bannerbannerbanner
А. В. Жвалевский. Сборник

Андрей Жвалевский
А. В. Жвалевский. Сборник

Полная версия

– Мама, а можно мне посмотреть вон тот шарик? – шёпотом спросил Ваня у мамы.

– Нельзя, Ванечка, такие шары стоят целое состояние.

Ваня надулся и пробурчал:

– А зачем их тогда на ёлку повесили? Лежали бы себе в банке…

Очень кстати кто-то ему недавно рассказал, что состояния хранят в банках. Мама хихикнула, а уже дома рассказывала папе:

– Нет, ну правда, зачем они их вешают на ёлку? А вдруг ветка обломится? А вдруг ёлка упадёт?

Папа ответил непонятно:

– Престиж.

А мама всё недоумевала:

– Нет, я понимаю, украшения демонстрировать. Но их же можно по наследству передавать, продать можно…

– В банк положить, – не удержался папа.

– И ничего смешного! Ваня всё правильно сказал! Сто рублей за шарики, это же немыслимые деньги… На эти деньги можно три граммофона купить, у людей пенсия семь рублей в месяц!

Граммофоны в России стоили целое состояние. Например, за простенький граммофон «Монархъ-Олимпiя» просили 26 рублей 75 копеек. А вот самой продвинутой новинкой 1910 года, уверяет «Огонёк», был «Монархъ-Гигантъ-Люксусъ» – в корпусе орехового дерева Modern, с иголкой «непортящийся "Сапфиръ"» и рупором (то есть самой медной трубой) «Тюльпанъ». Стоил «Люксусъ» 37 рублей (то есть это была такая же дорогая покупка, как сегодня – покупка большого плазменного телевизора). Объявление в «Огоньке» заканчивалось призывом: «Остерегайтесь варшавских подделок!»

А дальше Ваня не дослушал, потому что его под дверью кабинета нашла няня и увела в детскую, журя за то, что слушает взрослые разговоры.

– А какие мне разговоры слушать? Детские, что ли? – обиделся Ваня.

Он очень расстроился, что так и не дослушал, как же можно положить в банк ёлочные шарики…

Но в это Рождество все традиции полетели в тартарары. Как только Сергей Иванович с супругой вошли в дом, на них тут же набросился Ванечка. Он быстрее ветра нёсся вниз по лестнице и с разбегу запрыгнул дяде на шею.

– Дяденька Серёженька, милый! Я знал! Я так её хотел! Я даже никому-никому больше про неё не рассказывал!

Слегка сбитый с толку дядя, обхватив Ваню поудобнее, вошёл в гостиную и обомлел.


На полу были выложены маленькие рельсы, а на них стоял крохотный паровозик. Несчитаное количество запасных частей лежало в огромной коробке, которая стояла посреди комнаты.

Все дети и взрослые стояли вокруг и молча наблюдали это великолепие.

Светлана первая заметила брата.

– Ну, дорогой… Я даже не знаю что сказать. Ваня весь дом в семь утра поднял криками. Мы сбежались сюда, думали, случилось что. А он сидит на полу, в пижаме, босой, коробку обнял и всё говорит: «Я знал, я знал…» Когда вы с ним успели договориться? И где ты взял это чудо?

Маша смотрела на мужа с недоумением, остальные с любопытством. Всем было интересно, где он взял такую замечательную игрушку.

Сергей Иванович пытался по глазам сестры прочесть, разыгрывает она его или просто хочет скрыть от мужа дорогую покупку. А Маша пыталась то же самое выяснить по глазам мужа. Только по ним разве что поймёшь? Вроде серьёзные-серьёзные, но иногда вдруг промелькнёт в уголке какой-то чёртик. А может, и не чёртик, а птёрк или охля.

Так в тот вечер никто ничего и не понял. Дяде Серёже и не особенно до разбирательств было: остальные племянники и племянницы повисли на нём и требовали себе кто необыкновенную куклу с малиновыми волосами, кто целую армию солдатиков, кто живого котёнка.

– Всё будет! – только успевал кивать Сергей Иванович. – Всенепременнейше. Никого не обидим. Всех одарим.

