Анатолий Алексеевич Гусев
Ожидание Рассказы
Егор показал рукой вниз и в сторону.
– А вы говорили вчера на пляже, что вода холодная. Купаются же.
– Да ну вас, Егор, это же тюлени, наверное.
– Да, это тюлени, Надя.
Егор достал два бинокля, чтобы Надя и Даша смогли получше рассмотреть животных. Тюлени спускались в воду, ныряли, высовывали усатые морды из воды, с неохотой выбирались на берег. Наблюдать за ними было очень интересно. И вдруг тюлени засуетились и стали торопливо выбираться на берег.
– Смотри! Смотри! – громко сказал Егор, показывая вдаль. – Вон, чуть левее.
Чёрно-белые животные грациозно выныривали и так же грациозно входили в воду.
– Дельфины? – предположила Надя.
– Почти, касатки. Не росомахи, конечно, но звери серьёзные.
Касатки ушли куда-то на север.
– Ну, ладно, поехали, – сказал Егор.
Дорога свернула в горы. Вдали показались крыши домов.
– Посёлок Головино, – сообщил Егор.
Автомобиль свернул направо, объезжая посёлок, проехал несколько километров и остановился.
– Дальше пешком, – сказал Егор, – здесь недалеко.
Они прошли метров пятьсот до края каменной косы.
– Ну вот, здесь до Японии чуть больше шестнадцати километров, самая близкая точка.
Егор достал бинокли. Ничего интересного: такая же коса на другом берегу, проехала машина, наверное, там дорога.
– Слева от нас Тихий океан, а справа – Охотское море. Ну что? Насмотрелись на Японию, идём назад?
– Пошли, – согласилась Надежда.
– А стоим мы на берегу пролива Измены, а там, где посёлок – это залив Измены.
Надя взяла за руку Дашу, и они пошли назад.
– Интересное название.
– Многие считают, что неудачное, – сказал Егор. – А получилось такое название вот из-за чего. Флотские лейтенанты Хвостов на шхуне «Юнона» и Давыдов на тендере «Авось»… Слышали такие названия кораблей?
– Конечно.
Надежда была несколько изумлена.
– Да, это именно те корабли. Лейтенанты на них немного занялись пиратством: и здесь, и на Итурупе, и на Хоккайдо. А всю добычу раздали местным айнам. Племя здесь такое жило. Этакие Робин Гуды. Посёлок японский сожгли, который был на месте нынешнего Головина. Это было в седьмом году, в год смерти графа Резанова. А в одиннадцатом здесь проплывал капитан Головин. В честь него посёлок назван. Японцы захватили Головина в плен и держали его два года и три месяца. Русское правительство сообщило японцам, что осуждает действия лейтенантов Хвостова и Давыдова, считает их виновными, но наказать не могут, так как оба преставились перед Господом. Но капитан Головин в их действиях не виновен, и если его не отпустят, то Россия будет вынуждена объявить войну Японии. Отпустили. Действия японцев наши посчитали изменой. Отсюда и названия. Хотя ни японцы, ни лейтенанты никому не изменяли.
– Интересно, – слегка безразлично сказала Надя.
– А вы, Надя, видели рок-оперу «Юнона и Авось»?
– По телевизору. А вы?
– Ходили на спектакль в Москве.
– Понравилось?
– Да, талантливо. Плохо, что в этой истории ни слова правды, кроме имён и названий.
– Да вы что? – удивилась Надежда.
