Анатолий Николаевич Кольцов
За гранью возможного
– Сто! Стоп! Стоп. Это ты вновь хочешь сказать, что сможешь опустить гигантскую ёмкость на дно океана и при этом не утопить твою плавучую базу?
– Я просчитал всё. Плавучая база, это, в общем-то, большая подводная лодка, по бокам которой прикреплены наши реакторы. Вот её вид, насколько я смог его проработать. Такой подводной платформе качка не страшна, судоходству она не мешает и вообще… тишина. Когда база прибудет к месту, в контейнерах будет находиться только половинная загрузка, а сверху воздушная шапка для положительной плавучести самого контейнера. Но перед тем, как он будет опускаться на облегчённых тросах лебёдок к месту «N», его полностью заполнит морская вода, после чего будет заперт вентиль и контейнер-реактор потеряет плавучесть до минусового значения, но не на столько, чтобы он рухнул на дно. В общем, тут станут работать принципы автоматического регулирования и телемеханического контроля.
– Но ведь эти контейнеры-реакторы должны находиться строго над вулканом, а океаническое течение может нарушить все планы.
– Мы можем использовать – системы и комплексы радиолокации и радионавигации, устройства и установки термостатирования, модульные пусковые комплексы, стендовое и технологическое оборудование, мобильные и модульные центры обработки данных естественно и
медицинское оборудование. А потом ещё много чего – средства наземного обслуживания общего применения, готовые встраиваемые модули и бортовая аппаратура. В общем, весь комплекс окажется сверх автономен и сверх технологичен.
– Красиво придумано, ничего не скажешь, но это всё красивая фантастика. Ты хоть немного представляешь, какие финансы нужны на всё это?
– Очень хорошо! Просто замечательно! Главное, что я уяснил, это то, что по научной и технологической частям доклада у публики вопросов не возникло. А финансы… Финансы в этом деле самой простое из представленного. Вы только намекните правительству ОАЭ или ещё лучше России, что избавите их от нефтешламов, они вам не только деньги дадут, но и орденом наградят. А Вы лично мне премию за это выпишите. Типа – за идею.
– Пал Палыч. А ведь этот пострел прав. Его проблему и впрямь можно решить. Ну и что, что сложно. Пусть всё в новинку, но ведь и без этого не бывает. Короче, Палыч, я Вас услышал… я Вас и впрямь освобождаю от этого молодого человека. Считай, что Вы его уже лишились.
– Если честно, то я рад за Мишку, пусть ему повезёт больше, чем другим. Но скажи ты мне, Михаил, какой такой янтарь ты в нефти усмотрел?
Хитро прищурив взгляд, проговорил Палыч, подумав, что тот приврал для красного словца.
– Пал Палыч, ведь ты сам мне говорил, что уголь, это бывшая нефть, а куда при этом девается остальное? Газ, выделяющийся после растворения, мы видим, его повсеместно качают из скважин. Его образуют водород и парафины после совместного испарения. Сероводород так же в угольных шахтах присутствует постоянно, сколько бед от него. Это тот же водород и та же сера, которая в нефти всегда присутствует. А куда деваются смолы, с которыми мы сегодня работаем? Так вот парафины и асфальтены улетучиваются с горячими газами, как я уже сказал, а янтарь к тому времени уже твердеет или, по крайней мере, густеет, позднее мы это точно узнаем. Поэтому вместе с газами он улетучиться не может. Но ведь в природе его огромные количества. Вывод – это не смола с хвойных корок. В таких количествах в одном месте древесной смолы не собрать. Значит, это наш случай. И янтарь образовался в итоге растворения нефти, а позднее тектоническое движение вытеснило его в воду и он поплыл, как бумажный кораблик прямо в океан, далее в песчаные берега морей. А иногда так и оставался в глубине, гораздо выше углей.
После этой финальной речи слово взял сам Земсков.
– Скажи ка мне, Михаил Дмитриевич, готов ли ты лично возглавить нашу вновь создаваемую лабораторию?
Мишка, до этого вопроса, был осмелевший и расхорохорившийся, словно молодой фазан, тут же вновь присмирел и онемел. Он и впрямь не знал, что можно в подобной ситуации ответить. Но всё решилось само собой.
Лабораторию оборудовали почти за год и Михаил Дмитриевич пропадал там с утра и до ночи. На этом месте так же работали почти все инженерные отделы ГФАК-техно, бригады субподрядчиков и в результате ударного труда начало испытания технологического оборудования планировалось со дня на день. Главный реактор должен был испытываться первым.
