Виктория выходит из кабинета Арсения. В смежной комнате сидит его секретарша, довольно необычная дама в возрасте и круглых очках. Она начинает нервно стучать по клавиатуре, как только открывается дверь начальника. Но при виде Виктории тут же расслабляется и блаженно отпивает кофе, терпкий запах которого насыщает воздух.
Виктория пронзает ее суровым взглядом и снимает с вешалки темно-синее пальто. Вскользь замечает, что пальцы дрожат. Она поспешно сжимает кулаки несколько раз, но дрожь не уходит.
– Вам надо пожевать пижму, – громко замечает секретарша.
Ее мышиного цвета волосы закручены в старомодную бабетту, и, судя по тому, как секретарша косится в сторону большого зеркала, она тратит на эту прическу немало времени по утрам.
– Что, простите?
– Пижма. Цветок такой. Похож на маленькие желтые ватки. – Секретарша подпирает рукой подбородок. И стучит ногтями с ярко-розовым лаком по щеке. – Пожевать, сок глотнуть, а жмых выплюнуть. И руки тут же перестанут дрожать. Да и в целом полезно для здоровья.
Виктория подхватывает портфель и вымученно улыбается:
– Спасибо.
К чему объяснять, что нервы шалят из-за встречи с человеком, которого она мечтает увидеть за решеткой?
Виктория делает пару шагов к двери и останавливается:
– Подскажите, пожалуйста, это ведь главный корпус гостиницы?
Секретарша озадаченно поправляет очки. В окне за ее спиной можно разглядеть, как по снежным трассам гоняют крошечные лыжники.
– Ну, из пяти эта – самая люксовая. Для элиты, так сказать. Остальные попроще. Но в последние годы Леонид Иванович предпочитал работать здесь. Вот и кабинет сделал… – Лицо женщины морщится, и она быстро промокает уголки глаз цветным платком. – Пусть земля ему будет пухом. Теперь вот Арсений Леонидович здесь работает. Раньше у него был кабинет в другой гостинице.
– А часто к Леониду Ивановичу приходили посетители? Возможно, вы вели журнал посещений?
Секретарша причмокивает губами и смотрит куда-то вверх, словно оттуда ей подсказывают ответы:
– Кроме сотрудников – нет. Сейчас же все встречи назначаются удаленно. Так что журнала нет, а был бы – вряд ли Арсений Леонидович без ордера разрешил его посмотреть.
– Да, конечно, – идет на попятную Виктория и улыбается той улыбкой, которую использует только в крайних случаях, когда надо очаровать собеседника. – А ничего странного не припоминаете? Возможно, эффектная женщина или представительный мужчина? Любая зацепка поможет в расследовании. – Она старается говорить низким голосом и едва сдерживается, чтобы не хлопнуть ладонью по столу и не заставить секретаршу думать чуточку быстрее.
Та, словно издеваясь, отпивает кофе и задумчиво качает головой. Проводит пальцами по белой столешнице, вздыхает.
– Да нет, – наконец произносит она. – Ну, если только…
– Что? – поторапливает Виктория.
– Пару месяцев назад заходил чудаковатый мужчина. Вел себя, как император, важный такой, хотя особо ничего из себя не представлял.
– Вы не знаете, кто он?
Секретарша пожимает плечами:
– Откуда? Он ворвался, как вихрь. Леонид Иванович его не ждал. И разговаривали они на повышенных тонах. Но я не подслушиваю разговоры начальства, – поспешно добавляет она.
Виктория мысленно закатывает глаза. Скорее всего, со слухом у секретарши не очень, раз она говорит так громко.
– А как он выглядел? Вы бы смогли его опознать, встретив снова?
– П-ф-ф… Не знаю, не знаю… – Женщина поправляет очки. – Помню, был в кожаной косухе, такой потертой, обвешанной цепями. Молодой, красивый. Ну, в общем, приметный тип. И волосы черные-черные. Как дегтем смазанные. Ой, так это, – она неожиданно хлопает по столу, – по всей гостинице установлены камеры. И на ресепшене. Можете запросить записи. Возможно, они еще сохранились.
