Анатолий Цыганок
Жизнь российская. Том третий
Глава 96
Симпатичная незнакомка
Всё хорошо вовремя.
Русская пословица
Мадам в шляпке
Мужчины с нарастающей тревогой и великой осторожностью глянули по сторонам. Глазами своими они забегали по окружающему больничному пространству.
Кто там??? Кто? Кто? Кто?
Кто посмел вторгнуться так вероломно в их сугубо мужское пространство? Кто нарушил границу? Кто залез в чужой огород? Кто?? Кто сей нахал?
Слева никого, пусто.
Прямо тоже никого…
А вот справа… Справа к ним подсела нимфа.
Ого! Русалка! Фея! Красавица!
Ого!! Так вот это кто нарушитель мужского спокойствия.
Ого!!! Вот она… Прелестная женщина! Мадам обворожительная!!
Это была дама. В шляпке. Симпатичная. Приятной наружности. И хорошо одетая.
Личико супер. Губки бантиком. Щёчки алые. Вся из себя. В теле. Фигура что надо. Грудь от Версаче. Шея от туземки. Длинная. Тонкая. И загорелая. Колец только на шее не хватает. Да ладно… какая уж есть… Талия от блохи. Бёдра… не знай от кого… Ох! И ах! Коленки круглые. Икры точёные. Как из-под станка токарного. Да ещё чулочки… в мелкую такую завлекающую сеточку… Шик! Модерн! Глаз не оторвать.
Да уж… Чудо дивное! Диво чудное!
Прелесть! Бьютифул! Так и смотрели бы вечно на неё настоящие художники эпохи возрождения. Рафаэль. Леонардо. Микеланджело. Боттичелли. Тициан. Эль Греко.
Или картину писали бы с неё. Портрет. В комнате. У окна. На кровати. У реки. Или на манящей и зовущей травке-муравке зелёненькой… Эдуард Мане. В разных, так сказать, интимных позах: лежащей… сидящей… стоящей… бегающей… прыгающей… в парке… в лесу… голой… неодетой… нагой… раскрепощённой…
Мадонна! Не иначе. Слов других подходящих нет. Не существуют такие слова на свете этом. Не придуманы они ещё. Буквочек не хватает… в алфавите нашем…
От неё веяло свежестью, добротой, теплотой, нежностью, чистым женским телом. Так и хотелось потрогать её, погладить, понюхать, пощупать, потискать, пожамкать. А то и поцеловать. Прямо тут же, на диване.
***
Разные мысли бродили в умах двух российских джентльменов, одурманенных такой чудной и дивной женской красотой.
Мужики растаяли. Слюнки потекли… Глазки масляными стали…
– День добрый! А можно к вам присоединиться, господа? К разговору вашему. Вы так этим увлечены! Захвачены чем-то интересным… занимательным… Наблюдать за вами одно удовольствие. И болезнь сразу куда-то уходит… Я даже кашлять перестала. Видать, энергия от вас излучается. Целительная! Живительная! – у прелестной соседки справа красными пышущими угольками горели глазки от внутреннего и внешнего удовольствия, распиравшего её на части. Афродита! Клеопатра! Носик горбинкой изогнулся. И щёчки пухлые у дамочки надулись. Важно так. Привлекающе. Ямочки даже распрямились. Казалось, что она сейчас лопнет от счастья. Ах, как же она мила…
– Можно. Почему же не можно, – в голос, не сговариваясь, промолвили мужчины. И продолжили смотреть на неё. С восхищением. С восторгом. С упоением… Как на Бога. Как на Чудо. Как на Диво. Как на реликвию. Как на «Обнажённую» работы Модильяни.
Ох, как она красива! Ах, как она мила!
Сами смотрите… какая она дивная и чудесная…
О, Боже!!! Спаси и сохрани!!! Господи, помилуй!!! Прошу тя…
Светлое округлое личико. Щёчки румяные и с ямочками. Ах, как мило…
Над верхней губой – еле заметный пушок.
Не усы! Как у некоторых. Нет!! Именно пушок… Пушочек. Нежный. Пушистый. Ворсистый. Волнующий… Напоминающий… Подсказывающий… Требующий… чего-то… такого… этакого… Влекущий… Зовущий… Ох… и ах…
Нос с горбинкой у неё.
Но… не орлиный. Нет. Так… Чуть-чуть… Слегка… Волевой! Призывающий!
