AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 3
Глава 33
**1
…Я могу дать тебе совет. Но и честное слово!.. Честнее же все будет, если ты примешь его по внимание и… откажешься. Серьезно! Либо: перефразируешь… как-то. Эм… Вот… Писали в школе изложение? В колледже там, не знаю, в институте или универе, на худой конец?! Да? Тогда ты точно понимаешь меня и о чем то бишь я. В «таком» же виде, пожалуйста. Я говорю – и ты сначала делаешь пометки на полях, что понравилось и запало, что «нет», ну а потом, по ним же, берешь и… Но: не целиком!..
Ух. Смотри! Значится… Опровержение – не должно начинаться и заканчиваться твоим: нет. Нет – прошлым же словам и такого же оппонента. На сегодняшний день – это са-а-амый тупой способ очиститься от вранья: сказать, что это все – неправда. «Правда»?! Прав-да. Во-первых, потому что: этому никто не поверит. Во-вторых, примут во внимание, но и «докрутят, в свою очередь, до треска» и… таки и поймут, что ты – просто отнекиваешься. А!.. Ну еще и что то, э-то, то и… все, что было же «до», на самом деле – правда. Нужны – факты. Не «опровержения»… Доказательства!
Но – и не такие, как у… десятилетки, с комплексом «кумира» и безмерной любви к… нему же. Когда она готова глотки грызть, патлы рвать и зенки расцарапывать – за него… или за нее, с глазами: все того же «олененка Бэмби». М-милота!.. Ведь и… что, лишь только и на первый же взгляд, милый олененок. А на деле – лесное и дикое, хищное животное, да и чего уж там… «зверь», который в любой, удобный и правильный, для него же все, момент: затопчет тебя копытами и забьет ими же на смерть! Вот…
«Фанатская любовь», да, она такая, или наоборот не-любовь, встанет всем нам боком… и тебе, в том числе. Не распыляйся – на пункты и подпункты!.. Если они пишут, что: он – меркантильный ублюдок. Не надо тут же, а уж и тем более им самим, писать-отвечать, что-то типа, что: он – был прав, ведь у него… на это столько-то причин. Первая причина!.. Никто. «Это». Читать. Не будет! Тем более: и затем – размышлять над этим. А уж и про залет на… Николаева и авторские права – я вообще, пожалуй, промолчу. А то еще немного и его вообще всуе запретят упоминать. Короче говоря: не стоит!..
Твоя задача – выйти сухой из воды: за счет и их же все точек… зрения. Переиграть, в общем, их слова и… подать их им же, но и уже под «своим-твоим» соусом, своей-твоей присыпкой. Будто они и так, и без того – следовали из контекста… их же все и текста. Тогда-то – им уже точно нечего будет тебе предложить и-ли добавить!.. К слову, и почерпнуть они «новое» – тоже не смогут, ну, от тебя-себя же: как… старое. К-хм…
Не копай глубоко – закопаешься. Вот!.. Яма, вырытая для них, вполне может статься и «станет», ямой – для тебя же самой. Пытаясь выкорчевать факты и опровержения, что: даже если он и ублюдок, то не для всех…; и он – может себе это позволить. Оооо… Это – будто последние гвозди в крышку гроба забивать. Твоего же!
Да-да… Ты начнешь копать – они продолжат… И ладно, если не закопают тебя… только! Но могут выкопать и такое… лишь. Не: лишь. Ма-лыш. Что и сам «герой» – уже не рад… будет давно забыл.., но и почти тут же, да, довольно резко вспомнил и… все пошло по весне… в середине же июня-июля. Зло-дей!..
Ты – не придумываешь правил. Не можешь и… Не должна вообще, какого хрена. Но ты – их соблюдаешь и… им же следуешь! Люди, которые сами играют в игры – гораздо опаснее, чем и те же все игры, в которые «только лишь» и играют люди.
Тебе – нужно отталкиваться от этого. От их понимания… вопроса. Но – интерпретировать все так, чтобы и они не поняли, как… и ты, собственно. Но и так же, чтобы все выглядела – ес-тест-вен-но. Будто: так все и задумывалось. Так и должно было быть. И это они сами – додумали и додумались… А ты тут ни при чем и мимо проходила!..
****2
Отчаявшись уже хоть что-то «дельное» накропать, рыжий парень откинулся на спинку крутящегося черного кожаного стула на серой металлической ножке и таких же колесиках, сидя перед мигающим чуть ли и не всеми кнопками и цветами радуги серым пластиковым музыкальным пультом, во всю площадь деревянного стола из темного дерева, включенными большими экранами двух компьютеров с серыми металлическими коробками системников под ним, большими серыми и такими же небольшими черными колонками над ним, белыми пластиковыми клавиатурами с небольшими такими же компьютерными мышами, размещенными и выдвигающимися из-под него на полке, и одним средним экраном своего же черного ноутбука с цветной подсветкой клавиатуры и небольшой пластиковой мышью.
