Андрей Фролов
Забытый этаж
© Фролов А., 2013
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Пролог
В пещере с блестящими темно-зелеными стенами гаснут светильники, на цепях развешанные по углам. Одновременно с возмущенными хлопками резко потушенного живого пламени. Меркнут синхронно, словно подключены к единой сети энергообеспечения, а не наполнены горючим коралловым маслом.
Единственным источником света остается необычный амбивизор в центре тесного помещения. Он установлен на каменном бочкообразном помосте и сейчас почти не виден из-за склонившихся над ним фигур.
С первого взгляда проволочный куб выглядит обыденно и знакомо. Но внимательное изучение позволяет заметить, что вместо стандартных плат и аккумуляторов устройство использует старинную, если не сказать – древнюю, ламповую микросхему. Большинство контактов многократно перепаяно, часть деталей отсутствует вовсе. Вместо них пазы конденсаторов и резисторов занимают граненые, ювелирно обточенные минералы всех оттенков зеленого, крепко зажатые в серебристых контактах. Амбивизор выглядит смешным, нелепым и неисправным, однако куб вдруг оживает, и в его пространстве возникает картинка…
Кольцо из десятка разновысоких фигур, толпящихся вокруг возвышения, сжимается. Зрители подаются вперед. В малахитовой пещере довольно тесно, они даже наступают друг другу на ноги, но никто не ворчит. Относительно свободным пространство остается лишь вокруг одной женщины – невысокой, неопрятной, будто бы заплесневелой, носатой и очень старой.
В отличие от своих гостей в плащах, она не носит глухого красно-черного капюшона и оставляет открытым некрасивое морщинистое лицо. В немытые светлые волосы вплетены черепа летучих мышей, крохотные полые косточки, бусы и обломки старинных украшений. Пальцы с грязными, словно обкусанными, ногтями сжимают посох, изготовленный из вековой коралловой ветки. Ведьма смотрит на амбивизор, кривя губы в саркастической усмешке. Она уже не раз видела то, что собирается показать своим посетителям…
В зеленоватой дымке амбивизора возникают три силуэта.
Нечеткие, бесформенные, с неразличимыми чертами лиц. Троица вышагивает, при этом оставаясь на месте. Вдруг идущий слева спотыкается и падает; остальные помогают ему подняться. Затем крохотные фигурки разделяются, сдвигаясь к углам куба. Через какое-то время объемную картинку перечеркивает лента угольно-черного дыма, закручивающаяся спиралью. Этот шлейф словно веревкой стягивает размытые силуэты троих неизвестных в одно целое, заставляя их снова сплотиться в центре проволочного пространства.
Яркая изумрудная вспышка озаряет пещеру.
Вторя ей, набирают яркость и встроенные в электронику драгоценные камни. Затем амбивизор гаснет, погружая помещение в кисельно-густой мрак, – светятся лишь микросхемы, работающие на минералах. Ведьма удовлетворенно кивает. Постукивает посохом по полу, отчего косточки грызунов в ее волосах ритмично постукивают.
Пауза затягивается.
– Ты призвала нас, чтобы отмалчиваться? – наконец произносит одна из фигур с нотками недовольства. Мужской голос красив и мелодичен. Вопрошающий на голову выше стоящих рядом товарищей, к тому же ведет себя так, словно является старшим. – Или хочешь, чтобы мы сами трактовали увиденное?
– Ваше дело следить за его сновидениями, – ворчливо отвечает старуха, продолжая недобро улыбаться и постукивать изогнутым посохом. – Мое – трактовать образы амбисиндрографа. Но уверен ли ты, Сын Темных Глубин, что желаешь услышать?
