Толстый подводил итоги и подсчитывал убытки. Итоги были печальные, убытки катастрофические. В пассиве было восемьсот тысяч долларов, четверо покалеченных охранников, переломанные братьями Заикиными ребра и публичный позор. Самое главное – позор, который для современного бизнесмена тот же оборотный капитал. Но и деньги тоже. Он деньги не на дороге нашел. Ему за половину тех денег еще кредитору отрабатывать.
Теперь активы. Что в активе? Ничего. Кроме сохраненной жизни. Его, Толстого, жизни. Но этот единственный в плюсе пункт перевешивал все остальные.
Главное – что жив. А остальное приложится.
Но жизнь – жизнью, а надо было думать о делах насущных.
– Сивакова сюда!
Сиваковым был командир автоматчиков, который не справился с делом.
– Он дома, в гипсе.
– Плевать, что дома. Плевать, что в гипсе. За Сиваковым выслали машину.
– Ну? Что думаешь делать? – строго спросил Толстый, не обращая внимания на забинтованную грудь, гипс и подвешенную на растяжку руку.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду того козла, который тебя подстрелил и все дело испоганил. Вот кого я имею в виду! Откуда он взялся?
– Его год назад приняли на работу Заикины.
– Я знаю, что приняли. Кто он такой?
– Я навожу справки.
– И что уже узнал?
– Немного. Работал где‑то в органах. Звание полковник.
– В каких таких органах? Ты можешь выражаться яснее?
– Определенно сказать не могу. Но точно – не в милиции.
– Это я без тебя догадался. Милиционеры так стрелять не умеют. Милиционеры вообще не стреляют. А сразу ложатся, оберегая свои драгоценные задницы.
Кто же он? Если не милиционер? Может, кагэбэшник? Или из военных?
Раненый пожал плечами.
– Ты узнай. Ты обязательно узнай. Из шкуры вывернись – а узнай. Нам это дело так оставлять нельзя. Пока он с ними, к ним не подступиться. Надо обязательно нащупать его слабые места.
И готовься, готовься! Нам это дело так просто спускать нельзя! Если мы братьям это дело простим, то на нас можно поставить жирный крест. Тут дело даже не в деньгах. Они нас там, в лесу, мордой в грязь уронили. И тем в силу вошли! Если мы не отомстим, мне кредиты давать перестанут, потому что им понесут.
Месть для нас дело даже не чести, но денег! И значит, на сегодняшний день самое главное.
Собирай силы и готовься к бою. Их слово не должно быть последним!
– Для сил нужны деньги.
– Получишь деньги. На такое дело я ничего не пожалею. Я, если над ними верх возьму, во сто крат больше получу. Так что болей не болей, а дело делай! И каждый день мне докладывай. По два раза на дню мне докладывай, если что узнаешь!
Сделаешь? – с напряженной надеждой спросил Толстый.
– Сделаю! Всех под ружье поставлю, но хребет им сломаю!
Через три недели в хозяйстве братьев пропал человек. Важный человек. Бухгалтер пропал! Который много чего разного знал об их финансовой кухне. И был братьям каким‑то недалеким родственником.
Утром он выехал из дома, но на работу не приехал. Вместе с сопровождавшим его охранником.
– Куда он мог деться? – снова и снова спрашивали братья друг друга и начальника службы безопасности, полковника в отставке Зубанова. – Ну не сквозь землю же… – Может, он где‑нибудь у любовницы жирует?
– Нет. Я знаю всех его любовниц. И всех уже проверил, – покачал головой Зубанов. – И дальних и ближних родственников проверил. Нет его.
– А где он тогда?
– Не знаю. Но предполагаю, что его похитили.
– Кто?
– Хоть кто. Мало ли у вас врагов.
– У НАС! У НАС врагов! – поправили братья. – Ты, между прочим, не сам по себе, а тоже с нами. Можно сказать, по самые уши!
– Ладно, у нас, – поправился полковник. – Хотя когда вместе, деньги тоже вместе.
