Анатолий Алексеевич Гусев
Антон Иванович
Осенний вечер 1943 года, юг Франции.
Антон Иванович Деникин сидел в своём кабинете и что-то писал. Его жена, Ксения Васильевна, подошла к нему сзади, обняла и прижалась щекой к его щеке и сказала:
– Антош, а ты знаешь, что немцы, которые обосновались в школе, вовсе не немцы?
Ксения Васильевна смотрела на мужа таинственно и лукаво. Она почти на двадцать лет младше мужа, ей пятьдесят один год.
– А кто же, Чижик? – спросил Антон Иванович, не отрываясь от рукописи.
В его глазах она была по-прежнему той милой неунывающей девчонкой с забавной фамилией Чиж, как и двадцать шесть лет назад, когда они поженились. Жизни без неё он себе не представлял. Когда её забрали немцы 15 июня 1941 года, он очень переживал и постарел весьма сильно, за те две надели, пока её держали в тюрьме, а точнее за шестнадцать дней.
– Русские, – ответила Ксения Васильевна.
– Здесь, в Мимизане? – Антон Иванович оторвался от рукописи и посмотрел на жену. – Да ты шутишь, душа моя.
– И всё же.
– И что же они здесь делают?
– Строят чего-то.
– Ну да, немцы непонятно от кого хотят обороняться, всё побережье перекопали. Укрепляют оборону. Так ты хочешь сказать, Ксюша, что это русские, перешедшие на службу врагу?
– Да. РОА – Русская освободительная армия какого-то Власова.
– Кого же они здесь освобождают?
– Не знаю. И ещё мне передали, что узнав, что здесь живут русские, они хотели бы посетить нас, пообщаться.
– Они знают кто мы?
– Конечно, им же рассказали.
– Что ж, пусть приходят, интересно будет побеседовать. Только не все сразу. Сколько их в деревне?
– Рота, наверное.
На следующий день у домика, где жили Антон Иванович и Ксения Васильевна, появились трое солдат. Они нерешительно мялись у калитки, ожидая, когда их позовут. Их позвали.
– Проходите, гости дорогие, – приглашала Ксения Васильевна. – Чаю? Надоел, наверное, их кофе.
– Да уж не без этого, хозяйка, – сказал самый старый из гостей.
Ему на вид было лет пятьдесят-шестьдесят, другому лет около тридцати, а третьему не больше двадцати пяти.
– Садитесь, не стесняйтесь, – сказал Антон Иванович.
– Ну, как же, такие люди…
Для Антона Ивановича странно и нелепо было видеть русских людей в немецкой форме. Они назвали свои имена и отчества, фамилии называть не стали.
– Мы с вами, прежде всего, русские люди, – сказал Антон Иванович. – Хотя вот с вами не понятно. Вы «наши»? Хотя какие вы наши, на вас форма чужой армии, но вы и не немцы. И не наймиты, говорят, что добровольцы.
– Да, добровольцы, – сказал старый солдат. – Выбор был добровольный: или в лагере сгинуть или форму эту нацепить.
– Но ведь кто-то остался в лагере? – спросила Ксения Васильевна.
– Кто-то остался, – согласился старый солдат, глядя в пол, ему было неловко от этого вопроса.
– В лагере – кошмар, – сказал, оправдываясь, солдат средних лет, – из бараков каждый день утром трупы десятками выносят, как брёвна.
– Расскажите, пожалуйста, – попросил Антон Иванович, – я собираю свидетельства очевидцев о зверствах немцев в концлагерях и немного в курсе, что там происходит.