Кудряшки вьются сексуально над крутым лбом. Ага!! Завлекашки!! У милашки…
Ушки маленькие, изящные. Глазки любознательные.
В общем, дама прелесть. Не такая, как многие иные, сидевшие на других диванах и тускло ожидающие приёма.
Она… тянущая к себе. Зовущая!! Манящая… Требующая чего-то… такого… сексуального… интимного… животрепещущего…
Судя по кольцу – замужем.
По ухоженным рукам – любящая себя. Лелеющая…
По одежде – весьма обеспеченная. Да. Весьма и весьма.
По возрасту… По возрасту… По возрасту она…
Стоп! Тпру! Стоять! В стойло! Про возраст нельзя. Табу! Женщина же… Какие тут могут быть разговоры и суждения…
– Мы вас слушаем. Внимательно… – опять в один голос, в унисон, так сказать, приветливо и подобострастно обратились к ней представители сильного пола.
Они старались этикет соблюсти и этику не нарушить. Свою тонкую культурность показать. Образованность. Галантность. Ну и вежливость. Без неё с дамами ни-ни.
Она сидела завораживающе. Как Королева… Как Мадонна… Как Богиня…
– Говорите! Говорите! Не томите! Мы ждём ваших слов!!
– Господа! Джентльмены! Внимание! Спешу вам доложить. К нам едет… Нет. Не так. Сейчас… Сей момент. Нет. Ни ревизор. Ни прокурор. Ни кто-то другой. Скорее наоборот. Печально, что уже прошли некоторые торжества. Рождество католическое. Новый год. Рождество православное. Старый новый год. Крещение…
– Да, мадам! Вы правы. Проскочили они, к сожалению, – коряво скорчил кислую физиономию Василий Никанорович. – Не удалось отпраздновать. Болезнь прицепилась. Думал, что быстро вылечусь, да не тут-то было. Крючки какие-то вокруг. Тут прицепило, там привязало, здесь приклеило. Хождения по мукам у меня получились. Как у Алексея Толстого. Точь-в-точь. Хоть плачь. Хоть вой. Но… таковы наши сегодняшние реалии.
– Ничего. Не огорчайтесь. Зато к нам неумолимо приближаются другие наши любимые народные, социально-общественные и религиозные праздники.
– Вот-вот. Уже скоро.
– Двадцать третье февраля и восьмое марта на носу!! Мужской и женский дни.
– Ну… до этих праздников дожить ещё надо… Не завтра же… и не послезавтра.
– Ничего. Доживём. Какие наши годы.
– Это верно, мадам. Годы наши не! какие… Эх!!
– И до дня Святого Валентина доживём. До дня всеобщей любви и обожания. Будьте уж в этом уверены. Тем более, что он раньше будет.
– Обязательно. Мы уверены. Славный праздник. Правда, извне пришедший… И не всё просто с тем днём Святого Валентина. Разное про него люди говорят.
– Ничего. Он не лишний в нашей копилке. Много праздников с Запада к нам перекочевало, прибыло, так сказать. И прижились они. Так что… гуляем, господа…
– Так точно!! Где наша не пропадала… А там и до Пасхи недалеко…
– На День Святого Валентина бал в прокуратуре будет. В генеральной. Там всегда разные корпоративы бывают. К каждому, так сказать, празднику. Ко всем. И к светским. И к этим… как их… к культовым. Гуляем мы там. Веселимся от души. Богатством своим друг перед другом хвалимся. У кого больше. У кого толще. У кого длиннее. У кого гибче. У кого шире. Они там все говорят ширее или ширше. Шутники… Кто куда его спрятал. Ну и так далее. И тому подобное…
– Ого! Вот даже как… Так вы в прокуратуре работаете??
– Нет. Что вы! Как вы такое могли подумать? Как это вам в голову влезло? Муж у меня прокурор. Самый настоящий! И не на последних ролях.
– Ого! Вот даже как… Это похвально! Что ж… Повезло вам…
– Но… скотиной он оказался. Безрогой. Я ему повода не давала. Нет! Да я вообще никому не даю. Аморально это. И некрасиво. Хотя… ухажёров… и домогателей добрая половина прокуратуры… Полно любителей женщин там. Да и из Следственного комитета на меня заглядываются… Они же раньше вместе работали… Одна контора раньше была…
– Извините меня. Ради бога. Скажите, пожалуйста. А у супруга вашего фамилие, случайно, не Борщик? – насмелился Кульков задать вопрос даме. Очень уж ему это было интересно. Мозги напряглись. Лоб жгло. В печени торкало. И в подреберье дискомфорт.
