл незадолго до Астер.
– Доброго дня, – принцесса изобразила положенный поклон и даже смогла изобразить доброжелательную улыбку. – С возвращением, дорогой брат. Я рада, что вы вернулись домой.
Астерия надеялась, что выглядит достаточно искренне, и постаралась проигнорировать насмешливое фырканье от сестры. В конце концов, это ведь Лона, чего ещё от неё можно ждать?!
– Ты не слишком-то спешила, – не удержалась от подколки Лонесия.
– Как можно быть такой невнимательной, Лона? Астер даже переодеться не успела – так торопилась, – Терион подмигул Астерии.
Девочка неопределённо фыркнула и сделала вид, что её очень сильно интересует кусок ароматного стейка. То, что Терион вступился за неё перед сестрой, было приятно. Но обида по-прежнему никуда не делась. Если б никого рядом не было, Астерия бы непременно высказала брату, что такими дешёвыми методами её расположение не завоевать. Но при отце приходилось держать эту мысль при себе, и сильнее налегать на еду, чтобы соблазна озвучить истинные эмоции не было.
То, что Терион сидел рядом – на соседнем стуле, – было очень кстати. Так Астерия могла больше не участвовать в разговоре, делая вид, что её и так всё устраивает.
Хотя и отец, и брат делали в своём диалоге паузы, предполагающие каких-то реплик от Астерии. Иногда что-то говорила Лона – невпопад, – иногда спрашивала тётя Шонель, больше интересуясь какими-то сугубо деловыми деталями. И лишь Астер молчала.
Даже тогда, когда разговор очевидно требовал именно её слов, всё равно молчала. Улыбалась натянуто, согласно кивала, не пытаясь даже вдуматься, и снова утыкалась в тарелку.
– Терион, не налегай на десерт, твоя мать тоже ждёт тебя. И, наверняка, она будет не прочь выпить с тобой чашечку чая за неспешной беседой.
Слова отца заставили Астер поднять голову. Она удивлённо вскинула брови, заметив стул, который очевидно и предназначался леди Гортензии, но сейчас пустовал.
– А почему она просто не пообедала вместе с нами?
– Это…
– Потому что она не часть нашей семьи, – пренебрежительно отозвалась Лонесия.
Астерия подняла брови выше, глядя на сестру с искренним изумлением. Эти слова звучали нелепо, особенно из её уст, что казались несмешной шуткой. Отец лишь поморщился, но промолчал, а леди Шонель всем своим видом выражала согласие со словами племянницы.
С леди Гортензией Астер была практически незнакома. И причин защищать её, вставать на её сторону не было никаких. Но девочку выводило из себя это выражение лица Лоны, полное превосходства, словно она считает себя выше не только Астер, но и самой леди Гортензии – которая раньше была королевой.
– Но ты же здесь сидишь, – насмешливо фыркнула Астер.
Лона вытаращилась на сестру, словно у той неожиданно выросли рога. Отец – закашлялся, подавившись от неожиданности. Тётя Шонель судорожно выдохнула сквозь зубы. И лишь брат неопределённо кхекнул, явно растерявшись от подобного заявления.
– Астерия, это грубо! Извинись!
Тётя не уговаривала, она требовала. И смотрела зло, поджав губы так, что они побелели.
Опешив в первый миг, Астер хлопнула ресницами. Но, поймав очередной, полный превосходства взгляд Лоны, лишь упрямо поджала губы и фыркнула громче.
– И не подумаю, леди Шонель!
В её тоне, в её взгляде звучал вызов. Она не собиралась подчиняться. И даже не пыталась скрыть того, что её задело, что тётя защищает сестру, а не её.
– Дочь, ты не права, – Лерион попытался говорить мягко.
Но было заметно, что и в его взгляде на Астер тоже мелькает досада.
И девочка не выдержала. Резко отодвинув свою тарелку с салатом, опустошённую едва ли наполовину, принцесса порывисто поднялась на ноги, едва не опрокинув при этом стул. Рвано поклонилась и глазами сверкнула уязвлённо.
– Ах, простите-извините, Ваше Величество. Я совершенно забыла, что в вашей семье оскорблять кого-то нельзя только мне.
– Астерия!
– Астер!
Отец звучал чуть виновато, тётя более зло. И лишь Лонесия, не скрываясь, злорадствовала, наслаждаясь представлением. Ей разве что таблички не хватало, чтоб прям буквами написано было, как ей нравится подобное заступничество.
Быстрым шагом, не желая слушать и, уж тем более, оправдываться и извиняться – этого она не собиралась делать вообще, – Астерия покинула столовую. Двери хлопнули позади, но девочку это не волновало.
Она шла быстрым шагом, лишь на чистом упрямстве «я принцесса!» удерживаясь от того, чтобы перейти на бег. Глаза застлали злые слёзы. Не от жалости к себе, не от обиды, скорее от несправедливости. И внутри всё кипело от этого дикого коктейля. И когда на локоть легла чужая рука, придерживая, Астерия попыталась её сбросить, и резко развернулась, готовая высказать всё, что только думает, независимо от того, отец её догнал, тётя ли, или кто-то иной, вроде магистра.
В шаге стоял Терион, успокаивающе подняв пустые ладони перед собой. Словно коня успокаивал, а не в принцессе подошёл.
– Чего тебе? – зло буркнула Астер, не в силах быстро перестроиться. – Тоже пришёл требовать, чтобы я извинилась?
– Это бы конечно не помешало… – Терион вздохнул. – Но…
– Из-за неё твои родители расстались, а ты всё равно её защищаешь?! Даже ты защищаешь её!
Астер раздражённо мотнула головой. Разумом понимая, что брат прав, но сердце кричало от обиды. Даже Лону он любит больше, чем её!
– Я тебя защищаю, дурёха.
– Как ты с наследницей разговариваешь?!
Злость вновь перевесила обиду и любые намёки на чувство вины.
– Так а я и не с наследницей разговариваю, а с сестрой, – Терион даже бровью не повёл.
– С сестрой ты разговаривал, когда здесь была Артемия, – Астер вздёрнула подбородок выше.
– А ты не сестра мне, что ли? – принца слова девочки скорее развеселили.
Астерия сжала губы в тонкую полоску и не ответила.
Не хотела она признаваться – даже самой себе, – что хочет стать ближе с братом. Что хочет так же, как Мия. Чтоб и любили, и ценили, и оберегали… Но чтоб её саму, а не принцессу, наследницу и прочее.
– Если хочешь быть братом – мешать не буду, – сжав зубы, произнесла и отвернулась к окну. – Но любви – не жди. Бросаться на шею, называть братиком – не буду. Не заслужил.
– Х-ха, – Терион со смешком покачал головой, и улыбнулся мягко, с сочувствием. – Это не так работает, сестричка. Нельзя сказать «любите меня», и сразу же получить всё на блюдечке, да с каёмочкой. А если ты так и продолжишь за обиду свою детскую и надуманную цепляться, то и не будет у тебя ничего. Так и будешь ходить, как Лонесия. Только она облизывается на то, что ты принцесса-наследница и законная дочь, а ты сейчас завидуешь тому, что её тётка защитила. Глупая. Я помочь готов, но обихаживать тебя, как коня не собираюсь. Не хочешь стать настоящей роднёй – заставлять, уговаривать не буду. Выбор – только за тобой. Давай, Астер. Сделай его как принцесса. Как наследница сделай, – в его голосе проскользнула ирония. – А не строй из себя маленькую девочку, которую опять посадили в башню. Стены у этой башни – воздух, и выйти из этой клетки проще лёгкого.