– Деньги врозь! Деньги каждый получает за то, что зарабатывает. Мы зарабатываем. Ты только охраняешь!
– Понятно. Деньги врозь, а ответственность пополам.
– Между прочим, он нас спас, – напомнил один из братьев другому.
– Между прочим, мы его тоже! Мы его от милиции отмазали. За тех, с перебитыми коленками. Он сейчас мог срок тянуть, вместо того чтобы здесь выступать.
Ну не любил полковник такого обращения. Хоть и в Безопасности, то есть практически в армейской среде, воспитывался. Там на него тоже кричали, куда как чаще кричали, так кричали, что звездочки на погонах качались. Но там‑то на него генералы кричали. Которым это по чину‑званию положено. А здесь кто? Шушера поганая.
– Закрой рот и не воняй! – тихо сказал Зубанов. – Хочешь – уволь. А пасть не разевай! Я этого не люблю!
Как ни странно, но такое резкое обращение возымело положительное действие. Вместо того, чтобы его немедленно уволить и силами охраны спустить с лестницы, братья приумолкли. Может быть, вспомнили, как Зубанов стреляет. Когда нервничает… – Ладно. Хватит собачиться. Надо дело делать. Этого, как его, бухгалтера искать.
– Бухгалтер, я так Думаю, скоро сам объявится, – сказал Зубанов.
– Как так объявится? Сам, что ли, придет?
– Нет, не сам. Похитители его объявятся, а через них он.
– Шутишь, полковник?
– Нет. Нет, не шучу.
Ну как в воду смотрел Зубанов! Как какой‑нибудь Нострадамус. Как сказал – так и вышло. Позвонили братьям насчет бухгалтера. Толстый позвонил.
– Вы, говорят, счетовода потеряли? – спросил он без всяких предисловий, едва только братья подняли трубку.
– А ты еще жив? После нашей встречи?
– Жив. Иначе бы не звонил.
– Что тебе надо?
– Бухгалтер ваш у меня.
– И что с того?
– Разговорчивый он у вас. Просто не замолкает. Щебечет с утра до вечера. Про дела ваши денежные.
– Что ты хочешь?
– Разминуться с вами. По‑доброму.
– Как это?
– Вы мне украденные восемьсот тысяч. Я вам бухгалтера. И еще охранника в придачу. В виде бесплатного презента.
– Это когда это мы у тебя деньги украли? Что‑то не припомним.
– Так месяц назад. В лесу, что возле кладбища.
– Не помним мы такого. Что убить нас пытались – помним. А про деньги нет.
– Странно, странно. Отчего же у вас память такая короткая? Бухгалтер ваш прекрасно этот приход помнит. Правда, он его через бумаги не оприходовал, чтобы перед налоговой не светиться. Но помнить – помнит.
Так что вы лучше гоните бабки, пока я вам все остальные убытки не посчитал.
– Какие остальные?
– Обыкновенные. «Мерседес» попорченный, три коленки разбитых и плечо. Мне за те раны из своего кармана башлять пришлось. Ну да я добрый. По мелочам цепляться не буду. Обойдусь главным долгом.
– Да пошел ты… – Вы погодите кипятиться. Тут ведь дело круто завернулось. Я должок спускать не намерен, чего бы мне это ни стоило. Вы же понимаете, мне доверие кредиторов возвращать надо.
– Денег все равно не получишь.
– А может, мы без денег как‑нибудь столкуемся? Если хорошо потолкуем. С глазу на глаз. А то ведь иначе война. Которая ни вам, ни мне… – Где?
– Сегодня. В ресторане «Юбилейный». В три часа. Устроит?
– Хорошо. Будем.
– Только вы своего держиморду не берите. А то мои ребята дюже до него злые. Как бы чего не вышло. А нам с вами надо в тихой обстановке посидеть.
– А где гарантии, что, если мы его оставим, ты какую‑нибудь пакость не учудишь?
