Анастасия Райнер
Заглянувший
– Ну так, на будущее…
У лавки курительных трубок художник устроил мастер-класс по их изготовлению: нанося тонким инструментом на глиняной голове кабана небольшие углубления, он достиг имитации короткой шерсти. Когда голова животного приобрела натуралистичный вид, мастер отправил ее к остальным в печь для обжига.
В обожженные курительные трубки вставлялись лакированные камни. Они сверкали на солнце, как настоящие глаза. Венцом композиции был кальян в форме многоглавого змея, из пастей которого шел фиолетовый густой дым с потрясающим ароматом.
– Зачем здесь курят? – спросил я Иларема.
– За тем же, за чем и всегда. Только здесь это безвредно. В основном. Иногда даже полезно. Вот тут, – он указал на одно из самых больших зданий, – можно приобрести святую воду, благословенную тем или иным богом. Не то чтобы я кому‑то поклоняюсь, но однажды прихворал так, что чуть не помер – пришлось попробовать. Стало легче, почти как от отвара ромашки. Но ромашку я в этом плане все равно уважаю больше.
Мы завернули за угол с посохами, прошли лавку с зельями и ядами, протиснулись между корзинами, доверху наполненными пурпурными специями, и мимо сундуков с защитными тканями. Перед лавкой старьевщика меня неожиданно схватила и потянула к себе слепая женщина с повязкой на глазах.
– Ты будешь менять людей, – прошептала она с абсолютно безумным выражением лица. – Да-да! Менять людей!
– Извините, а откуда вы это знаете? – Я попятился от нее просто на всякий случай.
– Я отказалась от глаз, чтобы прозреть! Но никто мне больше не верит! – посетовала слепая и расхохоталась во весь голос.
«Неужели я получу какую‑то особую силу?» – в возбуждении подумал я и представил: взмах рукой, и какой‑то абстрактный злой человек вдруг становится добрым. Однако потом отмахнулся от этой идеи, так как женщина, похоже, не в себе.
Пока я догонял Иларема, торговцы завлекали со всех сторон:
– Попробуй фрукты с самого Сазаара! Свежие, сочные, райские!
– Травы для оберегов! Соберем индивидуальный букет!
– Забудь тревоги и печали с нашим чудо-эликсиром! Пей и веселись в таверне Хельны Хельм!
– Таверна здесь что надо, особенно их «жидкое пламя» – огонь! Но нам сюда. – Иларем остановился напротив крошечной неприметной двери, открыл ее, пропуская меня вперед, и вошел следом.
Тесная лавка не отличалась ассортиментом – на единственной полке стояло несколько закупоренных сосудов, большая коробка с побрякушками, четыре фляги и стопка потрепанных книг.
– Какая удача, – увидев нас, сказал мужчина за прилавком, и я догадался, кто это. – У меня как раз закончились дарги, а спрос на них, сам знаешь, какой. Много наловил?
– Оцени-ка. – Иларем снял с шеи медальон и бросил торговцу.
– На этот раз тяжелый. – Тот взвесил в руке коробочку. – Что хочешь взамен?
– Как обычно. – Иларем протянул руку ладонью вверх. – И оберег для моего помощника.
Феленгир кивнул, крепко сжал ладонь Иларема в своих руках и, закрыв глаза, начал что‑то быстро шептать. Их руки тотчас обволокла серая дымка и через несколько секунд, просочившись между пальцев, впиталась в ладонь Иларема.
Завершив ритуал, Феленгир выпрямился:
– Сейчас принесу нам кое-что вкусненькое. Познакомишь со своим приятелем. – И скрылся в коморке.
Иларем потер руку.
– Никак не привыкну. – Он повернулся ко мне. – Тебе нужен оберег, приятель. Настоящий, а не то барахло, что предлагают там. – И махнул рукой на дверь. – Тащи сюда вон ту здоровенную коробку.
Снедаемый любопытством, я взял коробку и поставил на прилавок.
– Что за обряд вы только что провели?
– Феленгир умеет ставить печать, благодаря которой можно найти выход из любой ловушки. Без нее я бы ни отважился ни на одно приключение. Жаль, что использовать ее можно только один раз.
