Рахиль – Андрей Геласимов

В этом сезоне мой дп-шный январь безлошадный, точнее, безбайкерный, аж грустно. Современная русская интеллигентская проза, в которой вместо мотогонок в качестве экстрима – балансирование на грани нищеты. Богачи, как правило, читают литературу другого сорта, поэтому то, как автор издевается над бедным читателем, просто возмущает!

Главному герою, профэссору-филолуху, а заодно и еврею-полукровке, не раз приходится мыться, но не обольщайтесь! Ванную комнату университетского препода Святослава Семёновича Койфера вам не покажут. Просто профессорская кошка Люся изо дня в день гадит в профессорскую постель, а профессорская голова полгода без зарплаты забита отнюдь не приучением кошки к лотку. Перед новым годом в моей квартире появился щенок, искренне сочувствую профессору Койферу, ибо мыться в заминированной квартире приходится часто и мне. За приключениями кошки (обошлось без мышей) и рассеянным профессором мы наблюдаем весь пролог глазами трещотки-клептоманки Дины. Если бы еще от её лица весь роман был написан, получилась бы комедия. Очень жаль, что судя по аудиокниге, начитанной по журнальной версии романа, в первой редакции пролога не было вообще, а начитки полной книжной версии пока нет. Без пролога роман потерял часть абсурдности. Остальная часть романа рассказана другими персонажами, Дине почти слова не дадут.

Люблю приём полифоничного повествования, недавно с ним столкнулась у Кизи в «Порою блажь великая». От других героев мы узнаем, что профессор вовсе не рассеянный, а Дина не клептоманка, просто начало 90-х и окружающие этих двоих привыкли выезжать за их счёт. Беременная Дина тырит в супермаркетах только очень нужные сейчас вещи, и только по одной. Автор издевается над бедным читателем, у которого нет денег, но есть совесть, и который не может как Дина таскать продукты из супермаркета. Койфер же – типичный русский интеллигент с комплексом полукровки. На еврейскую тему уже кто только не плясал. Будто других инородцев в Союзе не было, или у них совсем не было проблем с идентичностью. (Удружил Балабанов, сняв странный фильм о странном тормознутом якуте (народ могу и переврать, но северный точно)).

Мне кажется, что такой типаж – смесь «лишнего человека» и чудика разной пропорциональности – особенно активно кочует по премиальным романам последние 40-60 лет, особенно, если действие происходит в Москве, Петербурге или Киеве. Навскидку, это и большинство жителей летающего дома у Житинского, и Цвибышев у Горенштейна, стопудово у Сенчина, Шишкина и Алешковского (не всех из них читала). Писатели-реалисты переосмысляют 20 век, наделяя своих героев излишней рефлексивностью и обидчивостью на прошлое. Койферу повезло, Геласимов одарил его мужской гордостью и невозмутимостью чудика, не путать с гордыней, подсыпал одиночества «лишнего человека», но не дал заносчивости и высокомерия. Выходку самоустранившегося Святослава в финале можно считать и силой гордого человека, и слабостью мозгляка-слюнтяя. Койфер отошёл в сторону, в никуда, оставив семейству квартиру. Знаток основных мировых сюжетов, на раз-два за десять минут по нескольким эпизодам просчитывающий финал блокбастера, свою жизнь и не думал менять к лучшему. Описывая капитуляцию героя в полную нищету, автор издевается над бедным читателем, который живёт от зарплаты до зарплаты и каждый день на грани подобного провала.

Уход в закат Койфера – отнюдь не голливудско-хэппиэндный , но я на его и на Дининой стороне. В закат улетает и Рахиль, которая не Рахиль, причём не в тот сионский закат, который географически для нас слегка восход, а в прагматичные Штаты. Очень жаль.

О своих ошибках и бесах под рёбрами Святослав говорит честно и прямо. Даже излишне прямо, раз он филолог, раскроет читателям все библейские аллюзии на Бытие и про очкарицу (любительницам феминитивов посвящается) Лию, которая не Лия, и про Рахиль сто раз помянет, которая не Рахиль, а напрямую Любовь Соломоновна, и про беременную Дину, почему она Дина, и почему Иаков-Святослав не Иаков совсем. Только Наталье Бытийного эквивалента не нашлось, а слабохарактерный муж Дины больше похож на лицемерных братьев её древней тёзки. Жаль, что Геласимов только упомянул Фамарь, но Дину Фамарью не сделал. Раз уж бесы под рёбрами Святослава гуляют, можно было его из Иакова превратить в Иуду, так бы они друг за другом досмотрели.

