AnaVi
Орлы или Вороны?
«По дороге одной, но в разные стороны.
Кто мы с тобой: Орлы или Вороны?».
– Ну что?.. «Вкусно»?! – Прищурилась зеленоглазая белокурая девчонка девятнадцати лет, и её хитрая и, в то же время, злобная улыбка раскрылась до ушей. А отдавали бы её длинные русые волосы до поясницы, в этот ещё момент, рыжим – её бы и вообще можно было посчитать за ведьму… да и сжечь: ещё до возвращения и в строй же всё инквизиции!.. Но она и уже – была «демоном», так что.., а это и всё же – (не) чуточку и именно «хуже», будучи и в разрезе же еще её же: яростных и даже «гневных» серо-зелёных глаз под веками с чёрными тенями и стрелками, длинных чёрных же ресниц под широкими и «иронично-сарказмно» же изогнутыми такими же бровями на высоком лбу, как раз и запускающим их, как и свои же собственные «бледные волны» к волосяному покрову и короткой жидкой чёлке, параллельно с тем, как и всё тот же её острый с горбинкой нос скукоживался и морщился, а скулы натягивались сами и вытягивали само лицо, прорезая словно бы и не только его, но и будто бы ещё и воздух; ветер же пищал и скрипел со звуком «ногтей и наждака о стекло» – когда ударялся о них; пока и сомкнутые же в явном омерзении её тонкие серые глянцевые губы, вместе с приподнятым округлым подбородком, контрастировали на фоне чёрной водолазки под горло с длинным рукавом на левую руку и коротким же, соответственно, на правую, красной юбки до колена и чёрно-красных лодочек на высокой и тонкой шпильке!.. Это и многое другое – выдавало не только её превосходство и величие, как в росте, так и в «виде», но и её полное нежелание, хоть и одновременно ещё и «адский интерес» ко всему происходящему: а именно – к унижению «светлой» особы, её сверстницы же и напротив! Хоть и «что» странно, ведь та была пусть и с такими же длинными, но и прям тёмно-каштановыми волосами, тёмно-карими же глазами под светло-бежевыми веками в обрамлении чёрных коротких ресниц и под тонкими такими же бровями на узко-низком и ровном бледном лбу. Но и зато её же узкий, чуть вздёрнутый на кончике нос – красиво вписывался, словно бы и небольшой плавник дельфина между морских волн, светло-розовых же её щёк: когда же «в первом» и «всегда» случае – это был максимум клюв, а минимум плавник, вот только и уже точно «акулы»; да ещё и с такими же острыми двумя – по бокам. Аккуратные же и небольшие пухлые светло-розовые губы «второй» – были статичны и не выражали ничего: ни радости, ни грусти… ни ответной же злости. Пока и лёгкий же, еле заметный округлый подбородок – и не выделялся же вовсе: на фоне всего её лица, как и не был поджат и ни в какой ещё обиде совершенно. Ещё чего! Она спокойно и стойко – выдерживала обстрел взглядом, собственно, как и всегда, не ещё, а «уже» и давно-надолго будучи заточенной под это: была бывалой и «плавающей».., хоть и порядком уже уставшей – от однообразности и их же всё извечных стычек с препирательствами на одну и ту же тему, связанную, как обычно, с обычной же «непереносимостью друг друга… друг другом же»: демоном – «ангела» и наоборот!..
– А ты знаешь!.. Не распробовала. – Чётко, и от каждой же буквы до знака, проговорила вторая, смотря снизу же вверх на свою обидчицу: будучи и ниже же всё её – на полголовы; а на каблуках и лишь в той же всё случае – и подавно: два раза – по «пол».