– Я не скряга. Просто навыка на долгосрочную печать не хватает. – Феленгир вернулся с бутылкой и тремя стопками на подносе. – Да и процедура энергоемкая, так что немного поговорим, и я пойду дрыхнуть. Держусь из последних сил, хотя это поправимо!
Он подмигнул, откупорил бутылку и разлил густой напиток по стопкам. Каждый взял свою порцию и опрокинул содержимое в рот. Жгучий напиток разлился по телу, играя на языке всеми известными ягодными вкусами – от ежевики до спелой вишни.
– Как вы познакомились? – спросил я новых знакомых, вытирая рот рукавом.
– Мы с Иларемом – межпланетные скитальцы, – рассмеялся хозяин лавки.
– Путешественники, значит?
– Ага. – Феленгир снова наполнил стопку. – Эйдор ведь огромный. Хочется понять, куда ты угодил. Иметь представление об этом мире. В движении мы ощущаем счастье, и оно становится нашим наполнением.
– Ты пустился в лирику какую‑то, Фел! – прервал его Иларем. – В общем, арханты везде, где только могли, расставили ловушки. Не только на Земле. В одной из таких мы и встретились. Я никак не мог найти выход, думал, что уже все… Но, к счастью, объявился Феленгир со своей охренительной печатью и освободил нас.
Они принялись вспоминать былые подвиги, опустошая стопку за стопкой, а мне было интересно послушать их чудаковатые истории. Оказывается, здесь столько всего происходит!
– Неужели отсюда можно вот так вот просто отправиться на другие планеты? Марс облететь? Или Юпитер? – поразился я.
Фел с Иларемом разразились хохотом.
– Сгонять на Юпитер – это как к соседям за солью постучаться! – сказал Иларем. – Ты даже не представляешь, сколько всего ждет тебя впереди! Только не спеши, не ищи неприятностей. Окрепни.
– Кстати об этом! Пора подобрать парню оберег. – Феленгир подвинул к себе коробку и мановением пальца поднял в воздух содержимое: браслеты, подвески, кольца, кулоны, фрагменты украшений и броши.
– Только не говорите, что мне придется носить серьги. – Я разглядывал украшения с разноцветными камнями, золотыми розами и жемчужными бусинами.
– Будет странно, если ты войдешь в резонанс с женским предметом. Но мы осуждать не станем. – И оба прыснули от смеха после очередной порции ягодного пойла. – Сосредоточься. Тебе нужно услышать подходящую вещь.
Как бы странно ни звучало, я постарался прислушаться. Внимание привлек крупный латунный кулон с выгравированным орнаментом. Взяв его, я ощутил тепло. Очень приятное ощущение.
– Бывший владелец – прекрасный человек, верб высшего порядка. Не один десяток душ сумел очистить и вернуть к полноценному существованию. Периодически приносит заряженные светлой энергией талисманы, чтобы новички вроде тебя обретали защиту на первых порах.
Уже казалось, выбор сделан, как вдруг резкое тревожное чувство пронзило меня. Тревожное – потому что одна вещь настойчиво хотела обратить на себя мое внимание.
Серебряный перстень с изумрудом.
Он заставил забыть о прочих амулетах в этой комнате.
Я не мог оторвать взгляд от перстня. На серебре – замысловатые рисунки или, скорее, слова на неизвестном языке. Круглый изумруд – живой, сильный. Он завораживал, необъяснимой энергией притягивал мою душу. Пришло ощущение, что это очень важная и непростая вещица.
– Чувствую конфликт между кулоном и перстнем, это плохо? – спросил я.
– Необязательно. Просто вещи принадлежат разным эгрегорам.
– Чего?
– Разным информационным полям.
Отложив кулон, я осторожно взял перстень. Его действие распространилось мощной волной по телу.
– Ты что‑то чувствуешь? – встревоженно спросил Феленгир.
– Да, определенно. Этот перстень… как бы… зовет меня.
– Значит, это не случайно, ведь до сей поры он не звал никого.
– Откуда он здесь, Фел? – Иларем взял у меня перстень и принялся изучать узоры.