– Для гарантий я выбрал людный ресторан в центре города, а не кладбище, как некоторые. А если сильно боитесь, можете взять свою охрану. Всю. Кроме начальника. И можете их по периметру ресторана расставить, как огородные пугала.
Ну вы сами прикиньте, не буду же я полномасштабный бой в центре города устраивать! Мне моя репутация дорога. Да и с милицией лишний раз сталкиваться не резон.
– Ладно. Считай, что уговорил. Братья одновременно опустили две трубки двух параллельных телефонов.
– Не сделает он нас там?
– Вряд ли. Там ведь действительно центр. И люди. На хрена ему лишние приключения.
– Едем?
– Едем. Но человек пять с пушками на всякий случай в зал все‑таки посадим.
– Больше. Он жук крученый. Мало ли что удумать может…
В ресторане было тихо. И даже музыка не играла. В зале было всего несколько посетителей. Если не считать человек пятнадцати охраны. С той и с другой стороны.
– Садитесь, – жестом гостеприимного хозяина предложил Толстый. – Можете пить и кушать. Не бойтесь, это не местное. Это мое. Я в этих пятизвездочных тошниловках не ем. Только если свое.
– Отравить хочешь? – усмехнулся один из братьев. И даже, может быть, не пошутил.
– Тогда и себя тоже, – ответил Толстый. – Я то же самое есть и пить буду. Ешьте, ешьте. У меня повар роскошный. Такого второго в городе нет. Он в ЦК партии работал в столовке. Самому Генсеку котлетки парил. А теперь вот мне.
– Роскошествуешь, Толстый?
– Живем‑то один раз. И то бывает впроголодь. И там, возможно, впроголодь, – ткнул он пальцем в потолок.
– Скорее там, – показал один из братьев в пол.
– Можно и там. Лишь бы кормили, – согласился Толстый.
– Может, хватит трепаться? Не будем мы есть. Мы по делу пришли. Говори, что надо? – оборвали ни к чему не обязывающий треп братья.
– Ну как хотите, – с видимым сожалением вздохнул Толстый, обтирая салфеткой губы. – Я ведь для чего вас сюда пригласил? Чтобы неспешно, без стрельбы разобраться в непростой ситуации… – Короче! Что хочешь?
– Деньги хочу получить обратно.
– А если не деньги?
– А если не деньги, то тогда голову вашего охранника. Который там, в лесу, моих ребят сильно обидел. И меня тоже.
– Ну ты даешь, Толстый!
– А вы погодите суетиться. Я ведь дело говорю. Которое и вам и мне. Потому как если не он, то деньги. Большие деньги. Почти миллион зеленых штук. Неужели он стоит миллиона «зеленых» штук?
– А если не деньги и не голова?
– Такого, чтобы ни того, ни другого, не получится. Вы себя на мое место поставьте. Ведь если я вам не отомщу – мне крышка. Все от меня отвернутся. И по старым, в том числе прощеным и в том числе мифическим, долгам деньги обратно потребуют. Ну, раз я их так легко отдаю. Ну вы же наши законы знаете. Волчьи законы. Если упал и с ног не поднялся – свои же и загрызут. В первую очередь свои.
Так что у меня другого выхода нет, как подниматься. Пусть даже ценой большой войны.
– Ты нас войной не пугай. Мы войны не боимся.
– Я боюсь. В отличие от вас боюсь. Потому что если мы ее начнем, то не остановим.
– Не мы, а ты начнешь.
– Хорошо, я начну. Что с того, что я. Тут не важно, кто первый выстрелит. Тут важно, в кого пули попадут.
– Ты знаешь, Толстый, мы от пуль не бегаем. Так что если ты ведешь базар за войну – делай войну! – подвели итог братья и встали.
– Погодите уходить. Я еще не все сказал. Я еще не сказал за вашего бухгалтера. Который развязал язык.
– Про что ты еще?
– Про все то же. Про войну. Которую, я боюсь, вы не с одним мной вести будете.
– А с кем еще?
