Анатолий Терещенко
Хрущев. Охота на силовиков
«Дело авиаторов»
Одна из версий об аресте главкома ВВС Новикова: «посадил маршала сын вождя народов, генерал Василий Сталин».
Из газет
Одним из политических дел послевоенного периода сталинских политических репрессий, в результате которых весной 1946 года были арестованы руководители авиационной промышленности и командование ВВС СССР, было так называемое «Авиационное дело» (АД).
Основным инициатором АД был сын вождя, Василий Сталин, попытавшийся таким образом отвести гнев отца за свое недостойное поведение на службе и в быту. Отпрыск письменно доложил, что в авиационных строевых частях «бьется много летчиков». На возможный вопрос отца – почему? – он тоже дал ответ. Происходит это-де потому, что командование ВВС принимает от авиационной промышленности некачественные истребители ЯК-9. Сталин воспринял эту жалобу как проявление бдительности со стороны раскаивающегося за свои непутевые проступки сына, связанные, в том числе, и с пьяными оргиями и бесшабашностью.
Но с другой стороны, по рассказу ветерана войны, участника боев за Будапешт, полковника Александра Ивановича Ночевкина, он был свидетелем, как, преследуя противника в пике, у наших машин ЯК-9 от перегрузок обламывались передние плоскости. Крылья складывались, а фюзеляж с пилотом врезался в землю или шлепался в воды Дуная, Балатона и других венгерских водоемов.
В каждой неправде есть доля правды. Разница между ложью и правдой в том, что у лжи всегда есть свидетели, у правды никогда. Пессимист видит проблему в каждой задаче, говорил писатель-сатирик, оптимист – задачу в каждой проблеме.
Действительно, в первое послевоенное лето были обнаружены серьезные недостатки в авиационной промышленности. Принятые на вооружение самолеты относились к довоенным разработкам, и их фанерно-реечное производство полностью исчерпало свои возможности. Особенно с появлением реактивных двигателей мы стали стремительно отставать от западных летательных аппаратов.
Чтобы усилить давление на отца, Василий Сталин решил заручиться мнением находящегося в фаворе у вождя авторитетного авиаконструктора А. С. Яковлева (1906–1989). И вот Яковлев 6 сентября 1945 года направляет И. В. Сталину докладную, в которой выразил «серьезную тревогу» по поводу отставания СССР от США в развитии реактивной и дальней авиации, обвинив в ней главу Наркомата авиационной промышленности (НКАП) А. И. Шахурина.
Сталин поручил, а скорее приказал, расследовать это дело начальнику ГУКР Смерш НКО СССР В. С. Абакумову.
И события стали разворачиваться со спринтерской быстротой. 14 декабря 1945 года в Чите арестовывают маршала авиации С. А. Худякова. В апреле 1946-го – наркома авиационный промышленности А. И. Шахурина, главкома ВВС, главного маршала авиации А. А. Новикова, заместителя командующего, главного инженера ВВС А. К. Репина, члена Военного совета ВВС Н. С. Шиманова, начальника ГУ заказов ВВС Н. П. Селезнева и заведующих Отделами Управления кадров ЦК ВКП(б) А. В. Будникова и Г. М. Григоряна.
Кстати, у Сталина были стычки с авиаторами и до войны. В частности, с начальником Главного управления ВВС РККА, Героем Советского Союза, генерал-лейтенантом авиации Павлом Васильевичем Рычаговым.
15 мая немецкий самолет «Юнкерс-52» с посланием от Риббентропа (письмо Гитлера Сталину – Прим. авт.), пролетел незамеченным от границы через Смоленск до Москвы и приземлился на аэродроме возле стадиона «Динамо». Эта феерия в центре Москвы показала Гитлеру, насколько слаба боеготовность советских ВВС и ПВО. Вспомним другой эпизод: в 1987 году подобное учинил немец Руст на одномоторной «Цессне». Горбачев снял тогда всю верхушку ПВО страны вместе с министром обороны.