– О, я хорошо запомнил хозяина. Сначала показалось, он не в себе, слегка того: все время что‑то бубнил себе под нос, будто с кем‑то общался. И я отказался забирать перстень. Вдруг он помешательство вызывает? А потом началось такое… Стоило этому человеку прикоснуться к какому‑либо предмету, и он мог перечислить каждого, кто ранее до него дотрагивался. Мог рассказать о мастере, который этот предмет создал, и даже о том, где и когда куплены материалы для его изготовления. Он знал историю любого здания, города или даже планеты. Знал все, только сам того не осознавал. Он был здесь, стоял на этом самом месте. Но будто не видел меня: взгляд был направлен на другую сторону реальности.
– Это, мягко говоря, настораживает, – произнес Иларем. – Хотя перстень определенно не злой, архантам никогда не принадлежал. Вот только считать свою суть не позволяет.
– Что еще помнишь о бывшем владельце? – спросил я Феленгира.
– Он говорил, что служит некоему божеству. Я мало знаю о богах и религиях, никогда особо не интересовался этой темой. Видел парочку так называемых богов, вот только созданы они были людьми, а не наоборот.
Иларем кивнул:
– Воображение людей, объединенных той или иной верой, их мольбы, обращенные к тем или иным богам, содержат в себе могущественные силы. И чем большее количество людей верит в определенного бога, тем он сильнее, тем реальнее и ощутимее его влияние на общество. Но тот человек, похоже, служил иному богу?
– Он говорил, что его бог – существо иной Вселенной. Ему не нужны молитвы, он не требует возложения жертв на алтарь. Он не привязан ни к одной из планет лишь потому, что на ней обитает раса существ, верящих в него. И самое главное – это божество обладает абсолютным знанием и готово им делиться.
– А незнакомец случайно не сказал, где найти этого бога? – заерзал Иларем.
– Знал, что тебя заинтересует эта история. – Феленгир отправил остальные предметы обратно в коробку. – Но стоит ли искать с ним встречи? Лично я, исходя из опыта, не верю, что этому божеству ничего не нужно. А тот чудак… он уже одной ногой был в ином измерении. А как там – никто не знает.
– Почему же он отдал перстень? – спросил я. – Что просил взамен?
– Он называл его своей «особой приметой», от которой хотелось избавиться, чтобы слиться с толпой, – ответил Феленгир. – Взял пару оберегов и был таков.
Конечно, я сознавал, что обладать загадочным предметом, о котором ничего не знаешь, – риск. Однако что‑то мне подсказывало: это верное начало.
– Что ж, теперь нужно выбрать между понятным и неизвестным, – посмотрел на меня Иларем, положив перстень рядом с кулоном.
Наверное, глупо, но для меня выбор был очевиден, и я надел перстень на безымянный палец правой руки. Изумруд слабо замерцал. Интересно, что это значит?
– Предмет закрыт. Я чувствую, в нем скрыта мощная энергия, – отметил Иларем. – Может, однажды он откроется тебе.
Я смотрел на тусклый свет внутри камня. Он неуверенно дрожал, рискуя вот-вот померкнуть.
Феленгир дружественно смерил меня взглядом, а затем произнес:
– Вижу, судьба у тебя непростая, иначе арханты не наградили бы тебя своей меткой. Но кем бы ты ни был в прошлом – здесь это не имеет никакого значения. Пускай перстень поможет тебе отыскать кратчайший путь к освобождению от проклятья.
Феленгир протяжно зевнул, так что, поблагодарив его, мы покинули лавку.
– Теперь можно и к Хельне заглянуть! – Иларем бодро зашагал в сторону таверны.
Когда мы остановились перед дверьми, он повернулся ко мне, гордо выпрямился и торжественно объявил:
– Если ты еще не убедился, в какое классное место попал, здесь отпадут последние сомнения! Это в физическом мире люди, которые ненавидят готовить, вынуждены работать поварами, чтобы выжить. В Эйдоре готовят только ради удовольствия! Здесь это – творчество! Способ самовыражения для тех, кому по душе ремесло! Им не нужны деньги, эти бесполезные грязные бумажки. Им важна только благодарность за вкусные, насыщающие энергией блюда. И, в свою очередь, наша благодарность питает их! Вот такая утопия наяву.
