Анатолий Сугак
Синее
– Ну, не прощаемся. – Уверенно сказал сын и отправился в свой цех. Отец сидел за своим рабочим чертежным столом и грубо натачивал ножом простой карандаш. Коллега по кабинету высокомерно рассматривал этот процесс. Звали его Слава, из совсем молодых специалистов, но с очень хорошими рекомендациями и красным дипломом, так что был направлен прямиком в помощники.
– И почему вы только не пользуетесь лазерной ручкой? – Всё так же недоуменно спросил он.
– Для этого у меня есть ты. А я всё буду рисовать на бумаге, так точнее получается.
– Да нет же, – возразил тот, – всем известно, что лазерные ручки – прорывное изобретение и чертят они до нанометров точно!
– А я не доверяю им. Вот уж, сколько лет я черчу простым карандашом и ни разу неточностей не выходило. Так что не бурчи под ухом. Ты почему снова опоздал сегодня?
Слава засмущался.
– Новая кинолента вышла, вы слышали? Там про любовь между колонизатором и противницей прогресса. В итоге, он влюбляет её в себя во имя прогресса и вместе они летят колонизировать Венеру. Я ходил с девчонкой на утренний сеанс, но они задержали всё… Но я на десять минут буквально!
– Да ладно, сам всё понимаю. Что за девчонка то?
– С двадцать первого цеха, распределительного. – Он засмеялся и поднял глаза кверху. – Пошел разносить того кто не туда отправил новые тридцать первые, а оказалось там такая девчонка. Глазки голубые, волосы – атлас, блондинка. Ну, прямо шик! Я погрозил ей, конечно, но в конце предложил сходить на сеанс. И вот, она согласилась.
Виктор продолжал стругать карандаш, хотя и увлеченно слушал всё, что ему говорил Слава.
– Я с женой тоже через работу познакомился в своё время. Правда, она у нас не работала, но разница невелика. Так что дело это житейское, но ты больше не опаздывай. – Он бросил на молодого взгляд своих черных глаз, и добродушно улыбнулся. Седина вместе с грязно белым спецкостюмом немного сливалась с чертежами, висевшими на стене, но черно-золотая оправа очков всё же отделяла его от рабочей суеты. Слава утвердительно кивнул и принялся за работу.
В это же время в пятом цеху, занимавшемся ремонтом и обслуживанием промышленного электронного оборудования, старший сын увлеченно писал новую программу для более умного распределения деталей комбайнеров и летательных распылителей. Он заметно выделялся из всего коллектива своими размерами, особенно относительно компактных персональных компьютеров. Все, кто не знал его, решили бы, что этот парень работает на топке, представляя, как он крепкими ручищами закидывает уголь в горящую пасть. Но, как говорила мама, интеллектуальным трудом всегда заработаешь больше, чем физическим. Так у него и получилось. Зарплата была более чем достойной, но им всё равно двигало желание расти выше и дослужиться до руководящего состава, а там может и отца перегнать, ведь компьютерные программисты уже приличное время как были востребованнее обычных инженеров, даже с таким опытом как его отец. Он был так увлечен скорейшим написанием кода, что лишь пару раз за несколько часов отвлекался посмотреть на вид в окно.