Но вернемся к судьбе П. В. Рычагова. В начале апреля 1941 года после совещания с руководящим составом ВВС по вопросам аварийности в авиации он был снят с должности и отправлен на учебу в Военную Академию Генерального штаба. В протоколе заседания Политбюро ЦК ВКП(б) говорилось:
«Ежедневно в среднем гибнет при авариях и катастрофах 2–3 самолета, что составляет в год 600–900 самолетов. Нынешнее руководство ВВС оказалось неспособным повести серьезную борьбу за укрепление дисциплины в авиации и за уменьшение аварий и катастроф… Руководство ВВС часто скрывает от правительства факты аварий и катастроф, а когда правительство обнаруживает эти факты, то руководство ВВС старается замазать эти факты…»
На совещании присутствовал Сталин. Он, подойдя почти вплотную к авиатору, асу-истребителю, тихо спросил:
– Пачему этот бардак продолжается уже не один год?
Молодой, энергичный боевой генерал, прошедший через бои в Испании, Китае, Хасане, Халхин-Голе, Финляндии, хорошо знающий свое дело, среагировал на вопрос вождя моментально:
– Аварийность и будет большая, потому что вы нас заставляете летать на гробах… Вот они и шлепаются…
Лицо Сталина сначала побледнело, а потом стало наливаться пунцовой краской. Глаза с желтизной белков тоже покраснели и смежились:
– Вы так не должны были сказать…
Он прервал совещание и объявил: «Все свободны!»
В начале июня 1941 года, Рычагов вместе с женой, майором Марией Нестеренко, заместителем командира авиаполка особого назначения, отбыли на отдых в Сочи.
24 июня они срочно возвратились в Москву – началась война. По указанию Берии на вокзале они были арестованы. Его обвинили еще и в том, чего он не совершал (это было указание начальника генштаба РККА Г. К. Жукова – Прим. авт.) – в подтягивании к границе и скученности наших авиаполков. Некоторые машины стояли не заправленными, без боеприпасов, с летчиками, отдыхающими за пределами аэродромов.
Он с женой и 18 других генералов – участников «заговора» без суда были расстреляны 28 октября 1941 года в поселке Барбыш (район Самары) по распоряжению наркома внутренних дел (НКВД) Л. П. Берии.
Что касается Рычагова. Павел Васильевич молодым взлетел на такую высоту, с которой было больно падать. Он взялся за дело, с которым не мог справиться. И другой бы оказался в таком положении стрелочника. Выходит – кадры не все решают. Но Павел об этом не знал, и делал все, что мог…
* * *
Вернемся к «делу авиаторов». Арестованный Новиков после освобождения вспоминал:
«Арестовали по делу ВВС, а допрашивали о другом… (отношение Жукова к Сталину – Прим. авт.). Я был орудием в их руках для того, чтобы скомпрометировать некоторых видных деятелей Советского государства путем создания ложных показаний. Это мне стало ясно гораздо позднее. Вопросы о состоянии ВВС были только ширмой…
С первого дня ареста мне систематически не давали спать. Днем и ночью я находился на допросах и возвращался в камеру в 6 часов утра, когда в камерах был подъем… После 2–3 дней такого режима я засыпал стоя и сидя, но меня тотчас же будили. Лишенный сна, я через несколько дней был доведен до такого состояния, что был готов на какие угодно показания, лишь бы кончились мучения».
8 мая 1946 года закончилось скоротечное следствие, а уже 11 мая того же года Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством генерал-полковника юстиции В. В. Ульриха признала арестованных виновными. Их обвинили в том, что «подсудимые протаскивали на вооружение ВВС заведомо бракованные самолеты и моторы крупными партиями по прямому сговору между собой, что приводило к большому количеству аварий и катастроф в строевых частях ВВС. Гибели летчиков…»
Подсудимые получили разные сроки лишения свободы: от семи до двух лет. Их лишили правительственных наград и званий. В ходе судебного разбирательства свою вину признали полностью.
Не повезло только маршалу авиации С. А. Худякову – прекрасному летчику, активному участнику войны, стремительно поднявшемуся по служебной лестнице. В 1945 году он организовал высадку десанта в Маньчжоу-го, арестовал императора Пу И и захватил золотой запас этой прояпонской страны. Однако при транспортировке в Москву драгметалла и других трофеев один из двух самолетов исчез вместе с золотом.
Узнав об этом происшествии, Сталин рассвирепел. По одной из версий он тут же пригласил Берию и Абакумова в кабинет и учинил им настоящую сталинскую выволочку.