– Не томи нас, Гайна… – с нетерпением встревает невысокий бородатый крепыш. Он замер с противоположной стороны колоннообразного постамента, на котором установлен чудной амбивизор. – Думаешь, Орден забыл о своих обязанностях? Это ты призвала нас, а не мы решили…
– Ладно-ладно, – отмахивается ведьма по имени Гайна, трясущимися пальцами потирая отвислое ухо. – Вы услышите…
Шепотки, порхающие по незамкнутому кругу зрителей, мгновенно стихают. Самая высокая фигура снова нависает над амбивизором, тянется вперед, чтобы не упустить ни единого слова. Пристальные взгляды внимательно следят за хозяйкой малахитовой пещеры. Та закрывает глаза, что-то припоминая, и, чуть шепелявя, начинает негромкий рассказ.
– Их будет трое, но идти они станут на десяти ногах, а затем отрастят еще четыре, – звучит в низком гроте. – Зверь о пяти головах и двух хвостах рухнет из-под струн. Пронзит тьму, скрывавшую нас, минует сто порталов, и удача будет его союзницей. Многое зло принесет он в наш мир и пошатнет привычное положение вещей. Умы и сердца подчинятся ему, и насытится железо воинов. Нарушены будут старинные законы, сорваны путы, попраны мечты о перемирии. Битву трое развяжут там, где запрещено лить кровь. Преисподней своего мира посчитают обитель кланов. Но страшнее этого заблуждения станет цена их главной ошибки…
Гайна замолкает, перестав шамкать ртом, в котором не хватает половины зубов. Ее не торопят. Но по лицам в сумрачных недрах капюшонов видно, какое нетерпение охватывает всех собравшихся. И когда высокий уже собирается упрекнуть старуху, та неожиданно продолжает:
– Он будет разбужен…
Десять фигур, окольцевавших амбисиндрограф, издают единый протяжный вздох.
– Станет угрозой сущему, и не будет спасения от ярости его… – вещает ведьма, ритмично стуча по мозаичному полу коралловым посохом. – Сплетутся судьбы зверей, что ноги имеют и не имеют. Грядет великая битва… Многие попытаются остановить беду. Орден потерпит неудачу. И лишь в одном спасение вижу я, но существо это еще не родилось на свет…
Фигуры в капюшонах переглядываются, растерянные и взбудораженные. Кто-то записывает слова Гайны на небольшой восковой табличке. Кто-то осеняет себя охранными знаками. Высокий качает головой, словно не готов поверить пророчеству.
– Забывшие свое предназначение сплетутся воедино, – снова шепчет ведьма из пещеры с зелеными стенами. – Может родиться он – не имеющий матери и отца… имеющий сто матерей и отцов… шут и паяц, лишенный таланта… гонимый и преследуемый, дремлющий под землей и бодрствующий на небесах. Если это произойдет, крушение будет остановлено…
– А если нет? – осторожно и по-прежнему недоверчиво интересуется статный мужчина в красно-черном плаще.
– Тогда, Сын Темных Глубин, – Гайна грустно усмехается, с прищуром глядя в сумрак под его капюшоном, – разделенные народы ждет забвение. Рухнут нерушимые своды, погребая под собой все живое. И разверзнется бездна, изрытая телом его, и придет конец…
В грот возвращается тишина, в которой слышно, как мерно гудят удивительные кристаллы, вмонтированные в старинную ламповую микросхему. Высокий прячет ладони в рукавах полосатого плаща, словно ему стало холодно. Сутулится больше обычного и тяжело вздыхает.
– Орден благодарит тебя, Гайна, – произносит он, хотя по голосу слышно, что пришедший к прорицательнице жалеет, что откликнулся на зов и выслушал очередное предсказание. – Продукты и лекарства доставят в самое ближайшее время…
– Ты так заботишься обо мне, великодушный Сын Темных Глубин… – не скрывая ехидства, говорит старуха, расплываясь в улыбке. – Как о родной матери…
Но мужчина в плаще не отвечает.
Отвернувшись от ведьмы и ее амбисиндрографа, он направляется к выходу, и девять его спутников живым шуршащим ручейком текут следом. Совсем скоро в пещере остается лишь старая некрасивая женщина с черепушками и бусинами в редких волосах. Слышно, как лязгает решетчатая дверь, как щелкает навесной замок.