– Да, на самом деле всё было не так романтично, как придумал поэт. Не хотел Резанов свести Америку и Россию. Зачем? У него была другая задача. На Аляске в Ново-Архангельске вот-вот должна была начаться цинга. Срочно требовалась капуста, лук, лимоны, апельсины, да и по хлебушку народ соскучился, питались-то мясом да рыбой. А испанцы упёрлись, продавать провиант не хотели. Вот Резанов и окрутил дочку губернатора Сан-Франциско. До обручения дело дошло, обещал через два года жениться. Думал, что через два года она его забудет, выйдет за другого. И Баранов, главный правитель русских поселений в Америке, когда через три года писал письмо брату Кончиты о смерти Резанова, тоже так думал. Но по обычаю испанцев, если девушка обручена, а жених её умер, должна уйти в монастырь, замуж её никто не возьмёт после обручения. Так что не ждала Кончита Резанова тридцать лет. Замуж ей в той дыре, именуемой Сан-Франциско, выходить было всё равно не за кого, а сама она хотела блистать на балах в Санкт-Петербурге, самом великолепном дворе Европы в качестве жены камергера Его величества графа Резанова.
– Эх, Егор, такую сказку разрушили. Это получается, что он её обманул?
– Получается, что так. Кто мешал ему в Ново-Архангельске обвенчаться с Кончитой? Никто. Но Резанов так не сделал. Он сам в письме писал, что приключение с Кончитой он затеял ради обеспечения продовольствием жителей Аляски.
– Да, жаль. Подлецом граф оказался, а его так воспели.
– Но опера «Юнона и Авось» от этого хуже не стала.
– Не стала, – согласилась Надежда.
Они проехали ещё несколько километров, пока дорога не кончилась.
– Пойдём вон с того мыса посмотрим ещё раз на Японию и дойдём до речки, перекусим и поедем назад.
В Японии ничего интересного не увидели: верхушки гор синели вдали. Направились к реке.
– Вода там, считай, минеральная течёт, – сказал Егор и показал направо, – вон вулкан Головина, самый маленький из здешних вулканов.
– В честь того капитана назван?
– Ну да.
Река скакала по камням, пенилась и звонко шумела. На том берегу возились двое маленьких медвежат.
– Это хорошо, что на том берегу, – сказал Егор, – где медвежата, там и их мамаша. А с ней лучше не связываться.
Надя и Даша с восторгом наблюдали на берегу за игрой зверят. Вдруг кусты сзади затрещали, раздался мощный топот и на поляну выпрыгнул бурый зверёк с длинными ушами.
– Заяц, – гаркнул Егор.
От неожиданности Даша вздрогнула и выронила своего зайца, а настоящий сделал длинный прыжок в сторону и исчез из вида.
– Ой, Тёпа, Тёпа, – заплакала Даша.
Тёпа скатился с берега, плюхнулся в воду и поплыл вниз по течению. Егор огромными прыжками погнался за ним. Игрушка плавно отдалялась от берега. Егор догнал её почти на середине реки, прямо напротив медвежат. Те прекратили свою игру и уставились на невиданное чудо – человека. Егор показал им плюшевого зайца, а потом помахал игрушкой, повернувшись к Даше. И тут ботинок соскользнул с камня, Егор не удержался и, взмахнув руками, упал в воду. На том берегу, над кустами показалась любопытная морда медведицы.
– Тебе-то чего ещё надо? – с досадой, замахнувшись на медведицу плюшевым зайцем, проворчал Егор.
Медведица коротко рыкнула, медвежата кинулись к ней, и медвежье семейство удалилось от реки.
Он вылез на берег мокрый и злой.
– Как низко я пал в глазах прекрасных дам, – сказал Егор, вручая зайца Даше.
– Нет, Егор, вы поступили как истинный рыцарь. Вы поднялись в глазах дам. Правда, Даша?
– Правда. А кто это выскочил из кустов, дядя Егор?
– Заяц-беляк.
– Он же не белый?
– Зимой будет белым.
– Егор, вы же весь мокрый. Как же мы поедем? Вам надо высушиться. Костёр развести, раздеться, высушить одежду. А то замёрзнете.
– Надежда, на мне не совсем плавки.
– Ну и что? Мы с Дашей привыкли видеть мужчину в трусах. Наш папа так фланировал по квартире.
