Анатолий Дроздов
Запасной мир
Глава 1
Пнули меня от души.
К концу экзекуции командующий ею офицер дошел до белого каления – было от чего. Для начала осужденный заявил, что у него понос, и он вот-вот обделается. Смотреть на то, как негодяй осуществляет оный процесс, и тем более – обонять конечный результат действа офицеру совершенно не хотелось, потому злодея отвели в туалет, где он скользнул в кабинку и захлопнул за собой дверь.
Охранники тут же потребовали ее открыть и даже грозно погрохотали в дверь коваными ботинками. Однако в ответ из-за двери донеслись характерные звуки, услышав которые охранники тут же растратили пыл, и у них пропало желание контролировать процесс. Справив нужду, осужденный потребовал оставить ему питомца. Инструкция на этот счет разъяснений не содержала, и офицер – в общем-то, не злой человек – подумав, решил животное пожалеть и приказал отобрать его у осужденного. Это опрометчивое решение вылилось в то, о чем офицер впоследствии пожалел.
Тюремщики, вероятно, никогда не ловили горностая и даже не подозревали, что может натворить это милое и «безобидное» существо. Однажды я видел, как Мирка играет с котом. Тот обладал реакцией куда лучшей, чем у человека, но с горностайкой сделать ничего не мог. Та прыгала ему на спину, вскакивала ему на голову и прежде, чем кот собирался ее стряхнуть, уже оказывалась на земле.
Один из тюремщиков протянул к Мирке руку, намереваясь ухватить ее поперек живота. Она немедленно спрыгнула на пол и понеслась прочь. Следом, грохоча ботинками, устремились охранники. Они скользили, запинались и падали друг на друга. При этом они пыхтели, сопели и громко ругались. Мирка скакала по головам поверженных, победно стрекотала и радостно щерила зубки. Ей эта кутерьма ужасно нравилась.
Экзекуция стала превращаться в балаган, и офицер наконец-то это сообразил.
– Отставить! – рявкнул он яростно. – Пусть забирает свою крысу! Вместе сдохнут!
Хозяин свистнул. Мирка метнулась к его ноге и, цепляясь за кожу коготками, взобралась ему на плечо. Заняв привычное место, чирикнула: «Видел, как я их?!» – после чего презрительно стрекотнула.
Охранники, ворча, выстроились у стен, держа оружие наизготовку. Процедура началась, и тут выяснилось, что сломался сканер.
«Осужденный отправляется в Запасной мир без одежды, обуви, имплантов и каких-либо иных предметов и вещей, призванных облегчить ему выживание…» – гласил приговор.
Тусклый, как его жизнь, оператор, прошествовав из кабинки, с минуту копался во внутренностях рамки, после чего заявил:
– Микросхема крякнулась! Надо менять.
– Это долго? – с ненавистью в голосе спросил офицер.
– Поищем на складе, – «обнадежил» оператор. – Сканер старый, но вдруг найдут?
– А если нет? – сквозь зубы поинтересовался офицер.
– Закажем на базе. Привезут через пару дней, – ответил оператор. В его голосе не чувствовалось уверенности в благополучном исходе дела. Как поставляют запчасти для тюремной техники, знали все.
Офицер взбледнул и закусил губу. Об исполнении приговора следовало доложить уже сегодня! Времени не оставалось: Запасной мир выйдет из зоны досягаемости к полудню.
Думал он недолго. Импланта у осужденного нет: его извлекли еще по первому приговору, серия и номер чипа имеются в деле. Офицер подошел, схватил осужденного за голову, оттянул ему складку за ухом – приемник пуст. Прочие предметы? Так после приговора охрана ни на мгновение не выпускала осужденного из виду. Ведь он мог покончить с собой, а это недопустимо. Убивать человека – прерогатива государства. Перед экзекуцией осужденного раздели и обыскали, заглянув в рот и прочие укромные места, в которых он мог спрятать запрещенные к владению предметы, – ничего не было.
«Пошел он на хрен, этот сканер!» – видимо, подумал офицер и гаркнул:
– Включай портал!..
