Алевтина возвращалась домой в родную деревню. Ну, как домой? В дом своих родителей, где она провела детство и в котором она была в последний раз тридцать лет назад. Сейчас там живёт сестра с сыном. Уехала Алевтина в погоне «за Синей Птицей». Ей мечталось вернуться в родной дом проездом, почему-то на белом авто, с богатым мужчиной, вся такая сама из себя и в шляпке с широкими полями. И ведь почти получилось, но не повезло. И вот приходится возвращаться в дом побитой собакой, проситься к сестре в приживалки, пенсия прямо сказать смехотворная и в городе одной на неё прожить тяжело. Пенсию более приличную Алевтина не заработала, да и не стремилась, жила как та стрекоза.
Летнее солнце светило сквозь верхушки деревьев, асфальтированная дорога петляла средь зелёного леса, а ведь, когда Алевтина уезжала, дорога была из хорошо утрамбованного гравия. Как всё поменялось! Дома в деревне где-то богатые, где-то не очень. Но больше всего её поразил её дом, вернее, то место, где находился дом её родителей. Вместо серо-чёрной избы, крытой серым шифером стоял светло-коричневый, можно сказать, терем – двухэтажный рубленный дом.
Алевтина засомневалась: а туда ли она попала? Ведь сестра инвалид детства. Неужели сын так поднялся? Ему сейчас тридцать с небольшим.
На крыльце стоял молодой высокий широкоплечий мужчина, хорошо одетый, русоволосый, с тёмной бородой и усами по молодёжной моде. Он с интересом смотрел на подошедшую к дому женщину в возрасте, но ещё не старуху, прилично одетую.
– Вам кого? – спросил мужчина.
– Веру Петровну Елизарову …
– Веру Петровну? – удивлённо переспросил мужчина. – Маму? Дома она, заходите.
Он пропустил Алевтину впереди себя и крикнул куда-то в глубь дома:
– Мама, тебя спрашивают.
Большая комната, работает телевизор, перед ним кресло, с него поднялась женщина.
– Кто, сынок?
– Не знаю.
Женщина сделала несколько шагов к гостье, присмотрелась.
– Алька! Ты?
– Я, Верочка, я.
Вера всплеснула руками.
– Господи, ну, надо же? Тридцать лет. Андрюшенька, это моя сестра Алевтина.
– Хорошо, – равнодушно сказал Андрей.
– Проходи, Аля, – засуетилась Вера. – Надолго к нам?
– Не знаю, как получится, пока не надоем.
– Ну что ты.
Алевтина и Вера сёстры-двойняшки, Алевтина старше Веры на несколько минут. Они похожи, но не близнецы, к тому же, Вера инвалид: у неё правая нога короче левой, и с правой рукой такая же беда. И рука эта сухая бессильная, что-то делать ей можно, но Вера всё привыкла делать больше левой. Ходила она в специальной ортопедической обуви и всё равно хромала.
Комната разграничена на две неравные части. Граница определяется квадратной в сечении печью. Левая часть – большая, это гостиная, где стоит телевизор, кресла, диван, шкаф с посудой, ноутбук на столе. Правая часть – кухня: длинный стол, наверное, в расчёте на гостей, стулья вокруг него, плита, раковина, посудомоечная машина. На стуле у стола сидела молодая женщина, кормила грудью ребёнка и с любопытством наблюдала за происходящим.
– Моя жена Настенька, – представил женщину Андрей, – и мой сын Пётр. Жаль, что меня Алексеем не назвали, вон у меня какой великий.
– Да, крупный мальчик, – кивнула головой Алевтина.
Настя окинула взглядом гостью. Женщине ближе к шестидесяти, как и свекрови, крепко сбитая, видно следила за собой, крутые бёдра, волосы чёрные крашенные, одета не богато, но и не бедно. А сестра её дожила до старости, а выглядит, как нерожавшая девочка, если ссади смотреть и не придираться к уродству, седые волосы убраны в пучок на затылке, не следит за собой, да ей это и не надо. У Насти складывалось впечатление, что свекровь действительно не рожала, но Андрей, сын её, как-то на свет появился.