И все дети сразу ему верили, потому что дядя Серёжа никогда никого не обманывал. По крайней мере, никого из детей.

Жена даже упрекнула его, когда суматошный вечер остался позади:

– Что ж ты им наобещал? Как ты это всё выполнишь?

– Ничего, Машенька, – ответил Сергей Иванович, – что-нибудь придумаю. Ещё год впереди. Да они всё позабудут за год, дети ведь.

А сам ещё долго лежал и смотрел в потолок.

До того долежался, что увидел вдруг на потолке птёрка. Птёрк сидел один-одинёшенек и грустил. Увидев, что Сергей Иванович его заметил, птёрк приветственно помахал хвостом и выпустил из лапки какую-то искру. Морозов в ответ подмигнул и подумал: «А ведь я уже сплю».


Прошёл год…

Из истории

Новый, 1913 год почти не отличался от нового, 1912 года.

Всё те же самовары да редкие автомобили.

И Санкт-Петербург был всё тем же столичным городом. Открыли первую в городе световую рекламу. Провели первый матч по футболу между сборными Питера и Москвы (Питер выиграл!) Несколько роскошных дворцов построили. Несколько роскошных дворцов уничтожил пожар.

Игрушки по-прежнему мастерили вручную или в небольших мастерских.

А в общем – год как год.

И никто в России не догадывался, что наступает не просто 1913 год, а последний спокойный год в жизни империи…

Прошёл год, но дети ничего не забыли. Просто непонятно, почему взрослые считают, что дети так быстро всё забывают.

Нет, они забывают, конечно, всякую ерунду – как держать вилку или вернуться домой до темноты, – но важные вещи они помнят очень крепко.

Ещё за две недели до Рождества племянница Таня, дочь сестры Веры, отловила дядю Серёжу, который пришёл в гости, затащила его в угол и спросила:

– Ты про куклу не забыл?

– Куклу? – удивился дядя Серёжа.

Что ещё раз доказывает: это взрослые всё забывают, а на детей сваливают. Таня терпеливо вздохнула:

– Ну куклу. Ты в прошлом году обещал. Большая, с меня ростом. Глаза закрываются, руки-ноги гнутся. И обязательно с сиреневыми волосами.

– А-а-а, припоминаю. Только волосы, кажется, малиновые?

– Это в прошлом году малиновые были, а теперь мне нужны сиреневые. Я же выросла, понимаешь?

Дядя Серёжа понимал.

– Это я тебя проверял, – сказал он. – А так я всё помню.

Таня недоверчиво скривила губки.

– Ничего ты не помнишь, – заявила она. – Я тебе на бумажке запишу.

И она тут же, не сходя с места, написала на бумажке, которую вытребовала у дяди Серёжи: «Дѣвочка съ сиреневыми волосами!»

Судя по всему, Таня не стала делать секрета из разговора с дядей. Очень скоро все племянники – кто печатными буквами, а кто и каллиграфическим гимназическим почерком – написали заказы и вручили их Сергею Ивановичу.

Однажды вечером он разложил их на столе и принялся изучать.



– «Коник, на котором можно качаться»… Это легко… «Солдатики-гренадеры, как у Никитки»… Что за Никитка? Соседский, что ли? Ладно, разберёмся…

Подошла Маша, обняла его за шею и поцеловала в макушку. Муж только потёрся щекой и продолжил ревизию.

– Маш, – сказал он, – ты не видела нигде большую куклу, аршина полтора, и чтобы волосы сиреневые?

– А такие бывают?

– Конечно! – Сергей Иванович взял записочку в руки, помял её… и вдруг кукла стала перед ним, как настоящая!

И снова, как перед прошлым Рождеством, у Сергея Ивановича случилось видение. Танина мечта возникла перед ним во всех деталях: её румяные щёчки, нестерпимо синие глаза-пуговички, бантик рта, сиреневая копна волос и какое-то умопомрачительное платье. Платье было самым чудесным в этой картине: всё блестящее, переливающееся, с ярким бантом, тонким серебряным пояском.

– Ух ты! – сказал Сергей Иванович шёпотом.