– Примите все меры, чтобы судьба пропавшего самолета была выяснена. Вы поняли меня?
Чиновники закивали в знак понимания проблемы.
– Все. Вы свободны, – коротко резанул Сталин.
Оба силовика пробками выскочили из кабинета.
14 декабря 1945 года Худякова арестовали в Чите и доставили в Москву. Следствие длилось более четырех лет. С ним работал следователь Рюмин.
18 апреля 1950 года маршал авиации С. А. Худяков (Арменак Артемович Ханферянц (1901–1950) был по суду приговорен к ВМН – расстрелу и конфискации имущества. И в тот же день приговор привели в исполнение. Прах захоронен в общей могиле на Донском кладбище.
Интересна история фамилии Худякова. Будучи красноармейцем, при эвакуации из Баку в Астрахань пароход, на котором находился Арменак, был потоплен английской канонерской лодкой. Не умеющего плавать армянина спас его друг Сергей Александрович Худяков, командир конного отряда разведки. Позднее, во время рейда в тылу белоказачьих войск, смертельно раненый Худяков передал командование Арменаку, и он с оружием Худякова в руках, в его обмундировании вывел отряд из окружения. После этого Арменак принял фамилию, имя и отчество погибшего командира.
Кстати, 15 летним юношей Арменак познакомился в Баку со Сталиным.
29 мая 1953 года все обвиняемые были реабилитированы.
Напрашивается вопрос, а где главные организаторы этого дела? Они сегодня известны. Это Мехлис, на ложной докладной которого вождь наложил резолюцию об аресте, Булганин, согласовавший арест, прокуратура, давшая санкцию на арест. Что же в такой ситуации, как говорил автору ветеран войны, военный контрразведчик полковник Б. А. Сыромятников, оправдать арестованных, отказаться от ведения дела и сесть на их место? Это же утопия. Сами работники прокуратуры так не поступали. Начальника секретариата Абакумова полковника И. А. Чернова арестовали органы прокуратуры без предъявления каких-либо обвинений в преступных деяниях. Вот как в порыве откровенности пояснил причины ареста следователь прокуратуры, ведший его дело:
«Иван Александрович, а мы причем?! Ваши свидетельские показания не понравились инстанции. Вот и арестовали!»
Инстанция – это Сталин, правильно решил Чернов. Его арестовали потому, что он отказался лгать на Абакумова.
Чернов воспоминал:
«Как-то раз привели меня к Рюмину. Он и спрашивает:
– Вы, Чернов, неглупый человек, должны понять, что ваша участь предрешена. Выкладывайте все, что знаете. Вам так и так никуда не деться. Не будете давать показания, вынесут вас ногами вперед. Мелкие факты нам не нужны – говорите о том, как Абакумов готовился захватить власть!»
Арестовали Чернова, чтобы превратить его в лжесвидетеля. Знала это прокуратура? Да, знала!
А дальше Сыромятников продолжил:
– Хорошо… Рюмина расстреляли, но подобным образом допрашивал невиновных, преследуя целью фальсификацию дел, и сам Генеральный прокурор Р. А. Руденко.
Не он ли вместе с Хрущевым снимали в 1956 году героя Тегерана генерал-майора Н. Г. Кравченко с должности начальника Особого отдела КГБ при СМ СССР по Прикарпатскому военному округу, спасшего в 1943 году жизни «большой тройке» – Сталину, Рузвельту и Черчилю. Гитлер вместе с террористами Скорцени готовили операцию «Длинный прыжок». Кравченко тогда был в звании подполковника Смерш. Уволили порядочного человека, лишив 50 % пенсии и квартиры. Автор подробно эту проблему изложил в своих книгах «Смерш в Тегеране» и «Он спас Сталина».
Хрущев прямо заявил Руденко:
– Вышвырни со службы любимца Сталина.
И Руденко взял под козырек и дал команду окружному прокурору «накопать» на фронтовика-героя. И накопали – напраслину!