– Садись на диван пока, Аля. Сейчас Настенька Петеньку спать уложит, и мы обедать будем. Ты как раз вовремя. Голодная, наверное.
Аля неопределённо пожала плечами. Настя унесла ребёнка в соседнюю комнату, Вера накрывала стол, Андрей сел за ноутбук. Настя вышла из комнаты и стала помогать свекрови. Алевтина наблюдала за этим и ей становилось грустно, хотя она к такой семейной идиллии никогда не стремилась.
За столом, пока обедали, почти не говорили, разговорились за чаем.
– Я думала у вас жить. В городе квартирка однокомнатная, её сдавать, а деньги и пенсию мою в общий котёл. Думала, что худо-бедно проживём. Надеялась, что родная сестра с сыном не выгонят, квартиру Андрею думала подарить. А у вас тут такие хоромы.
– Ну, Алевтина Петровна, – сказал Андрей, – деньги лишними не бывают. Приютим родную тётку. Почему нет?
– Мать я тебе родная, Андрюшенька, – еле слышно прошептала Алевтина.
– Что? Не понял.
– Да, Андрюшенька, Аля твоя настоящая мама, – сказала Вера Петровна, – она тебя родила. Ты уж извини, сынок, не стала я говорить тебе…
– И правильно сделала, мам, – оборвал её Андрей, – какая мне разница, кто меня родил, когда я знаю точно, что ты моя мать. Но если уж зашёл разговор, то мне интересно, как это у вас так получилось?
– Ну, как? Аля видишь какая красавица, даже сейчас, а в юности просто загляденье.
Алевтина улыбнулась. Слова сестры она приняла как должное.
– Как только Алька аттестат получила, – продолжала Вера Петровна, – так и упорхнула из родительского гнезда. «За Синей птицей», – папка говорил. Уж не знаю, что за птица такая. То ли из сказки, то ли из песни. Папка очень любил Алечку, переживал. Аля-то редко сюда приезжала. А как мамка умерла, а за ней и папка убрался, совсем перестала приезжать.
– Ты по паспорту Андрей Петрович, – сказала Алевтина, – отчество тебе дали по имени нашего с Верой отца, твоего деда.
– Я знаю, что деда Петром звали. На отчество, думал, что совпадение.
– Нет, на самом деле ты Сергеевич. Похож на него, просто вылитый мой Серёжа.
Лицо Алевтины Петровны сделалось печальным, воспоминания нахлынули.
Алевтине в городе повезло почти сразу. Через несколько месяцев по приезду нашла себе парня – красавца, высокого, щедрого. С работы уволилась. Стали жить вместе, о росписи даже и не думали, а денег было немерено. Отдыхать ездили два раза в год: осенью на море в Турцию, Египет или на Канарские острова, а в начале весны на лыжах кататься в Австрию или Германию. На малую родину Алевтины в деревню, Сергей ездить отказывался. Она одна ездила несколько раз. А вот в шмотках Сергей ей не отказывал никогда и ни в чём, шубу купил. О происхождении денег у её сожителя Алевтина не задумывалась, ей было неинтересно. На то он и мужик, чтобы деньги приносить, а где он их берёт – не столь важно.
Но через несколько лет такой жизни всё закончилось. Сергея убили. После похорон и поминок, печальных тостов и пьяных слёз, товарищи Сергея обчистили его сожительницу буквально до нитки. «Всё это не твоё, а наше», – сказали ей. Бандиты, они и есть бандиты. Осталось только маленькая однокомнатная квартирка на окраине, оформленная на Алевтину. Зачем её Сергей приобрёл осталось загадкой. Вот её ей и оставили, тоже непонятно почему – могли и отобрать. И деньги ещё, немного, но оставили, не тронули. Года на два хватит, если не шиковать, подсчитала Алевтина. А шубу норковую жалко – она так ей шла.
