Анатолий Алексеевич Гусев
Рогнеда
Владимир во сне перевернулся на спину. Как же она его ненавидела! За отца, за братьев, за мать, за жизнь свою исковерканную. Убила бы!
Взгляд Рогнеды упал на охотничий нож мужа. Большой обоюдоострый нож. Им и медведя можно зарезать с одного удара, и на тура пойдёт. Его только направить, он сам в плоть войдёт. До чего острый!
Она выскочила из-под одеяла, оправила на себе сорочку, подошла к ножу. Вытащила его из ножен, он заблестел в предрассветных лучах. Рогнеда смотрела на него, примеряясь. Нож всё-таки мужской, а она женщина. Наконец она решилась, взяла нож двумя руками, остриём вниз. Влезла на кровать, встала на колени рядом с телом мужа, выпрямилась, подняла нож над головой, выискивая взглядом куда ударить. И на выдохе с силой опустила нож, целя в сердце Владимира.
Нож не успел долететь до груди князя, как тот открыл глаза и резким движением перехватил руками её руки у запястья и сбросил её с кровати. Она отлетела к противоположенной стене, ударилась головой о лавку, вскочила и с яростью дикой кошки с визгом бросилась на Владимира. Он уже поднялся и успел отклониться в сторону. Рогнеда споткнулась, упала на кровать. Он схватил её за сорочку у шеи и чуть пониже спины и опять отбросил на лавку.
Рогнеда поднялась, глаза горят, рот искривился в оскале, в руке тяжёлый нож. Она медленно двинулась на него.
Владимир отыскал глазами плеть, взял её и лениво хлестнул жену. Кожаный хвост плети ожёг ей спину. Она взвизгнула, крутанулась и отскочила. Но опять упрямо пошла на него.
Презрительная улыбка кривила губы князя. Он хлестнул по груди. Она согнулась от боли, в глазах страдание, но нож не выпустила и сделала ещё одну попытку достать ножом мужа. Князь со всей силой хлестнул её. Она прогнулась от боли, уронила нож, упала на пол у лавки и зарыдала, подвывая от обиды.
Владимир вытащил из ножен меч. Не хорошо, конечно, женской кровью меч осквернять, ну да ничего, у него ещё мечи есть, а этот перекуют.
Раздался шум в сенях, распахнулась дверь, и в горницу влетел княжич Изяслав, в одной рубашонке, босоногий, с мечом в руках, небольшим, детским, но как настоящий и хорошо заточенный.
– Это ты, тятя, мамку обижаешь?! – звонко крикнул.
Глаза горят, смотрит волчонком исподлобья, меч держит, как учили – остриём сердце прикрывает.
Владимир широко улыбнулся, сел на кровать, вложил меч в ножны:
– Сын, если уж ты берёшься за меч, то не забывай и о щите. Мечом ты наносишь удары, а щитом отбиваешь удары. А иначе тебя убьют.
– Я сам, кого хочешь, убью! – дерзко ответил мальчик.
– Конечно, но со щитом, это ты сделаешь наверняка.
Рогнеда с изумлением и страхом глядела на сына.
Владимир не спеша оделся, позвал слуг:
– Ни кого не выпускать отсюда! – приказал и – жене: – Жди! К вечеру решим твою участь.
Рогнеда услышала, как заплакали испуганно дети. Владимир, тяжело шагая, ушёл. Она проводила его взглядом, села на кровать, привлекла к себе Изяслава, из глаз её катились слёзы.
– Не плач, мама, я тебя никому в обиду не дам!
– Я знаю, Изюшка, – сказала Рогнеда и заплакала ещё сильней.
В Киеве собрался небольшой совет только из ближних бояр. На счастье Владимира, дней десять назад прибыл Добрыня, дядя Владимира по матери, сейчас наместник князя в Новгороде. К его мнению князь с детства привык прислушиваться. И ещё пять ближних бояр, включая Варяжко, непримиримого врага, старшего дружинника и друга покойного брата Ярополка. Лет восемь ратились Владимир с Варяжко и вот недавно примирились. И два ещё отцовых боярина, ходивших с ним в Болгарию – боярин Василий и боярин Волк.
