Андрей Дышев
Детектив от Иоанна
– Что это? – как ни старался, не понял Аулис.
– Это все, что обещали мне мои мужчины, – пояснила Стюардесса, целуя страничку. – Сейчас я запишу сюда и твое колечко с двумя бриллиантами.
И девушка с таким восторгом подпрыгнула, что треснулась темечком о низкий потолок.
Глава третья
Спрыгни вниз!
"Тяжелый случай", – думал Аулис, идя по проходу в хвост самолета. Его вяло, без особого аппетита грызла совесть. Поравнявшись с последним рядом, он краем глаза заметил, что белого арестанта между полицейскими нет. Отдернул шторку, за которой находилась дверь туалета, и только тогда услышал, как полицейские хором крикнули ему, будто служебной собаке:
– На место!
Но Аулис уже отгородился от них шторкой, аккуратно врезанная в перегородку дверь была рядом, а за ней, так волнующе близко, его ждал компактный толчок из нержавейки. Разве можно возвращаться, когда до желанной цели всего шаг? Аулис взялся за ручку, но дверь вдруг раскрылась, и он увидел перед собой блондина в наручниках. Аулис посторонился, пропуская его, но блондин вовсе не торопился переступить через порог. Кинув быстрый взгляд на задернутую штору, он тихо спросил:
– Рашн?
Аулис тоже глянул на шторку, почему-то пожал плечами и не очень уверенно ответил по-русски:
– Вообще-то я карел.
– Турист из России, значит, – по-своему понял блондин, глядя на Аулиса, как на родного и очень богатого брата, которого не видел много лет. – А меня вот как… – Он приподнял скованные руки. – По ложному доносу… Обидно, знаешь…
– Жаль, – пробормотал Аулис, желая как можно быстрее закончить разговор с этим экстрадированным земляком.
– Ты ухо держи востро… – предупредил блондин. Он хотел еще что-то добавить, но Аулис быстренько подвел черту:
– Ладно, – и зашел в туалет.
Он запер дверь и, глядя на то, во что превратилась выпитая им пепси-кола, подумал о блондине. Вот как мир тесен! У черта на Куличках соотечественника встретить можно. Вляпался мужик. Говорит, по ложному доносу… Но верится с трудом. Скорее, он воришка или контрабандист. А может расист, апартеидчик и сегрегатор. И нечего с ним в разговоры вступать. А то моргнуть не успеешь, как завалит просьбами: спасай, зёма! перегрызи наручники, замочи полицейских, потому что родина у нас одна, да и я белый и пушистый…
Он вышел в тамбур, отряхивая от воды вымытые руки, отдернул занавеску и направился по проходу на свое место. Полицейские молча сопели, а вот блондин буквально прожигал Аулиса взглядом. Этот взгляд Аулис нутром чувствовал, хотя смотрел себе под ноги. "Только не смотри на него! Только не взгляни!" – внушал он себе, но тут словно черт его дернул, и Аулис повернул голову. И взгляд – глаза в глаза! И Аулису сразу стало жалко блондина и стыдно за свою черствость. И полицейские это увидели и поняли. А блондин – подлый пакостник! – еще вскинул скованные руки вверх и громко крикнул:
– Спасибо тебе, земляк!
А потом еще и подморгнул. Аулис, человек по натуре общительный, рефлекторно ответил таким же подмаргиванием, хотя готов был выдрать свой глаз, чтобы не допустить этого. Но его молодое приветливое лицо как бы жило самостоятельной жизнью и, словно продажная девка, готово было улыбаться всем подряд.
Не успел Аулис вернуться на свое место и прижаться лбом к холодному стеклу иллюминатора, как ему больно наступил на ногу полицейский.
– Ты с ним знаком? – спросил он.
Роста он был приличного, и настолько широк в плечах, что можно было только удивляться, как он вообще попал внутрь самолета. На коротких волосах сверкали капельки пота. Безжалостное лицо полицейского напомнило Аулису кого-то из великих боксеров, который на ринге не боксировал, а попросту укладывал на пол своих соперников правым хуком или левым апперкотом. О приличном опыте кулачных боев свидетельствовал расплющенный и сдвинутый в сторону, как флюгер при сильном боковом ветре, нос, да шрам под ухом.
– С кем знаком? – переспросил Аулис и подумал: "Ну вот! Накаркал на самого себя!"
– Не прикидывайся потрошеным бородавочником! – предупредил полицейский и схватил Аулиса за белесый чуб. – Ты ведь ему подморгнул!
– Я и вам могу подморгнуть, – справедливо заметил Аулис и почувствовал, как по его щеке побежала слеза.
Полицейский, насладившись этим зрелищем, разжал руку, в которой остался приличный пучок светлых волос, похожих на солнечные лучики.
– Паспорт!
Документ, выданный Аулису родным отечеством, полицейский изучал долго и придирчиво, не в пример администратору аэропорта.
– Какого черта ты здесь? – спросил полицейский, разглядывая фото то одним, то другим глазом.
– У меня в Норт-Фруди бизнес.
– Что? Би-и-изни-ис??
В черных глазах полицейского искрилась несбыточная мечта сочетать в себе и сыщика, и судью, и палача одновременно, чтобы можно было обвинить, засудить и наказать Аулиса здесь, сейчас, немедленно: схватить его огромной лапой за горло, а потом как шарахнуть головой о перегородку, так, чтобы мозги по всему салону… Ну если не шарахнуть головой о перегородку, то хотя бы припереть к ней убойными, неопровержимыми, исчерпывающими уликами. Дрожа от сыщицкого азарта и острого желания не обмануть своих ожиданий, полицейский выдернул из своего тугого кармана радиостанцию, включил ее, прижал к уху, но ничего не услышал, и сколько бы ни тряс ее, связи не было. Пробормотав что-то, он понес паспорт за шторку, вероятно, в пилотскую кабину, чтобы воспользоваться бортовой радиостанцией.
Совесть у Аулиса была чиста, точнее, совести у него вообще не было, но он боялся роковой ошибки, трагического совпадения или банальной подлости со стороны полицейского. Ждать пришлось долго. Это можно было объяснить тем, что запрос полицейского увяз в бездонных банках данных Интерпола. Аулис смотрел на затаившуюся в мутной дымке рыжую землю, кое-где залатанную зелеными лоскутами. Ему уже не хотелось ни пива, ни подводной охоты, он уже не мог ни о чем другом думать, кроме как о свободе, незыблемость которой пошатнулась после нелепой встречи с плененным соотечественником.
Самолет успел долететь до грязно-серых облаков, похожих на перестоявшую бражку, когда полицейский вернулся. Он уже не смотрел как людоед в глаза Аулису, не хватал его за волосы. Вероятно, полицейского охладила безупречная по африканским меркам характеристика молодого человека. Тем не менее, паспорт полицейский оставил себе.
– В аэропорту получишь, – буркнул он, заталкивая документ в пропотевший до сырости нагрудный карман.
Аулис мысленно поклялся, что не встанет с кресла до самого прилета в Норт-Фруди, пусть даже его мочевой пузырь лопнет. Он снова прилип к иллюминатору, ожидая того момента, когда крыло самолета подобно ножу вонзится в комковатое облако. И тут вдруг гул двигателей перешел на октаву ниже, стал басовитым и шипящим, а минутой позже из задней кромки крыла стал выдвигаться похожий на язык закрылок. Стандартный пассажир не придал бы этим трансформациям никакого значения – мало ли что там мудреного происходит, главное, чтоб самолет не падал и не горел. Но Аулис не входил в число заурядных пассажиров. Он являл собой образец любящего небо молодого энтузиаста, за плечами которого осталась армейская служба в полку транспортной авиации, да несколько прыжков с парашютом, и даже десяток самостоятельных полетов на дельтаплане в спортивно-оздоровительном центре "Ариэль". И этих азов авиационных знаний ему оказалось достаточно, чтобы сделать вывод: с самолетом происходит нечто из ряда вон выходящее. Точнее говоря, самолет резко сбрасывал скорость, но при этом даже не думал идти на снижение.
"Первый раз вижу, чтобы закрылки выпускали на такой большой высоте", – подумал Аулис и, успокаивая себя, быстренько состряпал псевдонаучный вывод, что пилоты решили вонзиться в облако на маленькой скорости, чтобы избежать излишнего обледенения.
Тут в салон с подносом вошла Стюардесса. Аулис хотел притвориться спящим, но не успел. Пришлось улыбнуться девушке. Она тоже улыбнулась в ответ. Аулис смотрел на ее лицо, словно на дисплей с информацией о техническом состоянии самолета. Все в порядке, можно успокоиться. Шоколадная девушка в облитой фантой блузке была не просто спокойной и безмятежной. Она была угомонившейся, сытой, индифферентной, как престарелая пантера, которой сделали укол со снотворным. Ее сонные глазки обволакивал мед уверенности в завтрашнем дне. "Была б нештатная ситуация, – подумал Аулис, – она бы скакала по салону с вытаращенными глазами".
Стюардесса чмокнула губками, словно хотела сказать Аулису, что она все помнит и по-прежнему находится под впечатлением, и пошла в хвост самолета, оставив за собой запах подгоревшего кофе. Минуту спустя вернулась.
– Кофе? – игриво предложила она и протянула Аулису поднос.
Он взял маленький пластиковый стаканчик и помешал сахар ложечкой, похожей на зубочистку.
– А ты? – спросил Аулис, поднося стаканчик к губам.
– Я уже три чашки выпила, – ответила Стюардесса, присаживаясь на плоский баул у ног Аулиса, словно обласканная собачка. – Все равно засыпаю. Так покойно и сладко на душе…
– Не выспалась ночью?
– Ночью мы с мужем гуляли на свадьбе моей подруги. Пили до четырех утра… Потом подали жареную зебру. Опио упал под стол…
"Ни хрена себе! От командира перегаром разит, второй пилот всю ночь на свадьбе гулял," – подумал Аулис и снова глянул через иллюминатор на распушившееся крыло. Он подумал, а нет ли причинно-следственной связи между состоянием пилотов и нечаянно выпущенным закрылком.
– Это у вас такая семейная традиция – гулять всю ночь перед рейсом? – пошутил Аулис.
– Это неплановый полет, – ответила Стюардесса, безуспешно борясь с наваливающимся на нее сном. – Опио позвонили в семь утра и сказали, что надо подменить одного человека из основного экипажа. Заболел он, что ли… Меня в терминал на руках занесли, я была никакая… Я подремлю здесь немножко, хорошо? Если позовут, толкни…
Последние слова она произнесла уже с закрытыми глазами. Впервые с начала полета Аулис почувствовал щекочущее душу недоверие к технике и тем людям, которые ею управляли. Он снова посмотрел в иллюминатор. Самолет заметно сбавил скорость, и теперь казалось, что он неподвижно висит над облаком, а пропеллеры вращаются сами по себе, как ветряные мельницы… Аулис представил, как Опио засыпает за штурвалом, его голова безжизненно валится на приборную панель, и его англо-африканский нос ассирийского разлива утыкается в тумблер выпуска закрылков… "Ерунда! Быть такого не может, – успокоил себя Аулис. – Там же еще командир. От него хоть и разит перегаром, но выглядит он молодцом. Долетим!"
Самолет слегка накренился, пошел на поворот, и солнечный блик скользнул по лицу Стюардессы. Аулис подумал, что у темнокожих девушек есть огромное преимущество: если даже они всю ночь не спали и пили, то все равно утром не заметишь синих кругов под глазами… Она вызывала у него легкое чувство жалости и вины. Детская доверчивость омлетом растеклась по ее светлой и радостной жадности, и это блюдо притягивало к девушке разношерстных хитрецов. И Опио еще тот хитрец и жлоб! Уж слишком много он ей наобещал, даже к серебряной свадьбе (а будет ли она когда-нибудь?) подарок анонсировал. А дуреха верит, радуется, спит крепко в полной уверенности, что ее будущее на мази, и придут к ней слоновьим стадом виллы, счета в банке, приглашения из Голливуда, престижные роли да издатели толстых глянцевых журналов… Чувство жалости к клинической доверчивости Стюардессы разбухало в душе Аулиса подобно опаре, и он уже подумывал о том, что как честный мужчина просто обязан сводить девушку в ресторан. Но тут его отвлек крайне неприятный, обволакивающий ноги ледяной сквознячок. Аулис встал, стараясь не разбудить Стюардессу, выпотрошил несколько мешков и нашел белую ковровую дорожку из мягкой ангорской шерсти. Прикрыл ею ноги девушки и вернулся на свое место. Но прошло еще несколько минут, и Аулис продрог до самых костей.
Пришлось снова поднялся и выйти в проход. Там Аулис принялся размахивать руками, чтобы согреться. От сквозняка штора колыхалась, как флаг на корабельной стеньге… Безобразие! Пилоты экономят на обогреве салона! Одно утешает, что лететь осталось не больше тридцати минут. Аулис начал копаться в других мешках в поисках какой-нибудь теплой одежды или одеяла, но натыкался то на утрамбованные стопки джинсов, то на рулоны туалетной бумаги или коробки с кроссовками. Он уже подумывал о том, не напялить ли ему пуловер, который он прихватил с собой на случай непредвиденных холодов, но неохота было вытаскивать из-под кресла накрепко застрявшую там дорожную сумку.
"Наверное, пилоты открыли в кабине форточку", – предположил Аулис и заглянул за штору.
Первое, что он увидел, это были пластиковые бутылки, которые катались по полу, подгоняемые мощным воздушным потоком. Потом его взору представилась широко распахнутая дверь в пилотскую кабину, приборная панель с мерцающими дисплеями и два пустых кресла.
Аулис обернулся, посмотрел в конец салона – ему пришла мысль, что оба пилота одновременно вышли в туалет. Но проход был пуст, из-за края большой коробки выглядывала голова спящего полицейского… Нет, если бы пилоты вышли в туалет, Аулис обязательно увидел бы их. Должно быть, они где-то рядом с кабиной, в тамбуре и на бортовой кухне…
Аулис зашел за штору, поднял с пола бутылку и, немного нервничая, машинально свинтил крышку. Ветер усиливался с каждым его шагом. Футболка раздулась как пузырь. Аулис почувствовал, что ему трудно дышать. Он схватился за край переборки, на которой висело зеркало, и на мгновение увидел свое отражение. Вот это глазища! А волосы встали дыбом и шевелятся, как черви! А рот зачем раскрыл? Напуган, напуган-то как!
Он сделал еще шаг, машинально хватаясь за полки, гнезда для бутылок и хомуты для пожарных баллонов, как будто пол уходил из-под его ног, и все вокруг переворачивалось верх дном. От ощущения близкой, обнаженной, ничем не прикрытой высоты у Аулиса похолодело внутри, и мигом вспотели ладони… Он едва не вскрикнул: из-за перегородки показалась рука. Скрюченные пальцы царапали металлический пол. Кто-то полз в его сторону, судорожными движениями хватаясь за воздух. Превозмогая себя, Аулис двинулся вперед… О, господи! Из его груди вырвался сдавленный вопль. Похожий на Пеле командир самолета лежал на полу и корчился в агонии. А сколько крови! До Аулиса не сразу дошло, что на летчике красная рубашка не потому, что он надел ее вместо белой… Аулис ринулся к командиру, но словно на невидимое препятствие налетел. Ужас окатил его ледяной волной.
Дверь! Входная дверь была раскрыта настежь, и сквозь проем невообразимо отчетливо были видны медленно проплывающие облака, и рваные лучи заходящего солнца, и мощным потоком, как вода сквозь пробоину, заливался пронзительный рев мотора… Аулиса откинуло назад. Животный страх высоты парализовал его волю, и до безумия захотелось намертво схватиться за раковину, привязать к ногам занавеску, сунуть голову в микроволновую печь и позволить ветру оторвать себя разве что только с фюзеляжем вместе.
– Дверь… – прохрипел командир, залипая щекой в луже крови. Его глаза стали белыми, лишенными зрачков, язык вывалился, как у коровы, подвешенной к крюку на скотобойне, и из носа пошли розовые пузыри.
Спокойствие! Надо закрыть дверь… Аулис чувствовал, как его всего трясет. Он приподнял ногу, выбирая место, куда ее поставить. Командир занимал весь узкий тамбур от двери до перегородки с зеркалом. Правая его нога лежала на порожке, и кончик ботинка свисал над бездной. Именно это показалось Аулису самым страшным, отчего где-то в паху наступила невесомость, и низ живота онемел, будто был обложен кусками льда. Жирная и скользкая, как олифа, кровь разлилась, захватывая оставшееся свободное пространство на полу, и ступить было решительно некуда… Командир раскрыл рот, шевельнул языком, но сказать уже ничего не смог, лишь шлепнул ладонью по вязкой жиже и сжал в агонии кулак со склеенными кровью пальцами…
Аулис осторожно наступил ему на поясницу, перенес тяжесть тела вперед… Сейчас командир как дернет спиной, и Аулис ка-а-ак вылетит наружу… Но командир уже не шевелился, кожа ходила под его рубашкой, словно банановая шкурка на асфальте. Аулис, холодея от запредельных ощущений, потянулся к мощной ручке двери, схватился за нее, и тотчас дверь пошла на рычагах по широкой амплитуде, задела ногу командира, сорвала с нее ботинок, который тотчас был подхвачен ветром и снесен в открытый проем.
– М-м-м… – простонал Аулис, очень точно воспринимая ощущения, которые в этот момент испытывал командирский ботинок. Дверной проем словно притягивал его, нашептывал: "Подойди же, не бойся! Спрыгни вниз! Тебе будет хорошо!" Едва управляясь с этим соблазном, он навалился на дверь всем телом, загоняя ее в пазы. Потом надавил на ручку, провернул ее как стрелку курантов, и почувствовал, что дверь встала на свое место мертво, влитую. И стало необыкновенно тихо, уютно и покойно. Стены, потолок, полки, откидные стульчики – все на своих местах, все неподвижно и по виду незыблемо. Правда, теперь особенно чувствовался запах крови, и у Аулиса тошнота подкатила к горлу. Он сделал шаг назад, стараясь не вляпаться, и тотчас почувствовал, как чья-то рука крепко сдавила ему шею.
Глава четвертая
Полет нормальный
– Стоять! Не шевелиться! Руки на стену!
Это был полицейский с боксерским носом. Он толкнул Аулиса на перегородку и оцарапал ему щеку пистолетной мушкой.
– Эй! Что вы делаете?! – вспылили Аулис. Он уже и без того натерпелся, совершая неплановый подвиг, и боль, которую доставил ему полицейский, посчитал незаслуженной.
– Молчать, бабирусса кастрированная!
Аулис подчинился, хотя не причислял себя к кастрированным бабируссам, и даже не знал, кто это такие, оперся руками о перегородку и тотчас размазал ладонью кровяной мазок. Какая мерзость! Аулис растопырил пальцы, с отвращением глядя на выпачканную руку и машинально, лишь бы скорее очиститься, вытер руку занавеской. И немедленно получил удар по почкам. Аулис взвыл от боли.
– Хочешь избавиться от улик?! Сейчас я сделаю из тебя циркового бабуина!
– От каких еще улик? Я только закрыл дверь!
– Молчать, сволочь!! Ноги шире!
Дурдом какой-то! Пиная ногами катающиеся по полу бутылки, в тамбур забежала Стюардесса, увидела лежащего в луже крови командира, схватилась за лицо и истошно закричала:
– Уби-и-или!! Уби-и-или!!
От этого крика у Аулиса все внутренности сжались и задрожали. Ему стало страшно. Девушка продемонстрировала, как на самом деле надо реагировать на данную ситуацию. Ей, как члену экипажа, было видней.
– Я хотел ему помочь! – оправдывался Аулис, стараясь поскорее объясниться перед полицейским, чтобы избавиться от нелепых подозрений, пока те еще в зародышевом состоянии. – Он умирает!! Вы что, не видите?!
– Я все вижу, кусок кала!! Закрой рыло!
– Да как вы… – опешил от обиды Аулис. – Я гражданин России… Я буду… Я на вас…
– Я же сказал: кусок кала! – повторил полицейский, едва не касаясь толстыми губами тонкого и изящного носа Аулиса.
В тамбуре, словно тень, появился второй полицейский. В отличие от своего коллеги, этот напоминал болезненного интеллигента с садистскими наклонностями. Лицо его было спокойным, вдумчивым, источающим безусловную справедливость и решимость хирурга произвести радикальное иссечение драгоценного органа; очки с тонкими дужками съехали на середину носа, подслеповатые глаза смотрели поверх линз с нравственным осуждением и остреньким хищным аппетитом. В какой-то степени он походил на адвоката, с успехом защищающего на суде сексуального маньяка. Аулис подумал, что этот человек сейчас начнет его пытать, и при этом будет улыбаться и говорить тихо и вежливо.
– Обыщи его! – приказал Боксер.
Интеллигентный полицейский принялся водить своими тонкими ладонями по спине и джинсам Аулиса. Прикосновения его были нежными, но Аулис корчился от щекотки. Стюардесса, негромко повизгивая и царапая лицо, ходила между пилотской кабиной и лежащим на полу командиром.
– Опио!! – взывала она. – Опио!! Где ты? Где ты, господи? Это конец! Это апокалипсис…
– Ты где таких слов нахватала, дура?! – прорычал Боксер и толкнул ногой неподвижно лежащего командира. – Лучше перевяжи его! И проверь сортир.
– Я туда сразу заглянул на всякий случай, – сказал интеллигентный полицейский.
– Черт!! А кто в таком случае управляет самолетом??
– Опио! Его выкинули наружу!! – снова взвыла Стюардесса, заламывая худосочные руки над головой. – Это теракт! Это заговор против моего милого, дорогого Опио!
Боксер тяжело вздохнул и двинул тыльной стороной ладони Аулиса по затылку. Голова молодого человека ударилась о перегородку.
– Эй! – крикнул Аулис. – Полегче! Я здесь не при чем!
– Наручники на него!! – приказал Боксер. – И прекратите кричать! Говорю только я!
Интеллигент, несмотря на свое кажущееся тщедушие, с натренированной изощренностью вывернул Аулису руки и ловко защелкнул на них браслеты. Боксер поднял с пола бутылку минералки, откупорил ее и вылил воду себе на голову.
– Он умер… – прошептала Стюардесса. Она сидела на корточках перед телом командира и смотрела на его перекошенное, залитое кровью лицо, словно на разинутую крокодилью пасть. – От потери крови…
– Ты глупая мартышка! – крикнул Боксер, отталкивая Стюардессу, и прижал толстый палец к сонной артерии командира. – Гм… черт подери! Похоже, что он, в самом деле, отдал концы… – Выпрямился, кинул свирепый взгляд на пилотскую кабину, на пустые сидения. – Не могу понять, кто будет управлять самолетом?
– Опио… Бедный мой Опио… Кругом одни предатели… – всхлипывала Стюардесса, щипая себя за щеки. Ее качало. Несколько раз она заваливалась, как вешалка, на зеркало и оставляла на нем мокрые отпечатки.
– Туда этого гражданина России! – распорядился Боксер, кивая на Аулиса. – Сейчас я через глотку его печень буду выдергивать!
– Лучше доверь эту процедуру мне, – попросил Интеллигент.
Аулис промолчал. Эти типы не были в состоянии нормально воспринимать его слова. Интеллигент повел его по проходу в хвост самолета. Его тонкие и с виду слабые руки находили какие-то хитрые точки на спине Аулиса, отчего каждый толчок вызывал острейшую боль. Аулис извивался, вскрикивал, но Интеллигент снова и снова вонзал свои пальцы в его тело… Аулису казалось, что содержимое его черепной коробки превратилось в кашу. Все мысли смешались. Он не мог понять, что случилось, и ради чего это всё случилось. Второго пилота по имени Опио, мужа Стюардессы, кто-то вышвырнул наружу. А командир, похожий на Пеле, отдал концы от страшной пробоины в голове. Сейчас самолет парил сам по себе, как спущенная с горы старая автомобильная покрышка. Куда он летел? Как долго он сможет лететь без управления?
Интеллигент толкнул Аулиса на кресло рядом с горой пластиковых тарелок. По проходу промчалась Стюардесса, заглянула в уборную и снова завыла:
– Опии-о-о-о…
С заднего кресла в затылок Аулису задышал блондин, прикованный наручником к подлокотнику.
– Слышь, парень, – прошептал он. – А тебя за что?
– Сам не пойму, – ответил Аулис. Особой охоты разговаривать с плененным соотечественником у него не было.
– Чего они все всполошились? Что там стряслось?
Аулис не успел ответить, как в проходе показался Боксер.
– О-о-о! Куча слоновьего дерьма! – рычал Боксер. Он двигая впереди себя воздух с запахом крови. В руке держал радиостанцию, тряс ее, прикладывал к уху, снова тряс.
– Опио нигде нет!! – истерично крикнула Стюардесса. – Вы это понимаете или нет?! Нигде!! Как я буду без него?!
– Запрессуй клюв! – огрызнулся Боксер. – Я знаю. Это террористический акт. Будем проводить операцию "Перехват".
– Лучше операцию "Быстрые руки", – возразил Интеллигент, поправляя очки. – Она более мобильная. Сейчас я начну допрос главного подозреваемого. Под протокол. С соблюдением всех формальностей…
Аулис, вытаращив глаза, смотрел на Интеллигента. Какой протокол? Какие формальности?
– Вы понимаете, – проговорил он, часто дыша от волнения, – что самолетом никто не управляет? Никто! Протокол подождет, а вот самолет ждать не будет…
– Не надо меня пугать! – махнул на него Интеллигент.
– Я не понял, – снова зашептал Соотечественник в затылок Аулису – мокро и горячо. – Почему никто не управляет самолетом?
– Молчать, антилопы винторогие!! – крикнул Боксер на белых пленников и кинул крышку от бутылки в лицо Аулису. – Всем замереть и заткнуться! – Он повернулся к Стюардессе и направил в ее мокрое, зареванное лицо свой сосисочный палец. – Ты член экипажа?
– Член, член… – кивнула Стюардесса, сморкаясь в занавеску.
– Значит, будешь оказывать содействие следствию. Надо связаться по бортовой радиостанции с Интерполом и объявить второго пилота в розыск.
– Но я не умею пользоваться радиостанцией. У меня нет допуска…
– Тьфу, мумия занзибарская! А к чему у тебя есть допуск? Только к уборной и кофеварке?
– Давайте соблюдать спокойствие, – предложил Интеллигент. – Работаем в установленном порядке. Сейчас во всем разберемся. Я предлагаю для начала допросить главного подозреваемого.
И он пошевелил своими тонкими и длинными пальцами так, словно натягивал на руку тесную хирургическую перчатку.
– Какое спокойствие?! Какое спокойствие?! – на высокой ноте воскликнул Аулис. – Мы с вами не в баре, не в кинотеатре! Вы представляете, где мы находимся? Мы летим черт знает куда со скоростью триста миль в час! Это конец!! Мы сейчас разобьемся!! Мы…
– До сих пор не разбились и, дай бог, еще протянем! Во всяком случае, я успею выбить из тебя признание! – перебил Боксер и, шумно втянув ноздрями воздух, схватил своей ручищей его за горло. – Зачем ты это сделал, вредитель? Ты у меня сейчас посинеешь, как турмалин! Признавайся во всем!
– Давай я им обоим глаза выковыряю, – предложил Интеллигент.
– Господа! – обеспокоено отозвался со своего кресла Соотечественник. – Что касается меня, то вы обязаны считаться с моим особым положением. Меня и так незаслуженно обидели, и я требую соблюдать международную гаагскую конференцию…
– Да кому ты нужен со своей гребанной конференцией, – отмахнулся Боксер и небрежно кинул своему коллеге: – Лучше зацементируй ему рот!
– Опио! Как я буду жить без тебя?! – зарыдала с удвоенной силой Стюардесса. – Почему ты меня оставил?!
– Не голоси на ухо! – попросил Боксер, злобно поглядывая на Аулиса. Он склонился над головой молодого человека так низко, будто принюхивался к ней, как к свежеиспеченному Колобку. – Сейчас мы узнаем, куда он подевал Опио. Не отпирайся, скажи, что ты хотел вызволить своего дружка? Так ведь? Ты убил пилотов, чтобы изменить курс самолета? Скажи "да", и я не буду вытряхивать из тебя поганый ливер!
– Нет! Нет! Нет! – крикнул Аулис. – Я пилотов пальцем не тронул!! Был сквозняк, я вышел в тамбур и там увидел летчика с пробитой головой… Давайте свяжемся с наземными службами! Наш самолет неуправляем!
– Чем ты пробил ему голову?!
– О, боже мой! – завыл Аулис. – Вы способны меня понять или нет?! Это не я пробил ему голову!!
– По-твоему, он сам себе ее пробил?
– Идиоты!! – оглушительно запищала Стюардесса. – Что вы спорите?! Надо разыскивать Опио! Может быть, он еще жив! Я не смею… Я не могу даже предположить, что его… Это ужасно! Ужасно!
– Надо немедленно проверить, поставлено ли управление на автопилот! – с другой стороны кричал Аулис. – Нам хотя бы зафиксировать полет!
– Управляй, не управляй, – вполголоса заметил Интеллигент, – будет жопа, а не рай.
– Да хрен с ним, с самолетом! – отмахнулся Боксер. – Какое кому до него дело! Я хочу, чтобы этот гиеновый экскремент сознался в двойном убийстве!
– Мне не в чем сознаваться! – охрипшим от крика голосом произнес Аулис. Он бы обязательно приложил руки к груди для пущей убедительности, если бы они не были скованы за спиной. – Поверьте же мне! Я бизнесмен. Лечу в Норт-Фруди… Да вы же смотрели мой паспорт!
– Да! – злорадно воскликнул Боксер, подавшись к Аулису и брызгая на него слюной. – Смотрел! И поэтому предлагаю тебе признаться!
– Где логика? Вы смотрели мой паспорт – и что? Логика где?
Боксер едва не откусил ему нос.
– Логики не видишь?! – взбеленился он и ткнул Аулиса пальцем в грудь. – Ты русский! – Боксер перевел перст на Соотечественника. – И он русский! Значит, это заговор!
– Заговор против моего дорогого Опио! – простонала Стюардесса. – Мужчины! Давайте его искать! Может, он лежит связанный где-нибудь под коробками?
И она кинулась к ближайшему креслу, заваленному упаковками с унитазными ершиками. Интеллигент едва успел схватить ее за руку.
– Не дергайся, женщина! – сдержанно посоветовал он ей. – Твой Опио – это сейчас не самое главное…
– А что главное? Что?
– Обличение преступника!
– Прощайте, – прошептал Аулис Соотечественнику. – Из-за этих идиотов мы сейчас врежемся в землю.
– Из-за идиотов или из-за тебя? – уточнил Соотечественник.
– Вы бессердечный! – процедила Стюардесса, сжимая кулачки и наступая на Интеллигента. – Вы… вы совсем не хотите подумать о моем будущем… Опио был для меня всем! Я отдала ему всё, что у меня было – всю душу, всю кровушку до капельки… А вы… вы… жестокий, черствый… Вы мерзавец…
Она хотела еще что-то добавить, но Интеллигент вдруг влепил ей крепкую пощечину. Девушка полетела на кресла, обрушивая по пути пирамиды коробок. На пол посыпались карманные калькуляторы и электронные будильники.
Аулис, считавший обязанностью всякого мужчины защищать женщин, попытался вскочить с кресла, но кулак Боксера тотчас вернул его на место. Интеллигент, не удостоив эту сцену своим вниманием, наклонился, поднял с пола аккуратный, красивый калькулятор с солнечной батареей, подул на него, протер рукавом рубашки и сунул в карман.
– Что ж, пеняйте на себя! – пригрозила Стюардесса, выбравшись из завалов коробок. Она одернула юбку и решительно направилась в пилотскую кабину, но Интеллигент догнал ее и схватил за руку.
– Не надо ничего менять, женщина! – сказал он, до боли сжимая ее руку своими острыми, как у филиппинского хилера, пальцами. – Поверь мне, ты сделаешь только хуже. Пусть все остается так, как есть.
– Вы в своем уме? – прошептала Аулис, облизывая разбитую губу. – Вы хоть соображаете, что происходит? Посмотрите в иллюминатор! Встряхните головой! Очнитесь!
– У тебя есть право хранить молчание, – спокойно произнес Интеллигент. – Даю тебе добрый совет: воспользуйся им!
Его печальные, с душком протухшей справедливости глазки быстро бегали по мешкам, коробкам и разноцветным упаковкам.
– Вот как! – мстительно сказала Стюардесса и попятилась. – Теперь я все понимаю… Вы только о себе думаете… А мой бедный Опио…
– И тебе лучше помолчать, – сказал Интеллигент. – И чего всполошилась? Всё хорошо. Мы держим ситуацию под контролем. Самолет летит. Полет нормальный.