Через пять лет после «Рахили» на экраны выйдут «Стиляги» Тодоровского, часть сюжета с выступлением на институтском празднике легко бы вписалась в фильм. Иногда роман очень музыкален, но чаще безумен. Не могут премиальные современные писатели обойтись без жёлтого дома. По-настоящему Койфер понимает музыку только в состоянии влюблённости, как с Любой, или безнадёжной страсти, как с Натальей. Есть в романе и попойки, и болтливый вор, куда без них.

Никогда не задумывалась, да и не заставлял никто, что слово чувак раньше было аббревиатурой, а про стиляжность тусовки группы «Браво» Койфер почему-то забыл, ограничив субкультуру 70-ыми.

Роман незатейливый, но вопреки допзаданию, заслушалась я им до раннего утра, чему содействовали рождественские салюты. Обычно дп-шные январские книги запоминаются, как и декабрьские – эффект края никто не отменял – но здесь, наверное, будет исключение.

Жизнь.... обыкновенная, без прикрас. Отрывки из жизни обыкновенного русского интеллигента, наполовину еврея, что было немаловажно в те времена, профессора филологии. У Геласимова очень лёгкий, живой язык, порой ощущение, что ты не книгу читаешь, а слушаешь рассказ собеседника напротив. Или, что вызывает ощущения не слишком приятные, подсматриваешь за кем-то. Потому что рассказывают нам не о красивом, сказочном и милом. Рассказывают порой жестко, порой с иронией, но от чего-то совершенно безжалостно. И в такие моменты накатывает какая-то тоска и беспросветность. И ты думаешь – а зачем? На кой все эти метания интеллигентской (или не очень) души, если всё равно всё коту под хвост, если всё равно тебя судьба, как катком переедет и лежать оставит? Если в старости ты не будешь нужен никому, разве что только самому близкому другу, коли таковой имеется? И ты невольно что-то сравниваешь с жизнью собственной, и хочется поскорее открыть глаза и сказать – чур меня, это не про нас, так не бывает. А ведь бывает, ещё и не так бывает! И ты это прекрасно знаешь. И от того, даже не смотря на обилие иронии над собой и доброй вобщем-то шутки, книга производит впечатление совершенно безрадостное. Ну и пусть, скажет кто-то. Не всё ж анекдоты читать. Да, всё правильно. Но мне всё же чего-то в этой книге не хватило. Или наоборот – чего-то было в избытке. Тех самых пресловутых метаний? Жизненных казусов и передряг? Очень даже может быть…

Странное ощущение от этого романа. С одной стороны, хороший язык, автор с чувством юмора, а с другой – как-то он ни о чем. Перед нами описание жизни одного профессора в возрасте за 50, страдающего из-за больного сердца. Линия сюжета построена на постоянных флэшбэках, «лирических» отступлениях, взглядах на ГГ с точки зрения других людей. Вроде бы обычная жизнь человека в декорациях эпохи (от послевоенного периода до 1990-х годов), возможно, довольно несчастливая жизнь… во всяком случае, в свои 53 года профессор пребывает в явном унынии, которое окрашивает в те же оттенки и его воспоминания: недоеврейское происхождение и детство, развод родителей, бессмысленное переписывание диссертации, первая любимая жена, сошедшая с ума и потерявшая нерожденного ребенка, вторая нелюбимая жена, с которой прожито двадцать лет, третья молоденькая жена, быстренько ушедшая к кгбшнику, ссора с единственным сыном, безденежье на профессорской должности, бездарные студенты, отсутствие жилья, два инфаркта после 40, вот разве невестка – этакий лучик света, и то… И что это все означает? Рефлексии по поводу того, как люди во второй половине XX века херово жили? Частично автобиографический роман? Просто графомания с элементами философских рассуждений о? Я для себя так определить и не смогла. Как-то весь сюжет, не связанный общей мыслью, распадался на кусочки. Похоже на какие-то отдельные записки с воспоминаниями и размышлениями, собранные кое-как в одну кучу. С другой стороны, можно понять, почему романы Геласимова популярны за рубежом – он описывает советский быт, советскую жизнь, что, наверняка, читать незнакомым с темой людям интересно. Но, в таком случае, это роман, написанный на продажу туда, а не для нас, нас-то всем этим бытоописанием не удивишь. Во всяком случае пока. Возможно, будущие поколения и оценят, забыв все прошлое и превратившись в своеобразных «иностранцев».