По закону дальше следовало произнести: «Приговор приводится в исполнение!» Однако офицер заменил слова пинком. Мы с Миркой взмыли в воздух и рыбками нырнули в высокую траву. У Мирки это получилось лучше: она приземлилась на лапы. Я пинка не ожидал, поэтому не устоял и пропахал траву животом. Кожу обожгло. Выругавшись, я вскочил и оглянулся. Прозрачный прямоугольник портала таял в прозрачном воздухе. Ну, и катитесь!
Я потер ушибленную задницу и осмотрелся. Вокруг, сколько хватало взгляда, простирался луг, поросший густой травой. Вдалеке чернела гребенка леса. Я набрал воздуху в легкие и выдохнул. Дышалось легко – куда приятнее, чем в атмосфере Рудника. Вокруг витал аромат цветов, ветерок нес пыльцу и лепестки. Возле розовых и голубых местных колокольчиков роились насекомые. Лучи желтой звезды в небе ласкали обнаженные плечи.
– Благодать! – заключил я.
Место изгнания преступнику выбирает компьютер. Здесь как повезет. Могут послать в горы, пустыню или заснеженные равнины. Могут – в более приятные места. Планеты без атмосферы, с раскаленной или ледяной поверхностью не используются. Там осужденный гибнет сразу. Это недопустимо: нужно, чтобы помучился.
– А вот хрен вам! – сказал я и полез пальцами в рот. Нащупав обвитую вокруг зуба карбоновую нитку, размотал ее и потянул. Спустя мгновение рвотный спазм скрутил меня пополам. Я переждал, вдохнул и потянул снова. В этот раз пошло легче. Вслед за ниткой из пищевода выскользнул блестящий предмет. Я поймал его и, обтерев о траву, разглядел. В кабинке на это не было времени. Там я такой же нитью вытащил пакет из бачка унитаза и скоренько запихнул его содержимое в горло. Парни не подвели: я держал в руке мультитул из титана. Два ножа, один из которых с серрейторной заточкой, кусачки-пассатижи, пилка, ножницы, напильники, отвертки… Полезная, удобная и в то же время невероятно компактная и легкая вещь.
Присев на утоптанную траву, я поочередно открыл и осмотрел каждый из аксессуаров. Не столько чтобы разглядеть, сколько из желания полюбоваться. В этот момент из травы выскользнула запропастившаяся Мирка.
– Кого-нибудь встретила? – спросил я.
Горностайка отрицательно чирикнула и уставилась на мультитул.
– Да! – подтвердил я. – Обули мы их, девочка. Как детей.
Я легонько щелкнул Мирку по носу. Та отскочила и обиженно тявкнула.
– Прости! – повинился я. – Это от полноты чувств. Раскаиваюсь и готов загладить. Веришь?
Мирка подумала и стрекотнула.
– Тогда подвинься! – сказал я. – Не то залью!
Я встал на четвереньки и сунул два пальца в рот. Рвотный спазм скрутил тело, но к результату не привел: трава осталась сухой. От завтрака, положенного приговоренному, я отказался: боялся, что вырвет прямо на экзекуции. Зря: сейчас бы помогло. Пальцы пошли глубже. Меня крутило и выворачивало, изо рта выплескивался желудочный сок с желчью, но я не отступал. Мирка, отскочив, сочувственно тявкала. Наконец, на траве оказались пять шариков, каждый размером с ноготь пальца, и крохотный контейнер из пластика. Из шариков торчали хоботки – иглы, закрытые пластиковыми колпачками. Я взял один и прочел маркировку. CID – самое эффективное в моем мире лекарство и самое дорогое одновременно. Как раздобыли его в Руднике, непонятно. А еще мультитул, вовремя сломавшийся сканер и имплант. «Не переживай, командир! – сказал Родька, сумевший в период следствия попасть ко мне в камеру. – Мы тебя хорошо снарядим…»
Я вытер глаза, затем слюну с подбородка и подцепил ногтем крышечку контейнера. Крохотный чип выпал на ладонь. Я оттянул пальцами складку кожи за ушной раковиной, нащупал устье и воткнул чип в приемник. Он щелкнул, встав на замок, и через мгновение перед глазами побежали строчки выполняемых команд. Мозг опознал имплант и теперь настраивал его параметры. Я подождал, пока процесс завершится, и подобрал шприцы. Мультитул примостился во втором кулаке. Мирка, поняв намерения хозяина, прыжком заскочила мне на плечо. Двинулись!