А вот воспоминания на эту тему П. А. Судоплатова:
«Допрашивали меня Руденко и полковник юстиции Цареградский. Руденко грубым тоном объявил мне, что я арестован как активный участник заговора Берии, целью которого был захват власти, что я доверенное лицо и сообщник Берии в тайных сделках с иностранными державами против интересов советского государства. Затем назвал меня организатором ряда террористических актов против личных врагов Берии и что я планировал теракты против руководителей советского государства.
Партия и правительство предлагает вам сотрудничать с нами в разоблачении преступных действий Берии, и от того, как вы поможете нам, зависит ваша судьба. Если вы откажитесь сотрудничать с нами, то мы уничтожим не только вас, но и всю вашу семью».
И Сыромятников задает вопрос: чем же отличается Руденко от Рюмина? Если и есть отличие, то только в худшую сторону. Рюмин угрожал уничтожить Чернова, а Руденко не только Судоплатова, но и всю его семью.
Приписывать Абакумову цель опорочить Молотова несерьезно, дело на жену Молотова Полину Жемчужину создано лично Сталиным и велось по его сценариям. Сама супруга Молотова понимала ситуацию, которую не в состоянии были понять прокуроры – боялись защитить закон. Когда после освобождения Жемчужиной ей предложили подать заявление на одного из следователей, допрашивавших ее, она категорически отказалась, понимая, что следователи такие же жертвы Сталина и его окружения, как и она сама.
Колесница обвинений…
Первое обвинение отбрасывается, второе задевает, третье ранит, а четвертое убивает.
Франсуа Вольтер
Под конец политической и физической жизни Сталина и в начале руководства страной его приемником Хрущевым по Советской России прогрохотала колесница обвинений в мыслимых и не мыслимых грехах Абакумова, его заместителей, оперативников и многих других граждан.
Первичное, грозное обвинение было сформулировано Постановлением ЦК ВКП(б) от 11 июля 1951 года:
«…В ноябре 1950 года был арестован еврейский националист, проявивший резко враждебное отношение к советской власти, врач Этингер. При допросе старшим следователем МГБ СССР т. Рюминым Этингер без какого-либо нажима признал, что при лечении т. Щербакова Александра Сергеевича (генерал-полковник, первый секретарь Московского обкома ВКП(б) – Прим. авт.) имел террористические намерения в отношении него и практически принял все меры к тому, чтобы сократить ему жизнь.
ЦК ВКП(б) считает это показание Этингера заслуживающим серьезного внимания, среди врачей несомненно существует законспирированная группа лиц, стремящаяся при лечении сократить жизнь руководителей партии и правительства.
Однако министр госбезопасности Абакумов, получив показания Этингера о его террористической деятельности, заявил, что это дело не заслуживает внимания, заведет МГБ в дебри и прекратил дальнейшее следствие по делу.
Таким образом, погасив дело Этингера, Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполнявшую задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства».
Кто же были авторы этого постановления? Ими оказались Г. М. Маленков и Л. П. Берия. Они возглавляли Комиссию Политбюро по проверке заявлений Рюмина. Оба они были заинтересованы в том, чтобы убрать В. С. Абакумова, как излишне осведомленного об их причастности к массовым незаконным репрессиям. Другая цель – восстановить этим доверие И. В. Сталина.
Этингер не мог «сократить жизнь Щербакова» без участия Виноградова – последнего лечащего врача Сталина, посчитали они. Вслед за арестом Абакумова арестуют и Виноградова. Не выдержав пыток, он подпишет «признательные» показания в протоколе. Постановление подписал и Хрущев.
2 ноября 1952 года колесница обвинений понеслась дальше. Рюмин подготовил постановление, в котором обвиняет Абакумова во вредительстве, соучастии в терроре и создании контрреволюционной организации: «…вынашивал изменнические намерения и, стремясь к захвату высшей власти в стране, сколотил в МГБ СССР преступную группу из еврейских националистов…».
Сразу же после смерти Сталина Берия прекращает дело о «заговоре» еврейских националистов. Всех участников, в их числе большую группу работников МГБ, освобождают. Обвинения в адрес Абакумова «рассыпались». Казалось, что и Абакумов вместе со своими семью заместителями подлежат освобождению, но этого не произошло. Не для того Берия вместе с Маленковым сажал чекистов.