– С одним вашим компаньоном, которого вы кинули, сказав, что деньги легавые изъяли, а на самом деле не взяли. А он об этом знать не знает. И о другом кредиторе, которого вы тоже кинули… – Бухгалтер тренькнул?
– Он. И много еще о чем другом тренькнул. Так что вы не со мной воевать будете. Вы с целой армией воевать будете.
– Что ты предлагаешь, чтобы забыть про бухгалтера?
– Все то же самое. Деньги или голову. Деньги, я так думаю, вы пожалеете. Значит, остается голову.
– Нам надо подумать.
– Думайте. До завтрашнего дня. Завтра к вечеру я начну звонить вашим кинутым компаньонам.
Так что вы с этим делом не затягивайте. Мне кажется, восемьсот тысяч долларов за одну голову хорошая цена. Достойная цена. Вас устраивающая. И меня тоже устраивающая. Пусть меньше, чем возврат денег, но все же устраивающая. Я той головой от многих прикроюсь.
Так что жду. Завтра жду. С деньгами. Или с головой…
Дома братья напились. Вдрызг. Все‑таки не каждый день приходится торговать чужие головы. Можно было бы, конечно, согласиться и на «зелень», но тут Толстый прав, таких денег голова Зуба не стоит, сколь бы светлой она ни была. Таких денег вообще ни одна голова не стоит! Кроме разве их, братьев, голов. И то еще неизвестно, как там может сложиться с ценой, если их продавать в розницу. Может так получиться, что один за другого нужную цену и не даст.
– Давай лей, – подставлял один другому стаканы. – Еще лей.
– А много не будет?
– Мало будет… За помин души… – Да погоди ты. Он еще жив.
– Уже считай, что не жив. Уже считай, что его башка на подносе у Толстого лежит!
– Да‑а. Жалко Зуба!
– Не то слово. Он нас там, в лесу, можно сказать… А мы его… – А что мы сделать можем? Разве только бабки отстегнуть.
– Нет, бабки нельзя. Своя башка ближе к телу. Мы пока только полсуммы набрали. У Толстого набрали. Осталось еще семьсот. А если их отдать, то снова полтора. Полтора нам взять негде. Так что аминь и за помин души усопшего раба.
– Я же тебе говорю, что он живой еще.
– Не живой он. Он временно живой. И значит, уже почти мертвый.
– Может, ему сказать? Предупредить?
– Чтобы он сбежал?
– Ну да. Чтобы сбежал.
– Тогда не будет головы.
– Не будет… – И придется отстегивать бабки.
– Придется… – А их у нас нет.
– Нет… – Ну значит, предупреждать нельзя.
– Нельзя… Но Зуба жалко… Он нас тогда, в лесу… с того света. А мы его… на тот… Утром у братьев жутко болела голова. И было тошно внутри. Но еще более тошно на душе. Хотя, казалось бы, должно быть совсем наоборот. Потому что они провернули очень выгодную сделку – продали одного‑единственного человека почти за миллион баксов. Это даже если по весу считать, то, наверное, дороже золота получится.
– Налей, – попросил один брат другого. – И себе тоже.
Братья выпили по полстакана водки, но легче не стало. Ни голове. Ни душе.
– Ну что делать будем? Время осталось только до вечера.
– То самое будем! Сделку завершать будем.
– Ну завершать так завершать… Братья набрали номер дежурного на первом этаже.
– Дежурный слушает.
– Зубанов приехал?
– Да. Уже давно.
– Скажи, пусть зайдет.
– Когда?
– Через пятнадцать минут, скажи.
– Скажу.
Зубанов пришел ровно через пятнадцать минут. Секунда в секунду.
– Ну и дух тут у вас! – удивился он. – Что праздновали?
– Удачно проведенную сделку.
– Поздравляю. Много сорвали?
– Восемьсот тысяч. Баксов. Вот так вот, – А я по какому поводу понадобился?
– По тому же самому. В гости мы сегодня идем. В пять часов.
– Куда?