⁂
К воде мы выбрели около полудня. Сначала я услыхал журчание, затем пахнуло свежестью, и впереди блеснула водная гладь. Сонный ручей плыл между поросших кустарником берегов. Я протиснулся сквозь ветви, встал на колени и осторожно набрал воды в рот. «Вредные примеси отсутствуют», – сообщил имплант. Природная вода оказалась необыкновенно вкусной. Я вволю напился, после чего отмыл испачканные слюной и желчью шприцы с мультитулом. Мирка, утолившая жажду, с интересом наблюдала за мной. Я подмигнул горностайке, сложил свои сокровища на лист лопуха, сел и коснулся сенсоров на протезах. Зашипел воздух, и культи выскочили из гильз. Можно было не снимать – углепластик не боится воды, но протезы – новые, культи к гильзам не обвыклись, а носки у меня отобрали. Козлы! Как будто эти две тряпочки могли спасти мне жизнь. В Руднике протезы у меня были бионические, у них даже пальцы ног двигались, но в Запасном мире аккумуляторы подзарядить негде. Я потребовал их заменить, и суд с этим согласился. Запасную пару мне сделали по прежним меркам, а тогда культи были чуть толще…
Я встал на четвереньки и заполз в ручей. Прохладная вода сомкнулась над головой. Благодать! Забыл, когда купался в последний раз.
Вынырнув, я увидел встревоженную горностайку. Она металась по берегу, взволнованно тявкая.
– Плыви ко мне! – предложил я.
Мирка мгновение колебалась, а затем решительно плюхнулась в воду. Погрузившись с головой, она вынырнула и, отфыркиваясь, отчаянно замолотила лапками. Я протянул руку и достал ее из воды. Плавала горностайка плохо: где ей было практиковаться? В Руднике водоемов нет. Встав лапками мне на грудь, Мирка горячо высказалась по поводу охламонов, лезущих в мокрые места, затем отряхнулась и прилегла, закрыв глазки. Я последовал ее примеру. Ручей нам попался мелкий, вода – по колено нормальному человеку. Лежать на песчаном дне было приятно. Некоторое время я блаженствовал. После Рудника Запасной мир казался раем. Чистый воздух, замечательная вода, трава, цветы, желтая звезда, так похожая на земное солнце… Я понимал, что это иллюзия, которая исчезнет при столкновении с обитателями планеты, но думать об этом не хотелось. Накупавшись до посинения, я выполз из ручья, надел протезы и занялся делом. Содрав кору с веток, сплел сумочку, в которую поместил свои сокровища, предварительно завернув их в лопух. Из коры соорудил лямку, получившую широкий погон. Когти у Мирки острые, и она здорово оцарапала мне плечо. Пусть лучше кору дерет. Горностайка, опробовав «погон», придумку одобрила. Еще я сплел фартучек, закрепив его на чреслах. Неизвестно, как местные относятся к наготе. Возможно, вид гениталий вызовет у них агрессию. Хорошо бы найти штаны, чтобы закрыть протезы. Они анатомические, но в глаза бросаются. Иномирное происхождение видно сразу.
Покончив с нарядом, я двинулся берегом. Ручьи текут в реки, а возле рек живут люди. Или кто у них тут…
Запах я ощутил, прошагав пару километров. Остановившись, втянул ноздрями воздух. Сомнений не осталось, но я решительно двинулся вперед. Что бы меня ни ждало, опасности оно не представляет.
…Тела покрывали луг, сколько хватало взгляда. Битва, судя по всему, произошла недавно. Кожа трупов почернела, но пока не лопнула. Гора тел перегораживала ручей, и я порадовался, что пил выше по течению. Возле жуткой запруды образовалось озерцо. Волосы убитых колыхались в воде, как водоросли. Стараясь дышать ртом, я двинулся дальше, переступая тела и внимательно их разглядывая. Однозначно гуманоидная раса, внешне практически неотличимая от людей. Между собой воюют, впрочем, так же, как мы.