– Увидел? – тоже шёпотом спросила Маша.

– Да.

– Значит, есть такая кукла. И под ёлкой она непременно окажется.

Непонятно, с чего так сказала Маша. Надо было бы ей не поверить, посмеяться, а завтра помчаться по магазинам, но Сергей Иванович отчего-то знал: права его любимая жена. Через неделю именно её найдёт Таня под ёлкой.

Сергей Иванович поцеловал руку Маше и глянул ей в глаза. А Маша погладила его по голове и спросила:

– Ну, что там дальше?

Сергей Иванович взял следующую записочку и даже зажмурился – целый полк оловянных гренадеров, сверкая примкнутыми багинетами, явился его взору…


Сочельник Морозовы справляли как положено, по-семейному, вдвоём. Маша напекла невероятное количество пирожков и с рыбой, и с кашей, были на столе и заливная рыба, и вареники с капустой. Стояла кутья из риса с изюмом, компот из сушёных фруктов и клюквенный кисель. А ещё горячие, подрумяненные ватрушки с мармеладом.

Сергей Иванович, с трудом дождавшись первой вечерней звезды (пока она не появится, к застолью приступать нельзя, даже если пирожки остывают), ел и по традиции сокрушался:

– А вкусно-то как! А зачем столько? Пропадёт ведь.

– Ничего, – говорила польщённая хозяйка, – что-нибудь придумаем.

На самом деле Морозовы всё давно и хорошо придумали. Оставшиеся после рождественского ужина пирожки и ватрушки упаковывались в папиросную бумагу и разносились по племянникам. Те ели так, что родители диву давались: ничего не желают дети, только «тёть-Машиного» угощения.

А племянники лишь закатывали глаза и требовали ещё. Но «ещё» не получали, потому что пирожки были под счёт. Поэтому Сергей Иванович старался особо не налегать, а Маша с каждым годом выготавливала всё больше – племянники всё увеличивались в числе.

После ужина Морозовы – опять-таки по традиции – садились возле ёлочки, задували все свечи, кроме одной, и молча загадывали желание. Желание всегда было одно и то же. И каждый год оно не исполнялось.

– Ничего, – Сергей Иванович погладил жену по руке, – будет ещё у нас с тобой маленький.

Маша, как могла весело, улыбнулась в ответ. Она понимала, что годы уже не те, не появится в семье Морозовых никакой маленький.

 

На рождественский утренник Морозовы пришли загодя. Уверенность, что всё получится, никуда не делась, но логика инженера нашёптывала Сергею Ивановичу: «А вдруг не выйдет? Вдруг не получится? Вдруг это сестра тогда так пошутила?» Но Сергей Иванович только сильнее стискивал локоть Маши, та улыбалась – и всё снова становилось просто и ясно. Кроме того, дядя Серёжа решил подстраховаться, захватил с собой кое-какие мелкие подарки. Предчувствие предчувствием, но мало ли? Набрал игрушек, положил их в красный шёлковый мешочек из-под лото, сунул в карман.

По прибытии, отчего-то стесняясь, спрятал мешочек под ёлкой, пока никто не видел. Вздохнул глубоко и пошёл в детскую помогать няне ленивого Коли. Все дети уже были наряжены и причёсаны, а увалень Коленька всё ещё натягивал чулки.

– А ты чего тут? – удивился дядя Серёжа, входя в спальню Коленьки. – Все подарки уже разобрали.

Племянник ойкнул, рванул к двери в одном чулке, был изловлен и возвращён в руки няни. Его быстро одели, кое-как причесали и выпустили из рук, как выпускают в небо птиц на весеннем празднике. Коля бросился вниз с необычной для себя прытью.

И поспел вовремя. Как раз мама открывала двери гостиной и запускала детей к ёлке.

В этом году ёлка превзошла все предыдущие вместе взятые. Дворник Никодим еле втащил её через парадное, потому что через чёрный ход она просто не влезала. Нижние ветки распушились на ползала, на верхних висели настоящие шишки. Ёлка была так красива, что дети даже не сразу решились её потрогать, они ходили в благоговении вокруг, не смея поверить, что у них дома теперь будет такое чудо.