Виктория кивает. Если записи действительно есть, то придется просмотреть уйму материала.
– Спасибо большое. Еще один вопрос. В какое время приблизительно приходил этот молодой человек?
– О, это я помню. Утром, в половину девятого. Я только на работу пришла, еще даже плащ не сняла, а тут он распахивает дверь и влетает, как коршун, – довольная, отвечает секретарша.
Виктория снова дарит ей улыбку.
– Спасибо, вы очень помогли следствию. Всего доброго.
Женщина горделиво выпрямляется и вскидывает подбородок. Всего одна фраза, а какой эффект.
Виктория выходит из кабинета и лишь в коридоре позволяет себе усмехнуться. Но усмешка быстро гаснет, стоит вспомнить о предстоящей работе. Вика цепляется за соломинку. Такую тоненькую и несущественную, что самой становится страшно. Но пока заключение экспертизы на наркотики и таинственный посетитель – все, что у нее есть. А ей надо намного больше. Намного. Если она хочет увязать убийство Вольфа-старшего с его сыном Арсением.
Как жаль, что нельзя повернуть время вспять и прожить воскресение наедине с Алексой еще раз. Но он хочет слишком многого. Бог и без того одарил Даниила иначе, чем остальных людей, пусть сам он и осознал это лишь недавно. Однако человек – жадное существо, которое чем больше получает, тем больше требует.
С тяжелым вздохом Даня спускается с крыльца и утопает в снегу. Дорожку к калитке безжалостно замело, и радует уже то, что к утру снег стих. Мороз приятно покалывает щеки, и Даня застегивает пуховик под самое горло, опасаясь простудиться. В семь утра уже начинает светать, и под далекими солнечными лучами снег кажется дымчатым. Да и на все дома, деревья, улицы будто наложили фильтр, как в фотошопе. В таком пейзаже только и снимать начало фильма ужасов. Про художника, который рисует незаконченные картины, а после… Дальше фантазия стопорится. Даня хмыкает. Писатель из него никудышный. Художник все же получше будет.
Проваливаясь в снег по колено, он выбирается на расчищенную дорогу и поворачивается к дому. Машет Алексе, выглядывающей из окна, замерзшей рукой и поспешно прячет ее в теплый карман куртки. Ради Александры он идет на работу брать внеплановый отпуск. Пусть ничего не меняется как можно дольше.
Ссутулившись, Даня ускоряет шаг и спускается вниз по тротуару до ближайшей автобусной остановки.
В голове полная сумятица. От рассказов Алексы пробирает дрожь. Еще страшнее становится, стоит вспомнить, что он сознательно втянул себя в эту игру. Но впервые за последнее время Даня счастливо улыбается. Он готов идти на любые подвиги ради Александры, он готов…
Подъехавший серовато-белый автобус с наклеенной на него рекламой стоматологии сбивает с мысли. Даня проскальзывает внутрь и садится на крайнее сидение. В автобусе ничуть не теплее. Если снаружи минус пятнадцать, то в салоне, может, градусов на пять выше.
Даня покупает маленький желтый билет и утыкается взглядом в окно. А что дальше? Вот сбылась его мечта – Александра Вольф узнала о его существовании и даже пригласила пожить у нее дома. Она верит, что он – волшебник, который предсказывает будущее. Верит, что он победит дракона и спасет ее из темницы. Но дальше-то что? Он не может вечно навязывать Алексе свою любовь. Если она не ответит взаимностью, если она его не полюбит, если… Даня стискивает билет, а ладонь неприятно потеет. Зачем об этом думать? Пусть все идет своим чередом. Сейчас дома его ждет девушка, которую он любит, а днем он познакомится с ее семьей. И Даня тут же хмурится. Если все так серьезно, как утверждает Алекса, возможно, его дар очень даже пригодится, несмотря на все его опасения.