Помещение-студия, в которой он как раз таки сейчас и находился, делилась на две части одной бетонной стеной, со встроенным в нее средним стеклом-окном. В той, что была техника и инструменты, например темно-серая и белая гитары с черными грифами и серый синтезатор, все было под стать «инструментарию» же: светло-бежевый, почти что и белый ламинат, уходил в стены светло-серыми же обоями, переходящими в темно-серые, хоть и без резкого перехода, а затем и черный глянцевый натяжной потолок с белым встроенным светом… По серым деревянным рамам и меж них, с золотыми и серебряными платиновыми альбомами за стеклом, была пущена фиолетовая иллюминация, подсвечивая по вечерам и ночам темное пространство. Утром и днем же, как и сейчас, с этим вполне справлялось и одно белое пластиковое окно с широким белым пластиковым подоконником и сдвинутыми в сторону «открытыми» серыми жалюзи-шторами. За стеклом же – помещение было полностью черным: от темно-каштанового ламината, из темного дерева, до черных обоев стен и того же все черного глянцевого натяжного потолка с соответствующим встроенным белым светом. Стены его, ко всему, были устланы еще и заглушкой: черными звуковыми «игольчатыми» панелями. А в центре комнаты – стоял лишь один черный металлический микрофон на такой же стойке, ну а на ней уже, в свою очередь, висели большие пластиковые наушники в ожидании… чуда.
Прикрыв же и вовсе глаза, сам Влад протяжно выдохнул и размял спину, максимально раскинув руки по сторонам и выгнулся, чуть потянувшись вверх. Затем протер правым кулаком свои глаза и… вовсе развалился на ранее и им же все выбранном предмете мебели, уставившись в «огоньки» на рабочей и музыкальной панели и в цвета, сменяющие друг друга в «пробежке» по клавиатуре туда и обратно, волной радуги.
– Это странно, но… Спасибо, брат!
Наконец, отведя свой туманный янтарный взгляд от смешавшихся, почти что и в одно уже даже сплошное месиво, цветов, он перевел его на парня рядом, сидевшего все то время и сидящего же до сих пор на подоконнике на своей левой ноге, подогнутой под себя, держа на ее колене левой рукой и придерживая ею же светло-серый толстый ежедневник, исписанный черным, в некоторых местах даже и «особо» каллиграфическим почерком уже на половину, сжимая правой рукой серую металлическую ручку, а правой ногой, в то же самое время, медленно раскачивая из стороны в сторону, лишь иногда ударяясь ею о белую пластиковую трубу отопления под собой и окном же.
– Странно – благодарить или звать меня «брат»?.. – Усмехнулся Влад, смотря, как и блондин, в свою еще очередь, в окно: не принципиально куда-то и на кого-то, что-то.., а просто… в никуда; но и при этом же всем – в окно и… через него. – Или «все вместе»: благодарить, благодарить меня, звать братом и… благодарить «меня», как… брата?
– Ты понял. – Фыркнул Егор, подрывая парня на смех. И себя заодно. Хотя ощущение, и себя же самого, на момент, было схожим разве что с Софией: хотелось плакать… и смеяться; не наоборот. Да и только вместо плакать – крушить все и всех, вся.
Да… уж. После того, как Совет покинул их, вместе со всеми же, а произошло это практически сразу же после ухода Софии на второй этаж, включая Розу (с Анной) и Андрея с Артемом, Сергея и Александра.., «дом» будто бы и в одночасье вымер. И да!.. Не сказать, чтобы в нем и всегда было много людей, как и их голосов, «топота ног»… Как в принципе, так и в общем. Как тел, так и душ… Но и сейчас, эта «конкретная» тишина, как-то… по-особенному давила. Не только, на барабанные перепонки, но и на мозги! На сердце и… душу. Тело. По всем фронтам. Заставляя не только искать спасения, укрытия, но и того, с кем можно было бы помолчать… в этом самом «укрытии» и, одновременно, немного-недолго поговорить. Да… Чтобы разорвать уже это гнетущее и прямо-таки и угнетающее состояние. Хотя бы: на пару минут!.. Опять-таки, общим решением решив же оставить ее, Софию, «наедине с собой», они, ребята, были готовы почти ко всему, но и точно не к гробовой тишине. И такому молчанию! Они же буквально чувствовали, ощущали, что она присутствует и что, не менее важно, находится рядом с ними, поблизости, в комнате Егора же, но и при этом же всем – никаких «признаков жизни» не подавала: не передвигалась в и не выходила из нее; как вошла, так и пропала… с концами.
– Не стоит за это благодарить… Выглядит «крипово», знаешь ли. И, если честно, стремно! – Передернул плечами рыжий, корчась: будто от съеденного, целым, в том числе и с кожурой, лимона. Хотя «казалось бы»; и кто бы уж.., но и точно – не он.
– Это – выглядит «стремно»? – Зыркнул на него блондин, поднимая брови в немом и не немом вопросе. – А то, что ты «все еще» таскаешься с этой… ее… картиной? – И махнул своей правой рукой, с ручкой же и все еще, в сторону двери: не тонко намекая – на гостиную. – Беря и… возя ее с собой! Так теперь еще – и подкидываешь ее! То мне. То Софи… То Ксандеру! Садист. Переквалифицировался в мазохиста? Вот это – не странно, по-твоему, да Не стремно?! Чистой же воды и… такой же сюр. – Затем фыркнул и закатил глаза, вновь отвернувшись. – И полный бред!