Михаил решил присутствовать при испытаниях лично. Поскольку он был начальником данного совместного с предприятием детища, то запретить ему этого никто не мог.
Вот и настал день испытаний. Михаил ходил перед смонтированным реактором, проверяя, всё ли там соответствует технологической схеме. Хотя до него здесь же всё проверяли его специалисты, но волнение молодого начальника не позволяло ему расслабиться и он ходил как заведённый меж будущих рабочих стендов, разглядывая каждую трубку, каждую заглушку, каждый вентиль. За последнее время наш герой заматерел и даже научился требовать от подчинённых непосредственного исполнения его распоряжений при различных рабочих ситуациях. Наконец настал момент, когда он должен подать команду – поехали. После которой в оборудование будет подано давление и в реакторе поднята температура. Вроде всё предусмотрели, чтобы сработать безопасно, но не всё можно предусмотреть из непредвиденного.
– Олег Олегович, начинайте. Сергей Валерьевич, включайте запись. Всем внимание.
– С какого давления начнём, Михаил Дмитриевич?
– Начинайте с тридцати процентов и поднимайте температуру до нормы, а давление повышайте порогово, по десять процентов за раз. Выдержка между порогами тридцать секунд.
Скомандовал Михаил и встал перед специальной стеклянной ширмой, отделяющей рабочий зал от операторской комнаты
Работа началась. Манометры на экране мониторов заблестели цифрами, секундомеры отсчитывали быстро текущее время, сигнальные лампочки показывали состояние приборов измерения параметров в рабочем оборудовании. Первое повышение, второе, всё в норме. Вдруг на реакторе давлением срывает небольшой механический манометр. Вот так иногда всё хорошее заканчивается в связи с бракованным оборудованием. Из отверстия сорванного прибора резанул пар. Горячая вода в реакторе мгновенно вскипала и вырывалась наружу горячей паровой струёй, разбрасывая его в том числе в сторону соседнего оборудования. Явно возникла ситуация с возможностью привести всю эту электронику в негодность. Михаил машинально рванул в реакторный зал, за ним побежали ещё двое, главный конструктор отдела Смирнов и механик Гришка Соколов. Остальные так и застыли от неожиданности. Михаил подбежал к реактору, который кипел, словно взбесившийся паровоз, на ходу решая, что здесь можно предпринять. Технологическую схему он знал лучше остальных и только ему можно было без посторонних советов решить, что конкретно можно предпринять в первую очередь. Троица оказалась в очень опасном положении, железо взбесилось, словно дикое животное и чем это могло закончится, знал только Михаил. Реактор мог просто не выдержать вибрации или повышенного давления, а потом банально взорваться. Это был именно тот самый зверь, о котором его предупреждал когда-то бывший начальник Пал Палыч. Он и ужалить может и сожрать. Вот тот самый момент, когда решалось либо реактор его сожрёт, либо Михаил усмирит зверя. Мишка переместился к клапанам аварийного сброса и после их срабатывания следом остановил подачу в реактор воды под давлением. Но пар не прекращал вырываться из сорванного прибора. От звенящей реактивной струи, а так же от грохота всё вокруг буквально тряслось. Срочно нужно было отвести эту горячую струю от электронного оборудования рядом с реактором. Нужно было спасти тонкую электронику, которая занимается снятием всех параметров во время работы аппарата. Если пар не отвести, то вся эта дорогая аппаратура выйдет из строя, а многое просто расплавится. Михаил схватил со стенда напротив разводной ключ и, приладив его к основанию манометра, стал проворачивать его резьбу для того, чтобы горячая паровая масса повернулась от шкафов с аппаратурой в безопасную сторону. Ключ был коротким и паром с брызгами кипятка обдавало руки. Тут к Мишке подскочил механик Гришка, накрыв своей курткой его раскрасневшиеся руки. Технолог Смирнов находился рядом, ничего не предпринимая, но будучи в готовности ко всему. Когда троица вышла из реакторного зала, выяснилось, что Мишка серьёзно обварился. Аварийная ситуация была ликвидирована, но Михаилу срочно понадобилась медицинская помощь. Чрезвычайная ситуация тут же докатилась до руководства и в лабораторию пришёл сам Земсков. Когда выяснилась причина и то, что в аварии нет вины персонала, он распорядился снять все до одного манометра и испытать их самостоятельно на стендах, не доверяя паспортам годности. А Мишка вместо «зала славы» угодил в больницу. И не было бы счастья, да…
