Андрей Буровский
Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии
Особый тип славянской культуры
На Северо-Востоке возникает своеобразный вариант славянской цивилизации, малопохожий на другие. Здесь формируется, если хотите, особый тип человека – воспитывается россиянин, мировоззрение и мироощущение которого сильно отличается от мировоззрения его собрата из Киевщины или Волыни.
Попробую привести в систему и последовательно показать хотя бы основные черты этого «северо-восточного» мироощущения.
1. Во-первых, это расточительность. Готовность расточать и природные ресурсы, и человеческие, и в природе, и по отношению к самим себе, и к обществу.
В обществе, где главное – владеть природными богатствами, тот, кто расточает, бросает без толку, портит, кто владеет и не использует, – богат. Так было везде, и у индейцев Северной Америки было даже специальное название для пира, на котором не столько едят и пьют, сколько показывают друг другу, сколько могут перепортить и расточить: потлач. На потлаче рубили топорами целые, только что сделанные лодки, выбрасывали в реку новые одеяла и рубахи, сжигали муку и копченое мясо: чтобы все видели – я это могу!
Всякий, кто бывал на русской свадьбе, не усомнится – элементы потлача есть и в нашем празднестве! Избыточный, безумно расточительный, многократно перекрывающий удовлетворение любых потребностей пир должен показать всем: вот, мы богатые, мы это можем!
При этом демонстрация даже самой разумной бережливости, трудолюбия, умения сохранить материальные ценности кажется этим людям чем-то почти что безнравственным.
Северо-Восток Руси расточителен и в отношении природных ресурсов. Проявляется это так широко, и можно привести столько примеров, что остановлюсь только на одном, зато ярком. В России-Московии до сих пор строят дома из круглого леса. Эта расточительная привычка так обычна, так естественна для россиянина, что он способен искренне недоумевать: а что, бывает по-другому?! Бывает.
В Китае строить из круглого леса перестали еще во времена Конфуция. В Японии леса шумели еще в конце Средневековья. Сохранилась очаровательная легенда о том, как при строительстве дворцов в городе Киото, в VIII веке, придворные дамы остригли волосы, чтобы сделать из них канаты, подтягивать бревна на высоту: обычные веревки рвались от несусветной тяжести. Но и в Японии века с XV из круглого леса не строят.
В Западной Европе уже в XIV–XV веках перешли на более аккуратную, менее расточительную технологию.
Восточная Европа – единственный регион Земли, где из круглого леса строят после XV века, а Русь – после XVIII.
Так же точно расточителен россиянин и в отношении собственных талантов и способностей.
Нельзя сказать, что он равнодушен к таланту вообще. Нет, конечно. Скорее россиянин восхищается им точно так же, как и всякий другой человек. Но восхищается им, радуется ему – природному.
Талант хорошо иметь, но развивать его, использовать его – необязательно, и даже нежелательно. Тот, кто слишком уж бережно относится к своему таланту, холит его, боится потерять, обязательно вызовет недоброжелательное, насмешливое отношение. А уж тот, кто потребует от окружающих… нет, не потребует, это вам не Европа и не Япония. Тот, кто захочет, чтобы его способности давали ему какое-то преимущество, могли бы его кормить, вызовет уже не насмешку, а настоящую тяжелую злобу. «Что, умный сильно?!» «Умнее всех быть хочешь?!» И прочие сентенции, которые в более счастливых странах услышишь разве что на Дворе отбросов или на Дворе чудес. Психотип уголовного или люмпена на Северо-Востоке Руси может проявиться и у верхов общества.
Приумножать природный талант для россиянина – это даже как-то нечестно. Это какая-то попытка выделиться, обогнать кого-то, сделаться «лучше», и к тому же «неправильным», нечестным путем – не за счет того, что и так, само собой дано, а за счет собственного труда.
Раз беречь талант глупо, трудиться над ним, совершенствовать его – аморально, то и уважается не тот, кто совершенствует данное ему от Бога. А тот, кто владеет, и независимо от того, насколько умно распорядился. А тот, кто владеет и расточает, – это вообще прекрасный, в высшей степени «правильный» человек. Не случайно же русская литература полным-полна очень положительных, сочувственно подаваемых пьяниц – причем богато одаренных от природы. Из зрелища гибнущего таланта россиянин извлекает, похоже, столько же положительных эмоций, сколько индеец – из зрелища горящей лодки или выброшенной в реку муки.