А для полного «счастья» оказалось, что Алевтина ещё и беременна и аборт делать поздно. И поехала она вся в слезах в родную деревню к сестре, родители к тому времени померли.
– Я думаю, что в селе аборт сделают, если подмазать, – говорила Алевтина сестре.
– Да зачем ты это делать-то будешь?
– А кому я, Верка, с прицепом нужна буду? Я ещё молода, мне надо личную жизнь устраивать.
– А если что не так пойдёт, Алечка? Кровью истечёшь и на погост к родителям? Или рожать больше не сможешь? А твой будущий муж ребёнка попросит, что ты ему скажешь?
– И что мне делать? – растерялась Алевтина.
– Рожай.
– Рожать? Ты в своём уме? Я тебе только что объяснила: с довеском меня никто замуж не возьмёт.
Аля всегда считала Веру недоумком.
– А ты на учёт встань по моему паспорту. У нас с тобой паспорта одинаковые, только именами отличаются. Правды ты чёрная, а я русая, но на фотографии в паспорте кто это заметит? Мне замужество не грозит, ребёночка я твоего выращу. И мне повеселей, а то я тут целыми днями одна с котом кукую. А, Аля? Ну, поживёшь тут немного, отдохнёшь от городской жизни, а как родишь – уедешь.
– А как заметят, что ты не беременна? – засомневалась Алевтина.
– Да кто заметит, кому мы нужны? У всех свои дела. Нам главное вместе нигде не показываться. А и заметят? Поговорят и забудут.
– Вот так ты, Андрюшенька, – закончила свой рассказ Вера Петровна, – и стал моим сыночком. Рожала Алечка с моим паспортом, тебя на моё имя записали, отчество тебе дали в честь нашего отца, это точно. Алечка покормила тебя грудью несколько месяцев, а как молоко пропало, в город уехала.
Настя с интересом смотрела на свекровь. Оказывается, что она не только не рожала, а ещё и девственница. Ну, чудеса.
Андрей задумался, качал головой.
– Да, дела, – сказал он. – Получается, что ты сюда, Алевтина Петровна больше и не приезжала.
– Приезжала, – вступилась за сестру Вера, – ты маленький был, не помнишь. А помнишь ботиночки коричневые, ты в них в первый класс должен был идти, а в лужу влез, а я тебя ругала?
Андрей улыбнулся:
– Ботиночки помню.
– Так вот, тебе их Аля привезла.
– За ботиночки спасибо. А только получается, что если бы мама не уговорила тебя, Алевтина Петровна, аборт не делать, то не было бы меня. То есть я жизнью своей больше маме своей обязан.
– Нет, Андрей, всё не так. Не стала бы я делать аборт.
– А родила бы и сдала меня в детский дом. Хорошо, что мама сообразила, что делать. А знаешь, как нам тяжело жилось? Это я сейчас понимаю, в детстве я мало чего понимал.
– Я вам деньгами помогала, когда могла, – сказала Алевтина.
– «Когда могла». А мы жили на материну пенсию по инвалидности, да на пособие матери-одиночки. Трудно жили. Думаешь матери с одной рукой легко было? А работала. Мясо у нас не каждый день на столе появлялось. Когда подрос, рыбу стал ловить. И удочкой, и вершами, и бреднем, и сетями, и зимой, и летом. Рыба у нас на столе не переводилась, я, даже, продавать начал. Небольшие, но деньги. А когда вырос, школу закончил, подумал: а не заняться ли рыбоводством? У нас тут кругом торф, болота были. Их осушили при Советской власти, пруды остались никому не нужные. Я подумал: «Вот бы их под разведение рыбы приспособить». Но сообразил, что без знаний не обойтись, а в библиотеке книги только по разведению аквариумных рыбок. Интернет нужен, компьютер. И занялся я самогоноварением. Слава Богу от деда аппарат остался, не выкинули, я на чердаке его нашёл.
– Я помню аппарат, – сказала Алевтина. – Отец как самогонки нагонит, напьётся и радио на всю громкость. Веселье ему подавай. Мама ругалась.