Раны свидетельствовали о том, что аборигены убивали друг друга холодным оружием. Попадались, однако, и павшие от огнестрела. Судя по входным и выходным отверстиям, стреляли из крупного калибра. Это я определил, перевернув несколько тел. Неприятное дело, но Рудник отучил от брезгливости… Выходные отверстия от пуль встречались редко: стреляли из гладкоствола. Не удивлюсь, если из ружей с кремневыми или даже фитильными замками. Век шестнадцатый – семнадцатый по земным меркам. Более точное представление могла бы дать одежда, но ее не было: покойников раздели донага. Сделали это победители или пришлые мародеры, без разницы. Надежда добыть штаны исчезла.
Я выругался и продолжил путь. Маршрут менять не стал: нет нужды. Тела стали попадаться реже, вскоре и вовсе исчезли. Я шагнул в кусты, окаймлявшие поле битвы, и вдруг замер: повозка! Со сломанным колесом, покосившаяся набок, она преграждала дорогу. Здесь тоже похозяйничали победители. Лошадей увели, оставив на мятой траве женщину – мертвую, с раскинутыми ногами. Одежды на трупе не было. Не нужно быть следователем, чтобы понять: изнасиловали и убили. Насмотрелись мы подобного… Мародеры унесли все, даже содрали с повозки тент. Если б не сломанное колесо, укатили бы и повозку.
Я обошел находку и даже заглянул между колесами. Грабители могли что-нибудь забыть. Счас! Ничего, кроме вытоптанной травы. Я выпрямился и вдруг замер: с повозкой что-то не так! Поколебавшись, я присел и пригляделся. Дно заметно ниже ее пола. Двойное… Когда у повозки был тент, это не бросалось в глаза. Видимо, мародеры спешили…
Доски пола приколотили намертво. Добро в повозке прятали впопыхах или же надолго. Рассмотрев шляпки гвоздей, я покачал головой – без лома не обойтись. Ладно, пойдем другим путем. Ссадив Мирку на землю, я достал мультитул и отщелкнул пилку. Она легко вгрызлась в доски. Перепилив парочку, я отодрал их сверху. Остальные трогать не стал: повозка узкая, а руки у меня длинные. Спустя мгновения я стал обладателем сокровища. Женское платье из шерстяной ткани лилового цвета, две рубашки из беленого полотна, одна из которых – с кружевами по шейному вырезу. Две пары шелковых чулок – одна голубого, другая красного цвета. Еще в тайнике нашлась сумка из прочной кожи, а в ней – разнообразные ленты, узкие и широкие, с узором и полосатые. Всю жизнь мечтал! А вот иголкам с нитками я искренне порадовался – то, что нужно. Самой ценной находкой оказались сапоги – короткие, чуть выше щиколотки. Гладкая подошва без каблука, широкие голенища. На протезы сапоги встали, как влитые. Может, чуть и жали, но углепластик не возражал…
Денег в сумке не оказалось совсем. Плохо. Вид монет может о многом сказать. Эпоха, состояние экономики, уровень технического развития, вид правления… Сетовать, однако, не приходилось: и без того повезло. Отпилив кусок доски, я соорудил из него лопату и выкопал рядом с повозкой яму. Перетащил в нее убитую и забросал землей. Мелкая благодарность, но хоть что-то. Кем была эта женщина? Почему оказалась у места сражения? «Маркитантка», – всплыло в мозгу. Имплант, получив запрос, покопался в базе и подобрал ответ.
Забрав добычу и Мирку, я вернулся к ручью. Пошел обратно вверх по течению, пока не исчез запах. Найдя подходящее место, устроил привал. Я испачкался, кожу пропитал трупный запах, поэтому первым делом пришлось снова выкупаться. Мирка в этот раз наблюдала за мной с берега, в воду не полезла. Покончив с мытьем, я занялся делом. Отрезал у рубахи подол и подрубил край. Получилось в самый раз: идти не мешает и срам прикрыт. Обрезок полотна отложил про запас – не помешает. Натягивать чулки и подвязывать их ленточками я не стал. Протезы спрячешь, но вид будет специфический – в таком только в гей-клуб. Вторым делом я соорудил себе из обрезков носки. Накинув рубашку, я надел протезы, встал и повернулся к горностайке.
– Как?
Мирка фыркнула.
