Не удивляйтесь – из санатория «Урал» почти каждый вечер приходили в пансионат гости повеселиться.
Тетка с племянницей были довольны своей работой.
А мелкая суетилась между ними, находя себе заделье.
Все крутилось и двигалось в заданном направлении – судьбы было не избежать.
Вместе с тем, у Александра и Ольги взгляды на самые главные вещи были противоположны.
Она считала, что полюбила мужа безоглядно и всю себя ему отдала.
Саня во главу угла ставил свои задумки по Донбассу, а семья – его тыл надежный, который он всячески укреплял.
Впрочем, конфликтов из разночтений семейных обязанностей не возникало. Пожалуй, это было самым удивительным обстоятельством. Можно было предположить, что Оля каким-то образом возмещала ему недостаток материнской любви – родителей братья лишились рано, и воспитанием младшего занимался Глеб.
Ольга могла относиться к мужу по-матерински, но это вовсе не означает, что он играл в эту игру. Сане действительно жена нравилась – в ней сошлись женское обаяние, красота внешняя и богатство души. Его магнитил целый клубок чувств к ней, возникших уже после свадьбы.
Сам Готовцев называл это страстью.
Для всех окружающих в семье Готовцевых ведущим казался, конечно, Саня, а Оля – ведомой. Её безусловно это устраивало. Она спокойно принимала то, что любила мужа больше, чем он её – у него вечно какие-то затеи: мужик таки! Но любые знаки внимания с его стороны, делали её счастливой.
В конце концов, Ольга, как женщина, имела право проявить характер – тетя Нина на этом настаивала – покапризничать, топнуть ножкой и не отпустить Саню в Донбасс. Но не было ничего такого. Воистину – любовь материнская!
Нина Николаевна пророчила:
– Твоя покорность погубит его.
Наконец, они переехали в отремонтированный коттедж.
Расставили мебель новую, разложили вещи, стерли пыль, помыли пол… А потом Ольга упала на софу и истерично расхохоталась. Ей показался смешным и нелепым тот мир, в котором она жила прежде.
– Вот оно – счастье комфорта с уютом! Только так надо жить!
С этого момента она разлюбила родную для неё Красноселку.
А Нина Николаевна вдруг подумала о Саше – пусть уезжает, иначе Ольга его погубит, как безрассудно любящая и от того очень плохая мать.
Пожалуй, именно эти дни, перед отъездом в Донбасс, стали в семье Готовцевых самыми теплыми и нежными. Погуляв до темноты, они садились у камина, жгли сосновые поленья, пели песни и пили пиво, лирично общаясь. Мелкая с ревностью следила за гитарой. Как только инструмент покидал колени Саши – тут и она. В его сильных руках уютно располагалась и засыпала, зная, что супруг мамы не отнесет её тотчас в кроватку. Ей так не хотелось одиночества даже во сне…
Нина Николаевна, вслух неодобрявшая намерений зятя вернуться туда, где идет война, тогда сказала:
– Юность твоя, Александр, закончилась, а зрелость ещё не наступила. Переходный возраст – опасный период. Ты рвешься не в свою среду. Жену надо любить, а ты влюблен в свою машину, дорогу и угольный край!
Но Саня так не считал.
Его все сильней увлекала идея – убедить Пушкарева создать в Малороссии крестьянскую республику батьки Махно. И дома уже не сиделось – все обещанные дела переделаны. Пора в дорогу. Одна задержка – новый гуманитарный конвой для Донбасса собирался в Челябинске, и Саня на него подрядился.
Попутно и путно – жизнь под настроение иногда рифмует.
Оля, ночами лаская мужа, спрашивала:
– Не жалко покидать наш комфорт? В Донецке такого не увидишь.
– Это так. Но Донбассцы считают, что в комфорте должны жить все, а если его не хватает – не хватать должно всем. Потому и не покидают республику непрестанно обстреливаемую укропами.
Ольга очень скоро поняла: лучший способ держать Александра при себе – это не целовать его каждую минуту, а спрашивать, что надо делать и как. Пока в нем нуждаются, как в руководителе, он никуда не денется…
Раньше бы это понять!
И ещё хотелось Оле убедить мужа не доверять удаче, а полагаться на здравомыслие. Этак он избежит многих неприятностей, а то и самой «безносой».
Она говорила тете:
– Пусть съездит – когда вернется, не будет упрекать, что не пустила, – Ольга насколько смогла состроила в меру довольную физиономию.
– Если вернется, – ворчала Нина Николаевна. – Ох, избаловала ты его!