– Нет. Что вы. Упаси меня бог такого мужа иметь. Хотя… постойте… А они чем-то похожи друг на друга с моим супружником.
– И чем же??
– Сейчас скажу. Секрета тут никакого нет. Все об этом знают. Вот чем! Гады они! Оба! Первостатейные! У Жорки две жены! И мой хмырь тоже туда же кинулся…
– Ого! Вот так фрукты… прокуроры наши… Да уж… Слов даже нет… – Василий Никанорович продолжил красочные эпитеты излагать.
– Постойте, господин! А вы откуда про Борщика знаете? Про Жорку?
– Про прокурорского работника по фамилии Борщик я из криминальных новостей узнал. По телевизору про него рассказывали. Якобы в какой-то хитрой мошеннической схеме он замешан был. А вот… что его Жориком зовут… от вас первый раз слышу.
– Тогда понятно. Но Жорка выпутался из той мрачной истории. Как уж выполз из неё, мне неизвестно. В лапу начальнику, вероятно, дал. Змей он ещё тот. Да и другие змеи ядовитые за него заступились. За волосы вытащили из той зловонной ямы. Он отскрёбся от того дерьма, отмылся, обсушился, наодеколонился и на свет божий опять вылез. Снова своими делишками тёмными преступными занимается, но уже под тайным прикрытием вышестоящих покровителей. В генеральную, говорят, именно из-за той шумихи его взяли. Нужен он им там такой перец. Позарез! Да-да. Такие кадры всем нужны. На которых пробу негде ставить. Тавро на которых выжечь уже не поучается. Ну и на которых типах положиться можно в любую минуту. Ну или свалить на него. Есть такие люди, которые на жертвы иногда идут. За бабло, естественно. Типа ночного директора, который в каталажке потом сидит вместо своих вороватых высоких покровителей.
– Ого! Ну и ну… Вот какие дела творятся в ваших прокурорских подворотнях.
– Это естественно. А что естественно, то небезобразно. Закон такой есть.
– Ого! Ну и ну… Ну и законы… в ваших околотках… А как же муж ваш?
– А что… Да ничего… С него станется… Как с гуся вода. Стекла, высохла и забылась на веки вечные. С Жорки он пример взял. Тоже кралю себе нашёл. Ноги от головы прямо растут. Титек вообще нет. Плоская, как доска стиральная. Рёбра только торчат в разные стороны, как на доске той же. Палкой проведёшь по этим рёбрам… мелодия скрипучая получится. Типа: не ходите девки замуж… Хи-хи… Хотя смешного тут вообще нет. Как и титек тех. Зато ноги длинные у неё, из шеи сразу торчат. Верзила! Баскетболистка! За национальную сборную играет…
– Ничего себе! Простите, что настроение вам испортил…
– Ничего-ничего. Не беспокойтесь. Это мне его Раскольников испортил.
– Кто?.. Раскольников?.. Тот самый?? Как же так…
– Обыкновенно. Муж мой это. Такая у него фамилия. Ефим Натанович. Восптывать меня он решил своими падлючими методами. Открепил он меня, господа хорошие, от госспецполиклиники. Живу у сестры сейчас. На Адмиралтейской. Поэтому тут и оказалась, когда захворала. А куда ещё идти-то… В спецполиклинику-то не пускают.
– Ой… Ещё раз простите, что на мозоль больную вам наступил.
– Ничего. Переживём. Быстро всё так произошло. Как в тумане. Ещё не привыкла. Мне это как удар по голове. Кувалдой. Или гирей. Своего благоверного я поздравила на прошлый День Советской Армии. Открытку написала. Одеколон хороший подарила. На бал сходили. Потанцевали. Посидели. Шампанское рекой лилось…
– Ухх… Хорошо-то как. Даже замечательно и превосходно.
– Конечно. Как и всегда ранее было. А вот на Восьмое марта ничего не произошло.
– Стоп! На какое такое Восьмое марта? Его же не было ещё.