– Зато не голый, – наставительно произнес я и снова сел. Разрезав платье по талии, выкроил из юбки штаны. Варианты подсказал имплант, я выбрал самый простой. Швы по наружной стороне, словно у американских индейцев, только без бахромы. И работать иглой вдвое меньше, и между бедер не натирает. Вместо пояса приспособил ленточку, вместо гульфика – клапан на тесемочках. Простенько и со вкусом. Штаны вышли мешковатыми, зато не терли и не давили. Напуск на голенища сапог скрывал протезы. Мирка одобрительно стрекотнула.
– То-то! – заявил я. – Мастерство не пропьешь.
С курткой я попотел. Проблемой стали вытачки на груди. На рубашках их не было, а вот на платье – да. Его шили по мерке. Как быть? Оставить, как есть? Тогда натягивай поверх штанов чулки и подвязывай их ленточками. Если косишь под гея, то будь последователен. Подумав, я убрал вытачки, соорудив на их месте карманы. А че, удобно. Рукава я трогать не стал. Их втачали с защипами – ну и пусть. Может, мужики здесь так ходят. Сложив оставшееся тряпье в сумку, я позвал Мирку. Та шмыгнула внутрь, повозилась, устраиваясь, и одобрительно чирикнула.
– Вот и сиди! – сказал я, перебрасывая сумку через плечо.
Желтая звезда сползала к горизонту. Я вырезал палку и зашагал к лесу. Пора подумать о ночлеге. Оставаться у побоища нельзя: набегут падальщики – погрызенные трупы я уже видел, – кого-то потянет и на свежатинку. Обутые протезы не скользили по траве, шел я быстро. Хорошее место нашлось скоро. По краю поляны шла балка, там бил ключ, а под деревьями рос мох – мягкий и упругий. То, что нужно. Подняв клапан сумки, я выпустил горностайку.
– Осмотрись!
Мирка тявкнула и скрылась в лесу. Я втянул воздух. Пахло хвоей и разогретой смолой. Имплант определил лес как кедровый и обрадовал насчет полезности воздуха для здоровья. Рай! Жаль, что это не могут оценить лежащие в поле…
У ручья я прихватил нужный камешек. Удар напильником выбил из него сноп искр. Сухой мох задымил, пламя скользнуло на тонкие, хрупкие веточки. Спустя пару минут костер пылал. Я сходил к ключу и напился. Холодная вода не приглушила голод – есть хотелось неимоверно. Сейчас бы и белковый концентрат сгодился. В Руднике мы видеть его не могли. Только где в Запасном мире взять концентрат? Автоматов по его выдаче не наблюдается.
Из-за ствола выскользнула Мирка и затанцевала, взволнованно чирикая.
– Веди! – насторожился я.
В лесу стоял сумрак, но беленькая шкурка Мирки служила хорошим ориентиром. Королевские горностаи не линяют – им это без нужды. Специально так сделали. Сразу видно: из благородной линии.
Идти было недалеко. Вскоре Мирка остановилась, и я разглядел во мху серый ком. Тушка зверька, еще теплая. Я поднял ее за уши и пригляделся. Обыкновенный заяц, даже упитанный. Мирка убила добычу, прокусив череп у затылка – ее коронный прием. А вот притащить зайца не смогла – тяжелый.
– Молодчина! – похвалил я подружку.
Мирка стрекотнула и взобралась мне на плечо. У костра я освежевал зайца и протянул Мирке печень. Она вырвала ее из моих пальцев и, урча, стала поедать. В штольне Мирка убивала крыс, и я всегда давал ей печень. Остальное съедал сам… Тушка повисла на вертеле, выструганном из ветки. Зашипел капающий на угли жир, в воздухе одуряюще запахло. Я не стал ждать, пока заяц изжарится. Придерживая ломти палочкой, срезал верхний, румяный слой и, дуя на горячее мясо, обжигаясь, жевал. Парное, с соком оно было невероятно вкусным. Я не заметил, как от зайца остались лишь кости. Обтерев жирные руки о мох, я сходил к ключу и утолил жажду. Воротившись, растянулся на мягком мху, подложив под голову сумку. Протезы снимать не стал – не у себя дома. Хрен знает, кто из леса выползет. Мирка прыгнула мне на грудь, выгнула спину дугой и, задрав хвост, заскакала на прямых ногах. При этом она угрожающе чирикала. Генная модификация дала горностайке интеллект трехлетнего ребенка вкупе с его же игривостью. Вот ведь непоседа! Я сдался и закрыл лицо руками.