Автобус тормозит на знакомой остановке, и Даня неохотно выбирается на мороз. Пусть в салоне и не так тепло, как дома, но он все равно успел согреться.
Школа искусств, в которой Даня работает, находится почти что в центре, но с той окраины, где он живет, до нее ехать и ехать. Вокруг заснеженные двухэтажки, узкие улочки с не менее узкими тротуарами, по которым бегут опоздавшие школьники и неторопливо бредут старушки. Чуть дальше по улице – гаражи.
Даня переходит пустую дорогу, наплевав на поиски пешеходной зебры, и спускается к расположенным ровными рядами железным гаражам. Среди них есть тот, который принадлежит ему. Он купил его почти год назад и превратил в склад.
Даниил быстро находит гараж цвета подгнившего мандарина. Именно так. Если бы ему пришлось нарисовать это место, он бы смешал охру с серым, добавив чуть зеленого, и такой грязной жижей закрасил бы гараж.
Длинным ключом, похожим на букву «Т», Даня со скрипом отпирает дверь. На морозе она поддается еще хуже, чем летом. Внутри включает фонарик на телефоне, и только после этого плотно запирается изнутри. Дело за малым. Завести генератор и нагреть гараж до приемлемой температуры.
Через пару секунд в помещении на стенах загораются лампочки, освещая сложенные в стопки незаконченные картины. Растирая ладони, Даня подходит ближе. Кажется, вечность прошла с тех пор, как он начал «незавершенку», на которой родители собираются в путешествие. Потом его долго мучила совесть. С другой стороны, ничего плохого он не сделал. Родители так радовались, что увидят мир на старости лет, и судя по радостным восклицаниям матери, ей очень понравилась идея отправиться в путешествие.
Даня снова хмурится. В тот раз с момента создания эскиза до отъезда родителей прошло около двух недель. Но в случае с Алексой все произошло за сутки. Он даже не успел понять, как она оказалась на пороге, потому что обычно все картины с ней не исполнялись. Даня рассматривает незавершенные портреты, где нарисован их с Алексой поцелуй. Затем свадьба. Рождение ребенка. Слишком поздно он осознал, что чувства не поддаются контролю. Как жизнь и смерть.
Даня не может заставить Алексу полюбить себя с помощью дара. Но он смог привести ее в свой дом. И теперь, по крайней мере, у него есть шанс.
Когда в гараже становится достаточно тепло, Даня вытаскивает из угла мольберт и ставит на него чистый холст. Из старой тумбочки достает краски и палитру. Пора приниматься за дело. Ему нужен внеплановый отпуск, пусть даже за свой счет. Без разницы. Главное – получить возможность быть рядом с Алексой. Дрожащей рукой он начинает выводить на холсте тонкие черные линии, в которых вскоре угадывается лицо его начальника.
Алекса была права. Она ошиблась только в одном. Даня не предвидит будущее. Он его создает.
Алекса не узнает свое отражение. Вроде бы ничего не изменилось: те же длинные волосы, раскосые глаза. Если улыбнуться, то вообще и не скажешь, что что-то случилось. Но такое чувство, что… Она щурится, разглядывая кожу вокруг губ и глаз. Неужели у нее появились первые морщины? Невозможно!
Она вздыхает и отходит от зеркала в ванной комнате. Хочется домой, но без Дани она боится туда идти. Он был так уверен, что ему дадут отпуск, что и ее заразил своей уверенностью. А если нет? Лучше не думать об этом.
Алекса, хромая, возвращается в спальню и сворачивается клубочком на кровати. В поле зрения попадает картина Дани, на которой девушка-беглянка жмется к двери пряничного домика. У него талант. Галина точно оценит. А у Алексы никогда не хватало терпения дорисовать картину. Судя по всему, Даня страдает той же проблемой.