Что ж, но и не донести синий пластиковый поднос со своей едой, в виде обычной каши, чёрного чая и какого-то вчерашнего же кекса, до одного лишь и пустого белого же деревянного стола на металлических ножках-шпалах в самом конце и углу – было ещё полбеды: сама же «беда» заключалась как раз таки и в том, что тот самый поднос – уже лежал подле её ног и на полу, ну а та консистенция, что и звалась же ещё ранее «едой» – расползлась по её одежде, чёрному затёртому и так, и без того джинсовому комбинезону, зацепив пусть и немного, но и «всё же» ещё тёмно-синюю футболку под ним и полностью же облив чёрные тканевые слипоны… на глазах у всех! У «всей же бело-серой бетонной столовой» – детского дома для… «ангелов и демонов». И людей! Считай – и у «всего» дома! Ведь и было же ещё время обеда – и в столовой были все: дети всех возрастов и «рангов», всех «видов» и «подвидов».., включая директора и преподавателей с воспитателями и нянечками… и почти весь обслуживающий персонал. Но никто и пикнуть не смел: одни – боялись, а другие – попросту так же «устали», как и сама брюнетка!.. Ведь и только появившись на пороге здания – эти две особы тут же стали враждовать. Так и никто же до сих пор не знал: «истинной» причины этому! Да они и сами уже вряд ли её помнили. Да и была ли она вообще?.. Помимо всё и «нетерпимости». Это же уже – так по́шло и баянно! Хотя и явно же – не менее того, как просто бывают люди и «существа», которых ты пусть и видишь в первый раз в своей жизни, но и уже ненавидишь их всей своей душой и таким же телом: от кончиков волос на голове – до кончиков пальцев на ногах… Но и что как произошло, так и осталось же – с ними! И, по большей же части, именно поэтому – они и оставались на второй год, каждый раз и все же вместе, с компанией «первой» или нет, «таща» их за собой или «да», после такой или «не» очередной же ещё-битвы-пока-не-войны… и не выпустились с совершеннолетием и «обращением»: не заслужили же – ни первого, ни второго… ни и компота, в виде «признания»! И да, пусть они и не начинали снова и ту же самую программу, на которой остановились, но ведь и, закончив её почти сразу же, теперь просто ждали окончательного и последнего, бесповоротного пинка под свой же зад от администрации: разряжая пока и атмосферу – пинками друг друга. Что и само за себя же ещё говорило – о дальнейшей же продолжительности этого «экспириенса»: где ни то, что берегов не видно, а горизонта – нет; и если кто-то вдруг всё же и уйдёт в него, то в него и, скорее всего, именно «ногами», вперёд и… «с выносом» – «его» же и… «кем-то»! «Дважды – не умирают»? Чушь собачья! Умирают и… «Будут»! Будь то – морально или физически. Ведь и перерождаясь затем из «чистилища»: из разу в раз!.. В мыслях лишь и надеясь – не свихнуться и не избавиться от всего: с собой же. Тогда ведь – только «небытие». И всё!
И вот, так и сверля друг друга взглядами, девчонки оставались на своих местах – только мимика менялась; и то – лишь у белокурой: от пренебрежения и отвращения – до злости и ярости, гнева и… обратно! Брюнетка же, насколько ещё могла и уже научилась, не изменяла себе и своей «холодности» – ей было плевать: на всё и всех! Во всяком случае – так она хотела показать и «казаться»: больше – рисуясь и дорисовывая, но… Чем и меньше же одна знает – тем крепче другая спит: мягче стеля и так же засыпая! И пусть принцип «не обращать внимания на обижающего тебя» – не с и работал изначально: ни в одном из случаев… Зато и принцип «не обращать внимания на свои эмоции и чувства, ощущения» – прекрасно… скрывал слёзы и держал их внутри. Как и сердце!.. В жёстком захвате: и почти – до скрипа. До выбивания и выламывания рёбер! Перед сном же – «отпустит». Или раньше – и в ду́ше. Но и точно – не сейчас и здесь! Не выпустит и не даст прорваться: сорваться – и нарваться на большее, больное и худшее!
– Могу «повторить» – труда не составит!..
*
Выжав руками свою тёмную длинную копну волос, превратившуюся окончательно в крысиные и мышиные хвосты, девушка продолжала сидеть на белом кафеле пола, облокачиваясь на стенку из него же и пристроившись головой к деревянной белой тумбе, покрытой той же мелкой плиткой со встроенными белыми умывальниками и с зеркалами над ними в позолоченных рамах, кусая губы до крови и раздирая кожу ладоней покусанными ещё и до ногтями, то и дело поднимая голову к белому же потолку с выключенным, как и никогда вовремя, ярко-белым светом, не молясь, а с силой сжимая веки, лишь бы не заплакать, а там и «расплакаться-разреветься», скатываясь уже вовсе на пол и образуя собой же – калачик-эмбрион: в мечтах лишь надеясь – слиться с ним или провалиться сквозь него, а лучше – всё и сразу! Ведь и опять, нет, «снова», снова она стала посмешищем, снова – и грушей для битья, овцой для надругания и… «поругания», которую шпыняют всегда и во всём почём зря. А и точнее – шпыня-ет и стая же волков: во главе, конечно же, с «ней» – альфой! А что – она?.. А «она» и не может им и ей же всё – ответить. Не может сделать – так же! Не «так» – её учили воспитатели и учителя. Не так учил – и весь персонал, в том или ином.., этого самого «дома»! И вот если бы только были – родители… Да и они бы сделали – точно так же! Пусть и папа ещё, возможно, и обучил бы удару, какой-нибудь и стойке, но и только же – чтобы предупреждать и отбиваться, блокировать и держать, сдерживать удар: но и точно – не лезть и «первой» же всё на рожон.., никогда и не разжигать конфликт «самой»! Что она, в принципе, и делала – без него и… них, изо дня в день, огребая за свою же «ангельскую добродетель» и такое же желание «видеть во всех хоть что-то хорошее и светлое». А даже и «тем более» – в самой кромешной тьме. Пока сами же – не докажут обратное! И верно говорят: «Благими намерениями – …».