– Ха! Любители покушать потеряли бы сознание от одного только твоего рассказа!
– Сейчас сознание рискуешь потерять ты. – И он распахнул передо мной двери таверны.
В центре уютно обставленного помещения горел большой каменный очаг. Огонь тихо потрескивал, навевая спокойствие и умиротворение. Пока хозяйка нас не заметила, мы присели за небольшой круглый столик.
– Смотри, с какой любовью она замешивает тесто, – прошептал Иларем. – Сколько света вкладывает в него, сколько чувств. Поэтому оно получается таким волшебным, тает во рту, словно сотканное из нежнейших утренних облаков.
– Вот ты завернул, – хохотнула Хельна и, обернувшись, помахала нам.
Иларем послал ей воздушный поцелуй.
– А теперь представь, с какими чувствами замешивает тесто бедняга в заводской столовке, которому осточертела работа. Жевать его хлеб будет тоскливо, и на вкус он выйдет пресным. Труд должен быть только в радость. А если дело не приносит счастья человеку – значит, не тем он занят. Нужно менять жизнь. Вопреки страхам или обстоятельствам. Если не прислушается к самому себе – начнутся болезни. А дальше – кто кого доконает.
– Всегда об этом догадывался.
– Не догадывался! Знал! Все знают. Но толку?
К нам подошла хозяйка таверны и приветливо улыбнулась.
– Приятно видеть новые лица, – сказала она. – Сегодня угощаем мясными и яблочными пирогами с морозной травой, легким салатом из смирны и меруока, на десерт вас ждет карамелизированный мох, ну а запить всю эту вкуснотищу предлагаю сонной лаской или, если хочется согреться, нашим фирменным жидким пламенем.
– Я попробую всего понемногу, – произнес Иларем.
– Отлично, а ты? – Хельна посмотрела на меня.
– Э-э-э. Что за меруок?
– Так ты только прибыл… Скажи-ка, дорогой, по какому блюду скучаешь больше всего?
– Наверное, по булочкам с корицей, которые пекла бабушка.
– Хорошо. Закрой глаза и вспомни их вкус, аромат. Представь, как он проникает в тебя, настолько точно, насколько сможешь.
Закрыв глаза, я вновь увидел бабушкин деревенский дом, деревянный и уютный. Вспомнил резное крылечко, забор красивого бирюзового цвета. Когда мы приезжали в гости, бабушка с дедушкой, счастливые, встречали нас у калитки в компании суетящихся уток.
Наперегонки с сестрой мы бежали в дом, по пути приветствуя любимый яблоневый сад, куриц и кошек, живущих в странном мирном соседстве. Все здесь было другим и особенным.
Мне нравилось, как скрипели деревянные половицы, как уютно обставлены комнаты, но больше всего, конечно же, как пахло выпечкой, которая готовилась в самой настоящей дровяной печи! Вкуснее булочек я так и не ел.
Когда я открыл глаза, наш стол был заставлен вкусностями. И среди них оказались булки, точь-в‑точь как готовила бабушка! Я хотел выразить восторг бурными благодарностями, но хозяйка таверны уже хлопотала у печи.
Радостный, словно мальчишка, я схватил одну и откусил большой кусок. То самое воздушное тесто! Боже, как же вкусно!
– Как ей это удается?! – Я запихнул остаток сдобы целиком в рот, потянувшись за добавкой.
– У каждого есть талант или даже дар. – Иларем занес бутылку с красной жидкостью над моим бокалом. – Вино будешь?
– Нет, спасибо, люблю состояние трезвости.
Такой ответ Иларему явно не понравился:
– Я бы назвал тебя скучным, но чувствую, что ты не так‑то прост. – Он наполнил свой бокал доверху и принялся за мясной пирог.
– А какой дар у тебя?
– Я фантастически удачлив.
– Удача – это не дар! И не талант!
