А. Командор
Мое мертвое сердце
5
Серость. Как туман или дым, она клубилась вокруг меня, окутывала меня, и не было ничего, кроме этой серости. Один шаг вперед, другой. Ни впереди, ни позади не было абсолютно ничего, только плотное серое облако. На миг меня охватила паника. Промелькнула мысль: что, если я не смогу выбраться отсюда, навсегда останусь посреди серого ничего, на границе миров, не живая и не мертвая?
Третий шаг, неуверенный. И вдруг со всей внезапностью на меня обрушился свет, такой яркий, слепящий, что мне пришлось зажмуриться. Ноги ослабли, и я рухнула на колени, не в силах справиться с накатившими ощущениями. Разом заработали все органы чувств, и мне понадобилось много времени, чтобы прийти в себя и разобраться, что же со мной происходит.
В нос ударили запахи: травы, земли и полевых цветов. Сквозь слезящиеся от непривычно яркого света глаза я смогла различить свои руки, упирающиеся в мягкую зелень. Еще были звуки: щебетание птиц и шуршание ветра, стрекот кузнечиков, жужжание пчелы. Я стояла на коленях, сжимая пальцами нагретые солнцем травинки, и дышала. Набирала полную грудь сладкого и терпкого пьянящего воздуха, будто хотела насытиться им. Кружилась голова – от света, цветов и запахов, а звуки казались оглушающими после абсолютной тишины Склепа.
Несколько минут – или, может, целую вечность – я стояла на коленях, уставившись в землю, пока глаза привыкали к новому освещению. Восторг затмил и вытеснил тоску, и теперь все, что занимало мои мысли, это новые впечатления, к которым только предстоит привыкнуть.
Медленно я распрямила спину и подняла взгляд на вид, что раскинулся передо мной. Зеленое поле с желтыми крапинками цветов, рощицы молодых деревцов и темный густой лес вдалеке, а над всем этим сияющее светло-синее небо с росчерками облаков. От такого вида повторно захватило дыхание. Хотелось просто наслаждаться окружающей меня природой и не думать больше ни о чем. Вот он, мир живых, раскинулся прямо передо мной во всем своем великолепии, а я стою посреди него впервые – или снова – и тоже ощущаю себя его частью.
Ощущаю себя живой.
Скоро я заметила, что и выгляжу как живая. Тонкие руки и острые колени приобрели цвет тускло-светлой кожи, мешковатая туника оказалась белой, а волосы… Пряди, которые я могла разглядеть, по-прежнему остались серыми. Может быть, цвет вернется к ним чуть позже?
Я поднялась на ноги и пошла вперед. У меня не было цели, я просто решила довериться судьбе и поглядеть, что из этого выйдет. Трава щекотала босые ступни, солнечные лучи растекались теплом по коже. Мир оказался прекрасен, и я наслаждалась каждым мгновением.
Какое-то время спустя впереди показалась дорога. Две параллельные полосы утоптанной земли рассекали поле и скрывались между деревьев. По этой дороге я рано или поздно должна выйти к какому-нибудь поселению или встретить других людей, чтобы расспросить их, где я нахожусь.
Я шла вперед, пока не опустились сумерки, и пока дорога не стала едва различимой. Редкий лес по краям дороги шумел и шелестел, полный жизни и никогда не умолкающий. Я растянулась в траве на обочине дороги и глядела в небо сквозь паутину веток, на белый месяц ночного светила и на россыпь сверкающих звезд. Ночное небо было прекрасно.
В сердце снова закралась грусть: я вспомнила Хранителя и его мечту увидеть звезды. Тебе бы понравилось, подумала. Жаль, что ты их не видишь.
Этой ночью я впервые спала спокойно, умиротворенно, без страха, что сознание не вернется обратно в тело. И я впервые видела сны, картинки, которые моментально улетучиваются из памяти после пробуждения. Одно мне запомнилось ясно: холм и сложенные в кучу огромные камни. Из глубин подсознания пришло понимание: это то место, где я умерла.
Утром я точно знала, куда должна идти. Осталось понять как. И пока лучшего варианта не было, я просто шла вперед по извилистой дороге.