– Мамочка, милая, давай её никогда-никогда не выбросим, – взмолилась Наташа.

Мама улыбнулась.

– Ладно, пусть недельку постоит, уж больно хороша…

На такую красавицу и игрушек потребовалось вдвое больше, чем обычно, да и наряжали её целый день. Дети просто истомились ждать под дверью, когда же их впустят посмотреть на наряженную красавицу.

И результат стоил того. Ёлка была прекрасна!

– Не спешите! Всё успеете! – мама старалась говорить спокойно и строго, но видно было, что самой не терпится посмотреть, что там, под ёлкой, в разноцветных коробках.

Сергей Иванович зашёл в комнату, когда инспекция подарков была в самом разгаре. Дети уже рассматривали машинки, кукол, книжки и были, кажется, довольны, в меру визжали, в меру хвастались. Однако на дядю Сергея смотрели с ожиданием. Он огляделся. Ни одного из заказанных ему подарков не обнаружил. Ни гренадеров, ни чудо-куклы, ни даже лошадки-качалки. Сергей Иванович растерянно посмотрел на Машу, которая подошла сзади и взяла его за руку, как маленького потерявшегося мальчика. Она же ни в чём не сомневалась, и Сергей Иванович сразу успокоился. «Будет чудо, – подумал он, – несомненно будет!»

– А кукла где? – раздался строгий голос племянницы Тани.

– Под ёлкой, – ответил дядя Серёжа, – где же ещё?

Таня смерила его придирчивым взглядом, поджала губки и отправилась на поиски. Возле ёлки она на секунду замерла, потом встала на четвереньки и – к ужасу маменьки – быстро забралась под нижние ветки.

– Татьяна! – закричали взрослые. – Таня! Что ты делаешь? Разве так себя ведут воспитанные девочки? Вылезай сейчас же!

– Вылезу! – пообещала воспитанная девочка из-под ёлки. – Только помогите мешок вытащить.

Через пять минут совместного пыхтения извлекли и усыпанную иголками Таню, и мешок, в который она вцепилась всем чем смогла. Это оказался почти тот самый красный мешочек из-под лото. «Почти» – потому что он стал вдесятеро больше того, что дядя Серёжа принёс в кармане.

– Вот видишь, – шепнула мужу Маша, – всё на месте.

И её слова тут же подтвердились: настойчивая Таня, не дав себя как следует отряхнуть, нырнула в мешок чуть ли не вся и завопила:

– Ур-р-ра! Вот она!

Снова взрослым пришлось выуживать девочку, на сей раз – из мешка. Даже не одну девочку, а сразу двух, потому что на свет божий Таня появилась в обнимку с куклой. Не куклой – куклищей! Ростом она была с саму Таню, синие глаза-пуговицы закрывались-открывались, а невероятное блестящее платье словно бы звенело.

Что тут началось! Взрослые охали, дети один за другим ныряли в мешок и появлялись оттуда каждый со своим подарком. Ор поднялся такой, что свечи на ёлке заколыхались.

А когда счастливые племянники наорались, то бросились к любимому дяде Серёже, и говорили что-то все разом, и за рукав дёргали, и вообще всячески выражали восторг и обожание.

«Вот и случилось, – с облегчением думал Сергей Иванович, – вот и чудо». Впрочем, главное чудо состояло в том, что ни один из подарков не был в этой кутерьме поломан, разбит. И споров никаких не возникло – всякий получил то, о чём мечтал.

Когда детский прибой схлынул, стали подходить взрослые. Все благодарили, но смотрели… с опаской, что ли? Сестра так прямо и спросила:

– Как же это, Серёжа? Где ты эту красоту раздобыл?

– В мешке, сестрица, в мешке, – ухмыльнулся в бороду Сергей Иванович.


С этой ёлки супруги ушли необыкновенно быстро. Новоявленному волшебнику очень хотелось остаться одному, понять, что происходит, подумать, осознать…

По молчаливому согласию с Машей, выйдя из дома сестры, они двинулись домой пешком. Сергей Иванович летел по улице, не разбирая дороги, и вдруг, выскочив на Невский проспект, остановился, замер, разглядывая рождественские витрины.