Россиянин последовательно расточителен и в отношении возможностей. Ему и непонятно, и неприятно, что надо уметь «ловить волну», видеть благоприятное стечение обстоятельств, использовать случай. Точно так же, как больше всего уважается тот, кто владеет талантом, но его не развивает, наиболее уважаем тот, кто обладал возможностями самосовершенствования, накопления богатств или политической карьеры, но никак их не реализовал. Как герой В. Шефнера бросает вдруг поступать в институт, лишь бы быть поближе к любимой девушке. И девица считает жертву такого рода не признаком того, что парень сильно ушибся головой, и все остальные герои относятся к шизофреническому поступку более чем лояльно. И читатели, наверное, тоже, ведь парень продемонстрировал: своими талантами он готов подтереться. Значит, его поведение соответствует культурной норме[2].
Как личность расточительна в отношении своих возможностей, так же расточительно и общество в отношении своих. И в отношении материальных ценностей, и в отношении жизней и судеб отдельных людей. Действительно, зачем беречь жизни и судьбы людей, если они ничем не отличаются один от другого, а самореализация каждого – почти что аморальна?!
Сохранилась история, одна из тех, в подлинности которой трудно быть уверенным. 1703 год, штурм Нарвы. Перед каждым проломом в стене – груды трупов – гвардейцев Петра. Многих Петр знал лично, со многими был дружен. И Петр заплакал, глядя на эти еще дымящиеся груды мертвецов. Борис Петрович Шереметев подошел сзади, положил руку на плечо царя – пятидесятилетний приласкал тридцатилетнего: «Не плачь, государь! Что ты! Бабы новых нарожают!»
Комментариев не будет.
2. Итак, ценится не созданное трудом, а обладание чем-то природным. Обладать чем-то природным – это ценится высоко! И в то же время поразительно малое значение придается труду.
Природное, натуральное – ценнее и важнее созданного человеком. Поэтому все, связанное с пассивностью, с экстенсивным отношением к действительности, положительно эмоционально окрашено, оно высоко ценится в обществе.
«Простой человек» – это у нас до сих пор звучит как комплимент. Как раз интенсивно жить – это по российским понятиям глубоко неправильно. «Деловой!» – слово вполне определенно отрицательной окраски. Оценивая кого-то как «делового», россиянин обычно укоризненно качает головой.
3. Режим сельскохозяйственного года заставляет работать на рывок.
Такой режим труда вообще очень уважается и ценится уже и в тех сферах, где труд вполне можно распределить равномерно. Сколько насмешек вызывает у россиян привычка работать по часам, ритмично отдыхая или обедая в точно установленное время!
Россиянин до сегодняшнего дня неколебимо уверен, что все можно решить через безумный рывок. Что отставание по времени, утраченные возможности, сделанные глупости могут быть и невосстановимы. Ничего! Сделаем рывок – и все в порядке! Россиянина крайне трудно отвлечь от любого, самого пустого развлечения потому, что «пора работать». И не потому, что он ленив. Он уверен, что наверстает упущенное во время рывка, а осуждается как раз «деловой» и «гоношистый» человек, который разбивает компанию, суетится и мешает остальным пить чай и курить, чтобы идти работать.
На рывок работать невозможно везде, где необходима строгая технологическая и исполнительская дисциплина. И потому все наукоемкие технологии и сложные производства вызывают внутренний протест, эмоциональное осуждение россиянина.
Из традиции работы на рывок вырастает и судьба, индивидуальная жизнь на рывок. То, о чем мы говорили, анализируя тексты Высоцкого.
Вся жизнь общества – на рывок. И государственная жизнь. Сама история – на рывок. История делается на рывок людьми, живущими как в затяжном прыжке, работающими по 20 часов в сутки, не видящими неделями собственных детей и органически неспособными понять, что они обедняют самих себя, собственную жизнь.
Выдумка большевиков? Но таковыми были и сподручные царя Ивана Грозного – самого русского, самого православного царя за всю историю Московии. И Петра I. И очень многие соратники Александра I и Александра II.