Моя туника намокла от росы, к спине и волосам приклеились опавшие листья, иголки и комочки земли, ступни покрылись дорожной пылью, но я не обращала на это особого внимания. Вокруг было гораздо больше интересного, и каждая мелочь вызывала восторг и восхищение. Должно быть, всю дорогу с моего лица не сходила глупая улыбка.
Когда солнце поднялось высоко и было уже практически надо мной, что-то спугнуло стаю птиц. Они вспорхнули с веток дерева и взмыли вверх в едином синхронном танце. Я остановилась, чтобы понаблюдать за их полетом, прикрывая глаза рукой от слепящего солнца. Птичья стая покружила немного и скрылась за густыми кронами, закрывающими собой половину неба. А позади меня послышался скрип колес и стук лошадиных копыт.
Я резко развернулась, застигнутая врасплох появлением на дороге людей. Пыльная худая лошадь тащила за собой грубо сколоченную открытую повозку. Из-за лошадиного крупа выглянул мужчина в потрепанной шляпе, а за его плечом можно было разглядеть еще четверых пассажиров. Меня настолько потрясла эта встреча, что я совершенно забыла спросить у них дорогу. Я пыталась разглядеть все детали и всмотреться в лица каждого из людей, пока они проезжали мимо, потому что все это для меня было таким новым и непривычным.
Повозка проехала немного вперед и остановилась, на землю спрыгнула женщина и махнула рукой.
– Эй!
От удивления я не сразу поняла, что она обращается ко мне. Женщина еще раз махнула рукой и направилась в мою сторону.
– Приветствую, уважаемая, вам не нужна случайно пом… Ох, батюшки, ты же еще совсем девочка! – Женщина озадаченно прикрыла руками рот, когда приблизилась ко мне на расстояние пары шагов. – А мы было приняли тебя за старуху из-за цвета твоих волос. Неловко-то как!
– Ну, мне действительно уже довольно много лет… – протянула я с таким же озадаченным выражением.
Женщина стояла так близко, что я могла разглядеть ее шелушащуюся загорелую кожу и седину в светлых прядях, которые выбились из-под повязки. Могла разглядеть пятна грязи на подоле пестрящего заплатками платья, мозоли и порезы на руках.
– Глупости! Ты едва ли старше моего старшего сына, – она приветливо улыбнулась, в уголках глаз собрались морщинки. Потом грустно покачала головой. – Что же с тобой случилось, милая? Ты тоже беженка, как и мы?
– Я…
Голова почему-то отказывалась работать, и я прикусила губу, пытаясь сообразить какой-нибудь правдоподобный ответ. Женщина окинула меня жалостливым взглядом, очевидно, приняв молчание за ответ.
– Как же ты здесь одна, в такое время… Ох, батюшки, представляю, каково тебе пришлось. А хочешь с нами? Мы направляемся в Зеленобор. – Она приобняла меня за плечо и подтолкнула к повозке. – Ну, идем же.
– Ма, кто это? – выкрикнул мальчик из повозки. Он широко распахнутыми глазами уставился на меня.
– Она тоже беженка и она теперь поедет с нами.
Все остальные тоже не скрывали своего интереса: парень постарше, с вытянутым лицом и первым пушком на подбородке, маленькая девочка с заплаканными глазами, бородатый мужчина в соломенной шляпе. Когда мы забрались в повозку, мужчина приподнял шляпу в знак приветствия, свистнул, и лошадь двинулась с места.
– Ма, почему у нее волосы белые? – прошептал средний сын, хоть и довольно громко. Мать дала ему шутливый подзатыльник и виновато улыбнулась.
– Ты уж прости.
Пол повозки был покрыт соломой, которая неприятно колола кожу. Примерно половину занимали скудные пожитки семьи, а на оставшейся половине сидели люди, тесно прижавшись друг к другу. Женщина покопалась в мешках и протянула мне что-то.
– Вот, накинь это.
– Мне не холодно. – Это было правдой: все же я не совсем живой человек.