– К Толстяку в гости. Домой. Он приглашал. Вот тебя решили с собой прихватить.
– А не опасно втроем?
– Нормально втроем. Уговор такой был. Да ты не опасайся, ничего не будет. Они после того леса тебя как огня боятся. От тени твоей шарахаются.
– То‑то и оно, что боятся, что зуб на меня имеют.
– Если имеют, ты им его выбьешь, – попробовали пошутить братья, но получилось не очень.
– Ладно, раз ехать, значит, ехать… Не понравилась полковнику эта поездка. Вот не понять чем, а не понравилась. Может, от того, что в логово врага идти предстояло, может, еще из‑за чего, но не понравилась. Предчувствие какое‑то мучило полковника. Именно нехорошее предчувствие, а не страх. Мало ли куда он один ни ходил. Это может быть даже лучше, что один, чем с этими, никуда не годными трусами. На себя по крайней мере в трудную минуту рассчитывать можно. В отличие от них.
Не было в этой поездке ничего сверхъестественного. А ехать все одно не хотелось… – Ближе к пяти будь готов, – напомнили братья.
– Буду… Когда Зубанов ушел, братья набрали номер Толстого.
– Мы приедем. В пять часов.
– Втроем?
– Втроем.
– Буду ждать… В шестнадцать тридцать пять Зубанов распорядился подать «Мерседес» к подъезду. Двадцати минут, для того чтобы доехать до апартаментов Толстого, должно было хватить с избытком. Плюс пять минут резерв на заторможенность мучающихся с похмелья братьев. В любом случае не успеть было нельзя.
Зубанов вытащил мобильный и сообщил на номер братьев, что машина ждет.
– Идем, – недовольно ответили они.
"С чего это они такие недовольные жизнью? И такие пьяные? – подумал полковник. – Надо будет по этому поводу помозговать. Потом. Когда вернемся».
Но назад полковник Зубанов не вернулся… – Рассаживайтесь, – радушно предложил Толстый. – Угощайтесь.
– Сыты мы. По самое горло, – грубо ответили братья. – Говорить давай.
– При нем? – показал Толстый на охранника.
– При нем.
– При нем разговора не получится.
– Почему?
– У него микрофон может быть. Пусть он на всякий случай выйдет.
– Нет у него микрофона. Можешь проверить.
– Хорошо, проверю. Толстый вызвал охрану.
– Зря вы это, – сказал Зубанов. – Нельзя ко мне чужих подпускать.
– Почему это?
– На всякий случай.
В комнату вошли три дюжих охранника. «Зачем три, если для этого дела довольно одного?» – подумал Зубанов. И на всякий случай поправил отворот пиджака, придвинув руку ближе к рукояти пистолета.
– Снимите, пожалуйста, пиджак, – попросил один из охранников.
– Зачем?
– Нам надо проверить вашу одежду. Зубанов вопросительно взглянул на своих хозяев. Они знали, что одежда телохранителя неприкосновенна. Что куда бы и зачем он ни зашел, он должен выйти в том, в чем пришел. Что приближаться к нему на расстояние вытянутой руки посторонние не должны. Тем более снимать одежду. Он много раз вдалбливал им это в головы, когда в гостях добрые хозяева предлагали ему снять пиджак, чтобы не париться.
– Руки! – остановил полковник потянувшихся к нему охранников. И еще более пристально взглянул на непонятно почему мнущихся хозяев.
– Отдай им пиджак. Отдай, – сказали те. Снимая пиджак, полковник попадал в самое невыгодное с точки зрения боя положение – его руки на несколько секунд должны были застрять в рукавах.
– Да сними же ты его наконец! – закричал один из братьев.
Зубанов расстегнул пуговицы и потянул пиджак с плеч.
В то же мгновенье в кисти ему вцепились несколько рук, а еще одна выдернула из кобуры пистолет Потом ему заломили руки за спину и защелкнули на них браслеты.
Все! Дергаться было бесполезно.
– Извини, – сказали братья. – У нас не было другого выхода.