4. Неизбежным следствием изоляции страны и переживания всего, умершего в других странах, становится архаика. Русский Северо-Восток – невероятно отсталый регион славянского мира. Племенные мифы, племенные представления, давно умершие в других местах, здесь «благополучно» сохраняются так долго, что начинают уже казаться не признаком отсталости, а проявлением некого национального духа, культурной специфики или «загадочной русской души».
Россиянин и в XVII, и в XIX, и даже в XX веке культивирует представления о том, что человек «должен» входить в некую общность, что находиться вне общности «неправильно» и едва ли не аморально. Он намного сильнее европейца, что человек и оценивается по тому, к какой общности принадлежит и какое место в ней занимает.
Реально россиянин даже в XIV, не говоря о XVII, веке живет в мире сущностей, несравненно более сложных, чем род и племя. Получается, что его племенные представления естественнейшим образом переносятся на государство, религию, народ, на государственную политику и на отношения людей. Даже иноземцев судят по тому, насколько они хороши по представлениям родо-племенного общества.
«Хорош» и в XVII веке оказывается только тот, кто умеет вести себя по нормам времен вторжения франков в Галлию, взятия славянами Топера и вандалов, срывающих в Риме с храмов позолоченную черепицу.
5. Еще одна важнейшая особенность, без которой трудно понять Северо-Восток, – это его провинциализм. Когда у людей нет реального представления о происходящем в мире, о его масштабах и о действительно важных событиях, представления о самих себе, говоря мягко, искажаются.
В одном из писем к первому президенту США Георгу Вашингтону, если не ошибаюсь, в 1777 году, некто писал: «Весь мир с нетерпением следит, продадите ли вы акции этой компании!»
На русском Северо-Востоке так же наивно были уверены, что «весь мир» только и делает, что следит, как поступит один князь (чаще всего – еле заметный князек) по отношению к другому или какие важные для всего человечества решения примет вече города или городка. Воистину, «весь мир следит за тем, будете ли вы брать по одной или по две беличьи шкурки с воза товаров!».
Забавно, но и по сей день многие жители Российской Федерации свято убеждены, что в их стране происходит нечто невероятно значимое. А на попытку показать им истинное место Российской Федерации в современном мире (что поделать? Очень скромное место) они реагируют чисто эмоционально: уходом в истерику, в «дурное расположение духа» или в прямую агрессию.
Эти люди толком не знают всего остального мира, за пределами своих единоплеменных лесов, и с легкостью необычайной приписывают ему самые невероятные вещи. Так средневековые географы, несколько веков отрезанные от всего мира, кроме закоулков родной Баварии или Аквитании, непринужденно рисовали «живущих» в Африке лемний с глазами на груди, обитающих на Северном полюсе одноногих людей, копающих индийское золото «муравьев ростом с большую собаку», столь замечательно описанных Хоттабычем в его гениальной сказке для пионеров[3].
Но ведь такими же фантастическими представлениями о внешнем мире жила Московия и после того, как весь мир уже вышел из Средневековья. «Говорят, такие страны есть… где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой – салтан Махнут персидский; и суд творят… они надо всеми людьми и что ни судят они, все неправильно. И не могут они… ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. А дальше земля есть, где люди с песьими головами…»[4]
У меня нет причин сомневаться, что такого рода диалог полуграмотной странницы Феклуши и сенной девушки Глаши был вполне возможен. А.Н. Островский всегда точен в своих описаниях и вовсе не возводит напраслины на своих кошмарных героев. Стоит только вспомнить, что волжские купцы XIX века – современники героев Жюля Верна и Фенимора Купера.
Впрочем, самые фантастические представления о внешнем мире были обычны и для полуизолированного СССР. В 1989 году многие, и не только деревенские бабки, кинулись раскупать соль и спички: «Германия соединяется! Как соединится – война будет!» Какое анекдотическое представление должно существовать о ФРГ в головах этих людей, всерьез ожидавших войны! Как далеки их бредни от сколько-нибудь реальной картины.
Так же анекдотичны порой и представления московитов о том, что же лежит в основании современной им культуры Запада и Востока. Уже в конце XX века Карен Хьюит вынуждена была написать книгу специально для «советских» людей; объяснить, что Запад – это вовсе не те глупости, которые они про Запад напридумывали[5].
Точно так же, разумеется, не ведают они и Востока, и только свои предельно невежественные оценки кладут в основу представлений: «Восток» это или «Запад» проявляется в их жизни?