Вера улыбалась, кивала головой, вспоминая детство.
– Аппарат я сохранил. На чердаке. А вдруг пригодиться?
– Страсть. Милиция приходила, – вспоминала Вера, – самогонку даром брали, сколько хотели.
– Неизбежные расходы, – философски заметил Андрей. – Появились деньги, купил компьютер. Выучил наизусть всё, что нашёл по рыбоводству. Сразу всё не получилось, года три маялся. Но потихоньку всё наладилось. Дом вот поставил, брёвна из лиственницы. А ты, Алевтина Петровна, видно хорошо жила, раз про нас забыла.
– По-разному было, Андрюша.
– А как жареный петух клюнул, вспомнила и к нам прибежала.
Сказал зло, глаза колючие.
– Ну зачем ты так, сынок, – взмолилась Вера.
– А что не так, мать?
А Алевтина с грустью думала, что всю жизнь гонялась за Синей Птицей, да так её и не поймала. Нет счастья в жизни. А Вера прожила на одном месте и счастлива: сын, невестка, внук. На самом деле это её сын, плоть от плоти, её внук. И вот родной сын прогоняет. На глаза набежали слёзы. Алевтина решительно встала из-за стола.
– Видно не ко двору пришлась. Извините, что побеспокоила, – сказала она и направилась к своим вещам.
Настя проводила её взглядом и подумала, что ну и хорошо, а то две свекрови – это уже слишком. Хотя заправляет тут всем её Андрюша, а уж ночная-то кукушка дневную кукушку всегда перекукует. И если так разобраться, жила эта Алевтина, ни в чём себе не отказывала, в городе не срослось и к ним приехала на полный пансион.
Алевтина забрала свой чемодан, сумку и рюкзак, полуразвернулась, полупоклонилась:
– До свидания.
И направилась к выходу.
– Куда ты собралась, Алевтина Петровна, – раздался насмешливый голос Андрея, – особенно если идти некуда? Оставайся. А вот матерью звать не буду, уж извини. Мать у меня одна. Для меня ты чужая тётка. Не уговори она тебя, сделала бы аборт и не было бы меня. Да ладно, проехали. Живи, матери моей с женой по хозяйству помогать будешь. Пенсия-то сколько?
– Девять тысяч.
– Это себе оставь на сигареты.
– Бросила три года назад.
– Тогда на семечки.
Алевтина поставила свои вещи назад, растрогалась, вытерла слезинки. У Веры на глазах слёзы, а в глазах гордость за сына.
24.05.2024 г.
Он лежал в реанимации, смотрел в потолок, таяло сознание. «Есть ли жизнь после смерти?» – мелькнула последняя мысль. «Да, – сам себе ответил он, – так же будут спешить куда-то машины, люди будут идти по своим делам, будут летать птицы, расти деревья, только вот тебя в той жизни не будет».
09.06.2024 г.
В самый неподходящий момент пришла эсэмэска с вопросом жены: «Ты где?» Ответить ей в рифму он не решился. Именно там он сейчас находился.
09.06.2024 г.
Ждал с вожделением. Сквозь дробь весенней капели донёсся цокот каблучков. Она пришла.
09.06.2024 г.
Сергей собирал вещи. Надя, его жена, молча наблюдала за его действиями, в глазах её было отчаянье.
– Ну, не люблю я тебя, Надь, пойми правильно. И никогда не любил. Поженились по залёту. Ты забеременела, я, как честный человек, на тебе женился. А теперь я встретил женщину, ну, которая моя. Понимаешь?
– Не понимаю. Ты за мной ухаживал, в любви признавался, – всхлипнула Надежда.
– Человеку свойственно ошибаться, – спокойно возразил Сергей. – Нам тогда по двадцать лет было, мало чего понимали.
Надежда давно понимала, что муж ей неверен, и что у него на стороне есть другая, но терпела, надеялась на что-то. И теперь, когда он решился уйти, уговаривать его бесполезно.