– Так я вам, господа, про прошлый год рассказываю. В прошлом же году президент с премьером местами-то менялись. Во второй уже раз. Сладкая наша парочка. У них такая договорённость… местами меняться. В прокуратуре, в других государственных органах и в министерствах тоже ротация происходит. Вот и в нашей генеральной был очередной, так сказать, переполох. В общем, кутерьма там была ожесточённая. Все местами менялись. Ну и жёнами, естественно. Так всегда случается. Правило такое. Закон негласный. Вот и мой кобель шелудивый, козёл ушастый, скотина безрогая… решил от меня избавиться. Он на этот вселенский женский праздник, на наше прекрасное 8-е марта, которое по всей стране отмечается, вообще никак не отреагировал. Его, урода страшного, даже дома не было. Ни днём, ни ночью. Пропал. И на бал прокурорский не пригласил. Со своей мымрой, со своей скотиной баскетболисткой он там, предатель, кувыркался. Люди потом рассказывали.
– Оппа. А это плохо. Очень даже плохо. Несолидно. Не по-мужски.
– Конечно. А ещё меня тогда затопило.
– Как это? Водой?
– Ну да. Очень даже просто. Любвеобильная парочка в квартире над нами вздумала любовью в ванне заняться. Залезли в неё и давай кувыркаться во всех позах. Вода лилась, а они не замечали. Не до этого им было. Сами знаете… Все в таких ситуациях бывали. Ну и всё… Конец квартире! Конец вещам! Конец мечтам! Мебель на выброс. Полы в ремонт. Стены и потолок тоже. Да ещё к соседям протекло. До самого первого этажа. А мы на двадцать первом. Представляете?
– Ого! А нас тоже однажды залило, – поделился заика. Но, почему-то, не заикнулся ни разу. – Но… не так сильно залило. Но тоже кошмар! Тоже ремонт был грандиозный.
– Вот видите. От праздников не только радость, но и горе бывает.
– Это точно… Так вы в суд подайте на тех развратников! На тех водных шалунов, на суперсексуалов. Я, например, подал, когда такие же блудники меня залили помоями.
– И что?
– Выиграл. П-правда, со второго раза…
– Взятку, наверное, потом дали… А сперва пожадничали…
– Да как вам сказать…
– Говорите как есть. Правду! Одну только правду! Правду и снова правду и опять правду!!! Только правду! И ничего кроме правды! По глазам вижу, что дали.
– Ну… не совсем так, конечно… Не взятка, а… – попытался оправдаться учёный человек, но ему не дали закончить. Дама была ещё та! Горячая! Она высказалась:
– Ага! Как же. Без взятки теперь ни одно решение не принимается. Либо в ту сторону, либо в эту. Смотря, кто больше даст. И не спорьте со мной. Я это знаю!!
– Я и не собирался спорить. З-знаю, что вы всё про это з-знаете.
– Конечно. Я же с ними в одной лодке плыла. До определённого момента.
– Вот-вот. Свой среди своих. А что про тех ваших прокуроров известно? Которые преступные бандитские организации на Кубани и в других злачных местах крышевали? Что слышно о них? О пособниках бандитских…
– Там тайна. За семью печатями. Но все уже на свободе. Все сыты. Обуты и одеты. Пьяны. И нос в табаке. Все трудоустроены на другие места. Ворон ворону… А дальше вы сами знаете. Глаз не выклюнет… И тому подобное… в том же роде.
– П-понятно. Я так и думал. Закон – что дышло… Но вы, всё-таки, на этих ваших затопителей подайте в суд. Пусть их накажут. С-с-справедливость превыше всего.
– Я там теперь не живу. Пусть Фима сам этим занимается. А в суд да! Я подам! Но на мужа. На развод. Пусть компенсацию мне выплачивает достойную.
– В-ваше дело. К-как хотите, – поставил точку диссертант.
– Товарищи! – воскликнул Кульков. – Хватит про эту муру рассусоливать. Давайте всё же про праздники поговорим. Про это лучше. Тем более, что со мной такого никогда не произойдёт. Я затопление имею в виду. Никогда! Я застрахован. Ангел-хранитель за мной смотрит постоянно. И потом, господа, в прокурорском доме я живу. А у прокуроров всё тип-топ… Всегда и навечно.
– Товарищ! Милый вы мой. Что вы мелете… Так не бывает… Никогда не говорите никогда! Я прошу вас… умоляю… И потом… никто на этом свете не застрахован…
– Никто кроме меня. Могу доказать. Встретимся через год, и я вам представлю мои доказательства. Вот те крест!!! Я не я буду. Чеслово.
