Анастасия Вежина
Корова, Достоевский и пастух: Хроники Загогулино
Глава 1. Симфония сена и перегара, или Как Буренка ушла в загул
Деревня Загогулино жила тихой, размеренной жизнью, где главным событием недели был завоз в сельмаг просроченных пряников и обсуждение, кто опять не заплатил за электричество. В этой благословенной глуши обитала Елизавета Петровна, библиотекарь с неистребимой любовью к классической литературе, которая, к сожалению, никак не помогала ей прокормить двоих сорванцов – Кольку и Ваньку, шести и восьми лет от роду, энергии в которых было как в маленькой атомной станции, работающей на яблочном компоте.
Главной кормилицей семейства была корова Буренка – дама внушительных размеров, с характером балерины на пенсии и аппетитом, достойным слона. Буренка была не просто коровой, а членом семьи, психологом, будильником и поставщиком жизненно важного продукта – молока, которое Елизавета Петровна умудрялась превращать в творог, сметану и сырники, вызывавшие у мальчишек приступы безудержного счастья и требование добавки.
И вот, в один прекрасный, залитый солнцем день, когда петухи кукарекали так громко, что казалось, вот-вот лопнут от гордости, а пчелы жужжали, словно маленькие моторчики, жизнь решила подкинуть Загогулино очередное развлечение – потерю коровы.
Виновником торжества, как это часто бывает, оказался человеческий фактор, а точнее – пастух Иван Гуляев. Иван был фигурой колоритной. Бывший военный, демобилизованный по причине «особой любви к спиртному», как деликатно выразился военком, он влачил в Загогулино скромное существование пастуха. В анамнезе у Ивана значилась глубокая душевная травма, ставшая первопричиной его "особой любви" – уход жены, не выдержавшей его пристрастия к бутылке. Иван же, надо отдать ему должное, пил с размахом, с душой, словно соревновался с самим Бахусом, пытаясь заглушить боль от потери семьи, которой, как он считал, лишился из-за своей слабости.
В тот злополучный день, когда Буренка решила устроить себе день непослушания, Иван, по его собственному выражению, «смотрел на мир через розовые очки», то есть был в состоянии, близком к полету в космос на чайнике. Как именно Буренка умудрилась улизнуть из-под его пьяного надзора, история умалчивает. Возможно, она воспользовалась моментом, когда Иван, пытаясь поймать бабочку, упал в кусты крапивы и на некоторое время потерял связь с реальностью. Возможно, она просто решила, что пастух в таком состоянии – позор для коровы, и отправилась искать более достойное общество.
В общем, факт оставался фактом: Буренка испарилась. Иван очнулся от объятий Морфея, обнаружил пропажу и понял, что его ждут неприятности размером с ту самую Буренку. Перспектива объясняться с Елизаветой Петровной в трезвом уме и твердой памяти повергла его в ужас. Елизавета Петровна, конечно, женщина интеллигентная, в бигуди не ходит и тарелки не бьет, но взгляд у нее… Взгляд у нее был такой, что можно было под ним сушить сухари и готовиться к худшему.
Иван, понимая, что дело пахнет керосином, а точнее, полным отсутствием пенсии, которую он, кстати, по доброте душевной, и так время от времени отдавал Елизавете Петровне в качестве «компенсации морального ущерба» за свои пастушьи промахи (которых, надо сказать, становилось все больше), решил действовать. Действовать, конечно, в меру своих пьяных возможностей.
Первым делом он попытался вспомнить, куда, собственно, могла подеваться корова. Мозг, пропитанный вчерашним и позавчерашним, работал с трудом, словно старый дизель. Воспоминания всплывали обрывками, как кадры плохого кино: вот Буренка мирно жует травку, вот Иван пытается рассказать ей анекдот про колобка (безуспешно), вот он, кажется, пытался научить ее танцевать вальс… Дальше – провал.