Андрей Беляков
Одиночество
Сочи, центральная набережная, начало сентября. Вопреки многолетним прогнозам и наблюдениям, летний зной и не думает спадать. Скоро, очень скоро, дни станут умеренно теплыми, а вечера слегка прохладными, и только море останется по-прежнему неизменным. Тогда-то наконец и наступит бархатный сезон! Отдыхающие ждут этого момента, голосуя кошельком и увеличивающимся потоком. А пока нет, пока люди в огромном количестве раскупают прохладительные напитки и толпятся у водных вентиляторов, испускающих еле заметные облака влаги; пока, как дети, не вылезают из моря и при первой возможности прячутся в тени.
Создается ощущение, словно душное одеяло окутало вокруг пространство, поглощая собою каждого, без исключения. И нет никакой возможности вырваться наружу. От этого постоянно бросает в пот и тяжело дышать. Такие вот лишения приходится терпеть, но все же предвкушение перемен стоит того. Все в ожидании…
Вечер, закат; народ заметно прибавляется. Уличные музыканты еще не начали играть, но уже готовятся, раскладывая аппаратуру. Музыка из кафе и ресторанов становится громче. А люди в поисках достойного места для ужина задерживаются перед их уличным меню, заодно заглядывая и оценивая, сколько уже посетителей находится в них. Их количество – самый проверенный и верный способ узнать, какого качества еду здесь готовят. И это в подавляющей степени влияет на выбор неопределившихся.
Узкая километровая лента перед морем превращается в сплошной улей из покупателей и продавцов, довольных посетителей заведений и жаждущих попасть туда зевак. И кажется, в толпе этой нет места терзаниям, сомнениям и одиночеству. Но это лишь на первый взгляд. Присмотревшись внимательней и погрузившись глубже, видишь уже совсем иную картину бытия…
Сергей Владимирович, как и многие, изнывал от духоты, периодически вытирая платком лоб и шею. Он ничего не искал и не выбирал, а просто стоял на первой полосе, глядя на море, наблюдая, как Солнце тонуло в бескрайнем сером горизонте. Чем глубже оно в него погружалось, тем больше набухало оставшаяся над поверхностью его часть, словно не желая исчезать вовсе, превращаясь из желто-оранжевого светила в темно-красное.