Ох и толчея была в это время на Невском!

Группками, звеня, шли трамваи. Рекой текли извозчики, толпой шли люди. Все эти три потока существовали сами по себе, периодически пересекаясь. Вот эти пересечения и порождали шум и неразбериху.

То какая-нибудь барышня в последний момент вспомнит, что ей срочно нужно купить что-нибудь к чаю, и начинает выскакивать из коляски прямо под ноги идущим следом лошадям! А попробуй останови коляску разом! Лошади, они ж не машина бездумная, они не могут колом стать. Тут же шум, гам, извозчики ругаются, барышня краснеет и нервничает, цепляется юбкой за коляску, спотыкается. А сзади уже подпирают. Это же проспект, а не переулок какой-нибудь, тут быстро надобно соображать.

То какой-нибудь шустрый малый начинает перебегать проспект перед носом у трамвая. А трамвай звенит, вагоновожатый нервничает. Трамвай не может колом стать, он же не лошадь! То лошадь глупая трамвая шуганётся, дёрнется. А если ещё и пара автомобилей появится, то совсем беда. Вообще негде развернуться.

А людей-то, людей! Все бегут, торопятся. Кто по делу, кто за покупками.


И Сергей Иванович совсем не любил, когда на его любимом проспекте начинали что-то новое строить. Он страшно переживал, когда закладывали дом Зингера, а когда его построили – почти плакал.

– Руки отрывать таким архитекторам! Правду про него в газетах пишут – гнилой зуб вырос в нашем городе.

Маша относилась ко всему новому гораздо спокойнее.

– А мне нравится, – говорила она, – ты присмотрись, он красивый! Глобус наверху такой замечательный. Ты же к Елисеевскому привык!

Новый магазин компании «Братья Елисеевы» Сергею Ивановичу сначала тоже не понравился. Он бурчал, что это не дом, а теремок какой-то и что солидному, стройному, классическому Невскому такие дома совершенно не к лицу. Но со временем привык. Даже уже и не представлялся ему Невский проспект без этого большого, чем-то смахивающего на громадный торт, магазина.

Вот и сейчас выбежал Сергей Иванович на проспект, даже улыбнулся знакомым зданиям. Повертел головой, раздумывая, куда б лучше пойти, и, повинуясь непонятному ему самому инстинкту, развернулся и направился прямиком к Александринскому театру.

Маша шла за ним и улыбалась, очень забавно было наблюдать со стороны, как мечется её большой и слегка неповоротливый муж.


В сквере, возле Екатерины, Сергей Иванович замер. Вокруг памятника великой царице Екатерине Второй было тихо. Обычно это место просто переполнено детьми, здесь выгуливали всех окрестных малышей, но, видимо, сейчас многие дети уже разворачивали свои рождественские подарки. И тут со стороны Невского показалась девочка лет пяти с няней.

– Девочка-красавица, а как тебя зовут? А можно с тобой поговорить? А что тебе подарили на Рождество? – с места в карьер начал Сергей Иванович.

– Коляску для куклы Нины, – ответила прилежная девочка.

– Замечательный подарок! – сказал Сергей Иванович и немедленно начал озираться по сторонам в поисках других детей.

Заметил ещё одну девочку, кинулся к ней так порывисто, что Маше показалось – девочка сейчас бросится наутёк.



– Девочка, а как тебя зовут? А что тебе на Рождество подарили, можешь мне сказать?

А девочка даже и нисколечки не испугалась, а наоборот, начала бойко рассказывать.

– Ничего ещё не подарили. У нас только после обеда ёлка.

Сергей Иванович страшно обрадовался.

– А что бы тебе хотелось получить в подарок?

Девочка бойко затараторила, а Сергей Иванович кивал, но с достаточно кислым видом.

Когда словоохотливую девочку увели, Маша подошла и легонько тронула мужа за руку.

– Ну что?

– Ничего, – буркнул муж, – я ничего не вижу.

Приходили ещё дети. Один мальчик был совсем неразговорчивым, вторая девочка явно испугалась незнакомого дядю, а вот следующий ребёнок оказался особенным.