– Ты прав, – согласился Иларем, уплетая мясной пирог. – Я пока не раскрылся в роли творца. В моей душе будто живут двое: усталый мудрый старик и ребенок, удивляющийся самым обыденным вещам. И непонятно, где кончается одна сущность и начинается другая. Ребенку еще многое предстоит понять и многому нужно научиться. Мое время еще не прошло, и кто знает, что ждет впереди? У меня есть способности, я уверен. Они есть у каждого, только их нужно развивать. А вот дар – это не подарок, а испытание. Подчас жестокое.
– У моей сестры был дар, – сказал я. – Она рисовала потрясающие картины. Когда люди на них смотрели, они ощущали счастье и гармонию. Об этом говорил абсолютно каждый, кто видел ее работы. Я тоже ощущал этот эффект.
– Верю. У нее это проявилось сразу, с рождения?
– Да, и ее никто не обучал.
– Тогда точно дар. Его, в отличие от знаний или силы, нельзя наработать, передать или потерять. По сути, дар даже не принадлежит человеку, и не человек решает, как его применить. Человека просто ставят перед фактом и ни под каким предлогом он уже не может отказаться. Его заставят исполнять этот дар.
– Но это противоречит свободе выбора, разве нет?
– Помимо свободы выбора есть еще божественная воля.
– Дар – жестокое испытание. Как же верно… Сестра обладала удивительным взглядом на жизнь, была иной. Когда ее дар из спокойного спящего состояния начал полностью раскрываться, общество перестало ее понимать, а она не понимала общество. Если бы меня не было в ее жизни, не представляю, как бы она справилась со всем этим. Нам помогало только уединение.
– Знаю множество трагичных историй об этом. Замечал, что жизнь одаренных обычно гораздо короче?
Я кивнул.
– Это происходит чаще всего по двум причинам, – сказал Иларем. – Первая – они быстрее переполняются энергией, чем обычные люди. И вторая – на их долю выпадает больше испытаний, особенно гордыней. Вот почему многие талантливые люди не получают признания при жизни. Мысль «я – особенный» приводит человека на край пропасти, в которую в любой момент может сорваться душа. Падение духа гораздо страшнее смерти физического тела, – заключил он и осушил бокал.
В этот момент в таверну вошла девушка с корзиной, полной цветов. Завидев нас, она радостно вскинула брови:
– Иларем! Вот так сюрприз! Думала, после нашей размолвки уже не увижу тебя!
Тот явно удивился слову «размолвка».
– Роксель, дорогая! Я понял, что не умею правильно выражать эмоции, когда осознал, что люди, к которым я равнодушен, считали, будто я их люблю, а милые сердцу думали, что я их ненавижу. Ты – моя милая, запомни это навсегда!
Девушка расплылась в улыбке:
– Ты как всегда обходителен и очарователен. Но в любом случае обещаю – больше никаких сцен ревности! Я жутко соскучилась! – И она обвила руками шею Иларема, глядя на него с обожанием.
Пространство в таверне стало нагреваться. Эти двое явно жаждали поскорее остаться наедине.
– Я не помешаю вашей беседе? – Роксель обратилась ко мне, все так же ослепительно улыбаясь.
– По правде говоря, мне пора.
– Хочешь одиночества, – поняла девушка. – Ну ладно. Отнесу корзину и вернусь. – Она подмигнула Иларему и ускользнула на кухню.
– Что ж, – он посмотрел на меня, – значит, здесь мы с тобой и расстанемся.
– Да. Пора исследовать этот мир.
– Отличная мысль! Главное – ничего не бойся! И, как говорил один мой приятель: не будь гоним всеми ветрами, подобно сорванному листу.
– Но я и есть сорванный лист! Я не знаю ответа ни на один по-настоящему важный вопрос.
– В жизни много тайн. И если ты оказался в Эйдоре – на то есть веская причина. Освойся, посмотри окрестности, научись принимать данность и уважать ее. Верный ответ найдет тебя сам, когда настанет подходящий момент. Этот мир реальнее Аспероса, потому что свободен и безграничен. Он предлагает покой и отдых, так прими его щедрый дар. Привыкни быть духом. Вспомни себя. Опустошись окончательно, чтобы вобрать новое.