– Глупости! Ты, небось, ночью на голой земле спала? – Она накинула мне на плечи плащ и по-матерински подоткнула с боков. – Чудом будет, если не заработаешь после такого какую-нибудь простуду.
Я слабо улыбнулась и кивнула, и женщина широко улыбнулась в ответ. Она была худой, ее впалые щеки покрывали бледные веснушки и следы прожитых лет, но выцветшие глаза лучились жизнью и нежностью.
– Меня зовут Нив, это вот мой муж Тол, – он снова приподнял шляпу и кивнул мне через плечо, – и дети: Кая, Ианс и Фил, – она поочередно указала на девочку, среднего сына и старшего. У всех троих под слоем грязи на щеках прятались веснушки, волосы были светлые, как и у матери, и все трое уставились на меня одинаковыми глазами, карими, как у отца. – А как твое имя, милая?
Что ответить на вопрос, на который сам не знаешь ответа? Ренеллия – имя девушки, которой я когда-то была. Но она умерла, и вместе с ней умерло это имя. Имела ли я право носить его сейчас? Ведь я была уже не ею, а кем-то другим.
– Тень.
Так я сама себя называла в мыслях, и так меня называл Хранитель. Подходящее имя для человека без воспоминаний, для того, кто не жив и не мертв.
Нив если и была удивлена, то не подала вида, а ее менее сдержанный сын Ианс подался вперед и с серьезным видом спросил:
– Это что, кличка такая? Как у бандитов? – за что немедленно получил еще один подзатыльник. Я усмехнулась его бурной фантазии.
– Так куда ты направляешься, милая? Тоже в Зеленобор?
– Я пока что не знаю.
– Ох, бедное дитя, – сокрушенно покачала головой Нив. – Эти твари, моруги, многих оставили сиротами. Жизнь на границе с Пустошами никогда не была безопасной, но в последнее время стало гораздо хуже. После того как местного жреца забрала болезнь, Заболодь – наша родная деревня – и соседние поселения лишились защиты. Моруги стали нападать все чаще, пока не разрушили нашу деревню. Немногим удалось спастись в ту ночь, но мы благодарим Святейших за то, что остались живы и смогли бежать.
После этих слов воцарилось тяжелое молчание. Каждый из них вспомнил тот ужас, что им пришлось пережить и от которого они старались убежать. Хранитель рассказывал мне о моругах. Эти гигантские твари обитали в Пустошах и иногда заходили на территорию империи Ао, чтобы полакомиться человечиной. Единственной защитой были жрецы. Только они могли прогнать тварей при помощи силы, дарованной Святейшими.
Нив дернула плечами, будто старалась стряхнуть болезненные воспоминания, и с улыбкой обратилась ко мне:
– Моруги – страшная напасть. Встречи с ними не пожелаешь и врагу. Поэтому мы должны помогать друг другу. Все, что мы можем, быть добрее к тем, кто пережил такое же горе. Мы можем надеяться, что обретем новый дом в более тихом краю, и что с божьей помощью жизнь наладится. Если тебе некуда пойти, оставайся с нами.
Я не нашлась с ответом. Грусть и благодарность наполнили сердце. Эта маленькая женщина совсем недавно пережила такой ужас, потеряла родной дом, едва не лишилась семьи и собственной жизни, но у нее хватило доброты подобрать бедную бродяжку на обочине дороги и разделить с ней скудные крохи того, что у нее осталось.
Мы ехали с редкими остановками и до самого вечера никого так и не встретили на пути. Молодые осиновые рощи сменялись нетронутыми полями, поля – густыми хвойными лесами. Я глядела на мир, вдыхая терпкий запах нагретой солнцем травы или густой смолистый дух соснового бора и думала о том, что нет ничего ценнее жизни. Жаль только, что за нее приходится бороться.
6
Хранитель остался один. Снова. Он долго стоял перед дверью, снедаемый тоской и чувством вины. Ждал и надеялся, что она передумает и вернется, хоть в глубине души понимал, что это невозможно. И от этого пустота в груди все разрасталась, пока не поглотила его целиком.