Это был худенький мальчик в сопровождении женщины с наружностью классной дамы. Мальчик смотрел исключительно в землю, и поэтому Сергей Иванович обратился к даме.

– Сударыня, вы не возражаете, если я задам этому юноше пару вопросов?

Сударыня кивнула.

– Молодой человек, что бы вы хотели получить в подарок на Рождество, если вы этот подарок ещё не получили?

Мальчик, не задумываясь ни на секунду, отчеканил:

– Не получил ещё. В этом году на Рождество мне хотелось бы получить атлас мира и глобус, чтобы продолжить изучение географии.

Классная дама довольно кивнула.

Мальчик опустил глаза.

Сергей Иванович протянул руку ребёнку и, пожав, собирался сказать что-то вроде:

– Через много лет страна будет гордиться вами, лучшим географом…

Но не сказал. Потому что через холодную детскую ладошку на него нахлынула целая волна образов. Тут были губная гармошка и целый полк солдатиков, солнечный день и толпа детей, играющих в салки, большая вислоухая собака и каток в парке.

Всё это так потрясло Сергея Ивановича, что он стоял, не в силах отдёрнуть руку, а мальчик словно тоже что-то почувствовал и поднял глаза. Так они и смотрели друг на друга.

– Как тебя зовут? – спросил Сергей Иванович.

– Михаил.

– Всё у тебя будет, Миша. Поверь мне.

Настроение Морозова стремительно летело вверх. Он метался по скверу, балагурил, знакомился с детьми. Их вдруг привалила целая толпа, все вышли на послеобеденную прогулку. Каждого ребёнка Морозов старался подержать за руку. Впрочем, быстро выяснилось, что именно руку держать вовсе не обязательно. Нужен любой контакт, хоть по голове погладить, хоть за косичку подержаться.

И ещё нужно было, чтоб ребёнок чётко представлял, чего хочет. Потому что иногда к нему в голову врывался непонятный поток сознания – что-то яркое, взрывающееся и крутящееся или, наоборот, что-то спокойное и плавное. Вот и пойми, что эти детки имеют в виду!

Сложнее всего было с совсем маленькими. Думали они быстро и отрывисто – нипочём не успеешь запомнить, да ещё и вопросы всякие задавали.

Один карапуз сразу спросил, не успел Сергей Иванович к нему обратиться:

– Ты кто?

Няня возмущённо дёрнула мальчика за воротник, но тот даже не моргнул, ждал ответа.

– Я? Я – Сергей Иванович Морозов.

Это было слишком длинно для требовательного мальчика, поэтому он сократил:

– Вот что, Дед Мороз, мне нужна конфета. Во-о-от такая!

Размаха ручонок не хватило, чтобы показать размер конфеты, и мальчик тянул «о-о-о», пока воздух не кончился. Потом судорожно вздохнул и протянул ещё немного. Сергей Иванович погладил его по голове и сразу увидел, какая конфета большая и вкусная, в какой яркой обёртке и как долго её можно сосать.

– Договорились, – сказал «Дед Мороз».

Карапуз кивнул и двинулся по своим делам.

– Павлик, – растерянно сказала няня, – а спасибо сказать… дедушке?

Но мальчик уже увидел невдалеке чьи-то санки, направлялся к ним и не обращал ни на что другое никакого внимания. Няня виновато улыбнулась и бросилась за карапузом.

– А ты и правда как дедушка, – улыбнулась Маша.

Сергей Иванович аккуратно потрогал своё лицо. Борода, усы, морщины…

– Ничего, – сказал он, – зато ты на бабушку не похожа.



После прогулки супруги пришли домой основательно подмёрзшие. Маша тут же кинулась ставить самовар и накрывать на стол.

 

Как бы она ни хорохорилась, каждый раз, когда она видела, как расцветает её муж, окружённый детьми, у неё начинало противно щемить сердце.

Так грустно было возвращаться в пустую и тихую квартиру!

Но в тот вечер всё шло не так, как обычно. Квартира очень быстро перестала быть пустой и тихой. В ней появился гость.