Гайна смотрит на свой необычный, невероятным образом усовершенствованный амбивизор. Саркастическая улыбка медленно сползает с ее лица, уголки губ горестно опускаются. Она тяжело вздыхает, вспоминая три силуэта в дремотном изумрудном мареве. Легко бьет посохом об пол, и в углах пещеры с неровными блестящими стенами разом вспыхивают масляные светильники.
Вступление
История, которую я хочу сейчас рассказать, произошла давным-давно. Также не исключено, что описанным событиям только предстоит случиться, если привычный нам современный мир кровожадных генералов, алчных политиков и оружия массового поражения не изменится к лучшему. Как бы то ни было, мне стали известны подробности новых приключений трех небезызвестных героев, и я решил поведать их вам со всей честностью и прямотой…
Начать, пожалуй, нужно с того, что с незапамятных времен существовал на свете город-башня. Когда-то он носил строгое официальное название «Ковчег № 4», но обитатели высоченной конструкции предпочитали любовно именовать свой дом Спасгородом. Десятки этажей-полян башни населяли тысячи трудолюбивых, целеустремленных людей, мужественно выстоявших под ударами ракет и затяжной болезни, источником которой стала Птица (долгое время почитаемая за самое страшное зло). Свет солнца выжившим заменял сложнейший прибор под названием Светоч-ЗСИ-2; циркуляцию чистого воздуха обеспечивала система Поток-ЗВИ-4.
Отрадно, что спасгородцы (на многие-многие годы запертые в своем убежище) не потеряли стремления жить и наслаждаться маленькими житейскими радостями, а также умения воспитывать сильных детей. И в один прекрасный день все же вернулись к небу, пьянящему неугомонному ветру и настоящему солнечному свету. Этому важному событию, как мы знаем из предыдущих историй, немало поспособствовал героизм троих школьников – Димы, Вити и Насти, отважных близнецов с поляны Заботинск.
Пройдя через множество опасных испытаний и нарушив немалое число запретов, наши герои сумели совершить невозможное – при помощи друзей и союзников они разбудили умный Анализатор на самой вершине ветшающего города. Его активация запустила протокол «Возрождение», а он, в свою очередь, трансформировал башню в гигантский пестрый цветок, каждым из десятков лепестков которого стала отдельная поляна…
Огромный вклад в победу неугомонной троицы внесли и Лифты – разумные механизмы, с первых дней возведения убежища обеспечивавшие связь между уровнями Спасгорода и до последнего сопротивлявшиеся произволу Гильдии Смотрителей.
Кстати, эта организация (в прошлом дружная артель талантливых механиков, умевших чинить и настраивать процессоры Лифтов) когда-то одурев от переизбытка власти и полностью захватив контроль над спасгородцами, в итоге понесла заслуженное наказание.
После пробуждения Анализатора Конклав Гильдии был справедливо осужден за сокрытие ценной информации, манипулирование сознанием сограждан, превышение полномочий и покровительство так называемым закрытым полянам, несчастные обитатели которых десятилетиями влачили жалкое существование в ужасных условиях. Ценное имущество старших Смотрителей было конфисковано и распределено между обычными жителями. Верхушку тиранов надолго изолировали, спася от самосуда разгневанных горожан. Смотрителей рангом поменьше оставили на свободе, снабдив специальными устройствами слежения (подробнее об этом я упомяну чуть позже, когда придет время вспомнить одного известного нам отрицательного персонажа)…
День Трансформации, бесспорно, стал одной из самых знаменательных дат в современной истории Спасгорода. Конечно, сначала многие испытали дичайший ужас и приготовились воочию наблюдать Конец Света. Однако после того как улеглась паника, вызванная приземлением полян и редкими вспышками мародерства, шумные народные гулянья не стихали до рассвета – настоящего, первого в жизни нескольких поколений горожан (после ночной праздник превратился в ежегодное событие)…
Еще вчера убежденные, что никогда-никогда не выберутся за границы надежной крепости-ковчега, спасгородцы никак не могли нарадоваться случившимся переменам. С замиранием сердца они слушали радио, передававшее ежедневные отчеты ученых о том, что Болезнь Птицы покинула планету и поверхность вновь безопасна для проживания. С опаской выходили в таинственные леса, окружавшие распавшийся на отдельные блоки город; делали первые шаги в возделывании дикой почвы и приручении новых видов животных.