Мир уже не будет таким как прежде. Хранитель никогда не знал ничего, кроме одиночества. Он жил только тем, что исполнял свое предназначение: заботился о Склепе на Границе. По воле Святейших и во имя их. Но она – Тень, Ренеллия, девушка без воспоминаний – перевернула его жизнь. И теперь, когда она ушла, одиночество стало почти болезненным.
Он стоял перед дверью, будто от его желания могло что-то измениться. Никто в здравом уме не предпочтет миру живых серую Грань, если есть выбор. У Хранителя выбора не было. Он не представлял, что там, за дверью, но мог только гадать. Выбралась ли она за пределы Грани? В каком месте империи Ао оказалась?
Шли минуты, часы, или что там считается за время в этом застывшем месте. Дверь не открылась. Потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы развернуться. Осталось еще много дел, работа, которую необходимо выполнять каждый день несмотря ни на что.
Хранитель снова поднялся на верхний этаж, чтобы собрать призрачную пыль. Прежде чем закрыть навсегда крышку саркофага жрицы, внимательно осмотрел останки. Одинокий череп покоился на мягкой подкладке, на позвонке виден след меча. Ее такой и принесли сюда: очищенные от тканей кости, голова отдельно.
Тот факт, что череп остался в саркофаге, больше всего беспокоил Хранителя. Это казалось неправильным и не соответствовало его представлению о возвращении. Если душа достаточно сильна, чтобы вернуться в мир живых, она может снова прикрепиться к своим костям и создать вокруг них оболочку, подобную телу, которое когда-то принадлежало ей. Неважно, были ли кости сломаны, повреждены или отсечены, они становятся частью оболочки и принимают изначальный, здоровый вид. Но почему же душа Ренеллии оставила череп, а не вобрала его в новое тело?
Хранитель совершал свои ежедневные обязанности с безучастным видом, машинально повторяя одни и те же действия. Он повторял эти действия сотни лет и будет повторять еще сотни лет, пока новый Хранитель не придет ему на смену.
Жизнь, которую никто из них не выбирает, судьба, которую решает кто-то другой. Ему не предоставили выбора, и только сейчас он осознал всю несправедливость ситуации. А если бы был выбор, что тогда?
Нет, глупые, бесполезные мысли, от которых не станет лучше. Склеп – его судьба, и нет смысла мечтать о том, что никогда не произойдет. Святейшие доверили ему важную работу, избрали его среди миллионов других людей, и он не должен подводить их. Сейчас эта мысль не принесла никакого успокоения.
Работа закончилась почти под самую ночь, и Хранитель успел только отыскать в библиотеке жизнеописание Ренеллии, чтобы ночью перечитать его. Комната показалась пустой и безжизненной. Она всегда была такой, но раньше это почему-то казалось нормальным. За то короткое время, что Тень провела в башне, он успел привыкнуть к ее присутствию. Без нее все стало другим.
Нет, не так. Все осталось прежним. Другим стал он сам.
Безучастный взгляд скользил по комнате, где не за что было зацепиться, упал на Завет, который ежедневно стоял перед глазами. Хранитель нахмурился, перечитывая выученные наизусть строки. Все его рассеянное внимание собралось для повторного анализа смысла Завета.
Война Высших положит начало великой перемене. Из мрака восстанет воин, что встанет на защиту людей. Народ поднимется с колен и наступит новая эра. Хранителю должно направить воина, ибо он – конец и начало.
Он всегда думал, что речь здесь идет об одном из прославленных героев прошлого, коих немало покоилось в Склепе. Но что если…
Что если речь вовсе не о мужчине, а о женщине? Жрица изгоняла моруг и участвовала в гражданской войне. Значит ли это, что она воин?
У Хранителя перехватило дыхание. Прежде он не задумывался о подобной трактовке. Но ведь в Завете не сказано прямо, будет это мужчина или женщина. Нужно проанализировать все заново, отталкиваясь от того, что известно точно.
Строчка "из мрака восстанет" не оставляет никаких сомнений: вернется из Безвременья.
"Война Высших" может означать только гражданскую войну, в которой один из Святейших встал на сторону мятежников. И это как раз то время, когда жила Ренеллия.