– Квартира эта моя, извини, Надя, что напоминаю, но я хотел бы, чтобы вы её освободили.
– И куда мы пойдём?
– В свою квартиру.
– Но там брат с семьёй.
– Но там трёхкомнатная квартира, а у Лары двухкомнатная квартира, и там её сестра с семьёй. А у нас скоро двое мальчишек родится. Войди в наше положение.
– А ты в наше с Дашей положение войти не хочешь?
– Но вот что мне надо сделать? Ну, так получилось.
Сергей достал пачку денег.
– На, здесь сто тысяч, съезди куда-нибудь, хочешь одна, хочешь с Дашкой.
– Куда?
– Куда хочешь: можешь в Сочи, можешь в Турцию. На развод подам сам, не беспокойся. Дочь не брошу, буду помогать, обещаю.
– Да ты её уже бросил! Ладно, скажу ей, что папа её любит.
– Да, так и скажи.
К горлу подкатился комок, Надежда ушла в свою комнату и бросилась на опустевшее супружеское ложе. Она услышала, как Сергей закрыл за собой дверь на ключ, на душе стало горько и одиноко, и Надя разрыдалась в подушку.
***
Даша, дочка Надежды и Сергея, шести лет, известие, что папа от них ушёл, восприняла относительно спокойно, поплакала, но быстро успокоилась и сказала:
– Но мы же будем видеться? Он же меня любит?
– Ну, конечно.
– Я буду шестая в группе, – грустно вздохнув, добавила Даша.
– Как это – шестая? – не поняла Надя.
– Ну у кого родители в разводе.
Дима, брат Нади, перевёз её и Дашины вещи за один раз. В основном одежда и Дашкины игрушки. Мебель как возьмёшь? И делить её надо по суду, да и зачем она в родительской в квартире? Стиральную машинку жалко.
Родные встретили Надю без особого восторга, да это и понятно: отвыкли за столько лет, и у брата семья, тесно будет. Мама, правда, всплакнула, а отец огорчился, узнав в подробностях ситуацию дочери.
Утром Надежда подумала, что было бы неплохо уехать куда-нибудь вместе с Дашей на неделю, а лучше на две. Здесь страсти улягутся, утихомирятся, родные примут неизбежное. И самой успокоиться, привести мысли и чувства в порядок, всё-таки смена обстановки, и подавить это непреодолимое желание плакать каждые полчаса от жалости к себе и дочке.
Надежда молча собрала чемодан, а Даше – маленький рюкзачок и ещё девочка прихватила с собой большого серого зайца, свою любимую игрушку.
– Я уезжаю, – объявила Надя родным.
– Куда? – тревожно спросила мама.
– В отпуск, – ответила Надя, – Серёжа дал мне сто тысяч, имею полное право их потратить.
– Ну, хорошо, – сказал отец, – а в какую сторону хотя бы едешь?
«А действительно, куда я еду?» – задумалась Надя.
– На Камчатку, – сказала она первое географическое название, которое пришло ей в голову.
– Куда? – на понял брат.
– На Камчатку. Там медведи, вулканы, росомахи.
– Кто?
– Росомахи.
– И зачем они тебе?
– Просто так, посмотреть.
– А в зоопарк сходить не судьба?
– Дим, вулканов в зоопарке нет. Да какое вам дело – куда я еду?
– Дочка, ну, как же, неизвестно куда, – забеспокоилась мама, – где ты там жить будешь?
– Мам, везде есть гостиницы, деньги у меня есть, поживу неделю или две и вернусь.
– Мать, пускай прокатится до Камчатки, развеется, деньги тем более есть. А дома она вся изведётся.
Отец, как всегда, был на стороне дочки.
– Всё, мы поехали.
И Надежда с высоко поднятой головой вышла из квартиры, одной рукой катила за собой чемодан, другой рукой держала Дашу, а Даша прижимала к себе серого зайца.