12 марта 1953 года на совещании у себя в кабинете Берия заявляет, что хотя обвинения Абакумова и его аппарата в заговоре несостоятельны, он и его конкретные заместители будут нести ответственность за создание дел на «авиаторов», жену Молотова Полину Жемчужную и уничтожение Михоэлса. Через 3 недели, убедившись в непричастности лично Абакумова к уничтожению еврейского националиста Михоэлса, это обвинение с Абакумова Берия снимает. А вот по делу на «авиаторов» оперативно-технические и следственные мероприятия продолжаются.
Но вмешивается Хрущев, который поднимает вопрос о существовании все же заговора с участием Абакумова. Никита Сергеевич добавляет, что в работе по делам «авиаторов» и Жемчужиной, подчиненной Абакумову, следственной частью по особо важным делам отмечались некоторые нарушения соцзаконности: нарушения нормального сна подследственных, низкая температура в камерах, что было несопоставимо с круглосуточным пребыванием Абакумова в кандалах и холодильниках.
Разве Хрущев не знал о том, что Абакумов не был инициатором их ареста. В обоих этих случаях аресты производились по письменному указанию Сталина с учетом информации, полученной от сына Василия и докладной записки наркома госконтроля Мехлиса. По лживым данным были арестованы, как говорилось в предыдущей главе, нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин, командующий ВВС Советской армии А. А. Новиков, член Военного совета ВВС Н. С. Шиманов и другие.
Думается, этими арестами Сталин преследовал цель скомпрометировать маршала Жукова. Что касается Жемчужиной, то это дело велось под непрерывным наблюдением и контролем Сталина – им создавались сценарии. Исполнение указаний вождя отслеживал Берия. Даже «Ленинградское дело» совпало с развенчанием Молотова. В марте 1949 года он был снят с поста министра иностранных дел, хотя и оставался членом Политбюро.
Молотов очень переживал из-за ареста жены, Полины Жемчужиной (Перл Соломоновны Карповской), еврейки, брат и сестра которой находились в США. До 1939 года она являлась наркомом рыбной промышленности, а потом – начальником Главка текстильно-галантерейной промышленности Наркомата легкой промышленности.
В 1948 году на приеме по случаю 31-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, данном Молотовым для аккредитованных в Москве иностранных дипломатов, Жемчужина демонстративно уединилась с послом Израиля Голдой Меир и заявила ей на идише: «Я – еврейская дочь». По приказу Сталина под принуждением следователей двух ее подчиненных заставили оболгать ее и признаться, что они были с ней в интимной связи.
29 января 1949 года она была арестована и обвинена в том, что «на протяжении ряда лет находилась в преступной связи с еврейскими националистами». Она провела год в тюрьме, а потом ее выслали в Казахстан.
В феврале 1953 года заместитель Берии генерал-полковник Гоглидзе вызвал министра госбезопасности Казахстана Фитина и приказал перевести Жемчужину на Лубянку. Фитин, до недавнего главный разведчик страны, понял: эти действия верхов говорили о попытке обвинить Молотова в связях с сионистами. Но это было уже не при Абакумове, а при новом руководителе МГБ Игнатьеве.
На октябрьском 1952 года партийном пленуме Сталин открыто выступил против Молотова и Микояна, объявив их заговорщиками. Тут он, по всей вероятности, имел в виду, что под влиянием жены Молотов стал проводником политики по Крымскому вопросу, диктуемой спецслужбами Израиля через Голду Меир. Жемчужина действительно находилась с нею еще с довоенного времени в дружественных отношениях и давала советы мужу о передаче Крыма под Еврейскую автономную республику. По воспоминаниям Константина Симонова, участника пленума:
«В. М. Молотов на трибуне признает свои ошибки, оправдывается и заверяет, что он был и остается верным учеником Сталина. Сталин (прерывая Молотова): «Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина».
Так ли это было или не так, пленум сопровождала одна странность – стенография не велась.
До конца июня 1953 года Берия работал в тесной связке с Маленковым и Хрущевым по всем знаковым делам. Но 26 июня Лаврентия Павловича арестовали или, по другой версии, убили по заданию Хрущева. «Авиационное дело» скомпрометировало Маленкова. Соперников из бывших приближенных Сталина на пост хозяина Кремля нет. Остается один кандидат – Хрущев. Казалось бы, поскольку Абакумова посадил Берия вместе с Маленковым, логично было бы ждать, что Хрущев прекратит дело Абакумова. Однако этого не произошло, а характер обвинения в его адрес вновь меняется.