"Встанет на защиту людей", скорее всего, относится к изгнанию моруг. Они – злейшие и самые опасные враги человечества, и если бы удалось уничтожить их всех, перед людьми открылись бы невероятные перспективы: освоение новых земель, исследование Пустошей, жизнь без страха, в конце концов.
Если уничтожить моруг, "народ поднимется с колен и начнется новая эра". Только жрецы могут с ними справиться. Но какой невероятной силой должен обладать человек, чтобы справиться со всеми? Силой, подобной божьей.
Если Завет действительно – действительно! – о жрице Ренеллии, это значит, что он, простой Хранитель, стал свидетелем чего-то невероятно важного. События, которое изменит мир.
Она тот герой, которого он ждал. Может быть, даже жил ради этого. Справился ли он со своей задачей? "Направить" – довольно туманное понятие, которое можно истолковать по-разному. Это слово на древнеимперском обычно переводится как "указать направление", но имеет также и другие толкования: встретить, отвести, проводить.
Сердце Хранителя забилось чаще, глаза расширились от пришедшей на ум догадки, а все тело покрылось мурашками.
Проводить. Сопроводить.
Возможно ли это? Если в Завете имеется в виду именно это значение: сопроводить, то он – подумать только! – он на законном основании может, нет, должен покинуть Склеп, чтобы сопровождать воина на его пути. Что, если именно в этом заключается его главная задача?
Мысль захватила его целиком, сбилось дыхание, закружилась голова. Есть ли хоть малейший шанс, что все это правда, что он не подгоняет смысл под обстоятельства? Правда в том, что этого не узнать наверняка, пока не будет слишком поздно.
Это была самая длинная ночь в жизни Хранителя. Он лежал на узкой кровати, предназначенной для одного, и всматривался в письмена на стене в надежде, что ему откроется их истинный смысл. Вспоминал, как совсем недавно впервые увидел Тень, как сторожил ее сон в первую ночь. Ее холодную тонкую руку в своих ладонях. Тогда ему казалось, что она нуждается в его помощи, но на самом деле все это время именно он нуждался в ней. Вспоминал ее живой интерес ко всему происходящему, спокойное внимание, с которым она слушала бесконечные рассказы о мире. Ее заботливый и чуткий характер. На вторую же ночь Тень вызвалась спать на полу, чтобы не занимать единственную кровать. С тех пор они спали спина к спине, и Хранитель подолгу мог слушать ее мерное дыхание и тихий стук сердца. Он больше не был одинок.
Под утро уверенность в правильности принятого решения окрепла. Он закрыл все крышки саркофагов, поднимая в воздух клубы мерцающей призрачной пыли, которую больше не нужно собирать. Взял из библиотеки несколько карт, сложил их за пазуху и замер перед заветной дверью.
Одно из правил Склепа – никогда не покидать его. Другое правило – ежедневно собирать призрачную пыль. Сдвигать плиты. Ухаживать за Склепом. Сейчас он собирался нарушить все эти правила, обменять все то, чем жил многие годы, на вольную интерпретацию Завета. Руки дрожали, перехватило дыхание, а сердце, казалось, готово выскочить из груди от переполняющих его противоречивых чувств. Он ощущал себя предателем, не оправдавшим доверия богов. Он ощущал себя героем легенды, которому предстоит совершить нечто значимое. Жизнь перевернулась на глазах, она уже не будет прежней.
Может, это и есть его судьба, его предназначение? Ответ будет ждать в конце пути, за этой дверью. Предатель или герой.
Пусть даже он выдает желаемое за действительное, подгоняет смысл слов под ситуацию, но пойти за Тенью – искреннее желание, и ради него он готов был рискнуть.