– Так это вы? – даже и не удивился очередному предательству Зубанов.
– У нас не было другого выхода, – снова повторили братья, потому что больше им сказать было нечего.
– За сколько продали?
– Дорого, – ответил за братьев Толстый. – Много больше, чем кого‑нибудь другого. За восемьсот тысяч баксов.
– Сволочи! – только и смог сказать полковник.
– У нас не было другого выхода, – в третий раз повторили братья.
– Ну все. Будем считать, что мы в расчете, – подвел итоги сделки Толстый. – Теперь ни вы мне, ни я вам.
Зубанов попытался дернуться, чтобы достать обидчиков ногой, но не смог. Его тут же осадили и для острастки ткнули кулаком в почки.
– Сидеть!
– Уберите его, он нам мешает, – сказал Толстый. – Совсем уберите.
Охрана подхватила Зубанова под руки и потащила в соседнюю комнату, из комнаты на лестницу, а с лестницы в машину.
"То, что в машину, – очень плохо, – подумал полковник. – В машину толкают, только когда дело идет к концу. Когда надо труп или еще не труп вывезти куда‑нибудь подальше. Куда‑нибудь на природу. Где ни одна сволочь не найдет».
– Куда поедем? – на всякий случай спросил он.
– В Диснейленд! С Микки‑Маусом знакомиться. Садись давай! – охранники еще раз наддали под ребра и впихали полковника на заднее сиденье.
Могли бы и не мучиться. Могли бы сразу в багажник… Машина тронулась с места и двинулась… Туда, куда надо, двинулась. К сосновому бору и кладбищу. Где так удобно новоиспеченного покойника сунуть на дно чужой могилы и припечатать сверху вполне законным гробом. Кто станет искать лишнего покойника в могиле? И главное – никакая собака, никакой детектор мертвечины ничего не учует. Потому хоть так, хоть так покойником пахнет.
– Узнаешь? – снова ударили охранники. Но на этот раз в печень ударили. – Узнаешь, падаль смердящая?
– Узнаю, – кивнул Зубанов.
Машина въехала на знакомую ему поляну. Где он так удачно разоружил десять человек. В том числе и этих, которые его сюда привезли.
– Вылазь, гнида!
Вытолкали из машины. Отволокли в кусты. Поближе к кладбищу.
– Вставай! На колени вставай! Падла! Как ты нас тогда ставил.
Полковник встал на колени. Потому что спорить с такими дуболомами без толку. Они человеческого языка не понимают.
Зубанов встал на колени и приготовился к выстрелу. Настолько, насколько к нему можно подготовиться.
Стрелять скорее всего будут в затылок Как гестаповцы. И как чекисты, приводившие приговор в исполнение при Сталине. Как любые другие профессиональные палачи.
– Ну давайте уже, – хрипло сказал Зубанов.
– Смелый. Гад! А вот счас действительно!
Сзади характерным звуком клацкнул передергиваемый затвор.
Ну вот и все… Ну и хрен с ним. Он уже однажды стоял так, на коленях, слушая приставленный к голове ствол. Раньше стоял. Еще в той жизни. На ракетной площадке. Так что можно считать, что это просто возвращается тот, который он задолжал, выстрел.
– Ну все, гад! Молись своему богу!..
– Буде, – сказал в стороне спокойный голос. – Побаловались, и довольно. А то действительно еще пристрелите невзначай.
– Да мы так. Попугали малость, – резко сник и попытался оправдаться баловавшийся оружием исполнитель.
– Ну значит, считайте, что уже попугали. Тащите его в машину. И передайте своему Толстому, что груз я принял.
Полковника снова подхватили под руки и потащили через кусты к совсем другой, незнакомой ему, машине.
– Куда?
– На заднее сиденье. И снимите с него наконец наручники. А то он мне салон кровью измарает.
Наручники сняли. Дверцу захлопнули, и полковник Зубанов поехал в неведомом ему направлении. Куда поехал, к кому поехал, зачем поехал – совершенно непонятно.