***
Как добралась до Шереметьево, Надежда помнила плохо, она всё отгоняла от себя мысль: «Зачем я это делаю?» Самолёт на Петропавловск-Камчатский ждать надо было долго, и Надежда взяла билеты на Южно-Сахалинск. По её представлениям, эти два города находились где-то рядом.
В самолёте Даша сразу заявила:
– Я у окошка.
И уселась у иллюминатора. Третье место долго никто не занимал, и Надя надеялась, что и не займёт. Но – не судьба, пришёл пассажир. Мужчина сел в своё кресло, и оно жалобно заскрипело, такой он был большой. «Как медведь», – подумала Надя.
– Здравствуйте, – вежливо сказал он, – надеюсь, что шибко мешать не буду.
Надежда пожала плечами. Огромный, с рыжими усами и трёхдневной щетиной, короче – медведь, а лицо доброе.
«Господи, – подумала Надя, – какие медведи? Вот он рядом сидит. Куда я лечу и зачем?»
Надежда всхлипнула.
– Вы на похороны? – спросил «медведь».
– Почему вы так решили? – Надя повернулась к нему.
– Ну, всхлипнули и глаза вон слезами наполнились.
– Вовсе нет. Просто мы с дочкой решили прокатиться.
– В Южно-Сахалинск? С ребёнком? Вы смелая женщина.
Даша обернулась посмотреть, с кем это её мама разговаривает, что за дядя? Дядя улыбнулся ей и сказал:
– Я – Егор, дядя Егор, а тебя как зовут?
– Даша.
– А зайца?
– Тёпа.
– Почему Тёпа?
– Потому что его так зовут, – удивляясь непонятливости дяденьки, ответила Даша.
– А маму?
– Надя.
– Вот и познакомились. Вы не обижайтесь, Надежда, нам рядом восемь часов сидеть и даже спать рядом.
Надежда ответить не успела: попросили пристегнуть ремни, самолёт взлетел, набрал высоту и взял курс на Южно-Сахалинск.
– Вы, наверное, от себя бежите, Надежда, – прервал долгое молчание Егор, – дело бесполезное, но по существу, вы правильно делаете. Из Южно-Сахалинска все проблемы в Москве покажутся маленькими, и сама Москва далеко-далеко. Вы же москвичка, да? А в Южно-Сахалинске у вас кто-то есть?
– Нет у меня там никого. Я сначала хотела на Камчатку улететь, но рейс на Петропавловск-Камчатский очень долго ждать, взяла билеты на Южно-Сахалинск. Они же где-то недалеко друг от друга?
– Ну, в некотором роде: полторы тысячи километров, если по прямой.
– Так далеко?
– Что вы там хотели увидеть, на Камчатке?
– Океан, медведей, вулканы, росомаху. Это всё и на Сахалине есть?
– Кроме вулканов и океана. А за росомахой мой друг два дня гнался, так и не догнал. Эта тварь у него овцу загрызла, он голову овечки той на верхушке ёлки нашёл.
– Какой ужас. Это на Сахалине?
– Нет, под Хабаровском, но на Сахалине они точно такие же. Не думаю, что вы её увидите.
– Ну, всё равно… Море, пролив Лаперуза, Япония, – блеснула географическими познаниями Надежда.
– Южно-Сахалинск не на море находится, а чуть в глубине острова, но до моря добраться можно. Но одна с ребёнком? Вы отчаянная женщина.
Егор замолчал, что-то обдумывая, а потом полушёпотом пробасил неумело:
Где-то за Курильскою грядой,
Там, где ветры спорят с парусами.
– Знаете такую песню?
– Нет.
– Ну, неважно. Если вам, Надежда, всё равно куда ехать, то поехали к нам в Южно-Курильск. У нас на Кунашире вулканы есть, целых четыре штуки, и океан имеется.
– В Южно-Курильск? У вас там и гостиниц, наверное, приличных нет.
– Надя, ну вы совсем нас обижаете. Южно-Курильск приличный город, там есть и гостиницы, и кафе, и ресторан. Поехали. Я вам Японию покажу. Издалека. До неё недалеко, шестнадцать километров, доплюнуть можно.