Как заявил Хрущев, Абакумов должен ответить за «Ленинградское дело». Парадокс: это чисто партийное дело инспирировалось политической элитой Кремля, а не оперативниками Лубянки. Итак, в деле Абакумова произошел поворот на 180 градусов. В период, когда следствие вел Рюмин, Абакумов обвинялся в смазывании «Ленинградского дела» (якобы он помешал доказать связь ленинградского партийно-государственного актива с английской разведкой), пассивности по делу врача-кардиолога Этингера и сокрытия сионистского заговора в МГБ СССР. Что касается иностранной разведки, Абакумов действительно «помешал», так как никакой связи с английской разведкой у ленинградцев не существовало. Ему же вменялось в вину, что он «скрыл от ЦК свою связь с «врагом народа» А. А. Кузнецовым – первым секретарем Ленинградского обкома и горкома партии.
Теперь по указанию Хрущева Абакумов, много знавший об участии в политических репрессиях Никиты Сергеевича на Украине и в Москве, обвинялся в уничтожении ленинградских руководителей. Поражает цинизм властей. На самом деле, ленинградцев уничтожили по совместному сговору Берия, Маленков и Хрущев…
Сталина не столько убедила эта троица, сколько напугала тем, что питерцы хотят создать компартию Российской Федерации со штаб-квартирой в столице бывшей Российской империи и, естественно, ущемить авторитет Центра.
Сталин, после поставленного ему в декабре 1927 года директором института мозга, академиком, всемирно известным психиатром и неврологом Владимиром Бехтеревым неутешительного диагноза «тяжелая паранойя», подтвержденного временем, наверное, не мог простить смелости ученого. Они общались один на один. Через сутки после встречи с вождем он умер при невыясненных обстоятельствах от отравления неизвестным веществом…
Лечить царей, а тем более ставить тяжелый диагноз, дело опасное.
* * *
Но известен и другой, не надуманный облик Абакумова в этой колеснице сплошных обвинений. По воспоминаниям полковника в отставке Александра Климовича Малышева:
«После окончания Великой Отечественной войны в 1946 году я – начальник следственного отдела УМГБ по Грозненской области. Первый секретарь ВКП(б) области П. Ф. Чеплаков распорядился арестовать простого рабочего за антисоветскую агитацию. Начальник областного УМГБ генерал Н. М. Ендаков предлагает мне оформить ордер на арест этого рабочего. Арест я посчитал необоснованным. На митинге, проводившемся с целью разъяснения причин временных трудностей со снабжением продовольствием, этот рабочий заявил:
– Товарищ Чеплаков, я рабочий, хлебушка маловато. Я сегодня пошел на работу, не позавтракав – хлеба нет, как бы обеспечить хлебушком.
Чеплаков возмутился, посчитал эти слова как антисоветский выпад и дал команду на арест. Я Ендакову ответил, что оформлять арест не буду, так как считаю приказ секретаря противоречащим совместным указаниям Абакумова и Круглова о переносе центра тяжести не на аресты, а на профилактическую работу.
Ендаков оформил ордер от своего имени, но и на нем я свою подпись ставить отказался. Прокурор, тем не менее, санкцию на производство ареста дал – указание Первого!
Тогда я написал письмо Жданову, курировавшему в тот период органы МГБ. Он разбираться не стал и переслал письмо в кадры МГБ. Меня отзывают в Москву. И тут начинаются полные издевательства. Я числюсь в резерве, деньги не получаю, меня не увольняют и не назначают на должность. Так продолжалось более двух месяцев. Я жил в гостинице ЦДСА. Кончились деньги, мне нечем платить за номер. Нет денег и на питание. На нервной почве все тело покрылось сыпью, вызывающей страшный зуд.
Узнав мои злоключения, один из сотрудников удивился, почему я не иду на прием к Абакумову. Он посоветовал, как записаться на прием и ободрил меня:
– Вот увидите, все будет нормально – он человек справедливый!