– Ладно. Если так, то это меняет дело и переходим на «ты», обращаться на «вы» к человеку в трусах мне кажется как-то не очень.
Надя засмеялась.
– Согласна.
Егор быстро натаскал валежника, соорудил костёр, разделся, высушил всю одежду, кроме ботинок.
– Они скорее сгорят, чем высохнут. Вам повезло с погодой, – говорил он, – в это время у нас дожди льют, а тут третий день солнце.
Егор говорил много, видно, что смущался, находясь в таком виде перед Надей. Она же вела себя естественно, не обращая внимания на его внешний вид.
– А почему Тёпа? – поинтересовался Егор.
– Вообще-то, первоначально – Стёпа, – улыбнулась Надя, – но Даша «с» почему-то не произносит. Она и зебру почему-то зовёт зёбра.
Даша терзала Егора вопросами про зайца и медвежат, Егор терпеливо и подробно всё ей объяснял.
***
Обратно доехали быстро, нигде не останавливаясь. Дома их ждал ужин, приготовленный Марией Матвеевной.
– Мария Матвеевна, может, вам денег дать? А то вы нас с Дашей кормите, мне неудобно.
– Что ты, Надюша, это я тебе должна денег дать. Посмотри, как мальчик разрезвился. Ходил угрюмый, небритый.
Погода стояла хорошая, компания разъезжала по острову, все сдружились за это время. Сходили на катере на Итуруп, где Надя сделала селфи: она и Даша на берегу Тихого океана. А потом зарядили дожди, Егор ушёл на рыбокомбинат работать. Надежда взялась готовить завтраки, обеды, ужины, а Егор не уставал нахваливать её кулинарные способности. Баба Маша читала Даши книжки, оставшиеся от Славика. Три дождливых вечера получились особенно тёплыми, уютными, они были как будто одна семья.
На четвёртый день Егор пришёл с работы грустный.
– Завтра обещают хорошую погоду. Билеты до Москвы я взял.
– Выгоняешь? – пошутила Надя.
– Нет. Просто, если сейчас не улетишь, то можешь надолго задержаться. А может быть, на самом деле останешься? Что там тебе в Москве делать?
– Нет, поеду. Сколько я тебя за билеты должна?
В аэропорт ехали молча. Егор сидел грустный.
– Что такой невесёлый?
– А что веселиться? Не хочу, чтобы ты уезжала.
– К сожалению, надо. А я вот думаю, если бы Резанов взял с собой Кончиту, то она бы ни родителей, ни брата не увидела бы больше.
– Ну да. Зато бы была первой дамой в Петербурге, что она и хотела, но не срослось. Времена тогда были другие: дочь считалась отрезанным ломтём. Куда муж, туда и жена. Это сейчас ты с края света до Москвы меньше чем за сутки доберёшься, а тогда на это уходили годы.
В аэропорту попрощались.
– Вы, как до Шара доберётесь, позвони, – сказал Егор.
– Куда доберёмся?
– До Шереметьева. А ещё москвичка.
– Я не так часто летаю. Поздно будет, Егорушка.
– Это неважно, я буду ждать.
Егор взял её ладошку в свои лапищи.
– Позвони, когда разведёшься, я прилечу за вами.
Он смотрел на Надежду с тревогой и грустью. Она улыбнулась уголками губ, освободила свою руку.
– А если не позвоню?
– Я тебя никогда не забуду, – невпопад ответил Егор.
Надя подняла голову, посмотрела ему в глаза.
– До свидания, Егор.
– Обрати внимание – ты не сказала «прощай».
Надя улыбнулась, взгляд её потеплел.
– Я не сказала «да», милорд.
Егор улыбнулся в ответ.
– Вы не сказали «нет». До свидания, Дашенька.
Даша вдруг бросилась на шею Егора, поцеловала его в щёку и сказала:
– Мы обязательно тебе позвоним, дядя Егор!