Поляна под названием Стратегический Склад Неприкосновенного Запаса, в простонародье именуемая Амбаром, наконец-то была вскрыта. Припасы, складированные на ней предусмотрительными предками, были пересчитаны и распределены по отрядам добровольцев-колонизаторов, первыми вызвавшихся покинуть периметр и осесть на настоящей земле. Так вокруг старинного города начали расти компактные поселения-фермы из быстровозводимых модульных домиков, обнесенные электрическими изгородями и белоснежными вышками генераторов-ветряков.
Поляны, до Дня Трансформации считавшиеся запретными или закрытыми, тоже претерпели изменения. Часть из них – такие, например, как Грибница или Реакторная Станция – в силу замкнутости экосфер было решено не распечатывать. Там отныне без устали трудились лучшие медики, психологи и биологи башни, пытаясь вернуть изменившимся сородичам былой внешний вид или хотя бы излечить их от тяжелых болезней. Другие уровни, где риск облучения или заражения обычных спасгородцев оказался не столь велик, стали открытыми и почти на равных правах вступили в союз с остальными «лепестками цветка».
Локальная власть на жилых ярусах вроде Заботинска или Складоугольска по-прежнему осталась сосредоточена в руках чиновников из поселковых Ратуш. Центральное же управление обновленным Спасгородом взял на себя Координационный Комитет, или КорКом (заменивший марионеточное правительство Гильдии), куда вошли представители главных профессий и социальных групп, населяющих башню или ее внешние стены.
Стража была с позором расформирована, ее наиболее рьяно помогавшие Смотрителям офицеры разжалованы. Вместо распущенного подразделения надсмотрщиков КорКом создал Силы Гражданской Самообороны.
А что же Лифты, спросите вы? Как же Лифты, эти уникальные разумные механизмы, тоже сыгравшие свою роль в запуске операции «Возрождение»? Неужели они перестали быть нужны Спасгороду? Неужели навсегда уснули на тех полянах, где их застала трансформация?
Нет, друзья мои, Лифты и не подумали засыпать. Спев победную песню и восславив подвиг наших героев, они действительно остались жить там, где находились в момент превращения башни. Конечно, теперь их вклад в развитие города стал не таким значимым – после активации протокола «Возрождение» изменилась сама суть башни, и механизмам просто стало некого и некуда возить. Но и забывать о верных помощниках никто не собирался.
Лифты стали своего рода музеями для экскурсий – едва с большинства процессоров сняли блокираторы, когда-то установленные коварной Гильдией, кабины взялись охотно рассказывать людям о прошлом. О великих предках-строителях, живших с одной-единственной мечтой: что рано или поздно болезнь исчезнет и человек сможет выйти из-за толстых железных стен.
Именно с одним из таких Лифтов-музеев, причем Высокого класса (да-да, не удивляйтесь, с тем самым, что когда-то увез детей с родного Заботинска, заставив окунуться в бурлящий котел приключений), и будет связана наша новая история…
Глава первая,
в которой сочиняют стихи, а кое-кто из гостей превращается в пассажиров
Осеннее солнце заливало Заботинск жаркими янтарными волнами, лишь отчасти напоминавшими лучи Светоча, за ненадобностью отключенного в поселке механиков почти пять месяцев назад. Как и на большинстве жилых уровней, огромная крыша поляны была частично демонтирована, взорам заботинцев теперь открылись бездонные небеса, и горожане могли наслаждаться чехардой настоящих дней и ночей. Так же у них появилась возможность следить за медленной, но неотвратимой сменой времен года, что спасгородцам было и вовсе в новинку. Кое-где, чтобы не нарушить хрупкие искусственные экосистемы, боящиеся естественного света, сдвигание крыши было противопоказано, но родная поляна героев этой истории в число таких этажей не входила.