План его, как и думал отец, был прост как мир. Написать уникальную программу, которую никто другой не додумался бы написать, спрятав при этом некоторые секреты в нём. Во-первых, ход этот был обоснован тем, что все прочие программисты не смогли бы правильно его использовать, а, следовательно, ценность его, как сотрудника, возросла бы невероятно, а, во-вторых, сменяя себя при повышении, он мог бы поставить кого-нибудь из своих товарищей на своё место, объяснив ему чётко принцип работы. Друзей он привык держаться крепко, так что мысли об этом приятно играли в голове, лишь подзадоривая весь этот процесс. Через час работы, его наручный передатчик так сильно завибрировал, что, громко простонав, он вскинул руку и отключил вибрацию. Боль только усиливалась. Это означало только одно – передача была от спецслужбы Комитета международнойкосмической безопасности: КМБ(К). В таких случаях, по регламенту следовало тихо выйти и перевести звук в режим *исключительного прослушивания*. Это означало, что звук проходил по одной линии, перенаправленной через станцию на горе Олимп, куда не достигали волны других спецслужб, так как Советский Союз первым принял геопозицию своих радиоволн на данной точке и наложил вето, на предложение разместить там же пункты связи других государств и коалиций располагавшихся на территории Марса. Он начал переживать, о чем свидетельствовали донельзя дрожащие руки, бегающие глаза и шаркающие через шаг ноги. Видимо, его план раскрыли, он не имел права на получение власти без партбилета, он был лишь винтиком в огромном механизме колонизации Марса, который должен был выполнить свою роль, заржаветь и быть заменен. Вместо чего, он собирался вставить в этот механизм с десяток таких же заржавевших деталей, замена которых в один момент привела бы к полной дестабилизации процесса. А там недолго и представителям капиталистических государств влезть. Все кончено, перед его глазами были дула, из которых оглушающим хлопками вылетели бы пули, пробивая его одежду, плоть, дробя кости, после чего мышцы резко онемеют, голова станет свинцовой и потянет за собой тяжёлое тело, уронив остатки мечт, амбиций, желаний на пыльную мокрую землю. А солдаты, по приказу вскинув на плечо ружья, так и не узнав, кто сделал последний выстрел, утащат его. Все кончено.
Но, приняв вызов, он услышал в передатчике голос отца.
– Срочно выезжай к космопорту, забирай малого и лети к дому.
– Что случилось? – не отойдя ещё от прежних мыслей, он говорил дрожащим голосом
– Мама…
Через пятнадцать минут, в сопровождении черного автомобиля КМБ он подъехал к главному входу. Я, ошарашенный происходящим, посчитал что мои последние действия в кругу оппозиционных групп были раскрыты и, гордо подняв голову, сел в автомобиль агентуры. На меня искоса посмотрели, человек сидевший справа от водителя кашлянул и указал мне на машину брата. Учтиво, как я умею, откланявшись, я поменял транспортное средство и сел на пассажирское сидение к брату.
– Что за кипиш? – Спросил я.
– Что-то срочное. Там узнаешь.
Мне, конечно же, никто ничего никогда не рассказывал. На земле я был главным из нашей семьи, по той причине, что был единственным, и принимал однозначные решения от имени всех нас, но здесь, на Марсе, я снова возвращался в статус младшего, которому стоит слушать и подчиняться. Тем лучше, меньше ответственности. Мы мчали по центральной автостраде, ехали молча, хотя новостей у меня хватало. На Земле наша семья считалась авторитетной, так что частенько приходили люди из различных учреждений и ведомств решать вопросы межпланетного масштаба – последний раз дядя Коля, сосед, хотел представить планы химических исследований по прогонке спирта на основе марсианской флоры, для чего ему нужны соответствующие растения и разрешение на пользование самогонным аппаратом. Пока что, вопрос находился в разработке. Подобных предложений разной степени важности поступало с десяток в месяц и не все я мог самостоятельно принять, так что приезжал в первую очередь обсудить свои полномочия. Но сейчас, чувствовал абсолютное их отсутствие, из-за чего старался вести себя увереннее.
Подкатив к дому, нас встретила открытая дверь и карета скорой помощи. Какой-то ранее знакомый страх обуял меня, но я не мог вспомнить откуда это чувство. Мы выскочили из машины, КМБ осталось позади. На подлёте к входу, я услышал резкие вздохи, похожие то ли на сдержанный плач, то ли на короткие смешки. В прихожей стоял врач, удерживающий нас от входа в комнату, но ещё там я заметил капли крови. Я старался держать себя в руках, но брат, как я видел, при малейшей вспышке гнева разнёс бы каждого на пути к комнате.
– Что там? – Резко спросил брат.
– Ничего смертельного, она готовила что-то в духовке, пока неизвестно что произошло, но вследствие взрыва ей оторвало фалангу пальца, и начался пожар.