– Ну, вот и стоило оно – того?.. – Раздался грубый мужской голос со входа в «женский “чистый” туалет». За чем тут же последовал – щелчок белого пластикового выключателя, как и скрип белой же деревянной двери на металлических петлях, что давно не смазывались: от того ещё и сами – резали уши; как и яркий же свет – глаза.
– Туалетом – не ошибся?! – Фыркнула брюнетка, пряча и всё же своё лицо – за сосульками «чёрных» волос, бывшими когда-то лишь тёмными и пышными кудрями. Буквально – и пару-то минут назад: до опускания её же всё и головой – в прекрасную и чистую воду, благо хоть успели до и помыли-смыли.., белого унитаза! Считай, что и повысили!.. От овцы – до собаки: что пьёт – только оттуда. Хотя… И в какую сторону – это самое «повышение»? Это лишь только – предстояло выяснить!.. Не «повторяя».
– Воу-воу!.. Спрячь иголки, малая. Я же – свой! – Усмехнулся парень, сразу же проходя и подходя ближе к ней, чтобы и затем сесть на корточки перед ней. – А ну-ка, Гюльчатай, «открой» мне своё личико… – Раскрыть её «завесу» руками и внимательно рассмотреть её лицо, на предмет ран и синяков, пока и сама же девушка, как в первый раз, рассматривала его, его же внешний вид и вновь дивилась тому: насколько же дресс-код, на самом-то деле, и не важен – в данном вопросе. В вопросе: «видовости»! Как и внешнего, внутреннего состояний… Ведь и демон «демоном», а и хоть раз бы пришёл – в чём-то своём-чёрном: хотя бы – и с платком, банданой или и в тех же всё носках.., так нет!.. Но и зато – в его арсенале, под и эту же всё «её тематику-эстетику», были татуировки, в виде и полностью же забитых «рукавов», груди… и лишь ещё почти – шеи, под библейскую, конечно же и хоть где-то, тематику: с раем и семью добродетелями – на правой руке и адом с семью же грехами-пороками – на левой. Остального, а оно определённо точно было – девчачьи, а там и «мальчишечьи» сплетни буквально и «лились» же рекой из каждого утюга, она не видела: вылавливая его периодически и «почти» же всё при всём-полном же «параде» – разве что в майке на утренней зарядке или вечерней тренировке! И ведь не скажешь, что не принимает себя, как и свою же «суть». «Принимает»!.. И ещё как! «Чудит» же, подчас, больше – неё же самой: чем, безусловно и по большей же части, «расположил» к себе «высших» и в свои двадцать два – до сих пор прозябал здесь; идя в положении и сторону – её и её же (не) подруги. Хоть и ходя же, опять же, только – в светлом! Ну а если вдруг и тёмном – то только «цветном»… Не: «чёрном»! Подкрепляя её же всё и теорию: о смешении цветов; и том, что… и в свете есть тьма, как и во тьме же всё – свет. И что всё ещё может быть и «будет» – к лучшему в худшем, после худшего же и в лучшем, если постараться! «Например»!.. Надеть белую рубашку, закатанную до локтей и расстёгнутую до груди, под низ же светло-зелёного пиджака, светло-серые брюки, поверх чёрных же лакированных туфель на небольшом квадратном каблуке – и… выйти «в свет». Казалось бы!.. Но и такое же всё: приятное исключение… из правила. «Исключение», да, так и смотрящее сейчас на неё своими сощуренными тёмно-карими, почти и чёрными, ну и хоть где-то, глазами в окружении чёрных же, опять же всё – против природы до конца не попрёшь, длинных ресниц, под сдвинутыми к переносице большого и, в то же время, узкого носа тёмными широкими бровями высокого лба, да ещё и на которые же то и дело спадали его тёмно-каштановые короткие прядки из зализанной назад «причёски», не достающие, правда, выпирающих скул под бледной кожей и сомкнутых в одну полоску пухлых губ над мощным и угловатым подбородком. Такое