Итак, солнечный свет нежно окутывал Заботинск, порождая зыбкое марево над разогретым резино-асфальтовым покрытием улиц, беззаботно отражался от оконных стекол и придавал ярким черепичным крышам воистину праздничный и игрушечный вид.
Солнце клонилось к закату, но у светила оставалось еще несколько часов до того, как оно скроется за высоким периметром поляны. Из школы спешили по домам дети, возвращались с дневных вахт взрослые. Но все они двигались неспешно, наслаждаясь необычным природным теплом, к которому так и не смогли привыкнуть за стремительное Первое Лето, наполненное важными делами и перетряской всех городских устоев.
По тротуару центральной улицы медленно шли трое.
Словно заметив их, солнышко тут же стряхнуло с себя налипшие пряди полупрозрачных облачков. Одарило путников новой порцией лучиков. Его свет приласкал светловолосые макушки, подчеркнул насыщенный желтый оттенок новенькой школьной формы, блеснул в очках мальчика, идущего справа.
Конечно, солнце узнало бредущую по улице троицу, как узнали ее и мы с вами. Негромко болтая и вежливо здороваясь с встречными взрослыми, из школы возвращались знакомые нам близнецы – Дмитрий, Анастасия и Виктор, к которым после известных событий в Заботинске стали относиться со смесью восхищения, осуждения и некоторой опаски. Оно, наверное, и понятно, ибо далеко не все в городе одобряли безответственное поведение детей, минувшей весной нарушивших столько законов Гильдии и послуживших причиной трансформации…
На перекрестке, где гудели и отстреливались вертикальными струями пара массивные грузовые самокаты, школьники остановились, дожидаясь разрешающего сигнала светофора. Под открытым небом шипение самокатной техники казалось гораздо менее тяжелым, чем обычно, и даже чуть-чуть музыкальным. Мальчик в очках машинально повернулся к боковой улице, идущая в центре сестра нахмурилась и покачала головой:
– Витька, мечтатель ты наш… Куда собрался?
Девочка улыбнулась, погладив пшеничную косу, лежащую на плече (с недавнего времени она разлюбила привычный хвостик, научившись заплетать шикарную косу). Вообще, чем старше становились наши герои, тем сильнее они различались между собой, и не только внешне. Но день, когда все трое станут по-настоящему взрослыми и приобретут уникальные индивидуальные черты, был еще очень не близок. А потому сходство тройняшек оставалось заметным, даже несмотря на мелкие различия.
– Забыл, что мы к Рифмователю в гости собирались? – вкрадчиво осведомилась Настя, любовно поглаживая заплетенные волосы и не сводя с мальчика цепкого взгляда.
От сестры, неожиданно проявившей проницательность даже большую, чем родители, не укрылось, что в последнее время Витька стал на удивление задумчив. А еще тих и подавлен, словно бродящий без цели лунатик. И пусть замкнутость брата не отражалась на его домашних обязанностях или школьных отметках, Настя пообещала себе приглядывать за ним внимательнее.