– Приятный вечер, – сказал он, выскакивая на освещённую часть стола. – Докладываю: Мишка, даром что отличник, втихаря залез под ёлку, гармонику губную нашёл и солдатиков тоже. Остальное по весне будет.

Маша ойкнула. Сергей Иванович покосился на бутылку кагора – он только что отхлебнул глоточек, чтоб согреться, но от такого количества чёртики не мерещатся.

– Не узнал, значит, – горько произнёс маленький, – сам придумал, а сам не узнал. А я, между прочим, к тебе ещё в прошлом году приходил!

Сергея Ивановича осенило.

– Птёрк, что ли?

– Ну не охля же! – Маленький, но гордый птёрк прищёлкнул хвостиком.

– Так они на самом деле есть? – Маша уже не знала, пугаться ей или смеяться.

Она потянулась к птёрку пальцем, но тот предупредил:

– Но-но! Без рук! Мы, птёрки, народ гордый.

Маша не стала настаивать. В конце концов птёрк был совсем махонький, с её палец ростом.

– Да, чуть не забыл… – Птёрк всплеснул лапками, и в воздух взлетела яркая звёздочка.

Она зависла под потолком, а потом, мерцая и постепенно угасая, начала медленно падать. И в конце концов тихо растаяла в воздухе.

– Что это? – Маша заворожённо проводила звёздочку глазами.

– Это… – птёрк задумался, почесал лапкой затылок, – это что-то типа «спасибо». Значит, подарок получен, ребёнок счастлив… Ну примерно так… А что это у вас? Рыбка? А это что? Хлебушек? А это?

Птёрк запрыгнул на бутылку кагора и залез туда с головой, почти свалился внутрь.

Вылез через секунду, непрерывно чихая и лихорадочно протирая глаза.

– Вот ведь гадость-то какая… Да что ж вы эту отраву на столе держите, ещё отхлебнёт кто? А водичка есть?

– Водичка есть.

Маша убежала и вернулась с кувшином воды. Птёрк заглянул туда и пригорюнился ещё больше.

– Вот ведь… Водичка…

– Что, холодная? Невкусная? – занервничала хозяйка.

– Да не знаю я! Мы ж, птёрки, не пьём. И не едим.

Заметив изумлённые взгляды Маши и Сергея Ивановича, птёрк насупился:

– Ну что смотрите? Просто хотел разговор поддержать.

Следующие пару минут люди рассматривали птёрка, который хвостом выписывал узоры на поверхности киселя. Надо сказать, что птёрка это наблюдение за ним абсолютно не смущало, он самозабвенно рисовал, благо узоры мгновенно исчезали.

Так, наверное, могло бы продолжаться долго, но тут с другой стороны стола раздалось робкое покашливание.

– Добрый вечер! Выпускаю!

Красивая алая звёздочка взмыла над столом и погасла, чуть-чуть не долетев до тарелки.

Первым среагировал птёрк.

– Красивая! Сильно радовалась?

– Кричала так, что уши заложило! Я, говорит, о такой кукле всю жизнь мечтала… Подумаешь, той жизни пять лет, а крику-то крику…

– Ты – охля? – осторожно спросила Маша.

– Ну не птёрк же! – вместе ответили маленькие гости, обменявшись многозначительными взглядами.

– А вы теперь будете с нами жить? – спросила Маша.

– Зачем? Мы немного наших подождём, а потом домой, отдыхать.

– А много ещё ваших придёт? – наконец-то подал голос Сергей Иванович.

– Да откуда ж много? Сколько заказов было, столько нас и придёт. Штук шесть ещё или восемь.

– Скажите, а вы подарки детям разносите, да?

Птёрк страдальчески закатил глаза, явно нелестно думая о людях, а охля уселась на стол, свесила ножки и, обращаясь к Маше, но смотря на птёрка, начала рассказывать:

– Что ты глаза закатываешь? Ну не знают ещё, не понимают… Что ж теперь, пропадать людям? Слушай, я тебе всё расскажу. Если вот он (кивок в сторону Сергея Ивановича) принимает заказ на подарок, то мы, птёрки и охли, должны его доставить и положить под ёлку. Кроме тех, что вы сами разносите, конечно. А когда мы подарок принесли, взамен появляется звёздочка. Её мы и приносим вам, чтоб показать, что всё исполнено. Сколько подарков, столько звёздочек. Потом мы отдыхаем, а через год вернёмся. Вы в следующем году побольше заказов соберите, а то устали мы без работы.

