Окно спальни было занавешено плотными тяжелыми шторами темно-красного цвета. Сквозь ткань тщетно пытались пробиться лучи поднимающегося солнца. Лишь красноватое сияние проникало внутрь, заливая комнату мягким, тёплым полумраком. Стало достаточно светло, и я погасил свечу на комоде.
– Доброе утро, родная.
Завязав галстук находу, пересекая комнату, я потянулся к подготовленному серебряному подносу на прикроватной тумбе.
Подняв клош, в нос ударил приятный аромат специй. От пышного омлета потянулся едва различимый в утреннем сумраке пар; рядом три аппетитные полоски зажаренного до хруста бекона. На краю тарелки лежал тост с растаявшим кусочком сливочного масла, а завершали картину небольшая турка с манящим запахом свежезаваренного кофе и пустая чашка. Наша служанка Молли, как всегда, постаралась на славу. Плотный завтрак, приготовленный с любовью. Все, как любит моя жена.
Часы на первом этаже звонко отсчитали семь ударов.
За окном стояла неприятная осенняя погода. Непроглядные серые тучи начали сгущаться, постепенно затягивая небо, от чего в комнате снова становилось темно. Местами накрапывал мерзкий мелкий дождик. Густой туман начал стелиться еще с ночи и, казалось, только набирал густоту.
Я помог жене принять сидячее положение, подложив под ее спину вторую подушку, на которой она удобно устроилась, придерживая рукой порядочно округлившийся живот. Густые золотые локоны, от которых мне всегда так тяжело оторвать свой взгляд, красиво растеклись по ее плечам.
– Ты опять так рано встал, Джон, – без какого-либо укора и с улыбкой на лице произнесла Элиза. Я поставил поднос на ножках перед ней и передал вилку с ножом. – Спасибо.
– Отнюдь, – мягко возразил я. – Сегодня мне удалось поспать на целых тридцать минут больше!
– О-о, – протянула она с еще более широкой улыбкой. – Это действительно что-то новенькое! Но почему не разбудил меня?
– Ну как я мог? Ты же так сладко спала.
После моих слов на ее лице появилась тень грусти.
– Что такое? Ничего не болит? – волнение поселилось в груди и я присел рядом.
– Нет, – ее прежний настрой тут же вернулся и я спокойно выдохнул. – Мне просто хочется, чтобы ты побыл со мной чуть дольше обычного. Это твое новое дело совершенно разделило нас. Уходить приходится все раньше, а возвращаться домой все позже. Я очень переживаю за тебя.
Я поднялся и направился к зеркалу, чтобы надеть жилет и проверить ровно ли встал галстук.
– Не стоит так волноваться, ты же помнишь, что сказал тебе доктор? Чего за меня переживать? Кормят сытно, сидим в основном в тепле, решаем головоломки. Все отлично.
– Три бутерброда с ветчиной и плошка супа за весь день – это по-твоему "сытно"? – возмутилась Элиза, уплетая омлет. – А прогулки по местам преступления возле холодных трупов в такую погоду – "в тепле"? Даже зная твою выносливость, Джон, это совсем не "отлично". Я переживаю за твое здоровье.
Я застегнул последнюю пуговицу жилета, поправил воротник рубашки и убрал в карман часы на цепочке.
– Потерпи еще немного, милая. Уже совсем скоро мы раскроем это дело, – попытался заверить я, хотя на самом деле ни о каком раскрытии дела речи еще не шло, но нутро подсказывало мне, что уже вот-вот нам попадется что-то, что решит поставленную задачу. – Мистер Ковальски обещал отпустить меня в месячный отпуск сразу по его закрытию. А там уже родится наш малыш и мы как раз будем проводить время все втроем.
Элиза доела омлет. Я помог налить кофе в ее в чашку, разбавив его сливками. Отхлебнул немного, чтобы проверить, не горячий ли получился напиток и передал в руки жене.