– Ха! – не без злорадства подхватил Димка, тоже заметивший задумчивость близнеца. Он дурашливо раскрутил ранец, который держал за лямки в одной руке. – В раздумьях наш Виктор Петрович пребывает, как пить дать. Ему, Настена, сейчас волю дай, так он по задумчивости тапочки в холодильной камере хранить начнет, а молоко – под кроватью…
– Хи-хи, как смешно, – беззлобно огрызнулся Витька. Легко подпрыгнул, поправляя на плечах ранец. – Просто я начал в уме делать домашнее задание по алгебре. Чтобы не терять времени…
– Ой, вы только посмотрите! – продолжал скалиться Димка, подкрутив жесткий клок волос, зачесанных хаотично и дерзко, почти что в гребень, который (несмотря на робкие протесты учителей) носил по моде Ходящих По Стенам. – Я тебе говорил, братец, что зубрил и заучек никто не любит?
– А я напоминал тебе, братец, – все так же без обиды парировал тот, с иронией разглядывая торчащие патлы близнеца, – что зубрежка и богатый багаж знаний уже неоднократно спасали нам жизнь?
На это Дмитрий ничего не ответил. Ранец в его руке вдруг замер, как резко остановленный маятник хронометра, и мальчик лишь задумчиво почесал нос. Светофор подмигнул выпуклой зеленой линзой; самокаты послушно встали, пыхтя и пропуская пешеходов, и троица пересекла дорогу.
Навстречу попался знакомый урядник, которого на Заботинске величали просто Санычем, в сопровождении нескольких бойцов КорКома. Завидев школьников, взрослые приветливо улыбнулись и шутливо отдали честь.
Настя и Димка улыбнулись в ответ, поздоровавшись, и только Витя продолжал смотреть под ноги, будто боялся споткнуться. Уже ступив на противоположный тротуар, он с грустью обернулся направо, где знакомая с малолетства улица уводила к родному двухэтажному дому, покрытому жизнерадостной красной черепицей…
Да-да, вы совершенно верно догадались – после известных нам событий Петру Петровичу и Юлии Николаевне вернули их прежний дом № 119. Причем, насколько дети поняли по обрывкам разговоров, семейству даже предлагали резкое улучшение жилищных условий. Но папа близнецов был человеком достаточно скромным. А потому от подарка сотрудников Ратуши мягко отказался, довольствовавшись повышением по службе и почетной должностью в новом Комитете. Так тройняшки и их родители и вернулись в тот самый дом, в котором когда-то Смотритель по имени… впрочем, полагаю вам и так все это известно.
Продолжим же наблюдать за нашими героями вместе с осенним солнцем, выглядывающим из-за высокой железной стены вокруг Заботинска. И отметим, что дети действительно направились не домой, а в центр поляны. Туда, где возвышались изящная Ратуша и другие административные здания, а между ними дремал пересохший пруд, бывшее обиталище механических карпов.
Перед опустевшим водоемом, как мы можем вспомнить, величественной скалой поднимался к небу четырехметровый монумент Труженикам: отважным строителям Спасгорода, когда-то создавшим «Ковчег № 4» и укрывшим потомков от болезни, переносимой на крыльях птиц. Однако здесь я предлагаю на секунду задержаться. Потому что с нашего прошлого визита на месте сбора всех школьников Заботинска произошли кое-какие перемены.
Заключались они в том, что рядом со скульптурной группой, изображавшей ученых и инженеров в противогазах и герметичных костюмах, совсем недавно появился новый памятник – высокая, метров двадцать, шестигранная стела, обшитая листами жести, по которым бежал богатый рельефный узор. Узор не был абстрактным, а обладал конкретным спиральным сюжетом, главными персонажами которого стали статные мужчины и женщины в летных комбинезонах и очках.
У самого подножия граненого шипа они были изображены сгорбленными, угнетенными и подавленными. Чуть дальше вверх и по спирали они распрямляли плечи и седлали воздушные паруса, с помощью которых обуздывали вольный ветер. Если зритель продолжал и дальше двигаться вокруг стелы, то ему становилось заметно, как воздухоплаватели помогают обычным спасгородцам спастись от гнета Гильдии; как строят свои хрупкие лагеря на поверхности города; как преисполняются отваги и благородной злости за судьбу рабов, заточенных внутри многоэтажной башни.