– Г-господа! Не надо эмоций, – включился в спор учёный диссертант. – Н-не надо вам пикироваться. Это непредсказуемо. Всякое на свете бывает. Время покажет.
– Ладно. Не буду. Давайте про праздники лучше говорить!
– Хорошо. Давайте. Я согласна. И мне отвлечься надо. Я давно уже пытаюсь сама разобраться в этом. До мелочей докопаться. Для чего людям нужен праздник в их жизни. Какую роль он играет в воспитании подрастающего поколения. Да! Какую? Скажите мне! Подскажите!! Хочу ваше мнение знать. Мнение учёных, так сказать, мужей.
– Оппа… А вы, мадам, довольно искушены в этом вопросе. В теме… так сказать… В тренде! Как постоянно глаголет наш обожаемый всеми председатель правительства.
– Конечно! Я же институт культуры закончила. Библиотечный факультет. Правда, ни дня по специальности не работала. Замуж выскочила сразу. А потом Ефим Натанович не разрешал. Жёнам прокуроров запрещено работать. Закон специальный есть.
– Ого! А для чего?
– Чтобы их не компрометировать. Чтобы никто не мог давить на них из-за жены.
– Ого! Я этого не знал…
– Многого вы не знаете! В домах наших прослушка… в постоянном режиме проводится. Это в обязательном порядке. Как пить дать. КГБ старается. Их это работа. Консьержи от них приставлены соответствующие для присмотра за инакомыслящими, за болтунами и за трепачами в каждом подъезде, а то и на каждом этаже. Даже так! Агенты комитетские чётко следят за ними за всеми. Это их хлеб. Чуть чего… и на ковёр… Глаз да глаз за прокурорскими работниками неусыпный, чтоб не шалили, не бузили, секреты не разглашали, тайны не выдавали по-пьянке… или так… ненароком. Чтобы помалкивали на людях. Ну и за нами, за жёнами, тоже. Если быть точнее, то за их половинками. Вне зависимости – мужик это или баба.
– Ого! Вот даже как… А что… и мужики половинками бывают…
– Да уж… бывают… Теперь это модно… Не то ещё бывает…
– Оппа! Приехали…
– Да уж… приехали… Дальше некуда… Тренд сейчас такой. Ну вы поняли, про кого и про что я хотела сказать… Это же очевидно. К маме не ходи. Как то, что белое это белое, а красное это красное. Про кого же ещё… Про них… Про гендеров… Вы же такие сообразительные… – соседка по дивану махнула рукой. – И потом эта прилипчивая зараза во все отрасли нашей жизни залезла. Дальше некуда. Внебрачные дети валом повалили. Ещё и эти… изнасилования многолетней давности… Да и многое другое…
Женщина остановилась, наморщила свой лобик, что-то вспомнила…
И тут её словно подменили. Прорвало её. Она заговорила, как оратор на трибуне. Ярко. Яростно. С примерами. Говорила обо всём. Как должно быть. И как есть на самом деле. И что надо делать! Да! Об этом! Именно! Николай Гаврилович в юбке! И… в сетчатых чулочках…
Кульков опешил. Он сидел и изумлялся.
А как не будешь изумляться?
Ведь перед ним, перед мужиком, находилась дама с весьма и весьма хорошими деловыми качествами. Начитанная и образованная. Культурная.
Поэтому поневоле пришлось взять себя в руки, крепко, с силой натянуть болтающиеся поводья, чтобы конь не брыкался, не артачился, не кочевряжился.
Василию Никаноровичу и самому хотелось показать людям сущие безобразия, творящиеся в огромной многострадальной стране.
Он и не думал отказываться от непритворной, прямой и жёсткой критики властных персон, которых Кульков стремился припечатать к стенке при случае и без случая.
Те черти полосатые это заслужили. Да-да! Заслужили!
Василий Никанорович был начисто сражён чудным женским интеллектом, дивной огромной профессиональной осведомлённостью, умением рассказывать, доносить до самого нутра собеседникам и невероятной способностью увлекать окружающих людей.
Да! Красавица умела это делать. И делала твёрдо и уверенно.
Она умела говорить. Она умела выступать.