А Надежда счастливо улыбалась и думала, что так оно, скорее всего, и будет.
По мотивам стихотворения Надежды Жуковой «Камчатка»
15.07.2024 г.
Жуткая история
Денис Антюфеев на три дня приехал из Москвы в Екатеринбург в командировку. Командировка длилась со среды по пятницу, и Денис надеялся уехать домой в субботу, но на поезд билетов не было, а билет на самолёт удалось взять только на понедельник. В его распоряжении оказались два свободных дня. Можно посмотреть город – ведь эти три рабочих дня Денис катался строго от гостиницы до работы и обратно.
И ещё надо будет встретиться с Вадимом и Светланой, старыми знакомыми, которые жили недалеко от Екатеринбурга.
Когда-то давно, десять лет назад, они были в пешем походе на Алтае. Там Вадим и Светлана познакомились, сообщив всем в группе, что они из Екатеринбурга. Группа оказалась дружной, и после похода все десять лет друг с другом переписывались. А Вадим и Светлана поженились через некоторое время после похода. У них семья, дети, и всё хорошо.
Денис, когда прилетел в Екатеринбург, первым делом им позвонил, надеясь встретиться, но оказалось, что они живут не в самом Екатеринбурге, а в восьмидесяти километрах к северу от него.
Вадим и Светлана забрали в субботу утром Дениса из гостиницы, повозили по Екатеринбургу, показали город. За разговорами, воспоминаниями и осмотром достопримечательностей день пролетел незаметно.
– Ночевать будешь у нас, – сказал Вадим, – заодно и наш городок посмотришь.
– Как называется ваш город?
– Верхний Тагил. Нижний Тагил все знают, а наш город никто.
– И большой город?
– Нет, десять тысяч населения всего.
– И чего там смотреть?
– Город.
– И окрестные горы, – сказала Света.
– Горы у нас красивые, – сказал Вадим, – горнолыжный курорт бы сделать, и город бы расцвёл. А то у нас градообразующее предприятие – это наша ГРЭС. Если её закрыть, то на одной городской библиотеке город долго не протянет.
– ЭС – это электростанция, Г – это гидро, а Р – что такое? – полюбопытствовал Денис. – Никак не могу расшифровать.
– Тут всё просто, – снисходительно пояснил Вадим, – ГРЭС – это государственная районная электростанция. Никакой «гидро» у нас нет, хотя и стоит на реке, и воду в пар превращает. Обычно ГРЭС работают на местном сырье: торф, бурый уголь. А у нас исключение: привозное сырьё. Первоначально был уголь, а теперь – газ.
– Наверное, с экологией не очень, – сказал Денис, – а вы – «горнолыжный курорт».
– Нормально всё с экологией. У нас даже пираньи водятся.
– Ладно врать!
– Серьёзно.
– Да, на самом деле, Денис, – поддержала мужа Света, – какой-то аквариумист выпустил. Вода в водохранилище рядом с ГРЭС тёплая, что им там не жить?
– Скоро приедем, сам всё увидишь, – сказал Вадим.
Приехали ночью, поэтому Денис ничего толком не увидел, разве что дом, где жили Света и Вадим, большой и просторный.
А утром его повозили по городу. Обычный городок, вокруг небольшие горы, покрытые лесом, чёрные трубы ГРЭС, два водохранилища, одна церковь.
– Раньше церквей было две, – сказал Вадим.
– И есть очень интересная история, – сказала Света, – вечером расскажем.
– Местная страшилка, – сказал Вадим, – жуткая история.
– Заинтриговали.
Они подъехали к ещё одной местной достопримечательности: дому управляющего.
– Этот дом ещё при Демидове строили. Подвалы под ним. Говорят, что серебряные монеты он чеканил не в Невьянске, а здесь у нас. И подземный ход отсюда до самой Невьянской башни прорыт.
– И сколько километров до башни? – недоверчиво спросил Денис.