В конце выпуклой графической истории, почти на самой верхушке окованного металлом столба, застыло изображение финальной битвы – там Ходящие По Стенам (да-да, героями полотна были именно они) вступали в бой с неопрятными толстяками, в которых пытливый ум мог бы распознать коварных Смотрителей – недавних диктаторов Спасгорода. На вершине стелы замерли трое Ходящих. Подняв и перекрестив руки, они тянули к небу забытый и заново обретенный символ Возрождения: меч, пастушеский посох и свечу на фоне рыцарского щита и воодушевляющего девиза.
Памятник освободителям установили чуть больше месяца назад. Причем внезапно, что стало сюрпризом как для высокопоставленных членов КорКома, так и для большинства обычных заботинцев. Кусочки пустотелой стелы делали украдкой, силами энтузиастов, после окончания положенных рабочих смен, проводя в цехах одну бессонную ночь за другой. А затем молниеносно собрали за одно утро, восславив подвиг отважных мятежников, вызвав восхищение жителей поселка и спровоцировав поток туристов с других полян, тоже захотевших взглянуть на дар Ходящим По Стенам и зажечь крохотную свечку у подножия.
Вот и сейчас здесь толпился народ, медленным хороводом прогуливаясь вокруг памятника и негромко комментируя сюжетное панно. Постамент двадцатиметровой колонны пылал от сотен зажженных лампад.
Однако далеко не все в городе были впечатлены появлением Штыка Свободы, потому что… Впрочем, об этом я расскажу позже.
Итак, школьники вышли на шумную центральную площадь, огибая ее по периметру и стараясь не углубляться в толпу. Та гудела, смеялась и бурлила – спасгородцы никак не могли нарадоваться настоящему солнцу. Их щеки лоснились от кремов, уберегавших кожу от загара (весьма болезненного для тех, кто всю жизнь провел под искусственными лучами Светоча). Их плечи были расправлены, души преисполнены счастья и покоя. Взрослых, освобожденных от гнета Сонника – машины по корректировке снов и желаний, – можно было понять, ведь в город пришли перемены. И пусть продуктовые запасы ковчега по-прежнему распространялись бережно и расчетливо, цены на еду значительно уменьшились, а надежда на скорое благоденствие не покидала горожан.
Но сказать, что наша троица одинаково радовалась происходящему, не смог бы никто. Настя нервно кусала губу, с опаской поглядывая на эмблему Возрождения (вероятно, девочка заново переживала ужас, через который ей пришлось пройти на вершине города); Витька на памятник не смотрел принципиально, хмурясь все сильнее.
А вот Дима жизнерадостно насвистывал, направо и налево здороваясь со знакомыми и то и дело принимая подарки-угощения от лоточников, торговавших печеной снедью. К слову, за последнее время мальчик заметно округлился лицом. Потому что просто не мог отказать себе в удовольствии слопать коврижку, и когда юных героев Возрождения баловали гостинцами, ел за троих…
Дети обогнули пересохший пруд, затем монумент Труженикам и Штык. И уже были готовы свернуть на проспект Учителей, как вдруг из толпы им наперерез устремилась фигура.
Высокая, но сгорбленная, она казалась болезненной и устрашающей. Сальные пряди седых волос прикрывали лысину мужчины, усеянную старческими рыжеватыми пятнами. Одежда – непостижимого фасона драный плащ – выглядела истрепавшейся и давно не стиранной. На груди, поясе и запястьях старика побрякивали безделушки, в основном состоявшие из неработающих микросхем и деталей бытовой электроники. На шее темнел черный пластиковый обод, замкнутый специальным замком с багровым зрачком мигающего диода.
– Карл! – прошептала Настя, поморщившись и потянувшись к левому запястью.