«Ого! Она – оратор. Она – трибун. Цицерон в юбке. Она прекрасный собеседник. Очень. И весьма. Эта мадам Грицацуева. Приятно с ней общаться», – подумал Василий Никанорович, но вслух этого не произнёс, постеснялся. Зато про другое озвучил. Громко. Доходчиво. Простыми русскими словами. Чтоб понятно было. Во всеуслышание. Про не приходящие к нему и к другим российским людям праздники он постарался изложить.
Вот что он вслух и громко произнёс:
– Вы, миледи, всё правильно говорите. Верно. По делу. И в тренде, так сказать. Всё по-современному. А я вот праздники хочу к нашему разговору привлечь, присовокупить. Только они, они и ещё раз они могут нам помочь в данной ситуации. Только они могут спасти нас от неминуемой гибели. Только они могут выправить тонущий корабль и вселить надежду в наших сограждан, в их светлое и прекрасное будущее. Чтоб они жили и не тужили. Как вам такое?
Соседка тут же согласилась, даже с оживлением. Искорки в глазах у неё забегали.
– И я солидарен с вами. Вопрос, конечно, интересный… – поддакнул сосед слева.
Дискуссия продолжилась. Полемика развернулась. Шум стоял до потолка. Ораторы препирались. Возражали. Перечили друг другу. Спорили. Доказывали… Но кое в чём они, все трое, в оконцовке сошлись в едином мнении.
Они были на все сто процентов согласны, что во время любых праздничных дней (хоть женских, хоть мужских, хоть детских, хоть общих, хоть цивильных, хоть армейских, хоть научных, хоть производственных, специфических или религиозных) можно забыть, наконец, о работе, о труде, о хлебе насущном, о проблемах и даже о неприятностях, то и дело преследовавших граждан нашей необъятной и многострадальной страны. Постоянно, каждый божий день этих неприятностей, к сожалению, становится всё больше и больше. По количеству. По качеству. По объёму и по глубине их восприятия. Это неоспоримо. По негативному их действию. И очень даже сложно от них избавиться. Если правду говорить, то вообще невозможно. Нет. Никак. Никаким фертом. Только другими действиями. Более существенными. Только бунт. Забастовка. Стачка. Митинг. Сговор. Шествие. Процессия. Баррикады. Восстание. Революция, наконец. Но это опять невозможно. Нет. Нельзя этого делать. Воспрещено это категорически. Возбраняется ультимативно. Запрещено это действующей российской Конституцией, другими законами и подзаконными актами, указами, постановлениями, приказами, инструкциями, простыми объявлениями в печати, в прессе, на телевидении, на заборах даже пишут об этом… и рисуют нечто похожее…
– Да! Законы надо исполнять. На то они и законы. Я про это тоже напишу в своей диссертации. Подробно. Праздники праздниками. А законы законами.
– Кесарю кесарево, а слесарю слесарево, – вставила ремарку дама.
– Точно. Против лома нет приёма!! – старший охранник был немногословен.
– Вот-вот, ваша тут правда, верно вы картину обрисовали, всё точно, – продолжила великолепная соседка справа. Она сказала в подтверждение своих слов и в развитие сей насущной темы: – В такие светлые дни (я праздничные имею в виду) дорогие друг другу люди всегда собираются вместе. Для чего? А тут секрета нет. Для того, чтобы приятно провести время! Да-да! Именно так. Приятно их провести! И с некой пользой… – тут она невольно взгрустнула, слегка заволновалась, чуток запереживала, но быстро справилась со своими внутренними эмоциями, встрепенулась и стала дальше выражать своё мнение. А оно у неё было! – Или им крайне необходимо просто повидаться с лучшими друзьями, с родственниками, с близкими и надёжными людьми. С хорошими товарищами. С верными! С любимыми своими! С ненаглядными! А не с этими… козлами, ослами и изменниками…
– Стоп! С какими это козлами… – дёрнулся Кульков, выпучив глаза.
– И ещё… – вставил своё мудрое слово учёный мужик. – Поясните, пожалуйста, про ослов и этих… как их… про изменников…
– А что? Козлов у нас мало? Ослов?? Про изменников я уже молчу. Сами знаете.
– Ах, вы про это… про этих чудиков… Мы поняли вас. Вы правы, – поддакнули собеседники не сговариваясь. Им стало стыдно за свои слишком детские вопросы.