– Не уверен, что могу наслаждаться жизнью, пока внутри живет беспокойство.
– Отпусти его. В Многомирье все идет своим чередом. Так, как и должно.
Как же он не поймет: пока я не знаю, где сестра, неведенье будет душить меня изнутри!
– Пойми и ты: когда неподготовленный человек рвется знать правду, он прибегает к самым неправедным путям. Попробуй поменять направление и задаться иными вопросами, обратив внимание на природу вокруг. Зачем капелька дождя паром добирается до неба, но после путешествия возвращается в море? Кому нужен этот процесс и что он обеспечивает? Здесь в каждую мелочь можно вглядываться до бесконечности и каждый раз открывать ее по-новому. Хотя бы на короткий срок забудь, кем был раньше.
– Да, забыться не помешает, – наконец согласился я, чувствуя его правоту.
Зеленые глаза Иларема источали покой и умиротворение. И действительно – так хотелось расслабиться, отдохнуть после всех потрясений. Мне не терпелось увидеть пейзажи, о которых я вспомнил.
Иларем прочитал это желание.
– Мы легко отыщем друг друга, если понадобится, – сказал он на прощание.
Взмывая в небо, я прогнал все тревоги и сосредоточился только на ощущениях. Они превосходили земные в сотни, даже тысячи раз, и от этого казались более реальными. Внизу расстилались искрящиеся светом холмы с густыми лесами, – казалось, будто я лечу над бушующим зеленым океаном, и волны его вздымаются выше и выше.
Природная красота ощущалась не внешним образом, а сутью.
Набирая скорость, я кричал от счастья во весь голос, будучи наедине со всем этим великолепием. Я был един с ним! Весь этот мир – я! Весь этот мир – мой! Но в то же время я никак не мог поверить, что достоин пребывать в таком месте. Даже если это ошибка, все, что сейчас оставалось, – наслаждаться удивительными мгновениями.
Устремившись к лесной опушке, усыпанной диковинными цветами, я снизился. Меня встретил насыщенный цветочный аромат, все пространство луга пропиталось им. Я купался в этом запахе, описывая в полете смелые виражи.
В Эйдоре все устремления и мечты обретали реальность! Я летел столь низко к земле, что ладони касались прохладной травы. Она так приятно щекотала! Я неистово хохотал, вел себя точно ребенок, которому лишь предстоит разобраться, что за мир его окружает.
А дальше – снова в лес, в самую глубь.
Несмотря на высоту деревьев, света было достаточно, чтобы различать мельчайшие детали. Интуитивно я нашел лесную тропу, и теперь не приходилось облетать каждое дерево, я просто летел прямо, иногда поворачивая вместе с дорогой.
С упоением я озирался по сторонам. Вновь смеялся, проделывая кувырки в воздухе. Я крутился на ветвях, как на турниках, и качался на лианах, свисающих с деревьев зелеными пушистыми косами.
Вскоре тропинка отправилась под воду, и лес вместе с ней. Деревья уходили корнями в тихую спокойную среду, отражавшую золотое сияние неба. Здесь получилось забыть обо всем на свете, а счастье полета ослабило боль душевных мук.
Я набрал скорость, а затем резко снизился, чтобы ступни касались зеркальной глади. Пышные мокрые брызги подпрыгнули до самых колен! Я проделывал это десятки раз, пока одежда не вымокла до нитки.
На речном берегу заметил лодку в зарослях камыша, а неподалеку – крохотную лачугу. Смотрелось очень гармонично. Мне вдруг показалось, что я видел ее раньше…
Сбавив скорость, я облетел дом, чтобы изучить его. Он утопал в цветущих кустах, огромных, как кроны деревьев. Крыша была покрыта мхом. На вид обветшалый и заброшенный, чуть покосившийся на бок, но настолько очаровательный, что сразу захотелось здесь поселиться.
Странно, однако в интуитивные карты ничего подобного не входило. Или, быть может, я не успел вспомнить. Никаких построек в памяти, только природа.
Спустившись к двери, я принял решение войти внутрь. На всякий случай постучал, – никто не ответил. Я потянул за ручку, осторожно открывая дверь. Та тихонько скрипнула.