Без этого провинциального невежества, вызванного оторванностью от центров цивилизации, нам не понять Северо-Востока.
Если знать природную обстановку, в которой развивается цивилизация, и знать особенности мировоззрения тех, кто ее создает, можно довольно точно предсказывать «поведение» самой цивилизации. Чем будет эта цивилизация для самих ее создателей? Для соседей? В какую сторону пойдет ее развитие?
Попробую привести особенности «Северо-Восточной» цивилизации в виде нескольких пунктов… просто чтобы упорядочить материал.
1. Во-первых, это будет цивилизация, в основу которой лягут очень архаичные, пережиточные формы культуры.
По неизбежности, независимо от своего желания, эта цивилизация будет ориентироваться на экстенсивные формы развития, на общинное сознание, на групповые формы поведения людей.
В этой цивилизации племенные мифы будут переживаться очень долго, а мифологические представления о самих себе будут культивироваться. Всем окружающим народам эти архаичные мифы будут навязываться и силой убеждения, и силой оружия.
Племя не знает, да и не желает знать, как оно выглядит со стороны. Для племени ценно только то, что само племя изволит считать истиной. Эта истина в последней инстанции будет предъявлена всему миру, а множество юношей и молодых мужчин будут готовы умирать, чтобы заставить окружающих принять их племенные ценности как единственно возможные.
2. Цивилизация будет ценить отделенность от «других», изоляцию, отсутствие любых контактов с «не своими». Даже принужденные жизнью к теснейшему общению с «другими», представители этой цивилизации будут нуждаться в «отходе», в прекращении контактов, во вдумчивом погружении в «свое», в традицию. Хотя бы часть своего времени жизни самые знатные, самые элитные носители этой цивилизации будут тратить на уход в привычные ландшафты (в первую очередь – в лес), на ведение привычного образа жизни.
3. Какие бы заимствования из внешнего мира ни перенимала Северо-Восточная Русь, она неизбежно обречена на выращивание собственных версий любой заимствованной культуры. Католицизм, православие, ислам – все переплавится в этой изолированной от прочих цивилизации, сквозь любую идею прорастет местная традиция Северо-Востока.
4. Вполне очевидно, что на Северо-Востоке может родиться только цивилизация, чья история пойдет на рывок. Эта цивилизация постоянно будет делать сверхусилия, вплоть до полнейшего расточения своих сил и возможностей, а потом спокойно жить неограниченно долгий срок.
Причем на все внешние воздействия, по крайней мере на достаточно сильные, такая цивилизация будет реагировать в основном новыми рывками – хорошо, если в мирном строительстве.
5. Эту цивилизацию почти невозможно завоевать: врагу жители Северо-Востока Руси всегда противопоставят очередной рывок – только на этот раз военный. Множество людей проявят исключительное мужество, даже героизм, колоссальную самоотдачу, готовность совершать устрашающие и восхищающие сверхусилия.
Если враг и ворвется на Северо-Восток, он окажется в малонаселенной бедной стране с суровым климатом. Здесь трудно прокормить большие армии, рано наступает зима, результаты завоеваний не особенно окупаются. А население и после поражения своей армии продолжает совершать сверхусилия в партизанской борьбе. В общем, невеселая картина.
6. Эта цивилизация всегда будет опасной для соседей. Уже потому, что при своем упорном массовом героизме, упертой готовности выкладываться до предела ее жители – просто идеальные солдаты. Они неприхотливы и довольствуются совсем немногим. Они отчаянно храбры в атаках, крепко-упорны в обороне. Они мало берегут и самих себя, и противника, готовы жертвовать намного большим, чем солдаты врагов, и притом их нельзя назвать ни маниакально жестокими, ни злобными.
Глава 2
Русь на Северо-Востоке
И с честной поссоритесь вы стариной,
И предкам великим на сором,
Не слушая голоса крови родной,
Вы скажете: «Станем к варягам спиной,
Лицом обратимся к обдорам!»