– Если по прямой, то километров двадцать плюс-минус.
– Врут. Такой туннель невозможно сделать незаметно.
– Это да, но подвалы есть.
Вечером после ужина с бутылкой вина Денис спросил:
– Кто-то хотел жуткую историю рассказать?
– Это можно, – согласился Вадим, – но лучше, наверное, Свете рассказывать.
– Нет, Вадик, у тебя лучше получается, – возразила Света.
– Ну, хорошо, – начал рассказ Вадик, – хозяевами этих мест были Демидовы. Никите Демидову царь Пётр пожаловал эти земли. Они и осваивали их, строя заводы, а при заводах – посёлки: и Невьянск, и Верхний Тагил, и Нижний Тагил. Нижний Тагил называется Нижним, потому что Верхний есть. От Нижнего Тагила до низовьев реки далековато будет. А заводы Демидовы заводили не только чугунолитейные, а вообще все, которые выгодно заводить на местном сырье. Сани делали, бочки, даже пимы валяли.
– Пимы?
– Валенки по-вашему. А потом Демидовым что-то не понравилось в Верхнем Тагиле, и они все заводы продали другим купцам. Так вот, у одного заводчика жена умерла рано, осталась дочка любимая и единственная, Лизонька. И как-то так получилось, что влюбилась она в управляющего, младшего управляющего лютеранского вероисповедания, немца, другими словами. Генрих Ульрих его звали. И он Лизоньку полюбил и осмелился у заводчика руки её попросить.
***
Леонтий Осипович разошёлся не на шутку.
– Немец! Лютеранин! Мою дочку! Не бывать такому.
– Папочка, – взмолилась Лиза, – Хайнрих сегодня крестится, станет Андреем Ивановичем.
Но Леонтий Осипович был неумолим.
– Нет, Лизонька, тебе только семнадцать лет, не совсем старая, найдём мы тебе жениха, русского, а не какого-то там немца!
Леонтий Осипович разгневался чрезвычайно: топал ногами, размахивал руками, брызгал слюной, незадачливого жениха выгнал, а Лизу отправил в её комнату.
Лиза там проплакала весь остаток дня и ночь, а наутро не вышла к завтраку. Заглянули в комнату, а она, бедная, лежит на постели бледная, ручки сложила. Поднесли зеркальце к носу – не дышит. Преставилась.
Леонтий Осипович был вне себя от горя. Один он остался, совсем один. Покойницу нарядили в подвенечное платье, всё золото и серебро на неё надели, отцу ничего не жалко, ничего ему уже не надо. Он все ночи просидел у гроба дочери, плакал. Леонтий Осипович готов был отдать что угодно, разрешить выйти замуж за кого угодно, хоть за китайца, лишь бы доченька его была жива.
Отпевали Лизаньку на третий день, как положено, и блеск серебра и золота на ней соперничал с золотом и серебром окладов на иконах и мерцанием свечей. И мерцание это увидели трое босяков: Ефим Сутулин, Иван Теренин и Фадей Ушаков.
Троица подрабатывала на заводе, но не брезговала воровством и грабежом. После отпевания, сидя за склянкой водки (полуштоф 0,6 литра), Ефим говорил своим товарищам:
– Видели, сколько на ней всего? Вот зачем покойнице всё это?
– Леонтий шибко убивался, – сказал Ушаков, – ничего для дочки не пожалел.
– И всё это в земле просто так и сгинет, – сокрушался Теренин.
– А было бы всё это наше, да с таким богатством в Екатеринбург. Это на сколько же хватит? – размечтался Фадей.
– На всю жизнь, – сказал Иван.
– Так чего проще: пойдём и откопаем, – предложил Сутулов, – снимем все цацки и обратно закопаем. Покойнице всё равно, она не расскажет, а нам пригодится.
– Выпьем за упокой её души, – сказал Иван.
– И свечку поставим, – поддержал товарища Ушаков.