В доме было сыро и темно. Единственное крохотное окно почти не пропускало солнечный свет. Споткнувшись о корзину, я схватился за напольную вешалку без единой вещи. У самого входа висела картина с незамысловатым весенним пейзажем, написанным крупными смелыми мазками.
В центре комнаты на плетеном ковре стоял потерявший форму диван. Сразу за ним – шкаф с открытыми полками, на которых все еще находились цветочные горшки, книги и посуда. Справа от шкафа – большой стол и опрокинутый стул. Хотя краска местами потрескалась и облупилась, в этом таилось свое очарование. Однако особый уют этому месту придавал большой камин в глубине комнаты.
Странное ощущение овладевало мной: все казалось отдаленно знакомым. Пустовала ли крохотная лачуга или же в ней кто‑то жил?
По правде сказать, я влюбился в этот дом с первого взгляда! О таком тихом местечке я всегда мечтал, только в мечтах со мной жила сестра. Если бы мы уехали в деревенскую глушь, где никто нас не знает, возможно, удалось бы прожить долгую счастливую жизнь.
Мы бы обсуждали интересные книги за завтраком, вместе готовили новые блюда, приобрели бы телескоп, чтобы по вечерам изучать звездное небо. Мне не нужен был брак, не нужны дети. Истинным счастьем виделась простая забота друг о друге, поддержка и понимание. Но наблюдая за людьми, я осознавал: большинство из них смотрят на жизнь иначе.
Что, если этот дом ждал здесь именно меня? Этим можно объяснить отсутствие личных вещей хозяина. Хотя вряд ли здесь кто‑то действительно нуждается в вещах.
Так или иначе, я решил вернуться позже и проверить свою теорию.
Покидая лачугу у реки, я еще раз поразился, насколько здесь живописно, и отправился дальше. Дорогой послужили быстрый ручей да гладкие камни.
Ручей привел меня к колоссальному Белому дворцу.
Здания, что я видел раньше, разом померкли в сравнении с ним. Величие считывалось во всем – начиная от архитектуры, заканчивая несоизмеримой высотой. Наверное, в создании участвовали сотни архитекторов, и каждый вложил какую‑то свою тайную мечту.
Дворец возвышался над всем, что находилось поблизости. Лес рядом с ним смотрелся аккуратным газоном. Остроконечные купола и многочисленные башни тянулись в безоблачное небо и растворялись в синеве, украшенной до горизонта разноцветными мерцающими звездами.
Внешнее убранство являло множество таких же гигантских колонн, искусных скульптур, замысловатых арок и даже фонтанов. Вода стекала по мраморным ступеням в бассейны парка. Там плавали белоснежные птицы, напоминающие то ли лебедей, то ли павлинов. Здесь же цвели лазурные лотосы.
По парку неспешно гуляли люди, такие же, как я, внешне ничем не отличающиеся от людей из плоти и крови. И хотя правильнее назвать их духами, здесь и сейчас они воспринимались самыми обыкновенными людьми.
Я возвысился над парком Белого дворца. Присел на край крыши. Отсюда куда интереснее разглядывать людей, взаимодействующих друг с другом и с природой.
Одни предпочитали наслаждаться музыкой, другие исполняли ее, играя на скрипках, роялях, флейтах. Звуки сливались в цельную потрясающую мелодию, а музыканты образовывали слаженный оркестр, к которому спешили присоединиться лесные птицы.
В высоких беседках непередаваемой красоты расположились те, кто позировал художникам, и сами художники с незавершенными полотнами. Люди прогуливались среди мраморных арок, увитых лозой. Не торопясь, держась за руки. Здесь никто не спорил, не отстаивал взгляды, не стремился к превосходству. Если однажды я вернусь в материальный мир, то постараюсь привнести больше спокойствия и безмятежности, чтобы сделать его хотя бы немного похожим на Эйдор.
Некоторые кормили больших белых птиц, гладили их, обнимали. Птицы не боялись людей, никуда не улетали, а, наоборот, ластились. Все наслаждались беззаботным пребыванием, переполненные счастьем, гармонией и светлой любовью.