– Спасибо вам, товарищи дорогие, за понимание, за вашу честность, за ваш ум и за ваше уважение. Вы такие душки. Просто очаровашки. И молодцы́, и мо́лодцы. Мне очень и очень приятно, господа, с вами беседовать на насущные темы. Теперь я продолжаю про праздники наши. Встретиться с ними, с друзьями, просто необходимо. Возможно, впервые за целый год. Когда ещё повод такой будет… Неизвестно.
– Это точно! Как же опять вы правы, мадам.
– Йес, как вы всегда говорите. Казалось бы, что ничего не мешает обычным людям встретиться в любое удобное время, в любом прекрасном месте.
– Йес… Сорри…
– Не перебивайте! Я ещё не кончила…
– Не понял… – уже в который раз дёрнулся Кульков с широко открытыми глазами и руками размахивая. – Что вы хотели этим сказать?..
– Не закончила, говорю! Неужели непонятно? Скажете тоже. Ну вот… С мысли сбили… Что я хотела изречь? Что?? Ага! Вспомнила! Но самые разные наши жизненные хлопоты, наполняющие нас до отказа, не позволяют выделить даже одну минуточку на телефонный звонок, эсэмэску, открытку или письмо. Да, господа! Это так. Да!! Да, милые мои мужчины! Это точно так. Хочется нам этого или нет… Но… жизнь такова.
– Совершенно верно! – громко выдал Василий Никанорович. Его это устраивало.
– Зато праздничные дни разрешают поставить эту самую бешеную жизнь на паузу (типа нон-стоп), очистить свой разум от всего навалившегося, от скверны, от безумия и с огромной беззаботностью погрузиться в наше милое детство, в воспоминания…
– Вот-вот! Именно так… В сладкие воспоминания… – снова поддакнули мужики. На этот раз в унисон. Как сговорились. Оба. Враз. Одинаково.
– А я про что… Так и есть. Они дают добро на это. Как та таможня. Помните?..
– Ну да. Помним. Как же это не запомнить… Раньше честные таможенники были. Им стыдно было взятки брать. И обидно… за державу… Не то, что теперь творится…
– Вот поэтому праздничные дни очень даже важны. – Дама была непреклонна.
– Вот-вот. Важны. И нужны, – поддакнул Кульков и продолжил. – Несомненно нужны. Как пить дать. К маме не ходи. А какие, на ваш взгляд, в первую очередь?
– Любые. Будь то национальные, религиозные, профессиональные или семейные. Или ещё какие-нибудь. Всегда можно посмотреть в своём личном календаре или в своей записной книжке какой сегодня наступает праздник (или событие) и пригласить к себе всех своих родственников, верных друзей, коллег, товарищей и приятелей.
– Вот-вот. Это хорошо. Друзья и товарищи должны у людей быть. Обязательно.
– Да, господа! Это же здорово! Это же приятно! И вам! И вашим ненаглядным!
– Так точно!! – вновь согласился с дамой Кульков.
– Если, к примеру, не получается сделать это или ваш напоминальник утерян, то можно заглянуть в обычный календарь! Что на стенке висит.
– Ваша правда. У меня тоже он висит, – поддакнул воодушевлённый разговором по насущной теме Василий Никанорович. Это ему нравилось. Очень и очень.
– И уже по нему запланировать приятное событие заранее. На любой день. На сегодня или на завтра. Просто. Научно. И практично. Ваше времяпровождение славным окажется. Вот как-то так, – закончила своё короткое эссе милая женщина.
– Времяпрепровождение! Так будет правильнее, – выказал свои знания старший охранник. Он следил за произнесёнными фразами и старался поправить. Некоторые слова ему явно по ушам ударяли, и он тут же их исправлял. Вася хорошо знал русский язык.
– Можно и так, и так, – возразила дама. – Как вам угодно… Лишь бы встреча состоялась. Встреча на многое располагает.
– Да! Это так. Вы правы. Я, например, согласен, – мужчина слева, высовываясь на полтуловища из-за сидящего посредине Кулькова, с большим одобрением посмотрел на привлекательную женщину, говорившую такие красивые и правильные слова. – Я тоже такого принципа всё время придерживаюсь. Дисциплинирует. Когда я просматриваю свой календарь на вновь наступивший год, то всегда прикидываю, на какие дни выпадает тот или иной праздник, праздничное событие или день рождения. Мой. Или жены. Или наших любимых детишек. Или друзей близких. Родственников. Ведь каждому хочется, чтобы его день рожденья лучше был бы в пятницу или субботу.