На этом и произошла отправная точка гнева брата. Он оттолкнул врача так, что мне пришлось удержать того от падения. Убедив его в том, что нужно просто принять это, мы прошли в комнату. Отец держал мать за руку, пока врач работал с ее рукой. Мне было страшно смотреть на то, что с ней что-либо происходит. Я был близок с ней так, как близки бывают близнецы. Она провела со мной много больше времени чем с братом, не смотря на почти полное отсутствие оного. С ранних лет я знал все про лошадей, учился французскому и игре на фортепиано, хоть не испытывал никакого удовольствия и желания в этом. Я родился в ее день рождения, о чем мне напоминали все и всегда. А каждый этот праздник мы проводили вместе, нераздельно, поздравляя друг друга с самого пробуждения и до конца дня, когда уже укладывались спать. И вот теперь, я потерял столько же, сколько потеряла она.
– Как ты? – перебив общее молчание, влился я.
Она посмотрела строгим взглядом, но затем хитро улыбнулась и ответила:
– Все в порядке. Только торт немного пригорел. Сейчас закончат, и я срежу корочку.
Мы все рассмеялись и обнялись так крепко, как будто искали друг друга десятки лет до этого и только сейчас нашли.
Новое.
Я проснулся от сильного солнечного света, окрашивающего все вокруг меня в красный цвет. Пришлось некоторое время посидеть, прикрыв глаза ладонями, чтобы вернуть зрение. Выйдя из машины, я подошёл назад к скамейке и присел перед двумя крестами. На меня, улыбаясь, смотрели родители, я улыбнулся им в ответ, впервые за два года, смог посмотреть на фотографии. Я пришел, чтобы положить конец старой жизни, заключив это клятвами. Отцу я пообещал, что не буду больше напиваться и терять сознание в той степени, как делал это раньше. Матери, что встречу и сохраню ту самую, с которой продолжу семью. На часах было шесть пятьдесят утра, это означало, что пора выезжать собирать вещи перед отъездом в Европу. Самое правильное решение, как мне кажется, нужно было отойти от всего, что держало меня здесь и найти себя самого. Эта часть рассказа заключает в себе именно то, что следовало понять ещё давно. Я – один, кроме меня нет никого. Все решения принятые мной, зависят только от меня и за каждое слово и последствие отвечать только мне. Никто не возьмёт больше ответственность за содеянное или сказанное и, даже обещанное в состоянии опьянения, нужно выполнять потом, трезвому. Поэтому, философия, к которой пришел я, спустя все эти кошмары, прожитые за последние полгода, заключается в том, что следовать стоит только тому, что говорит тебя. Полагаться стоит только на себя. Оказавшись в компании, которая предлагает то, что мне не нравится – делать то, что приведет меня к хорошему, а не наоборот. Пора была думать своей головой и действовать своими руками, не смотря на то, что много времени ещё пройдет, пока знакомые и друзья не поймут, что я больше не тот алкоголик и прохиндей, которым был раньше. Многих придется потерять, но это плата за возможность развиваться и жить дальше, как бы тяжело не было. Поэтому о каждой потере, как человека в моей жизни, так и денег выпавших из кошелька стоит относиться столь же холодно. Это проходящее, это не то, о чем мне стоит беспокоиться, ведь это не я.
– И что будешь делать дальше? – Спросил перед отъездом один из моих близких товарищей.
– Откажусь от синего и красного цвета. – Никому не нравилось, когда я отвечал подобным образом, потому что понять, что я имею в виду, было невозможно, а объяснять – разве что писать эссе. Но он утвердительно кивнул.
– Желательно бы и от всех их производных, да?
Тут я промолчал. Эту фразу я произносил при нем одном, но, видимо, запомнил он ее хорошо. Это была единственная проблема, не отпускавшая ни синее, ни красное. А отпускать я ее не мог. Лишь запрыгивая в поезд, сложив свои пожитки в углу кровати я, закурив, четко произнес то же, что болело у меня внутри. «Из синего-синего моря возрождается, рассветает молодое красное солнце, и самые кончики волн отсвечивают фиолетовым. Так природа придумала её цвет глаз».
P.S
Автором обложки является Лищенко Владислав Олегович.