Заметно грустила и мелкая от предстоящего расставания с «дядей Сашей».
Что делать с евро и долларами, Готовцевы не решили.
В кладовке стоял огромный старый бабушкин сундук, набитый ими под самую крышку.
Саня отмахивался:
– Потихонечку рассосутся. А пока пусть будут «золотым запасом».
Ему не до денег – новая поездка в Донбасс обещала невиданные приключения и исполнение задуманных авантюр.
В планах Готовцева Глава Пушкарев олицетворял его главную надежду на создание в ДНР государственности по типу крестьянской республики батьки Махно. В любом случае, воспринимался как фигура основополагающая, цементирующая растерзанную Малороссию. За таким народ пойдет! И он сумеет убедить Путина. Саня в этом не сомневался.
Нина Николаевна ломала голову, почему же племянница, на которую Готовцев не надышится, не воспользуется своим влиянием, чтобы уберечь мужа от авантюры.
Зададимся и мы этим вопросом – почему?
Оля в какой-то степени завидовала Александру – кроме семьи, уюта, богатства и даже работы на российских дорогах, у него есть цель в жизни. Он хочет оставить свой след в истории Малороссии и этим прославиться.
Она тоже мечтала на институтской скамье сделать такое, чего ещё нет. И что? Встретила, полюбила, обабилась, родила… Где цель? Неужто только для этого её родили, воспитали и образовали?
Как она завидовала Александру!
Конечно, можно было похныкать, попытаться его отговорить от поездки в Донбасс. Но Ольга понимала, что кроме переживаний за судьбу мужа ею будет двигать обыкновенная зависть – что не совсем порядочно.
Она ещё считала мужа простым сельским парнем без верхнего образования. Но в среде себе подобных он был как раз исключением – не пьёт, не куражится, не дерется – потерянный какой-то: вечно задумчивый и предприимчивый. Не хвастун, как все остальные водители.
Его коллеги по работе, традиционно разгулявшись, колотили друг друга до полусмерти, пропивали всё до копейки, гоняли жен, пугали детей, а потом страдали похмельем и каялись.
Саня вращался в этом кругу, но не стал таким.
Оля с её казацкой кровью отца, тоже имевшим привычку крепко пить и яростно драться, отдавала себе в этом отчет. В конце концов, Готовцев оказался ей куда более родным и понятным, чем предыдущий муж, красавец-хохол, потомок государственной служащей.
Другое дело, что у Сани была цель, а у Оли её не было. Надо найти свое место в жизни, иначе муж её когда-нибудь бросит. Есть о чем задуматься!
Такие дела…
Заболеть бы проблемами мужа – вникнуть, найти место рядом.
Но Оля ничего не понимала в его устремлениях и бредовых идеях о крестьянской республике Донбасса. Надо бы инвалютой заниматься, а он рвется в дальние дали, где рвутся ракеты и снаряды, гибнут люди…
И при всем этом, чего уж греха таить – муж ей, увы, действительно нравился. Она любила его ужасно, нестерпимо, судьбоносно… И каким бы простым ни казался, он был её мужчиной, которому она отдавалась…
Отдалась и в последнюю ночь. Уснули не сразу – поговорили.
Оля:
– На досуге я займусь инвалютой – попробую найти каналы превращения её в рубли.
– Будь аккуратнее – дело подсудное, и спешить некуда.
Готовцеву до этих финансовых хлопот и забот не было ни малейшего интереса. Он весь уже в дороге.
Её же терпение было безграничным.
Потому решили расстаться в пансионате – без лишних прощаний и долгих проводов.
Саня сел в кабину «камаза», опустил стекло, помахал рукой.
Ольга выдохнула вслед:
– Счастье было недолгим.
Впрочем, со дня возвращения из Донбасса впервые спокойно проспала всю ночь.
А утром перед завтраком, будто пронзенная чем-то, вдруг остановилась возле стола. Не двигаясь с места несколько мгновений, она горестным шепотом призналась Нине Николаевне:
– Господи, у меня галлюцинации. Я снова слышу его шаги.
Но это были не галлюцинации – дверь открылась и вошел Саша.
Он забыл дома свой АПБ. Отпросился в конвое, скатался домой – теперь будет на трассе догонять.
Нина Николаевна веско сказала:
– Возвращаться – дурная примета. Оставайся дома, Александр.
– Не могу – уже нагружен.
Забрав подарочный пистолет, Саня прошелся по кругу – поцеловал жену в губы, тётю в щечку, мелкую в темечко – и ушел.