7
На ночь мы расположились на окруженной соснами поляне недалеко от дороги. Из чащи доносилось тихое журчание ручья, прохладный ночной ветер теребил верхушки деревьев, где-то совсем рядом ухала сова. Пока Тол разводил огонь, младший сын рыскал по округе в поисках сухих веток, а старший спустился к ручью напоить лошадь и набрать воды. Меня никто не просил о помощи, но сидеть без дела показалось невежливым, поэтому я тоже принялась собирать палки для костра. Когда гора дров достаточно выросла и Тол удовлетворенно кивнул, я наскоро умылась в ручье, стерла дорожную пыль и расчесала пятерней волосы. Очень хотелось узнать, как же я все-таки выгляжу, но пытаться разглядеть свое отражение в воде вечером было бесполезным занятием.
Нив хлопотала у огня, тихо напевая себе под нос какую-то мелодию, младшие дети с громким смехом бегали вокруг. Тол растянулся на земле, выпрямив затекшие после целого дня пути ноги. Он набил трубку какой-то смесью из крохотного холщевого мешочки и сделал длинную затяжку. Белый дым устремился к небу вместе с жаром от костра и паром из котелка. Было в этом что-то умиротворяющее.
Языки пламени отбрасывали оранжевые блики на ближайшие деревья, освещали маленький клочок земли и лица людей, собравшихся вокруг. Тепло и мерное потрескивание веток, а также накопленная за день усталость сделали свое дело. Я задремала, привалившись спиной к шершавому стволу. Прошло совсем немного времени, как чье-то прикосновение вывело меня из сладкой дремы. Нив протянула мне миску.
– Ты, наверно, давно ничего не ела. Вот, возьми. Невесть что, но чем богаты.
Слипающимися после сна глазами я обвела семейство, поглядела на дымящуюся миску и на худую женщину, стоящую передо мной.
– Не стоит. Я не голодна.
– Глупости! Всем нужна пища, и пока она у нас есть, я не позволю тебе голодать, так что хватит скромничать и бери миску.
Есть мне не хотелось (ведь я была не то чтобы совсем жива), но и расстраивать заботливую Нив тоже не хотелось. Я обхватила горячую миску ладонями, и Нив удовлетворенно кивнула, после чего зачерпнула из котла порцию для себя. Семейство молча и довольно быстро управилось с ужином, не забывая при этом посматривать в мою сторону, будто каждый из них, а не только мать, хотел убедиться, что я сыта. Я из вежливости проглотила пару ложек водянистой каши, пресной и склизской, и перебралась поближе к огню. Ианс голодными глазами уставился на мою почти нетронутую кашу. Видно было, что мальчик давно не ел вдоволь, как, впрочем, и остальные. Я протянула ему свою миску.
– Будешь?
Он потянулся было за миской, но в нерешительности застыл, искоса глядя на мать.
– Мне самой не справиться с такой огромной порцией.
Мальчик улыбнулся широкой щербатой улыбкой:
– Так уж и быть, помогу! – и вмиг умял кашу под сокрушенное цоканье матери и усмешку старшего брата.
В очередной раз я восхитилась добротой и отзывчивостью этих людей. Нужно иметь большое сердце, чтобы разделить с незнакомкой пищу, которой и самим едва хватает. Обездоленные, нищие, вынужденные бежать из родных краев, они все же находили в себе силы оставаться человечными.
Солнце скрылось за краем земли, оставив после себя краешек малинового неба, и теперь только пламя костра освещало маленький участок леса и людей, подсевших поближе. Нив усадила дочку на колени и завела сказку, Ианс уютно устроился под ее боком. Тол привалился к дереву с давно потухшей трубкой в зубах и выражением молчаливого умиротворения. За весь день он вымолвил едва ли пару фраз. Фил выбрал себе место немного подальше. Он также оказался не слишком разговорчивым, но вряд ли по причине смиренного характера. Всякий раз, когда наши взгляды встречались, он смущенно отводил глаза в сторону. Должно быть, он не до конца понимал, как следует себя вести в присутствии незнакомки.
Нив еще не завершила рассказ, как меня снова начала одолевать сонливость. Я завернулась в плащ и улеглась на холодную сырую землю. Хвойные иголки, корни и неровности почвы впивались в бок и подложенную под голову руку, но жар от костра, звуки ночного леса и тихий голос Нив быстро убаюкали меня.