прекрасное и даже «идеальное», «с иголочки» прям, исключение из правила!.. Когда же и она – если уж и не «мышь слепая», то крыса мокрая и… «тупая», из канализации и… у той самой же всё сантехники! Не далеко ушла… Да и было бы куда, если уж и не «откуда»!.. Так ещё и в белом же платье, длиной чуть ниже колен, спущенном с плеч и… надетом на нагое, голое же тело, как и наброшенном сейчас ещё и поверх белых же лакированных лодочек на низком ходу. С россыпью белых теней уже и на нижних веках, подтёками от белой, всё же, но и туши там же, дорожками от и слёз – у почти и съеденных, уже даже и в «мясо-то с кровью», бежевых губ… и на щеках с растёртыми светло-розовыми румянами – в сторону ушей и волос. «Прекрасно»!.. Ей ж тут – самое оно и… место. – Почему ты не даёшь «мне» и тебе помочь? – Сморщился он. Но и не от её уже вида и своего же к нему и ней самой (не) отношения, а… от ещё своего же «вида» и такого же, никакого, отношения… к другим: как и к этому же, вот, всему – его самого. «Наплевательского». Да ещё и не без её «помощи»!.. А и точнее – её отсутствия, как и просьб, криков о помощи… – Я бы с первой встречи им показал – «кто» в доме хозяин!..
– Поэтому – и не даю!.. – Отпихнула она его руки от себя и своих волос и забросила последние назад, параллельно и всё так же быстро утирая ещё и следы косметики. Но и скорее же всё, а там и точно… да ещё и без зеркала – вновь да-к и ещё больше же её размазывая. А принципиально подниматься и смотреть на себя в него – не было ни желания, ни возможности: она уже будто приросла к полу – и хотела тут остаться нав-сег-да. – Я… Я со всем справлюсь. С-сама. Кхм!.. Не в первой.
– Ну-ну!.. «Видел». И вижу… – Обвёл туалет взглядом её гость и остановился на белой деревянной открытой кабинке, от которой и по полу, прозрачными же каплями – как раз и шла «дорожка» из воды, заканчиваясь у самой же брюнетки. – Но и хоть раз в этой (не) жизни толчок и сам уже увидит – что-то лучшее и куда более «приятное», чем видит почти каждый день!
И тихий смешок – всё же сорвался с девичьих губ. А он – и улыбнулся в ответ, сев рядом и… по правую сторону от неё: уже и специально проигнорировав её «понятливый хмык». Ну да-да! Сел бы он и по левую, конечно. Как и она бы – чуть чаще пользовалась бы косметикой: знала бы и про водостойкость, и что чтобы «пандой» стать – надо ещё ой как постараться. Как минимум – ей родиться, а как «максимум»… медведя с енотом скрестить! Пошарил по своим карманам руками – в поисках чего-то… И только уже после того, как и «что-то» же нашёл, извлёк… белую пачку сигарет с чёрной зажигалкой внутри и… белый же тканевый платок: последний – тут же передал самой девушке.
– Спасибо… – Сразу же и тихо поблагодарила его она, промокнув затем своё мокрое, то ли уже и от слёз, то ли ещё и от воды, лицо, не разворачивая и до конца же ткань, решив, что и такого квадратика – ей вполне хватит, пока и на самом же платке, в то же самое время, отпечатывались: лишь белые дорожки и светло-бежевые следы.
– Можешь оставить себе!.. Я не брезгую. Этакий ещё и «предподарок»!.. Ещё кое-что… – И, зажав своими белыми ровными зубами и светло-бежевыми губами сигарету, быстрыми движениями рук собрал её волосы на затылке и завязал высокий хвост – белой же резинкой-проводком со своего левого предплечья. – Вот… так! Гораздо же… удобнее.
– Я тебя не побью, если скажешь: «красивее». Ведь и как там ещё пелось?.. «Tell me something i don't know»! – Затянула потуже хвост девушка уже своими руками и поиграла бровями. – Спрашивать «откуда» – нет смысла, да?.. А? «Спец по резинкам»!