– Нужно было идти в обход… – замогильным голосом констатировал Витя, поправляя очки. – Знали ведь, что он любит возле Штыка околачиваться…
Здесь я позволю себе еще одно небольшое отступление и вкратце расскажу про человека, встреченного школьниками на главной площади Заботинска. Да, это действительно был Карл, тот самый Карл – престарелый Смотритель Гильдии, когда-то увлекший Петра Петровича (а за ним и его непоседливых отпрысков) на одну из нижних полян города и давший старт цепочке страшных и увлекательных событий.
После сражения в Лаборатории, предшествующего глобальной перестройке Спасгорода, его тоже собирались судить по всей строгости. Предъявили обвинение, конфисковали имущество, посадили в тюрьму. Но затем выяснилось, что события на верхней поляне так сильно ударили по рассудку пожилого мужчины, что тот не выдержал и сломался…
Сначала ученые КорКома посчитали, что старший Смотритель умело разыгрывает помешательство, чтобы избежать наиболее жесткого приговора. Но после серии тестов они убедились, что старик действительно повредился рассудком. Кроме того, за бывшего Смотрителя, вполне безобидного в своем сумасшествии, вступились члены многочисленной семьи и врачи. И тогда Карла отпустили, ограничив его свободу особенным устройством на шее.
С тех пор свихнувшийся старикан, постоянно сбегая от санитаров, почти все время проводил на улицах, где беззлобно докучал спасгородцам историями о величии Гильдии (по его мнению, несправедливо оболганной). А еще он вдруг начал коллекционировать сломанные детали микросхем, украшая ими свой жалкий гардероб.
И пусть кое-кто справедливо полагал, что Карл делает это в память о Мглистом Механике, одном из самых ужасных слуг Конклава, большинство предпочитали верить, что старик тоскует об утраченных талантах великого инженера, способного настраивать процессоры Лифтов.
Ошейник, снять который могли только руководители Комитета, позволял запеленговать блаженного в любой точке обновленного города. А еще власти, выпустившие Карла на волю, не забыли, что он может попытаться отомстить нескольким заботинцам, запустившим роковой для Гильдии протокол (в конце концов, когда-то он даже стрелял в Петра Петровича из пистолета). Поэтому Вите, Насте и Димке выдали охранные браслеты, снимать которые им было настрого запрещено. Управляя с этих браслетов ошейником безумца, дети могли в любой момент активировать несмертельные заряды тока (если бы экс-Смотритель попробовал напасть), а также подать сигнал тревоги…
– Подойдет ближе, – продолжала нервно шептать девочка, держа палец на кнопке разрядника, – я его сразу взгрею…
Однако Карл, несмотря на сдвиг в мозгах, хорошо понимал, что близнецы способны причинить ему боль. А потому весьма прилежно сохранял дистанцию, предписанную судом Координационного Комитета.
– Амбулатория, коллаборационизм, загнутые штуковины, – посматривая на троицу с лихорадочным блеском в глазах, забубнил старик. – Только Гильдия сохраняла равновесие… Турбулентность и стоны… Кто присмотрит за Комитетом бунтарей? Кто охраняет тех, кто охраняет вас? Зачем преступили закон?
– Знаешь-ка чего, дядя, – забросив ранец на плечо, Димка фыркнул и выступил вперед, привычно загораживая родных. – Шел бы ты отсюда, а? Ведь бо-бо будет… сам знаешь, что это такое! – И он демонстративно задрал левый рукав школьной куртки, обнажая браслет с пультом дистанционного шокера.
– Не нужно бо-бо… – Карл, усевшись на резино-асфальтовый тротуар, обиженно насупился и взялся перебирать ожерелье из разномастных деталек. Ласково погладил осколок наиболее хитроумной шестеренки, в один из краев которой был вмонтирован красивый ярко-зеленый хрусталик. – Ржавые решетки, магия существует, хищный червяк придет кусать за ноги. Дисперсионная геометрия!
– Пойдемте, ребята! – Витя, старательно не поворачиваясь к Штыку Свободы лицом, потянул остальных за рукава курток. – Нечего на психа время тратить…
