Точно взглядами, полными смысла, Просияли, — Мне ядом горя, — Просияли И тихо повисли Облаков злато-карих края.
И взогнят беспризорные выси Перелетным Болотным глазком; И – зарыскают быстрые рыси Над болотным — Над черным – леском. Где в шершавые, ржавые травы Исчирикался летом Сверчок, — Просвещается злой и лукавый, Угрожающий светом зрачок.
И – вспылает Сквозное болото; Проиграет сквозным серебром; И – за тучами примется кто-то Перекатывать медленный гром.
Слышу – желтые хохоты рыси. Подползет и окрысится: «Брысь!» И проискрится в хмурые Выси Желто-черною шкурою Рысь.
1922
Цоссен
Бессонница
Мы – безотчетные: безличною Судьбой Плодим Великие вопросы; И – безотличные – привычною Гурьбой Прозрачно Носимся, как дым От папиросы. Невзрачно Сложимся под пологом окна, Над Майей месячной, над брошенною брызнью, — Всего на миг один — – (А ночь длинна — Длинна!) — Всего на миг один: Сияющею жизнью. Тень, тихий чернодум, выходит Из угла, Забродит Мороком ответов; Заводит — Шорохи… Мутительная мгла Являет ворохи Разбросанных предметов.
Из ниши смотрит шкаф: и там немой арап. Тишайше строится насмешливою рожей… Но время бросило свой безразличный крап. Во всех различиях – все то же, то же, то же. И вот – стоят они, и вот – глядят они, Как дозирающие очи, Мои Сомнением Испорченные Дни, Мои Томлением Искорченные Ночи…
Январь 1921, Москва
Больница
Больница
Мне видишься опять — Язвительная – ты… Но – не язвительна, а холодна: забыла. Из немутительной, духовной глубины Спокойно смотришься во все, что прежде было. Я, в мороках Томясь, Из мороков любя, Я – издышавшийся мне подаренным светом, Я, удушаемый, в далекую тебя, — Впиваюсь пристально. Ты смотришь с неприветом. О, этот долгий Сон: За окнами закат. Палата номер шесть, предметов серый ворох, Больных бессонный стон, больничный мой халат; И ноющая боль, и мыши юркий шорох. Метание – По дням, По месяцам, годам… Издроги холода… Болезни, смерти, голод… И – бьющий ужасом в тяжелой злости там, Визжащий в воздухе, дробящий кости молот… Перемелькала Жизнь. Пустой, прохожий рой — Исчезновением в небытие родное. Исчезновение, глаза мои закрой Рукой суровою, рукою ледяною.
