Анастасия Росбури
Амулет
***
Беги! Беги! Беги!
Рваное дыхание вырывается из груди, проклятый амулет неподъемным грузом давит к земле, обжигает шею, и едкий запах паленых волос забивает обоняние. Острая хвоя, прутики и мелкие камни впиваются в кожу. Каждая мышца в теле протестует против движения, но останавливаться нельзя – воздух уже пропитан вонью мокрой псины.
Гончие рядом.
Беги! Беги! Единственная мысль, которая бьется в голове и заставляет мчаться вперед.
Каждый вдох царапает горло, выдох оставляет горечь на языке. С каждым шагом амулет все тяжелее, и я не знаю, так ли это на самом деле. Возможно, это проклятая магия, а, может, изнеможение истощенного тела, дополненное отчаянием.
Вой гончих оглушает. Они близко, идут по следу, готовы напасть. Охотники пока отстают. Лес замедляет лошадей, но земля все равно дрожит под ударами копыт.
Страх быть разорванным на части, как случилось со многими до меня, подстегивает.
Амулет раскален. Он полон ненависти, как и те, кто создал его. Как и я. Однако он то единственное, что позволит избавить мир от тварей, уничтожающих все, что хоть немного отличается от них.
Лай раздается со всех сторон. Среди деревьев мелькают пятнистые шкуры. Я слышу тяжелое дыхание гончих, вижу их слюнявые пасти, вздернутые хвосты. Все внутри меня вскипает от ярости. Вся моя природа требует ответить на вызов, не быть добычей, но я не могу. Я должен бежать вперед, иначе охотники настигнут меня.
Одна собака оказывается смелее остальных. Она бросается мне наперерез. Безмозглое животное.
Зубы впиваются в ее длинное ухо, разрывают плоть, и сладкая кровь жаром растекается на языке. Оглушительный визг разносится по лесу и заставляет остальных гончих сбиться с шага, засомневаться. Собака бьет в моей хватке, пытается вырваться, укусить в ответ. Когти вспарывают ее брюхо, и она падает без движения.
Я снова бегу. Бегу вперед. Просто вперед, лишь бы забраться в самую густую чащу. Туда, куда не пробраться гончим и верховым охотникам. Туда, где сама природа ополчится против жестоких тварей.
Перескочив через поваленное дерево, я резко останавливаюсь. Грудь вздымается, сердце заходится так, что кажется, вот-вот проломит ребра и вывалится на усыпанную хвоей землю. Отчаяние сдавливает горло и горечью отравляет то немногое, что осталось от надежды.
Впереди обрыв. Деревья цепляются кривыми корнями за крутой склон, из земли местами торчат острые камни. Где-то далеко внизу шумит река.
Я неуверенно переступаю на месте, не решаясь прыгнуть вниз. Мое тело слишком устало, чтобы благополучно спуститься. Всего один неверный шаг, и можно легко свернуть шею.
Громкий лай – единственное предупреждение, прежде чем острые зубы впиваются в плечо. Одна из гончих пытается добраться до шеи, но я крупнее, сильнее даже в истощенном состоянии. Я легко сбрасываю собаку, разрывая ее глотку. Жалобный вопль сменяется предсмертный хрипом.
Другие гончие не нападают – они окружают меня, тяжело дыша. Вонь их влажной шерсти и дыхания отравляет чистый запах хвойного леса. Но хуже всего смрад, который приносит ветер, дующий в спины охотников. Они совсем рядом. Если я ничего не сделаю, они убьют меня и заберут амулет. Последний шанс отомстить за мой народ канет в Ничто вместе со мной.
Оскалившись, я бросаюсь на ближайшую гончую. Ее предсмертный визг заставляет остальных отступить. Освободившийся просвет манит ложным обещанием безопасности. Всего мгновение, и в нем появляется всадник. В его руках уже натянутый лук, лицо искажено в гримасе ненависти.
Я ловлю взгляд человека. Неприкрытый первобытный страх в его глазах, но пальцы без колебания выпускают стрелу.
Тихий свист пронзает воздух, и я бросаюсь в сторону обрыва. Острый наконечник задевает бок, разрезая кожу. Царапина начинает пульсировать, но она ничто по сравнению с ожогом на шее.
Запах свежей крови будоражит гончих. Они срываются с места, желая разорвать меня на части. Охотники не останавливают их – им не нужны трофеи. Снять амулет они смогут и с кровавых ошметков.
Край обрыва уже совсем близко. Я игнорирую острую боль, когда клыки нескольких гончих вонзаются в бедра, разрывают плоть.
Беги!
Я толкаю себя вперед, земля подо мной осыпается вниз ручейками из трухи, хвои и почвы.
Острая боль иглой пронзает тело. Сердце замирает, чтобы в следующую секунду сорваться в лихорадочном ритме. Мышцы сводит в судороге, и я чувствую, как начинаю падать.
Очередное попадание, но на этот раз не в бок – в плечо. Я в ужасе смотрю на стрелу, пронзившую меня насквозь. На языке растекается металлический вкус крови, и рваный кашель вырывается вместе с выдохом. Я больше не могу двигаться. Дышать становится невыносимо.
Последний шаг, и земля исчезает. Амулет душит, тянет вниз, жжет шею, грудь, но это ничто по сравнению с агонией, пылающей в мозгу. Я догадывался, что должен буду отдать жизнь, но не думал, что это произойдет именно так.
Мир вокруг меркнет, и я проваливаюсь во мрак, в Великое Ничто.
Я не справился. Не принес амулет Хозяйке Леса. Не отомстил за мой народ.
Люди убили последнего из моего рода.
***
Боль. Пылающая, всепоглощающая, лишающая рассудка. Она пульсирует в груди, в боку, в голове, в конечностях, везде. Каждый вдох распаляет ее пламя все сильнее, и это озаряет Великое Ничто кровавыми всполохами.
Я всегда считал, что за гранью смерти нет ничего: ни боли, ни страданий, ни памяти, ни самосознания. Видимо, все дело в амулете – недаром его зовут проклятым. Только вместо того, чтобы обречь тварей на вечные мучения за их грехи, я проклял себя самого.
– Ш-шш, тише, не двигайся, – раздается голос где-то из глубины багрового мрака. – Все позади. Все будет хорошо.
Я застываю, невольно делая, что мне говорят. Слух обостряется до предела, пытаясь определить местонахождение существа, которое бродит по Ничто. Что оно такое?
В следующее мгновение боль вспыхивает с новой силой, и в ноздри врывается оглушающий запах трав. Терпкая горечь настолько яркая, что растекается на языке, и слюна начинает капать с губ.
Я чувствую мое тело.
Не успеваю осознать последнюю мысль, как что-то раскаленное касается бока, и судорога сводит мышцы. Следом приходит агония, и громкий вой вырывается из глотки вместе с выдохом.
– Прости, волчок, – приглушенный голос становится ближе, в нем слышны тонкие, мягкие нотки, – Потерпи еще немного. Совсем чуть-чуть.
Я жадно хватаю воздух, и это заставляет грудь вздыматься. Боль снова расползается по телу, но на этот раз я точно чувствую ее источник – за лопаткой. Видимо, одна из стрел попала между ребер и только чудом не задела легкое. Иначе я бы не дышал.
Я дышу.
Я жив.
– Молодец, волчок, – баюкающим голосом нашептывает женщина. Ее руки касаются ран, посылая огненные волны агонии, но вместе с этим горький, терпкий аромат трав забивает нос. Она меня лечит?
Мне стоит огромных усилий поднять веки, но мутная пелена в глазах мешает рассмотреть что-либо. Даже собственного носа не видно. Насыщенный ароматами лекарственных трав воздух врывается в пасть, оседает на языке, унимает боль. Мягкое прикосновение к голове, заставляет уши дрогнуть.
– Ты очнулся, – женский голос полон нежности и облегчения. – Я боялась, что ты не выкарабкаешься.
Я слышу движение рядом, и влажная тряпка касается губ. Вода струится с нее, и я ловлю ее языком. До этого момента я и не представлял, насколько сильна жажда. Желание вырвать тряпку, выжать ее в рот до последней капли охватывает меня, но я не могу пошевелиться. Тело не слушается. Любое движение кажется непосильной задачей.
Женская ладонь скользит по щеке ласковым прикосновением. От нее пахнет травами и лесом. Домом.
Пару раз моргнув, мне удается смахнуть пелену с глаз, но все, что я вижу, это колени, скрытые под юбкой. Повернуть голову я не могу.
Перед носом появляется хрупкая ладонь. В пальцах зажата очередная тряпка, но эта пахнет душицей, ромашкой и кипреем. Я невольно втягиваю успокаивающий аромат, и голова становится тяжелой, веки опускаются сами собой. Медленно я проваливаюсь во мрак, но на этот раз он не душит. Он дарует покой и надежду, что еще не все потеряно. Что я еще смогу выполнить мое предназначение.
***
Когда я просыпаюсь в следующий раз, то могу не просто открыть глаза, но и поднять голову. Подо мной набитый соломой тюфяк, рядом стоит миска с водой, вокруг деревянные стены небольшой комнаты с единственной дверью. За маленьким окном царит ночь, и слабый лунный свет проникает внутрь и разливается по заставленному ящиками и высокими кувшинами помещению. От последних идет характерный душок алкоголя. Из-под потолка свисают пучки ароматных трав, связки чеснока, ленты сброшенной змеиной кожи и сушеные птичьи лапки. В углу покосившийся книжный шкаф со свитками и потрепанными книгами.