– Здорово! – звонко объявили о своём появлении ещё два птёрка. – Лови!

Никто, конечно, ничего изловить не успел, да и не пытался. Две одинаковые звёздочки синхронно взмыли к потолку и одновременно растаяли на пути вниз.

– Красиво, – восхитились новые птёрки. – Ну, чего смотрите?! Радуйтесь давайте!

Но Маша ещё не перестала удивляться и спросила:

– А почему вас двое?

– Так мы к близнецам ходили, – ответили птёрки так слаженно, как будто один человек говорил двумя ртами.

– К каким близнецам? – не понял Сергей Иванович. – У меня нет никаких знакомых близнецов.

– Зато незнакомые есть. Ты в сквере одного по голове погладил, а он и себе, и брату нажелал. Ну что, – двойняшки повернулись к первому птёрку, – как угощение?

– Нормально, – ответил тот, – только в ту бутылку не лезьте, потравитесь.

– Ух ты! – обрадовались два птёрка и тут же полезли в бутылку.

К концу застолья компания заметно увеличилась. Сергею Ивановичу предъявили не шесть и не восемь, а целых десять разноцветных звёздочек. Семь из них притащили птёрки, а три – охли.



Маша, наученная опытом и ворчанием первого птёрка, встречала каждого гостя правильно: охами и ахами по поводу принесённых звёздочек. Попутно она выяснила, что птёрки носят подарки мальчикам, а охли – девочкам, хотя это неважно, можно и поменяться. А в промежутках Маше приходилось спасать птёрков, которые все как один норовили искупаться в кагоре.

Сергей Иванович сидел улыбался в бороду и вёл степенную беседу с первым птёрком. Тот чувствовал себя главным и покрикивал на остальных. Остальные не обижались, но и не слушались, развлекались кто как мог. Например, хозяйственные охли стали убирать со стола. Правда, они норовили убрать в первую очередь те тарелки, из которых ещё ели хозяева, так что Маше пришлось придумать для охлей другое занятие – протирать вымытые чашки. Охли втроём навалились на одну чашку, не поделили её, грохнули об пол, разбили, пытаясь подмести осколки, запутались в венике…

– Стоп-стоп-стоп! – сказала Маша, и гости испуганно замерли. – Не надо мне больше помогать! Я сама справлюсь.

– А вы и подарки так доставляете, – осведомился Сергей Иванович, – с таким кавардаком?

– Не-е-е, – сказал кто-то из птёрков, – там мы на работе. А тут, у своих, и отдохнуть можно.

– Кстати, – заявил Главный Птёрк, – отдохнули? Пора и хозяевам отдохнуть дать! Счастливо отпраздновать!

На сей раз его почему-то послушались, да так быстро, что Сергей Иванович с женой и моргнуть не успели. Только что по дому носился десяток неугомонных коротышек – ан и нет никого.

– Хорошие они, – сказала Маша, утыкаясь в мужа, – только буйные. Теперь убирать за ними придётся до утра.

– Убирать? – в голосе Сергея Ивановича послышалось лукавство. – А что убирать-то?

Маша обвела комнату удивлённым взглядом. Птёрки и охли исчезли в один миг, но и его хватило, чтобы привести комнату в идеальное состояние. Стол прибран, вымытая посуда аккуратно составлена, даже давешняя чашка склеена и блестит себе на краешке буфетной полки.

– Ой, – прошептала Маша, – а они были тут?

Сергей Иванович пожал плечами и прошёлся по квартире. Зайдя за угол буфета, он тихо засмеялся и поманил к себе Машу. Та подошла и обнаружила на боковой буфетной стенке надпись красивым малиновым вареньем:

СЪ ПРАЗДНИКОМЪ, ДѢД МОРОЗ И МАШЕНЬКА!
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru