Рецепты сотворения мира – Андрей Филимонов

В своём романе «Рецепты сотворения мира» автор восстанавливает генеалогическое древо семьи.⠀Реконструирует молодость своих бабушки с дедушкой по отцовской линии с четырёх разных сторон, по количеству разделов в книге: женский рецепт, мужской, магический, советский. И пятый раздел – личный.⠀В итоге, благодаря необычному повествованию, обыденный рассказ приобретает иную форму. Думаю, вы читали романы, где одно и то же действие показывают с противоположных сторон. Здесь похожий метод, только события описываются разные, чтобы не повторяться и показать историю как можно глубже.⠀Не могу не отметить, что язык повествования прекрасный – лёгкий, с юмором, местами с остринкой. Подача – интересная, живая. Событийные ветки – однозначно плюс. Личные переживания – тоже есть и они цепляют.⠀Но… Конец книги оставил разочарование и осадок. Не поняла я этого беспорядочного хаоса в завершении. Также как не поняла пятой части – личной.⠀История рассказана, поставлена точка, автор попрощался с читателем, а потом резко решил вернуться на сцену, неся с собой целый ворох психоделических рассуждений. Честно говоря, впечатление от такого появления осталось неоднозначное.⠀А ведь всё так красиво могло закончиться…

Книжка ждёт своей очереди, похоже, как раз с момента получения двух номинаций на премию «Большая книга-2018». Я тогда был охоч до семейных саг. А тут дополнительный бонус – компактность произведения.

История советской семьи современным языком. Подавая сочную фактуру, автор немного портит повествование жаргонными неологизмами: например, «баттл „Золушка демократии vs Тоталитарная Брунгильда“» – про соревнования немецких и американских киностудий; вау, рэп и другие словечки.

История бабушки, выбирающей жениха в СССР времён Великой Отечественной и дедушки, лётчика и архитектора;

Истории пронизаны чувственностью, яркими эмоциями, где-то ностальгией и умилением перед эпохой.

Молодость во время ВОВ, послевоенная зрелость, старость под Брежнева и смерть в миллениум. Несколько эпох.

ЛСД-эпилог – попытка примазаться к истории предков. Ненужная, но не разждражающая.

7(ХОРОШО)

«Рецепт сотворения мира» не столько даже биографический роман, сколько роман-путешествие. Только автор-рассказчик отправился не вдоль автомобильных дорог, а сменил ось координат, взяв за основу не пространство, а время. Может быть и вовсе никуда не поехал, а вскарабкался на ветви генеалогического древа, чтобы на них покачаться. Несколько неуклюже, точно так же, как я сейчас ввожу эти метафоры. Делаем чек-лист. По отдельности всё прекрасно. Форма хорошая – плюс. Язык прекрасный, в некоторые моменты даже отменный – плюс. Событийные ветки – плюс. Личные переживания – плюс. Даже потоки сознания временами прорываются, тоже плюс. Вот только математика не работает, и целое лукошко плюсов в итоге не даёт один гигантский плюсище. Чего-то не хватает (лично мне, разумеется). Многособытийный роман с довольно внятным стержнем создаёт впечатление, что написан он вовсе не для нас с вами, читателей. Это какой-то твой знакомый с хорошо подвешенным языком усадил тебя на диван с чашкой чая, раскрыл семейный альбом и рассказывает о бабушках-дедушках. Не заботясь при этом даже, слушаешь ты вообще или нет.Необычная форма повествования приправляет этот обыденный рассказ, но не более того. Есть четыре раздела – мужской рецепт, женский, магический, советский… И бонусный пятый, личный, краткий. Помните романы, где одно и то же событие показывается по главам с точки зрения разных персонажей? Тут такая же игра с прицелом и акцентами, только событие не одно и то же, а разные, чтобы не повторяться. Смотрим на события под разными углами, и это довольно любопытно, но если бы даже угол был нейтральный, классический, то это многого бы не изменило.Частенько романы биографического толка да и романы-путешествия начинаются с хаоса, а затем приходят к чему-то определённому. Да и в мифах о сотворении мира тоже почти всегда всё рождается из хаоса. Но это не тот рецепт, здесь хаосом всё заканчивается. Мы сплетены с поступками и жизнью наших предков плотной паутиной, но не всегда можем её разглядеть. Филимонов же честно старается. Приятное, грамотное и в некоторых местах даже злобненько острое чтение, при этом совершенно необязательное. Впрочем, если уж брать совсем так широко, то любое чтение необязательно, кроме господа нашего, Розенталя.