– Боюсь! Боюсь!
Мирка вскочила мне на голову, потопталась по ней и победно застрекотала. Я раздвинул пальцы и глянул одним глазом. Горностайка чирикнула: дескать, можно. Я убрал руки. Мирка соскочила мне на грудь и зевнула.
– Сразу бы так! – сказал я, закрывая глаза.
Глава 2
Разбудила меня Мирка. Куснула за мочку уха, затем ее же лизнула. Горностайка словно извинялась: «Извини, но нужно». Я открыл глаза и сел. Имплант, проанализировав уровень освещенности, включил ночное зрение. Мрак поредел, но не рассеялся целиком: дешевый чип. А где в Руднике взять дорогой? Спасибо, что хоть такой раздобыли. Присмотревшись, я разглядел: вокруг никого. С чего Мирка всполошилась?
И тут я услышал голоса. Они звучали в отдалении, слов было не разобрать – только «бу-бу-бу». Затем донесся и пощекотал ноздри запах: непрошеные гости что-то жарили. Я взял сумку и открыл клапан:
– Сюда!
Мирка недовольно чирикнула, но юркнула внутрь. Не нужно обижаться, девочка: твоя шкурка в темноте, как фонарик! Я повесил сумку на плечо и осторожно двинулся на голоса. Мох глушил шаги, а ночное зрение помогало разглядеть сухие сучья под ногами. Осторожно переступая их, я шел на голоса. Вскоре между стволами мелькнули проблески пламени. Я подошел ближе и схоронился за стволом.
Возле костра, горевшего посреди поляны, сидели пятеро мужчин. Пользуясь тем, что меня не заметили, я внимательно их рассмотрел. Незнакомцы были одеты в странные куртки с трапециевидными белыми клапанами на груди. В свете пламени по краям клапанов отчетливо виднелись желтые металлические пуговицы. Костер горел ярко, и я разглядел, что куртки на незнакомцах синего цвета – так же, как и штаны, заправленные в высокие коричневые сапоги. На головах – широкополые шляпы, из-под них свисали на спины косицы. «Предположительно военная форма, земной аналог периода XVIII–XIX веков», – подсказал анализатор. То, что он прав, подтверждали плавно изогнутые рукояти пистолетов, торчавших за поясами троих мужчин. У всех имелись шпаги. В данный момент солдаты держали их в руках, сосредоточенно наблюдая за шипевшими на клинках кусками мяса.
Я пошарил взглядом по поляне. Неподалеку обнаружилась туша животного – то ли кабана, то ли иного похожего на него зверя. Мирка, привлеченная запахом, высунула мордочку из-под клапана.
– Прогуляйся! – разрешил я, открывая сумку. Опасаться не приходилось. Ну, заметят они Мирку – и что с того? Погонятся? Так на кой ляд она им сдалась?
Горностайка, скользнув на мох, побежала к замеченной мной туше. Учуяла. Неужели не наелась? Я не стал ей мешать, присел у дерева и прислушался. Солдаты, жаря мясо, переговаривались. Имплант впитывал слова, занося их в память и анализируя. Это продолжалось минут десять. После чего солдаты умолкли и набросились на еду. Я послал мысленный запрос импланту. «Недостаточно материала для анализа, – выдал тот. – Речь похожа на языки романской группы, но отличается от них произношением. Дифтонги имеют иную артикуляцию…» Все ясно: школьный «лингви»! Теперь будет бухтеть, как занудный учитель в классе.
«Забудь про дифтонги! – велел я. – Перевод давай!» Имплант, словно обидевшись, умолк. Дешевка! В следующий миг я почувствовал укол стыда. С чего разъярился? Где парням взять армейский «мульти», раскалывающий язык после первых фраз? Спасибо, что хоть «лингви» поставили. Тварь я неблагодарная! Куда спешить? Я что, провожу экстренную разведку в тылу врага?