Граф А.К. Толстой
Рост Северо-Востока
Ростов Великий, Ростов с выразительным названием Залесский – единственный по-настоящему старый, упоминаемый в летописях под 862 годом город Северо-Востока. Вообще же места к северо-востоку от Оки лежали дикие, «непроезжие» и «непрохожие», а страшные муромские леса, полные диких зверей и нечистой силы, вошли в пословицу. В X веке наметилось переселение на Северо-Восток, в междуречье Волги и Оки. Не куда угодно, а на так называемые ополья: загадочные области распространения черноземов. Происхождение ополий до сих пор совершенно неизвестно и необъяснимо, но предки вряд ли задумывались о естественной истории ландшафта.
Ручеек переселенцев быстро растекся по опольям и начал перехлестывать в Поволжье, по рекам бассейна Волги. Еще в XI веке на Северо-Востоке славян меньше, чем финно-угров из племени меря! Стремительный рост населения, рост городов, ассимиляция меря…
Ярославль основан в начале XI века Ярославом Мудрым.
Суздаль впервые помянут в летописи под 1024 годом.
Владимир основан лишь Владимиром Мономахом в 1108 году, в глуши диких, неосвоенных лесов. Мономах в своем «Поучении» с особым удовольствием упоминал, что прошел «сквозь вятичи».
На месте Москвы до 1147 года было село с укрепленным двором боярина Кучки. Может быть, Кучка был и хороший человек, но ни сам он, ни его предки или потомки никак не прославили себя ни в каких областях: ни в делах государственных, ни в науках и искусствах, ни в ведении военных действий. Так, некий первобытный боярин, сидевший всю жизнь за неперелазным дубовым тыном. И вся территория Северо-Востока такова же. Боярин Кучка – живой символ своей земли.
В X веке на Северо-Востоке было только одно княжество: Ростовское, с XI века – Ростово-Суздальское, и столица его была в Ростове.
По завещанию Ярослава Мудрого Северо-Восток достался Всеволоду, от него Мономаху. С 1093 года Мономах сажает Юрия уже не в Ростов, а в Суздаль.
В 1155 году Юрий Долгорукий добивается киевского престола и перебирается в Киев. Само прозвище князя отражает отношение к Северо-Востоку – в XII веке Суздальское княжество оставалось дальней диковатой периферией. Если он захватил Киев – далеко же протянулись его руки! Из-за муромских лесов с соловьями-разбойниками, из-за болот с кикиморами.
И более поздние князья Северо-Востока сохраняют длинные руки. Сын Юрия Долгорукого Всеволод Большое Гнездо сажает на престол даже князя Галича Владимира Ярославовича, переписывается с византийскими императорами и с германским императором Фридрихом Барбароссой. Другие князья называют его «господином», его волю выполняет даже киевский митрополит.
Юрий Долгорукий и его сыновья, сначала Андрей, потом Всеволод, правят в местах, где сто лет назад между редких деревень бродили медведи и лоси. А командуют чуть ли не всей Русью! Взрывообразный, невероятный рост за каких-нибудь полтора века.
Возникает естественнейший вопрос: а почему вообще на северо-востоке зреют такие мощные силы?
На этот вопрос я в состоянии дать только один ответ: а потому, что на Северо-Востоке всегда очень много новых природных ресурсов. Границы Юго-Западной, Южной и Северо-Западной Руси неизменны всю их историю, с VIII до XIX века. Галицкие князья в начале XIII века делят и переделивают ту же самую землю, что была у них и в XI веке, и в X. В точности как французские и английский феодалы.
А Северо-Восток постоянно растет, прирастает, двигаясь на восток – пока только за счет освоения Волго-Окского междуречья. К XIV–XV векам, во время возвышения Москвы и превращения Северо-Востока в Московию, наступит время Поволжья и Заволжья. С XI по начало XVI века Северо-Восточная Русь (к тому времени уже Московия) увеличивается в размерах в несколько раз. А восточные пределы все еще распахнуты, и наступает время освоения Заволжья, Приуралья, Башкирии. К концу XVI века русские начнут осваивать Урал, открывая дорогу на Сибирь.
Это, конечно же, только экстенсивный рост. Но этот экстенсивный рост так стремителен, что позволяет Северо-Востоку расти, крепнуть, накачивать экономические и военные мышцы значительно быстрее, чем благодатному Юго-Западу и динамичному, активному Северо-Западу.
Здесь всегда есть место для новых поселенцев, есть природные ресурсы для строительства городов, снаряжения армий, для ведения активной политики.
Традиции тут слабы: значит, есть место для появления новых политических традиций.