Если мерить в тех самых чертях, что угнездились в душах оставшихся после внезапного возвращения Готовцева – адово он посеял в семье настроение.
Ольга заплакала – чего не было при первом прощании, вчера.
Нина Николаевна ударилась в грусть – будто сына на службу проводила.
А мелкая прыгала-прыгала да и упала, разбив коленку – но не заплакала, а губки надула не понятно только на кого.
Начальник тыла донецкого ополчения обиды на Готовцева за долгое отсутствие не держал. Знал, что Александр после диверсии угодил в госпиталь, а потом уехал на Урал – реабилитация, стало быть. Теперь вернулся – здоровый и полный энергии – хорошо: работа для его фуры всегда найдется.
Оформили таки договор.
Зачислили Готовцева в ополчение вольнонаемным служащим, выдали камуфляж без погон, автомат АК-47 со штык-ножом и тремя дисками патрон. Обеспечили сеткой маскировочной фуру.
От койки и тумбочки в казарме Саня отказался.
– Жить буду в «камазе», – объявил он.
Командир автобата донецкого ополчения майор Федоров Константин Петрович – его непосредственный командир. Он-то и подсунул Александру напарника – хохла, который представился:
– Петро Приблудный.
Он был на десяток лет старше Готовцева и сразу повел себя лидером экипажа. Украинство свое подчеркивал настойчиво и постоянно, расценивая это как величайшую заслугу.
Хитрый и необычайно одаренный на мародерство.
В первую же поездку с боекомплектом на передовую, как только фура встала под разгрузку, он умыкнул куда-то, оставив Саню «наглядати за процесом».
Александр разгружал ящики с патронами, минами и снарядами вместе с бойцами. А когда закончили, позвонил Приблудному:
– Ты где?
– Що закінчили? Зараз буду.
Пришел с рюкзаком чем-то набитым.
– Что там? – хмуро спросил Саня.
– Не твого розуму справу, – ответил Приблудный.
Прибыв на базу, Готовцев к майору:
– Уберите от меня Приблудного.
– Что не так?
– Я привык ездить один – один и буду.
– А если тебя ранят или, не дай Бог, убьют – кто подменит?
– А если я Приблудного раню или, не дай Бог, прибью – кто ответит?
– Чем он тебе так не угодил?
– Болтливый, вертлявый, нечистоплотный… Склонный к браваде… вечно болтает – спать мешает.
– Фронту нужны снаряды, а не ваши разборки! Ясно?
– И я о том же. Стоит ли напоминать, что я вольнонаемный, а не призванный и не контрактник. Если не уберете Приблудного, завтра еду в военкомат, менять дислокацию или разрывать договор. Вы не заставите меня ходить строем!
– Черт с тобой! – согласился комбат.
Приблудный, как ушел со своим рюкзаком, больше не появлялся.
А Готовцев посмотрел на себя в зеркало – вроде бы Александр, да не тот.
Позднее Федоров скажет:
– Чтобы выглядеть бунтарем на фронте, надо оставить свой страх перед смертью.
На что Готовцев благоразумно отмолчался – лучше не зарекаться.
Но визиты на передовую сами собой дисциплинировали.
Вместе с тем, Саня искал пути подхода к Пушкареву. Просто так попасться на глаза и заговорить по старой памяти не удавалось.
Записаться на прием?
Имея только задумки создания «крестьянской республики» с новыми органами власти, отличными от российских, Готовцев не мог идти с таким скудным багажом на официальный визит – просто слов и времени не хватит все Пушкареву объяснить. А если Петр Владимирович из неподготовленной речи ни шиша не поймет, что тогда? Одного настроя – ура! за народ! – в серьезной политике не достаточно.
Вспоминались прежние общения с этим человеком.
На Александра магически действовала несомненная харизма умного, умеющего править и нравиться Главы ДНР. Но всякая попытка представить ситуацию – Пушкарев поймет, чего Саня хочет, и сам объяснит, чего же Готовцев добивается – находилась в зоне рискованных предположений и откровенных домыслов.
Прав Глебище – меньшому брату не хватает образования.
Саня пытался изложить свои идеи как документ на компьютере – как речь, с которой он пойдет к Пушкареву. После перечитывал и понимал, что это бред сивой кобылы. Его предложения о переустройстве власти никак не складывались воедино – всё путалось и переплеталась, не вписывалось в стройную схему.
Надо думать и думать…
Новая власть – не хрен собачий… а собачачий.