Я снова увидела холм с валунами на вершине. Услышала лязг мечей, звуки сражения, которое почему-то оставалось вне поля зрения. Капли крови на зеленой траве и капли на лезвии меча. Они падали с острия невероятно медленно, каждая капля звучала словно удар сердца. Шум сражения все нарастал, пока не превратился в тонкий крик. В этом крике было столько ужаса, что он выдернул меня в реальность, я резко распахнула глаза и заморгала в попытках отогнать остатки сна.
В первые мгновения я ничего не могла понять. Крик все еще звенел в моей голове, и в ноздрях остался запах крови. Я повернула голову и подскочила. В нескольких шагах от меня на земле распростерся мальчик. Его круглые немигающие глаза уставились на меня, рот раскрылся в немом крике. Пламя костра блестело в черной луже крови, расползающейся вокруг крохотного тела.
После секундного замешательства пришло понимание. В ужасе я вскочила на ноги и огляделась. Крики, кровь, лязг оружия. Тол и Фил пытались отбиться от двух нападающих, Нив вжалась спиной в телегу, в ее руках заливалась слезами дочка.
Грабители?
Неизвестные были вооружены мечами, тогда как отец и сын вынуждены были отбиваться от них палками. Лес окутывала ночная мгла, только пляшущие языки пламени выхватывали из темноты отдельные куски: хищный оскал и блестящие белки глаз, мокрые от слез щеки, сверкающие лезвия мечей. Краем глаза я заметила еще одну фигуру. Мужчина притаился в тени дерева, там, где до него не доставал свет от костра. В руках он держал натянутый лук.
Двое мужчин с мечами о чем-то весело переговаривались. Безоружные беженцы явно не казались им грозными противниками. Размашистым ударом сверху один из них расколол палку Тола надвое, оставив у того на груди порез. Мечник тут же нанес ему еще удар, снизу вверх распорол живот. Третий удар пришелся сбоку в шею.
Я кинулась к нему еще до того, как успела осознать это, еще до того, как брызнула кровь из рассеченного горла. Фил издал вопль горя и ярости. Нив тонко вскрикнула и кинулась мне наперерез.
– Возьми ее и спрячься в лесу, – прошептала она дрожащим от страха и слез голосом и сунула мне в руки дочь.
Из-за ее плеча я видела, как второй мужчина воткнул меч Филу под ребра. В моих руках извивалась и плакала девочка, Нив плакала тоже, бросив на нее прощальный взгляд, прежде чем кинуться в бой, в котором не могла победить. Я развернулась и побежала в чащу, прочь от костра, от убийц с мечами и людей, которые совсем недавно улыбались и были полны надежд на счастливое будущее.
Лесная чаща приветственно распахнула объятия. Там мы смогли бы спрятаться: рассвет еще только близился, и густая тьма, притаившаяся под низкими ветками, послужит нам хорошим щитом.
Позади раздался еще один вскрик. Взрыв смеха. Свист рассекаемого воздуха. Я сделала всего несколько шагов, как вдруг почувствовала, что что-то воткнулось мне в плечо. Еще шаг. Девочка в моих руках застыла, и я застыла тоже, не в силах поверить своим глазам. Стрела торчала из ее горла. Стрела, которая должна была достаться мне.
Снова свист и еще один толчок в спину. Боли не было. Со смесью удивления и растерянности я посмотрела через плечо. Одна стрела, которая воткнулась девочке в горло, торчала из моего плеча над ключицей, вторая застряла в лопатке. На белой тунике расплылось пятно крови, но это была не моя кровь, кровь девочки. Я опустилась на колени, чтобы положить тело девочки на изрытую корнями землю. Стрела, застрявшая в ее шее, без особых усилий выскользнула из моей раны, оставив после себя лишь дыру в ткани.
По-прежнему ничего не понимая, я ухватилась за древко, которое торчало из лопатки. Оно вышло легко, будто воткнулось не в кость, а в желе или рыхлую землю. Я поднесла ее к самым глазам. Наконечник оказался чистым. Ни крови, ни боли. Как такое возможно?