– Вы можете так далеко плеваться, дяденька? – восхитилась Даша.
– Могу, Дашенька, – не моргнув глазом соврал дяденька.
Надя залилась колокольчиком и весело посмотрела на Егора.
– Ну вы и горазды врать, Егор.
– Не вру, а преувеличиваю. И ничего смешного, Надежда. Кстати, о смехе. А зачем вам гостиница? У меня прекрасный дом, и, между прочим, он на Сахалинской улице. Мама будет вам рада, а то ей скучно одной. У вас с Дашей будет отдельная комната. Поехали.
В глазах Надежды мелькнуло сомнение, и Егор это заметил.
– Дашенька, ты меня боишься? – обратился он почему-то к девочке.
– Совсем нет, ты хороший, – сказала девочка.
– Надеюсь, это развеяло ваши сомнения, Надежда? Как по батюшке?
– Александровна.
– Надежда Александровна?
– Даш, поехали? – Надя ещё сомневалась.
– Поехали, мама.
– Уговорили, Егор…. Как по батюшке?
– Александрович.
Они разговорились. Надя выплеснула всю свою обиду на мужа. Егор слушал внимательно, не перебивая. Время пролетело незаметно.
***
В Южно-Сахалинск прилетели в шестом часу вечера по местному времени. Егор взял такси и повёз Надю и Дашу познакомиться с городом, а заодно заехать в Пограничное управление за пропуском.
– Погранзона, – объяснил он, – всё строго. Индивидуальный пропуск требуется.
– А нам его дадут?
– Дадут. Я попрошу.
И, действительно, дали. С билетами тоже оказалось не всё так просто, но Егор всё уладил, и через пять часов, уже вечером, их самолёт приземлился на аэродроме острова Кунашир, где их ждал внедорожник Егора.
– Добро пожаловать на Кунашир, самый южный остров Большой Курильской гряды.
– А город где? – спросила Надя.
– Там, – Егор махнул рукой куда-то в сторону.
– И далеко ехать?
– Нет, тут всё близко. Полчаса, даже меньше.
Внедорожник бежал по дороге, вокруг горы, или скорее, скалистые холмы, между которыми иногда блестело море.
– Охотское море, – пояснил Егор, – а вон та гора справа, это не гора, а вулкан.
Надя и Даша синхронно повернули головы. На фоне звёзд вырисовывался силуэт тёмной горы с обрубленной вершиной.
– Какой маленький, – сказала Надя.
– На Камчатке, да, они несколько больше, а этот даже до тысячи метров не дотянул, чуть меньше девятисот.
Дорога свернула направо, пересекла остров и пошла по-над берегом.
– Ну, вот и Тихий океан во всей красе, – сказал Егор. – На самом деле Южно-Курильский пролив Тихого океана.
– Обманули всё-таки. Нет тут у вас Тихого океана.
– Формально – да. А так – вот он. Петропавловск-Камчатский тоже не прям на берегу океана стоит, а на берегу Авачинской губы, то есть залива. Я надеюсь, что наш остров вам понравится, но росомахи здесь не водятся. Зато Кунашир единственный остров Курильской гряды, где водятся змеи.
– Нашли, чем хвастать, Егор.
– Они, правда, не ядовитые.
– Ну, хоть что-то хорошее.
Океан скорее было слышно, чем видно. Дорога свернула чуть влево, и вдоль неё стали появляться одноэтажные строения.
– Вот он, Южно-Курильск.
– И это город?
– Типа город. Посёлок городского типа. У нас население почти восемь тысяч, а в Курильске и Северо-Курильске едва две тысячи в каждом набирается, но они города, мы посёлок.
– Какой-то он низкий, посёлок ваш.
– В центре есть трёхэтажные дома и даже четырёхэтажные. Завтра покажу.
– О, да тут у вас небоскрёбы есть, – улыбнулась Надя.