Помыслы о визите к Главе ДНР дорого обходились нервной системе. Саня забыл о смерти и фронте – мотался на передовую на автомате, не думая о случайностях, на судьбу полагаясь.
В этих невеселых размышлениях прошла первая неделя новой работы.
Применяя тактику штурмовых отрядов и глубоко эшелонированной обороны вооруженные силы России и примкнувшее к ним ополчение день за днем отодвигали линию фронта вглубь Украины.
А Готовцев все мучился, решая проблему. Ему казалось, что вот-вот и все сложится в понятно-доступную картину, но всегда оказывалось, что чего-то «в супе» не достает, и как можно идти с таким к Пушкареву?
Не получался из него батька Махно.
Примерно так.
Но однажды таки осенило.
К черту Махно и крестьян республику! Вот привязались!
Чем же была плоха, к примеру, Запорожская Сечь? Заменить «пановья казаки» на «браты казаки» и – айда, вперед! Поверстать все население Малороссии в казачье войско – например, Днепровское. Для начала, как у большевиков – военный коммунизм. А свернем нацистам голову, возьмемся за экономику. Крупный бизнес (электростанции, заводы, фабрики) национализируем, а также землю и её недра. Потом НЭП (новая экономическая политика, как у Ленина!) – и накормим людей, и работу дадим… Кто захочет богатым быть, пусть будет, начиная с нуля…
И власть выстраивалась в пирамиду – сотники, полковники, атаманы и кошевые – с надежной опорой на традиции.
И остальное всё, казалось бы, складывается отлично.
Путин голову ломает, чем привлечь, как увлечь молодежь – пионерию уже вернул, ищет замену лозунгам комсомола.
А у казачества этот вопрос решен легко и просто: от мамкиной юбки оторвался – казачок. Старики-ветераны и строем научат ходить, и шашку держать и на коне скакать… Короче, с патриотическим воспитанием у казачества – всегда нормалек!
Это образно. Главная суть: казачество – не просто уклад и быт, это полувоенная организации, нацеленная на защиту сложившейся государственности. На первом месте патриотизм, а затем сноровка. Воинскому делу обучаются все мужчины поголовно, а при желании и женщины…
Итак, казачество!
С таким предложением можно идти не только к Пушкареву, но и самому Путину.
Настроение Готовцева стремительно улучшилось.
Такая идея – поверстать все население Малороссии в казачество – давала твердое ощущение, что он, Готовцев А В, может с полным основанием обращаться к вождям любого уровня.
Если поголовное казачество в Малороссии приживется, движение можно распространить на всю Россию.
Есть тому пример исторический. После Пугачевского бунта императрица Екатерина не наказала башкир, принимавших в смуте активное участие, а поверстала в казаки. И тем навсегда привязала вольнолюбивую Башкирию к России…
Ольга каждый день звонила Сане – скучаю, люблю, боюсь за тебя и все такое…
Он отвечал, что на фронте и у него все в порядке – каждый день теснят нациков по всем направлениям наши доблестные войска и героическое ополчение. У него мало что изменилось – спит в «камазе», возит снаряды на фронт, готовится удивить Пушкарева новым предложением… Ну и конечно – любит, скучает, мечтает о встрече…
С одной стороны – любящий муж, с другой – деловой человек, желающий политической карьеры. Это должно успокоить жену и отвлечь от мыслей об опасностях фронта…
Ещё неделю подумав о поголовной казачьей верстке населения ДНР, Готовцев решился на визит к Пушкареву. Отпросился у начальника тыла на денек смотаться в Донецк и поехал.
На фронте было относительное затишье и потому отпустили.
Петра Владимировича в кабинете не застал – поехал искать по наводке секретаря приемной. Нашел Главу ДНР выступающим перед населением одной из пригородных деревень. Пришлось подождать, пока митинг закончится.
Пушкарев небрежно поздоровался с гостем, никак не отреагировав на то, что перед ним старый знакомый.
Видимо, за Туркеева дуется или от Путина досталось за авантюру – подумал Саша.
Начальство села пригласило гостя почетного к столу. Пушкарев Саше кивнул – мол, пошли перекусим.
Подали картошку и отварное мясо.
За столом Петр Владимирович подмигнул Готовцеву:
– С затеей приехал?
– Есть разговор, – обрадовался Саня такому началу и сходу, давясь пищей, выложил то, чем неделю томился.
Пушкарев скривился:
– Чепуха какая!
Саня умолк, обидевшись.
Но оказалось, что пренебрежение Главы ДНР было начальственной игрой.