Сказано – сделано. Стояла поздняя осень, темнело рано. Товарищи, вооружившись лопатами, перелезли через церковную ограду и принялись раскапывать свежую могилу. Церковь стояла на отшибе, далеко от посёлка, и грабители не опасались, что их кто-нибудь увидит.
***
Ульриха никто на поминки не позвал, а самому прийти в дом заводчика наглости не хватило. Он купил четверть штофа и решил помянуть Лизоньку дома. Водка в глотку не лезла, слёзы душили Генриха, с Лизой он толком-то и не простился. И Ульрих решил сходить к несостоявшейся невесте на могилу, поплакать вволю, отвести душу.
Подходя к кладбищу, Генрих вдруг услышал женский визг и отчаянный крик: «Хайнрих!». Этот голос Ульрих ни с кем спутать не мог, голос Лизы. И, не веря своим ушам, с безумной надеждой Генрих устремился на кладбище.
Три грабителя могил выкопали гроб, поставили его рядом с ямой, открыли крышку. Лиза лежала как живая. Она вдруг чихнула и открыла глаза. В ночном небе полная луна светила сквозь проплывающие облака. Лиза приподнялась и оглянулась, сидя в гробу. Вокруг кресты и могильные плиты. Лиза завизжала от ужаса.
Иван Теренин схватился за сердце и упал замертво. Фадей Ушаков рванул через могилы и кресты, перемахнул через церковную ограду и скрылся в темноте. Ефим Сутулов застыл каменным столбом, облегчив кишечник прямо в штаны.
Лиза плакала в гробу и звала своего жениха. И он примчался! Генрих подхватил её на руки, целовал и шептал:
– Ты жива, жива, моя милая!
***
Леонтий Осипович мрачно сидел во главе поминального стола, водка его не брала. Гостям подали гороховую кашу, как вдруг дверь отворилась и вошёл Ефим Сутулов, и пахло от него как из нужного чулана.
– Ты кто? – удивлённо спросил заводчик. – Зачем?
И тут в дверях появился Ульрих, а за ним Лизанька в подвенечном платье. Она взяла Генриха за руку, и они бросились на колени перед Леонтием Осиповичем.
– Благослови, батюшка, – взмолилась Лиза, – видно, богу так угодно, чтобы нам вместе быть! Генрих теперь Андрей Иванович. И, если бы не он и не грабители, не увидел бы ты меня более.
Лиза заплакала, отец её тоже прослезился, гости – поражены до изумления. Когда всё разъяснилось, счастливый Леонтий Осипович сказал:
– Что ж, обвенчаю вас, дети, видно, так богу угодно. А товарища твоего, Ефим, похороню с честью и три года за него молиться в церкви будут. Найди другого своего товарища, награжу вас не скупясь. Если бы не вы, не было бы у меня моей доченьки. Вы мне её вернули, спасибо вам.
***
– Вот такая ужасная история, – закончил свой рассказ Вадим.
– Летаргический сон, – пояснила Светлана, – переволновалась Лизонька, стресс, духота, конец осени, печи в доме топят, а на улице – прохладный воздух, очнулась.
– Ужас! – сказал Денис. – А что же вы мне тот дом не показали? Или он не сохранился?
– Сохранился. И чего его показывать? Ты в нём находишься. Немного переоборудовали, печей нет, газовое отопление. А так – тот же дом.
– Постойте, постойте, Света, у тебя же фамилия была странная, как я помню – Ульрикова. Так ты…?
– Да, Денис. Лиза и Генрих – мои дальние предки. А фамилия… Прадед увлёкся революцией, рассорился со старшими братьями. Те в конце 1917 года уехали из Верхнего Тагила. Собирались добраться до Владивостока, а оттуда до Европы. Судьба их неизвестна. А прадед русифицировал фамилию и из Ульриха превратился в Ульрикова.
07.08.2024 г.