Солдаты прожевали мясо, насадили на шпаги новые порции и вновь заговорили. Имплант, ожив, принялся переводить. Спустя короткое время картина прояснилась. Передо мной сидели уцелевшие в сражении вояки. Этим повезло: успели удрать. Беглецы ругали какого-то Морти – как я понял, их предводителя или вождя, который оказался никудышным военачальником, – и спорили, как быть дальше. Скитаться по лесу им надоело. Дичь тут есть, молодой подсвинок сегодня сам на них выбежал, и они его сходу застрелили, но рано или поздно их найдут. Пустят по следу егерей… Если поймают, то повесят – они враги. Поэтому следует пробираться в Глен, но прежде – раздобыть гражданскую одежду и деньги. Солдаты спорили, где их взять: напасть на селение или ограбить проезжающую карету? У каждой идеи были сторонники, и они ее горячо отстаивали.
Я зевнул, машинально прикрыв рот ладонью. Не интересно. Завертел головой, разыскивая горностайку, как вдруг заметил ковыляющее ко мне существо. Я присмотрелся и рванул к нему.
Мирка выглядела, словно удав, заглотивший слона. Только этот удав был совсем маленький и с шерсткой, испачканной кровью. Я с замиранием сердца схватил подружку и торопливо ощупал. Ран на горностайке не было. Она вообще выглядела жутко довольной и даже попыталась меня лизнуть. «Обожралась!» – догадался я. Для Мирки парная печень – то же, что для алкоголика – выпивка. Ради нее она заложила бы душу дьяволу; конечно, если бы дьявол интересовался душами горностаев. Я поступил опрометчиво, пустив ее погулять. Видимо, солдаты Морти кабанчика не потрошили, а просто срезали с боков куски мяса. Горностайка, обнаружив это, прогрызла добыче брюхо, после чего забралась внутрь. Там устроила пир, заодно вывозившись в крови.
– Не стыдно? – шепотом спросил я.
Мирка лениво чирикнула: дескать, с чего это? Девочка всего лишь перекусила.
Я вернулся к стоянке, где положил обжору на мох. После чего, достав кусок ткани, сходил к ключу. Намочив тряпку, вернулся и стал оттирать ею Мирку от крови. Можно было не беспокоиться – поутру сама оближется, но горностайка полезет ко мне спать. Перепачкает рубашку, а кровь – не лучшая рекомендация. Объясняй потом, что она кабанья.
Мирка вынесла умывание стоически, даже, как мне показалось, с удовольствием. Достигнув результата, я отбросил тряпку и завалился на мох. Мирка обиженно засопела: почему без нее? Но я не стал ей потакать. Нечего столько жрать! Горностайка попыталась взобраться на меня. Свалившись на мох, она жалобно зачирикала. Я не удержался и подцепил ее ладонью. Оказавшись на груди, Мирка стрекотнула: «Сразу бы так!» – и закрыла глазки. Я последовал ее примеру. Солдат разбитой армии я не опасался: им не до нас.
Проснулся я от крика птиц. Они орали в кронах, приветствуя утро и радуясь жизни. Я снял Мирку с груди и положил ее на мох: горностайка даже не проснулась. Сходив к ручью, умылся, после чего отправился ко вчерашней компании. Солдат на месте не оказалось – ушли. Вот и ладненько! Я навестил тушу подсвинка. Ее подпортило зверье, но целиком не растащило – видимо, опасалось людей. Я перевернул подсвинка и вырезал с нетронутой стороны шмат мяса. Вернувшись, соорудил костер и поджарил свинину на углях. Мирка, проснувшись, с интересом за этим наблюдала.
– Тебе не дам! – предупредил я.
Горностайка чирикнула: мол, не больно-то хотелось, и полезла ко мне на колени. Пока я ел, она лежала, свернувшись клубком. Раздувшийся живот у нее исчез, но выглядела горностайка сонной. Не удивительно: столько съесть! Тем временем рассвело. Покончив с завтраком, я сунул Мирку в сумку и выбрел из леса. Двигаясь опушкой, обнаружил следы. Темная дорожка пересекала луг, выделяясь на росной траве. Я двинулся по проложенному маршруту. Вчерашние солдаты шли к людям – нам по пути.