Так оно и оказалось. Я записался на прием и через 2 дня был принят Абакумовым. Он внимательно меня выслушал и оперативно разобрался с моим делом. Вызывает кадровиков, генералов Свинелупова и Врадию, высказывает крайнее неудовлетворение их подобной работой и приказывает:
– Даю вам 3 дня, подберите ему должность не ниже той, которую он занимал и по согласованию с ним. Об исполнении доложите. Сегодня вы свободны. О вашем отношении к заслуженным кадрам поговорим потом.
Вслед за тем он позвонил в финотдел – это было в 9 вечера, и распорядился:
– Сейчас к вам придет подполковник Малышев, сегодня же выплатите ему задержанное денежное содержание, доложите о причинах задержки и виновных в этом.
В разговоре со мной Абакумов проявил интерес к судьбе незаконно арестованного рабочего. Я сообщил, что этот рабочий освобожден и дело его прекращено, как только в отделе узнали, что мое письмо о рабочем в Министерстве. Меня удивило, что, проявляя такт, он не задал мне вопроса, почему я обратился к Жданову, а не к нему. Другой руководитель мог поступить со мной, как Свинелупов. Жалобщик – жалобщиков не любят. Понял я и то, если бы была его воля, освободился бы он и от Свинелупова и от Врадии, но это была номенклатура и креатура ЦК партии.
Позже, когда я работал в Брянске, дошла весть об аресте Абакумова. Не мог я поверить в его вину, потом стало ясно – он оклеветан Берией перед Сталиным. С момента войны они были врагами. Особенно после создания Смерш, когда Абакумов вышел из подчинения Берии и стал заместителем Сталина по линии военной контрразведки. Потом с ним расправился Хрущев. Абакумов слишком много знал недоброго о Никите.
У меня и сейчас стоит перед глазами позорный митинг, организованный на Красной площади Хрущевым в одобрение мер к «военным заговорщикам» (он тогда нес службу у Мавзолея – Прим. авт.)… Я не верил в существование военного заговора, но сказать в ту пору вслух было равносильно тому, что подписать себе смертный приговор. Полагаю, что не верил в это и Хрущев, но в интересах карьеры он не мог поступить иначе.
В стиле работы Абакумова замечалось, что он был свободен от давления сверху. Так, он жестко пресекал попытки некоторых следователей сфальсифицировать в 1942 году «наличие заговора на Черноморском флоте, возглавляемого адмиралом Октябрьским».
* * *
При Сталине органы госбезопасности с учетом специфики деятельности фактически не подчинялись партийному аппарату. А Хрущев, как говорил фронтовик Б. А. Сыромятников, «…встав во главе партии и правительства, заставил подчиняться – это было одно из его решений по обеспечению собственной безопасности. Местные парткомы получили право заслушивать руководителей госбезопасности и требовать замены, если кто-то им не нравился. Хрущев запретил вести слежку за сотрудниками партийного аппарата, проводить против них мероприятия по слуховому контролю и принимать любые меры в отношении членов партии без согласования с партийными комитетами».
Выступая на пленуме после ареста или убийства Берии, Хрущев говорил:
«Да что ж такое?! Я жандарма увидел в 24 года. У нас на шахте и полицейских-то никаких не было, только какой-то урядник. А сейчас в каждом районе – райотделы… Зачем это нужно?»
И он заставил сокращать аппарат КГБ (при нем сменилось 3 председателя КГБ – Серов, Шелепин и Семичастный). Когда в 1967 году, уже при Брежневе, Председателем КГБ стал Андропов, последний жаловался:
«В стране три тысячи триста районов, из них только в семистах районах есть уполномоченный Комитета госбезопасности. А остальная страна без нашего контроля».
С появления КГБ в марте 1954 сразу пошли сокращения. Оперативные чекистские подразделения урезались на 20 %. Хрущев тут же заявлял:
– Я хочу разлампасить и распогонить госбезопасность!
Он не хотел, чтобы это ведомство было военным. Уповал на чисто гражданскую контору. Чекисты лишались элементарных привилегий. Забирались санатории и дома отдыха, закрывались чекистские школы.
Именно последнее обвинение в редакции Хрущева убило, по словам Вольтера, приведенным в эпиграфе, героя Смерша Виктора Семеновича Абакумова…