Однако я не спешил знакомиться с ними, поскольку еще не научился скрывать мысли. И людям не было никакого дела до меня. Они не поднимали головы, не перешептывались, не косились на отстраненного одиночку.
Да, я предусмотрительно появился в рубашке с длинными рукавами, чтобы скрыть черные по локоть руки. Но мне казалось, никто бы не заострял на этом внимание. Было ощущение, что меня здесь приняли.
Вглядываясь в лица, я отмечал представителей всех земных биотипов. Впервые я почувствовал себя частью сплоченного мирного сообщества, в котором легко быть настоящим и при этом твердо уверенным, что тебя понимают. Я улыбнулся, взмахнул ладонью в знак приветствия, и несколько человек, заметив это, помахали с улыбкой в ответ.
Солнце клонилось к закату, свет пронизывал все вокруг. Я дышал, любовался небом, свесив ноги и болтая ими в воздухе. Улыбка не покидала моего лица.
Я все еще ребенок и всегда им был – здесь так приятно это признавать. Несмышленый, во многом избалованный и совсем наивный ребенок. И это ничуть не обидно, не страшно, ведь многому только предстоит научиться, многое только предстоит постичь.
– Угу, – послышалось рядом.
Повернув голову, я увидел сидящего на карнизе черного филина. Он смотрел на меня огромными круглыми глазами, похожими на звездное небо.
– Ты согласен с тем, что я все еще дитя? – смешливо спросил я.
– Угу, – повторила птица, не отводя любопытного взгляда.
– В Белом дворце еще не был? – раздался в голове низкий мужской голос, явно не мой.
– Это ТЫ со мной говоришь? – я уставился на птицу, не скрывая удивления.
– Угу, угу! – отозвался филин и, расправив крылья, улетел, оставив меня в полнейшем замешательстве.
«Ха, здесь даже животные могут делиться мыслями! Ну и чудеса!» – думал я. Раз птица советует – значит, пора посетить дворец. Спрыгнув с крыши, я полетел вниз.
Интерьеры ничуть не уступали фасаду. Я ахнул, влетев в холл, украшенный монументальными колоннами. Какое просторное место! В центре красовалась величественная композиция из лестниц самых необычных форм и высот. Они начинались у подножия, а дальше расходились во всех направлениях. Изгибы и повороты лестниц плавные, некоторые напоминали змей, некоторые – лозу, но в целом комплекс принимал форму гигантского белого дерева.
Окна так же отличались внушительными размерами. Украшенные причудливыми витражами, они имели разные, но исключительно геометрически правильные формы. Пол дворца был составлен из мозаики, изображающей диковинный распустившийся цветок. Я поднялся по одной из лестниц и оказался на просторной лоджии.
Отсюда открывался потрясающий вид на горы и леса, теряющиеся в густой сиреневатой дымке заката. Над всем этим великолепием неизменно сияли звезды, галактики и многоцветье туманностей. Я подумал о том, что земным людям лишь отчасти доступны красоты Вселенной. Но даже просто глядя в телескоп, можно смело поверить в Творца.
Красоты Вселенной более чем достаточно для осознания Его присутствия среди нас.
– На самом деле, Эйдор очень похож на материальный мир, – облокотившись на балюстраду, вслух рассуждал я. – Только здесь нет забот, связанных с физическим существованием. Поэтому нет необходимости работать, ведь деньги, еда или одежда больше не имеют никакого смысла. Все, что имеет значение, – развитие духа.
В духовном отображении Земли вовсю процветала творческая жизнь. И я догадывался, что подобных миров должно быть великое множество.
Обойдя большую часть Белого дворца, я пришел к выводу, что у зданий здешнего мира, похоже, нет прямого назначения. Весь смысл в архитектурной красоте и фрактальной симметричности, благодаря чему дворец наделял присутствующих особой энергией прекрасного, энергией искусства. Стоило лишь догадываться, сколько мастеров сообща приложили усилия к созданию этого грандиозного здания. Тысячи просторных залов и потаенных тесных комнатушек уместил он в себе.