Через километр – другой луг кончился, я выбрался на дорогу. Выглядела она наезженной. Какое-то время колебался: а вдруг патруль? Неподалеку кипело сражение, искать разбежавшихся солдат противника – обычное дело победителей. Есть вероятность, что меня примут за солдата Морти. Тогда – виселица. Но и в лесу сидеть глупо. Рано или поздно следует выбираться к людям. Лучше всего – к мирным жителям. Внешне я соответствую аборигенам – это подтвердил имплант, язык освоил. Объясниться смогу, легенду придумаю. Если не прокатит, дам деру. На протезах из модернизированного углепластика и при своих коленных суставах убежать можно даже от лошади. Проводились на Земле такие соревнования, и там спортсмен-инвалид на короткой прямой обогнал рысака. Протезы, правда, у него были созданы специально для бега, но и мои в порядке. Не догонят…
Приняв решение, я двинулся дорогой, насвистывая марш. Шагалось легко. Пыльная дорога стелилась под сапоги, в придорожных кустах верещали птицы, пару раз путь пересекли зайцы, следом за одним из них порскнула лиса. Живности в Запасном мире хватало, а вот люди не попадались. Это вызывало удивление: дорога не выглядела заброшенной. Тем не менее, отшагав пару часов, я никого не встретил.
Желтая звезда забралась в зенит и начала припекать. В суконной куртке было жарко, я взмок. Захотелось пить. Завтрак был плотным, а воды я с собой не взял – некуда. Я закрутил головой, разыскивая ручеек или источник. Они не попадались. Но, видимо, наверху услышали мои молитвы – за поворотом возник колодец. Сложенный из камня, он имел журавель и деревянное ведро на веревке. Я склонился, различил внизу водное зеркало и принюхался. В войну бросить в колодец труп – первое дело. Себе – удовольствие, врагу – отрава.
Из колодца тянуло сыростью – и только. Я спустил ведро вниз и вытянул воды. Понюхал и попробовал – вредных веществ нет. Утолив жажду, я напоил Мирку, после чего сел на край корыта, служившего водопоем, и снял протезы – вместе с сапогами. Натруженные культи отозвались блаженством. Я обдал их из ведра и оставил обсыхать. Благодать! Благословен тот, кто устроил этот колодец и содержит его в порядке!
Как ни приятен был отдых, но следовало идти. Я сунул культи в гильзы протезов и двинулся дальше. Местность постепенно менялась. Равнина кончилась, теперь дорога то и дело взбиралась на холмы и ныряла в низины. По обеим ее сторонам тянулись пустоши, поросшие вереском. Там и сям купами темнели кусты. В некоторых местах они подступали к дороге, образуя укрытие для засады. Я насторожился и стал внимательно вглядываться. Поэтому упустил момент, когда за спиной послышался конский топот.
Я оглянулся. Меня догоняла карета: большая, черная, запряженная четверкой лошадей. Бежать было поздно: вокруг пустошь. К тому же бегущий человек подозрителен. Я свернул к обочине и побрел дальше: дескать, мирный путник, идущий своей дорогой. За спиной послышалось фырканье, первая пара запряжки пробежала мимо, показались головы второй, и в этот миг в воздухе свистнуло. Острая боль обожгла мне спину. Я вскрикнул и обернулся.
Кучер на козлах грозил мне кнутом и что-то кричал. Карета пронеслась мимо, и я увидел на запятках мужчин. Один из них выхватил пистолет и прицелился.
Я упал на колени. Оглушительно ударил выстрел. Пуля свистнула над головой и ушла в поля. Я поднял голову. В низине стояло облако дыма, карета взбиралась на склон, а с запяток в меня целился второй мужик. Я плюхнулся на живот. Мелькнула вспышка, и пуля шмякнула в стороне, вырвав из земли клок травы. Вот ведь сволочи! Чем я им мешал? Что теперь? Встанут и бросятся добивать? Бежать?
Карета не остановилась. Взобравшись на холм, она перевалила за гребень и исчезла. В следующий миг там загрохотали выстрелы и послышались крики. Я прислушался. Наверху шел бой. Мои обидчики попали в засаду, и сейчас их убивали. Мгновение я колебался. Это не моя война. С другой стороны, победители могут заинтересоваться свидетелем. Мной…
Приняв решение, я побежал вверх, на ходу открывая клапан сумки. Отдохнувшая Мирка взлетела по рукаву на плечо. Оказавшись наверху, застыла, сгруппировавшись. Чувствует адреналин. Умница!