За спиной послышались торопливые шаги. Двое с мечами приближались ко мне. Наверно, они ожидали увидеть трупы.
– Эй, да она еще жива, – заметил один, и после, повысив голос, ехидно усмехнулся: – Ты разучился стрелять, Холт?
– А может и к лучшему, – проговорил другой. Он подошел вплотную и схватил меня за плечо. Его меч болтался у самой земли. – Ну-ка, покажи свое личико, малышка!
Я резко развернулась и всадила стрелу в его ногу повыше колена. Он выругался и отшатнулся, а второй с искаженным гневом лицом занес меч над головой.
Я все еще стояла на коленях, у меня не было никакого оружия и плана тоже не было. Темный силуэт мужчины очерчивался светом от костра, лицо оставалось в тени, на лезвии меча танцевали блики. Он с силой обрушил меч на мою инстинктивно поднятую руку.
Я снова умерла?
Весь мир погрузился в серость, будто в один миг из него высосали все краски. Даже тьма не была абсолютно черной, а лишь темным оттенком серого. Мужчина с мечом исчез, как и его приятель. В смятении я огляделась: лес и поляна на первый взгляд были такими же, и первое, что бросилось в глаза, это полное отсутствие наших следов пребывания здесь. Не было ни костра, ни даже пепла, ни телеги, ни привязанной к дереву лошади, ни тел.
Следующим открытием было полное отсутствие звуков и запахов. Мир будто замер в ожидании, застыл, выцвел. Но что-то еще было не так с этим местом. В Склепе явственно ощущалась пустота, одиночество, умиротворение. Мир же, что предстал передо мной, вселял необъяснимое чувство тревоги и ощущение, что кто-то стоит за спиной.
Я сделала пару шагов, постоянно оглядываясь. По телу побежали мурашки, а в голове теснился целый рой вопросов и предположений. Тому мужчине удалось убить меня? Нет. Он исчез за долю секунды до того, как лезвие меча коснулось моей руки.
Нет. Это не он исчез, а я.
Открывшаяся внезапно истина не успела как следует укрепиться в моем мозгу, как рядом со мной внезапно возник силуэт девочки. Кая посмотрела на меня серыми, ничего не выражающими глазами, и я инстинктивно отшатнулась – и в следующий миг увидела спины мужчин, которые безмолвно уставились на то место, где я сидела несколько секунд назад. Я снова оказалась в ярком мире, и думать обо всем произошедшем времени не было.
Тот, которому я всадила стрелу в бедро, обернулся в мою сторону, издал сдавленный крик и осел на землю. В тишине ночного леса его шепот прозвучал как гром:
– Призрак!
Его товарищ резко обернулся, выставив меч впереди себя. На краткий миг на его лице отобразился испуг, который тут же сменился гримасой решительной ненависти. Он сделал выпад, но меч рассек лишь воздух, а я каким-то чудом успела уклониться. Рядом в ствол дерева воткнулась стрела. Я отвлеклась, чтобы проследить за лучником, который уже готовил новую стрелу, и едва увернулась от следующего удара. Острие меча просвистело в опасной близости от моей шеи, а может даже задело ее.
Ни боли, ни крови. Это придало мне уверенности.
Мысли не успевали за действиями, и, не до конца осознавая, что же я собираюсь предпринять, я переместилась немного в сторону, чтобы оказаться между стрелком и мечником. Последний с яростным возгласом бросился на меня.
Пришлось сделать усилие, чтобы не отстраниться и не увернуться. Я перехватила меч обеими руками, его лезвие впилось мне в ладони, оно рассекло плоть до самых костей, но я почувствовала лишь давление. Противник округлившимися глазами уставился на меня, на меч и на ладони, из которых не вытекло ни капли крови. Свист. Я сосредоточилась на ощущении своего тела.
Вдох – и мир погрузился в серость. Выдох – и я вернулась обратно. Мужчина все с тем же выражением глядел перед собой, его глаза округлились настолько, что казалось, они вот-вот вылезут из орбит. Из его живота торчала стрела. Он перевел на нее свой неверящий взгляд и медленно опустился на колени, выпустив из рук оружие.