– Для чего? Не поняла… Расшифруйте…
– Да-да! Именно так!! Вы не поняли для чего? Чтобы именинником подольше себя чувствовать. Не один, а дня два… три… – учёного человека понесло.
– Как это? – враз спросили Кульков и мадам.
– Да-да! Так! Именно!! А то и все четыре!! Или пять!! Благодать!.. Без конца тебя поздравляют! И подарки дарят, дарят и дарят!! Супер!! Клёво!! Круто!! Классно!!
– Ну, тут-то вы, милок, загнули… честно говоря… мягко выражаясь… – осадила учёного мужика женщина. – Какие ещё подарки?.. На второй-то день празднования… Вы чего загибаете?? Врёте безбожно!! Креста на вас нет. Да-да! Нет! Так не бывает. Не лгите, пожалуйста. Богом вас прошу. Умоляю.
– Мне, например, дарят! Это точно! Я вам правду говорю. И даже на третий. Иногда и на четвёртый. И не спорьте со мной, мадам…
– Ну вы гляньте на него… Врёт и не краснеет…
– Господа! Не ссорьтесь. Не надо. Это же неприлично. Неэтично. Прекратите спор. Будьте так добры. Прошу вас. Умоляю. Богом заклинаю! Господом! – Кульков Василий Никанорович попытался осадить спорщиков и перехватить инициативу в свои руки. Стал их стыдить. И мирить. – Чего из-за пустяков шум-гам поднимать. Ну, дарят… – и дарят… Пусть дарят. Это их право. Личное. Может, они его так сильно любят. – Сарказм и ирония так и брызгали из него, так и брызгали.
– Да! Меня любят. И обожают.
– И это замечательно. Мы рады за вас. Да же, мадам?
– Ну и пусть дарят. Мне фиолетово. Мне, например, бывший муж не дарил.
– Почему?
– Скряга он потому что. Вот кто он. Все прокуроры скряги.
– К-к-к-ка-а-ак… это… с-с-с-с-скряги…
– Обыкновенно. Скряги! Скряги и ещё раз скряги! Авторитетно вам заявляю.
– Ну вы… ну вы… ну вы, блин, даёте… Ну вы… Ну вы… Ну вы… м-м-матушка… неправы… – резко отреагировал учёный человек.
– Какая я вам матушка!? Вы чего это себе позволяете?
– Ой! П-п-простите! Н-н-не хотел вас обидеть. Это я так… шутя… Ой! Не шутя… Не так выразился. Это я так л-л-любя… П-п-простите меня, д-д-дурака, великодушно.
– Хорошо. Прощаю. Если вы и правда любя…
– К-к-конечно. Ч-ч-честное слово.
– Ну вы, блин, даёте… – нагло встрял в их разговор встревоженный услышанным Кульков. Он даже подпрыгнул, когда услышал такие откровения. Ему ни сиделось… у него руки чесались… и в одном неприличном месте свербело…
– О как! И вы туда же… Блин… блин… блин…
– Извините меня мадам. Это я так… не со зла…
– Хорошо. Извиняю. Если вы не со зла…
***
– Ладно, люди хорошие, – засуетился заика. Правда, заикание у него мгновенно прошло. Как будто по мановению волшебной палочки. – Хватит об этом, мои дорогие и уважаемые собеседники. Перерывчик надо сделать небольшой. Малюсенький. Пар мне выпустить необходимо. Ноги, так сказать, размять. Отдохнуть. Притомился я тут с вами. Я быстро. Я скоренько. Скажете, что моё место занято… – с такими словами научного работника сдуло с дивана.
– Мне тоже носик необходимо припудрить… Я тоже быстренько вернусь. И моё местечко, пожалуйста, покараульте, гражданин хороший. Будьте так любезны, товарищ вы наш дорогой. Не откажите в моей просьбе. Вы так милы… так добры… А то займут, чертяки этакие. Вон их сколько вокруг стоит. Стоят, караулят. Так и ждут… так и ждут… когда кто-нибудь освободит кусочек драгоценного дивана. Ну, я побежала… некогда мне. Я быстро! Да-да. Скоренько я. Быстренько. Дождитесь, пожалуйста, меня обязательно. Ладно? Не уходите! Будьте так добры… Я надеюсь, что мои вещи целы будут… – с такими нежными словами упорхнула и дама.