Отправляясь в Донецк, Пушкарев пригласил Готовцева к себе в машину.
– Дорогой поговорим.
– А куда же я свою «Валькирию» дену?
Петр Владимирович, отринув все увещевания личной охраны, взобрался в кабину «камаза». Так и тронули по трассе – фура и две машины сопровождения: сзади и спереди.
Готовцев снова, уже не спеша, изложил свою идею о преобразовании ДНР в казачью республику. И пример Екатерины с башкирами привел.
А потом новый:
– Мы от Америки почему отстаем? Взаимоотношение власти с народом неправильно организовано. У нас – власть это все, народ ничто. У них – власть на побегушках народа. У них государством управляет тот, кто его создал и кормит. У нас – клика чиновников. Так исторически повелось, когда первый колышек в индейскую землю вбил фермер Билл. У нас сначала на земли, присоединяемые к государству, приходили стрельцы, а потом присылали крестьян крепостных. Сейчас уже не переиначишь. Но вот казачество – это путь к здравомыслию. Вы бы встретились, поговорили с Путиным. Существуют же в России всякие свободные экономические зоны – для эксперимента. Предложите ему в пробном качестве создать Донецкую казачью республику под протекцией Федерации. Неужто он не согласится?
Пушкарев был настроен миролюбиво и отвечал Сане, что казачество – дело прошлого и тосковать о нем бесперспективно: надо строить новые государственные отношения.
– А я слышал, университеты казачьи открывают, чтобы готовить атаманов. И Путин этим вопросом весьма интересуется. А тут в подспорье темы – целая республика хочет оказачиться, выстроить соответствующие отношения и заняться воспитанием молодежи в патриотическом духе.
– И я слышал. Не знаю, что за блажь. Но учти – мы сейчас живем гуманитарной помощью из России, а потом скажут – вы там сами с усами – и откажут.
– Не откажут, если эксперимент пойдет от Путина.
– Ну так, съезди к нему – поговори.
– Мне не с руки – кто я и кто вы.
– Ну, хорошо, я подумаю.
Готовцев не понял – убедил Пушкарева или нет? Поедет он к Путину? Станет ли ДНР казачьей республикой? Но видно, что не зажег человека…
Донецк их встретил артобстрелом.
Жизнь во всей полноте…
Попращавшись, Пушкарев пересел в свое авто.
Вскоре посланец из личной охраны Петра Владимировича привез Готовцеву подарок от Главы ДНР – новенькую снайперскую винтовку СВД (снайперская винтовка Драгунова).
Саня понял, что это откуп. Ни куда Пушкарев не поедет и никакой идеей казачества в ДНР зажигать Президента не будет. Должно быть, своих дел по горло. Но главное – не увлекло…
К кому же теперь обращаться?
Загрустил Саша – кабинет министра в казачьей республике ему не светит.
Приезжая на передовую, теперь не помогал бойцам разгружать фуру, а брал винтовку и пробирался в окопы. Оттуда ползком на ближайший пригорок и следил в оптику за позициями СВУ. Как только появлялась цель, грохал её и уползал прочь, не дожидаясь ответки. Мины его не догоняли…
Однажды, в свободный час, совсем убитый настроением, взял гитару и спел романс на стихи Сергея Есенина. Опосредованно прозвучало эхо его раздумий.
Пой же пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои вполукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Вечер был тихий и теплый. Окна «камаза» открыты. В курилке и вокруг на всем, чем можно сидеть, собрались водители и бойцы.
Не гляди на её запястья
И с плечей её льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
– Сашок влюбился наш, – кивали суровые мужики.
– Наверное, его бросили, – не соглашались молодые.
Я не знал, что любовь – зараза,
Я не знал, что любовь – чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
– Складно поет.
– Влюбишься – не так запоешь.
– Да есенинские это стихи. Саня просто переживает.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другого,
Молодая, красивая дрянь.
– Вот же сука! Такого парня бросила!
– Да женат Сашок и по девкам не шастает. Это песня от настроения.
Ах, постой. Я её не ругаю.
Ах постой. Я её не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.
– Дал же Бог парню талант. Ему на эстраду надо. А он тут с нами…
– Пока же нормально возит – что ещё? Человек на своем месте.
Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал.
Много женщин в углу прижимал.
– Есенина, говоришь, стихи? Похоже…
– Нет, Санек молодец. Говорят из винтовки шмаляет – каждый рейс одному из кастрюлеголовых пулей бошку дырявит.