Невольно она улыбается. Даня с такой легкостью ухватился за ее идею, что он видит будущее. Мальчик готов нести любую чепуху, лишь бы быть рядом с ней. И верит каждому ее слову. Такое поклонение немного пугает, но сейчас у Алексы нет выбора. Ей нужен кто-то посторонний, не из ее семьи, кому она сможет довериться. А раз Даню ей послала судьба, значит, так тому и быть. Возможно, именно он ее спасет. Алекса плотно зажмуривается, и перед глазами предстает крылатая птица.
Бойся крылатых птиц…
Никто не должен узнать, никто.
У него получилось. Даня в чистейшем изумлении и до сих пор не верит в свою удачу. Или магию? Он не знает, какая сила исполняет все его желания, которые он изображает на холсте. Но не заканчивает… Только незавершенные картины оживают. К тому же надо постараться точно передать свою мысль. Найти нужные образы… Столько нюансов… Поэтому Даня до конца не верил, что ему дадут внеплановый отпуск на целый месяц. Что, впрочем, и произошло. Но за свой счет начальник отпустил его с легкостью.
– О чем ты думаешь? – Алекса с милой улыбкой трогает Даню за плечо.
Он моргает, возвращаясь к такси, в котором они едут в загородный особняк Вольфов. Машина как раз сворачивает на узкую горную дорогу в заснеженном лесу.
– Мы почти приехали, – продолжает щебетать Алекса, видимо, забыв про свой вопрос. Или же ее просто не интересовал ответ. – Я уже жду не дождусь, когда смогу переодеться в свою одежду. – И она со смехом приподнимает ногу, на которой болтается черный сапог. – Обувь твоей матери мне слегка… великовата. И не сочетается с моей шубой.
– Надо было предложить тебе мои сапоги. Думаю, ты бы вся влезла в один.
Алекса смеется и вдруг кокетливо прижимается к нему:
– Ты бы мог понести меня на руках. Но я не хочу, чтобы моя семья знала о том, что я временно инвалид. Я вообще не хочу, чтобы они что-то знали. Ты запомнил нашу легенду? – резко спрашивает она, и тонкая морщинка на ее лбу смотрится так неуместно, что будь Алекса портретом, Даня бы непременно закрасил изъян кистью.
– Да, конечно.
Они снова замолкают.
Алекса порой такая молчаливая. Даня украдкой поглядывает на нее, но выражение лица девушки сложно разгадать. Что-то среднее между печалью и страхом. Распахнутые темные глаза, напряженные губы. Медленное, почти неслышное дыхание. Даня обязательно запомнит ее такой и нарисует. Она станет его Джокондой.
Такси тормозит на подъездной дорожке, и Алекса с радостным восклицанием выбирается из машины. Даня быстро достает кошелек, чтобы расплатиться, но едва может оторвать взгляд от особняка господ Вольфов.
Он сует таксисту в руки смятую купюру, растерянно бормочет «сдачи не надо» и выходит из машины, ступая на хрустящий снег.
Двухэтажный коттедж Вольфов словно переместился в реальность из русской сказки. Деревянные массивные бревна выкрашены в темный оттенок «венге», входная дверь и окна с наличниками украшены резными белыми завитками, как особняки купцов позапрошлого века. Кругом буковые деревья, припорошенные пушистым снегом. Их голые ветви скрещиваются между собой и выглядят весьма зловеще. Возле дома – вычищенная парковка и дорога, ведущая вниз к трассе и в город. Но во всей этой мрачной красоте зияет заколоченное окно на втором этаже, как черный зуб в белоснежной улыбке.
Даня содрогается. Как мог богатый, здоровый мужчина с такой легкостью распрощаться с жизнью?
– Ты идешь? – Алекса недовольно машет ему рукой. В черной шубе она напоминает нахохленного воробья.
Не дожидаясь Дани, она нажимает на дверной звонок и нетерпеливо морщится. Видно, что ей еще больно стоять. Во всяком случае, неприятно. Мелодия звонка, похожая на пение соловья, обрывается, и почти сразу массивная дубовая дверь распахивается.
– Сашенька? – Молодая девушка в плюшевом домашнем костюме персикового цвета на секунду застывает на месте, а потом со слезами на глазах бросается на шею и втягивает Алексу внутрь дома. – Боже мой, ты вернулась, вернулась! Я так рада, я так переживала за тебя! Арсений собирался завтра идти в полицию, хотя я настаивала, чтобы он сделал это сегодня. О, Господи, где ты была, что случилось? – взахлеб тараторит она.
Даня неуверенно проходит следом за ними, озираясь, словно преступник. Мило, уютно. По размеру одна только прихожая может вместить в себя половину его дома. На полу плитка с золотистым узором. Шкаф с каретной стяжкой, в углу подставка, набитая зонтиками. Даже слишком просто для господ Вольфов. И по-домашнему. Даня принюхивается. А пахнет лесом – можжевельником, сосной. Насыщенный, густой запах. Он оборачивается и внимательнее приглядывается к заплаканной сестре Алексы. Кажется, это ее аромат. Удивительно…
– Галя, не плачь. Ты как маленькая, ей-богу. Ну кто мог подумать, что ты воспримешь так близко к сердцу очередной мой побег? – Алекса закатывает глаза, но когда Галина хочет помочь ей снять шубу, только плотнее в нее кутается. – Не надо, я замерзла. Такси заглохло, и полпути мы шли пешком, – сладко врет она.
Даня вскидывает брови, но молчит. Так надо. Если увидят одежду Алексы, могут не поверить в ее «побег».
– Как маленькая, потому что переживала за тебя. – Галя еще раз крепко стискивает Алексу в объятьях.
Странно. Две сестры – и разные до невозможности. Галина будто попала сюда из советского времени, когда многие девушки были кровь с молоком. Почти пепельные кудри касаются плеч и от этого подпрыгивают вверх. А серые глаза смотрят с легким прищуром, который собирает вокруг них веселые морщинки. Редко встретишь человека с таким сердечным взглядом. По сравнению с Алексой она выглядит дородной, высокой женщиной. Как большой серый кот и маленькая мышка.
– О, простите! – Галина, наконец, замечает Даниила и смущенно скрещивает на груди руки. – Я вас не заметила. – Румянец мило окрашивает ее щеки. Если бы Дане нравились девушки в теле, он бы непременно в нее влюбился. Наверное.
Порыв ветра в спину напоминает, что дверь до сих пор открыта, и Даня поспешно ее запирает.
– Здравствуйте, – неуверенно произносит он и тут же замолкает.
Алекса закатывает глаза и незаметно для Галины качает головой:
– Это мой парень – Даня. Я была у него, но поняла, что сейчас мне как никогда нужна его поддержка здесь, – она подходит к нему и берет под руку, – и попросила пожить у нас.
– Парень? – Тонкие брови Галины ползут вверх. – Тот самый, о котором ты…
– Нет, – резко перебивает ее Алекса. – Мы начали встречаться недавно. Незадолго до… – Голос Алексы обрывается. – Ну, ты понимаешь. Потом было не до этого, поэтому я не успела о нем рассказать.
– Ну, – Галя снова улыбается и неловким жестом показывает на дом, – тогда располагайся. Саша покажет тебе гостевую комнату. Поддержка нам сейчас не помешает. – Ее взгляд тускнеет.
– Только не от первого встречного. – Голос, наполненный сарказмом, просачивается сквозь приоткрытую дверь.
– Злата!
В прихожую входит очень худая девушка, лишь отдаленно смахивающая на Галю.
– Это моя двойняшка. Не воспринимайте всерьез ее слова, она слишком язвительна.
– Я просто говорю то, что думаю. – Злата застывает на месте и пристально рассматривает Даниила, словно собирается купить себе платье, но не может определиться, идет оно ей или нет. – У нас горе в семье, а Лекси снова думает лишь о себе. Не так ли, дорогая? – Она поджимает губы.
– В этом спец ты, а не я, – отрезает Алекса.
– Ну конечно. Остра на язык и красива, но в душе она давно сгнила. – Злата склоняет голову набок.
Фиолетовое платье-клеш висит на ней, как на вешалке, а бедные волосы выжжены до снежной белизны. И это при том, что у них одни гены. Если необычная внешность Александры вполне объяснима, то Галина и Злата… Даня мысленно вздыхает. Три сестры выглядят, словно чужие люди. Да и ведут себя почти так же.
– Пошла ты, – фыркает Алекса и тянет Даню за руку. – Тебя забыла спросить. Это и мой дом тоже. Кого хочу, того и приглашаю.
Алекса открывает центральную дверь, но уже возле лестницы ее догоняют слова Златы:
– Лучше тебе свалить в Москву к своей матери, пока за решетку не загремела. Я-то знаю, кто убил отца!
– Злата! – укоризненно восклицает Галя. – Разве так можно!
Алекса спотыкается о яркий персидский ковер и бросает сердитый взгляд через плечо, но молчит. В ее молчании сгущается ненависть, и Даня будто наяву видит нить, натянувшуюся между ней и Златой. Не выдержав, он захлопывает дверь и отрезает от них двойняшек.
– Все в порядке?
Алекса медленно переводит на него взгляд и кивает:
– Чертовски.
Они поднимаются наверх. Что ж, знакомство с женской половиной семьи Вольф состоялось. Только непонятно – удачно ли? А что будет, когда Даня встретится со старшими братьями Алексы? Мурашки бегут по спине. Лучше об этом не думать.
Алекса с глухим криком швыряет расшитую подушку в стену, и Даня от испуга вжимается в дверь.
– Стерва! – орет Алекса и тут же затихает.
Сдулась, как гелиевый шарик.
– Думаю, ты слишком близко к сердцу принимаешь ее слова, – рассуждает Даниил и в ответ получает испепеляющий взгляд.
Алекса скидывает на разноцветный ковер норковую шубу, следом летят сапоги, и только взявшись за свитер, она застывает и глядит на Даню более осмысленно:
– Выйди.
– А…? Да, конечно. – Даня поспешно выходит из комнаты в сумрачный коридор, в котором пахнет деревом, и вздыхает с облегчением.
Черт. Во время разговора сестер он даже не мог нормально дышать. Все складывается не так, как он себе представлял.
Алекса далеко не пай-девочка, какую она изображает в своем блоге. Да, он любит ее и такой, но вся ситуация явно выходит из-под контроля. Убийство? Он думал, что Вольф-старший покончил с собой из-за долгов, но раз на Алексу охотится некто, значит, это и правда было убийство. Черт, черт, черт…
Возможно, Даня сможет использовать свой дар, но он приехал сюда, даже не удосужившись взять краски и альбом для рисования. Может, этого вдоволь должно быть в комнате у Алексы? Кстати, о вещах…
Он собирается жить в особняке Вольфов, но у него нет даже зубной щетки! Даня со стоном хлопает себя по лбу. Сразу видно, голова не тем забита.
Неожиданно дверь за спиной распахивается, и он быстро отходит в сторону. Алекса уже переоделась и теперь красуется в милой тунике в розовую полоску и бежевых лосинах. Ее длинные волосы завязаны в два хвоста, на лице появился макияж: ресницы стали еще черней, а губы соблазнительно блестят.
Щеки Дани моментально вспыхивают адским пламенем.
Алекса понятливо улыбается и, встав на носочки, целует его в подбородок. Так близко к губам, что дыхание перехватывает.
– Прости. Я вела себя грубо. Это все Злата, она выведет из себя даже мертвого. К тому же мне было ужасно жарко. Пойдем, я покажу тебе гостевую спальню, а потом мне надо обработать ступни, и, надеюсь, ты мне в этом поможешь. Не хочу объяснять Гале, почему я решила сбежать босиком.
– Конечно, я помогу, только мне надо будет съездить домой. Я не взял ничего из одежды. Даже зубную щетку забыл, – смущенно бормочет Даня. – Удивительно, что захватил хоть зарядное для телефона.
Алекса вскидывает голову:
– Нет! – Ее голос звучит так тоненько и пронзительно, что она тут же кашляет. – То есть не надо тебе ездить туда-сюда. Все же путь неблизкий – полчаса на машине. Я уверена, у нас полно запасных щеток, а вещи я одолжу у Клима.
– Но я…
– Прошу тебя, – Алекса хватает его за руку и крепко сжимает, – не сегодня. И не завтра. Или… или, хочешь, поедем вместе.
Отчаяние в ее глазах поражает в самое сердце. По-другому и не скажешь.
– Хорошо, – соглашается Даня, и лицо Алексы моментально светлеет.
Она хватает его за руку и тянет к соседней комнате возле лестницы:
– Ты будешь жить здесь.
Алекса открывает дверь и обводит рукой уютную спальню с голубыми стенами. Кровать идеально застелена светло-коричневым покрывалом. Такое чувство, что здесь никто никогда не жил.
– Самая клевая комната. Она угловая, а рядом ванная и туалет. Гале со Златой круче всех. У них смежные спальни и общая ванная комната на двоих. Раньше я там часто зависала, а потом мы со Златой окончательно потеряли общий язык. – Она фыркает. – Ты и сам видел. С этой стервой невозможно общаться. И еще ее стишки – полная безвкусица, – тихо добавляет Алекса.
Она заглядывает за спину Дани и поспешно затягивает его в гостевую спальню, в которой чувствуется затхлость, а пыль, осевшая на бревнах, видна невооруженным глазом.
– Хотя ты и притворяешься моим парнем, – она плотно закрывает дверь, – не думаю, что они будут удивлены, что мы живем в разных спальнях.
– А почему они должны удивляться этому? – без задней мысли интересуется Даня и тут же ойкает. – Кажется, я понял. Я даже не подумал… – он запинается. Подобрать слова в таком деликатном вопросе сложней некуда.
Алекса тихо смеется:
– Ты такой милый. Того гляди, и правда влюблюсь в тебя, пока притворяюсь, что мы встречаемся.
От ее слов сердце на секунду замирает. Затем еще на одну.
– Д… дал… ладно, – неуклюже отмахивается Даня. Только думал, что переборол смущение рядом с ней, и вот – снова заикается.
Лицо Алексы меняется. Как будто художник рисовал ее улыбчивой и радостной, а затем нанес поверх еще один слой, где она мрачная и задумчивая.
– Все так запуталось, – шепчет она и прижимается к Дане. – Обними меня.
Даня, как во сне, смыкает вокруг нее руки. Кажется, будто он обнимает воздух, – такой хрупкой она выглядит.
– На самом деле я не знаю, что делать. Я просто боюсь, что он вернется за мной…
Он? Заторможенный Даня с трудом соображает, что она имеет в виду убийцу.
– Ты должна рассказать об этом семье. Особенно братьям.
– Да, конечно. – Алекса запрокидывает голову и смотрит ему в глаза. – Обязательно расскажу. Но чуть позже.
Так они и стоят, прижавшись друг к другу. Запах корицы щекочет ноздри, ее лицо так близко, губы такие пленительные. Сходя с ума от близости, Даня резко наклоняет голову и целует Алексу. Ее губы мягкие, сладкие, липкие от блеска. Непонятно, сколько проходит времени, прежде чем она мягко отталкивает Даню и скромно улыбается:
– Думаю, это было лишним. Но приятным, – сбивчиво шепчет она и выскальзывает из комнаты.
Когда Алекса исчезает, только тогда до него доходит, что он натворил. В ужасе Даня застывает на месте. Его охватывает чувство безмерного одиночества, не хватает тепла Алексы. Не хватает ее запаха. И при этом стыд. Презрение к себе. Воспользовался слабостью Алексы и поцеловал ее, будто он какой-то подонок. Да, у него в жизни была всего одна девушка, и ту он знал с детства. Правда, она бросила его, когда поняла, что Даня давно и безнадежно влюблен в Александру.