– Тут землетрясения случаются и цунами. Это только считается, что посёлок стоит на берегу пролива, а на самом деле перед ним никаких островов нет, цунами прилетает только так.
– Извините, Егор, если обидела.
– Ничего, это же от незнания, а не со зла.
Машина затормозила у одноэтажного серого дома. На крыльце стояла женщина чуть за пятьдесят, что неудивительно: её сыну чуть за тридцать. Ещё в Южно-Сахалинске Егор позвонил ей и предупредил, что приедет не один.
– Здравствуй, Егорушка, здравствуйте, Надя и Даша. Я – Мария Матвеевна, мама этого медвежонка.
– Это скорее уже медведь, – улыбнулась Надя.
– Для меня он всегда будет маленьким. Ну, проходите в дом.
Мария Матвеевна проводила гостей до их комнаты. Там у одной стены стояла двуспальная кровать, около другой – детская.
После позднего ужина Надежда извинилась и попросилась отдохнуть с дороги.
– В самолёте мало удалось поспать, – оправдывалась она, – да и сыну вашему не мешало бы отдохнуть, уболтала я его дорогой.
Утром оказалось, что Егора в доме нет.
– На комбинат убежал, – пояснила Мария Матвеевна, – на неделю отпуск взять, чтобы вам остров показать.
– Стоило ли? Такие хлопоты… Мы бы сами как-нибудь.
– Сами бы дальше посёлка не ушли. И не в этом дело.
– А в чём?
– Кушайте, что за едой болтать. Кушай, Дашенька.
– Спасибо, – застенчиво сказала Даша.
– А зови меня – баба Маша.
– Какая же вы баба? – удивилась Надя. – Вы ещё молодая женщина.
– У меня же есть внук… Или был. Сейчас непонятно.
Мария Матвеевна увидела удивлённый взгляд Надежды и пояснила:
– Егор служил здесь, пограничник. Ему тут понравилось, работу предложили. Сами-то мы из Хабаровска. Егор и перевёз нас, меня и Людку, свою невесту, поженились они, сын, Славочка народился. Да только жизнь не заладилась у них. Схлестнулась тут Людка с лейтенантом, его перевели в Хабаровск в Амурскую флотилию, и она со Славиком с ним уехала. Лейтенант-то тот Славика усыновил и фамилию ему свою дал и отчество. Теперь непонятно: есть у меня внук или нет?
– Есть, конечно.
Мария Матвеевна вздохнула.
– Только Людка даже по скайпу нам общаться со Славиком не разрешает. А Егорушка шибко осерчал. Грозился ни на одну бабу больше не взглянуть. Слава богу, ты ему, Наденька, встретилась. Понравилась ты ему, дочка, вижу. Глаза загорелись, как на крыльях летает, а ведь два года как в воду опущенный ходил.
Надежда смущённо слушала и подумала, что вот откуда в доме детская кроватка.
Ближе к обеду вернулся Егор, шумный и весёлый.
– Сегодня я вам наш посёлок покажу, а завтра поедем остров смотреть.
Посёлок оказался не таким уж и маленьким и местами даже красивым. Побывали возле маяка на мысе Южно-Курильский.
– В шестидесяти километрах отсюда, – сказал Егор, – остров Шикотан Малой Курильской гряды, а за ним уж до Америки никаких островов. – Видишь, скальные породы выступают на поверхность, остров имеет вулканическое происхождение.
– И землетрясения бывают?
– А как же, бывают.
День прошёл великолепно: Егор шутил, развлекал своих гостей, как мог. Домой вернулись усталые, но довольные. Мария Матвеевна встретила их пирогом с рыбой.
– У нас еда, Наденька, в основном из морепродуктов: крабы, креветки, кальмары, красная рыба, икра. А мясо редкость.
– А Москве это называется одним словом: деликатесы, – улыбнулась Надя.
Утром поехали на юг острова, опять через аэропорт, мимо гор, потом выехали на берег океана. Егор остановил машину, вышли наружу и подошли к берегу.
– Вон, смотрите.