Андрей Круз
Эпоха мёртвых. Начало
Собаки
20 марта, вторник, очень раннее утро
Эта стая собак давно облюбовала окраину заводской территории как свой ареал обитания и защищала его от конкурирующих стай со всей возможной яростью. Здесь было где и чем поживиться на помойках, и к тому же здесь водилось немало крыс, популяцию которых собаки изрядно сокращали, тем самым оказывая городу настоящее благодеяние.
Сегодня стая наткнулась на нескольких крыс, поймать которых оказалось удивительно легко. И они их поймали, разорвали и сожрали всех, от первой до последней. Правда, сейчас стая чувствовала себя больной, собаки лежали на земле, вывалив языки, некоторых из них тошнило.
На заборе, поодаль от собачьей стаи, сидел полосатый кот. Одноухий и куцехвостый, настоящий боец и бродяга, он тоже попытался охотиться на крыс, что делал уже не раз. Поймав одну, он успел вонзить острые клыки ей в загривок, ломая позвоночник, но сразу же отскочил назад, почувствовав привкус гнилья в добыче. И еще он запомнил странный запах не понравившейся ему крысы. На таких он больше решил не охотиться. Зато он остался голодным и, видя, что собаки не обращают на него никакого внимания, спрыгнул с забора вниз, на мусорный бак. Запах недавно выброшенной сосиски он ни с чем бы не спутал.
«Скорая»
20 марта, вторник, очень раннее утро
«Скорая помощь» уже не спешила, потому что тот, кого они везли в больницу, скончался в машине. Мужчина, работавший ночным сторожем в автосервисе, вышел с работы в круглосуточный магазин напротив, за сигаретами и бутылкой «колы». На обратном пути он подвергся нападению какого-то сумасшедшего в залитой кровью форме, напоминающей форму охранника. Со слов пострадавшего, тот повалил сторожа на землю и несколько раз укусил, вырвав большие куски мышечной ткани и нанеся тяжелые ранения. Сторожу насилу удалось вырваться, а его противник оказался не слишком проворным. Запершись в автосервисе, сторож вызвал «скорую» и милицию.
Когда милиция подъехала, нападавшего на улице перед воротами не было, а пострадавший чувствовал себя очень плохо. Ему оказали возможную первую помощь, израсходовав все бинты из аптечки, имеющейся в сервисе, и той, которая была в патрульной машине. Затем прибыла «скорая», которая забрала теряющего сознание человека, а милицейские машины покатили осматривать район в поисках опасного психа.
К удивлению медиков, хотя раны, несмотря на их тяжесть, не должны были угрожать жизни пациента, тот скончался через семь минут после того, как его уложили на носилки. И медики смотрели в другую сторону, когда труп начал шевелиться.
Саму «скорую», с обильными следами крови внутри, врезавшуюся в ствол дерева и перевернутую, обнаружили лишь через два часа. Ни пациента, ни водителя, ни доктора с медсестрой в ней не было.
Милиция
20 марта, вторник, очень раннее утро
– Смотри, не он?
Водитель патрульного «уазика», младший сержант Мухин, показал на человека, стоящего у стены дома и тупо глядящего на подъехавшую машину.
– А вот посмотрим… – Сидящий рядом старшина Иванов направил на того луч прожектора. – Точно, он.
Человек, которого обнаружил патруль, был одет в черную форму с шевроном на рукаве, высокие ботинки-берцы. Очень бледный, лицо, измазанное кровью, кровью пропитана вся одежда спереди, даже на черном фоне это было заметно.
– Итить твою мать… вампир прямо… жуть. Что у него с глазами?
– Вроде ничего, просто дурные. Псих все же или обдолбался чем-то. Выходим. Страхуй меня с автоматом, черт его знает, на что он способен. Видишь, какой здоровый…
Милиционеры вышли из машины. Мухин с АКСУ в руках сместился левее, а Иванов положил руку на дубинку.
– Уважаемый! Документы можно ваши посмотреть?
Остановленный никак не прореагировал на окрик старшины, продолжая просто разглядывать того. Иванов сделал пару шагов ему навстречу, чуть забирая правее, чтобы не перекрыть сектор огня Мухину.
– Документы попрошу.
Подходить ближе к остановленному старшине не хотелось, и виной всему был его взгляд. «Как будто сожрать собирается», – подумалось милиционеру. Он вдруг вспомнил, где он видел похожий взгляд, – в передаче про акул по телевизору, которую смотрел с детьми в воскресенье. Точно такой же, черный как сама смерть и немигающий.
– Ну что там непонятно? – повысил голос Иванов, но не для того, чтобы напугать задержанного, а скорее для того, чтобы заглушить свой страх, который ему внушал этот слегка покачивающийся, испачканный в крови бледный человек со страшными глазами. Старшина даже вытащил дубинку из кольца. Хотелось вытащить пистолет, но противник пока не угрожал оружием, и к тому же старшина управлялся дубинкой очень ловко. Мухин слева лязгнул затвором автомата, показав задержанному, что шутить здесь никто не намерен.
Движение с дубинкой как будто послужило сигналом психу, и тот рванулся к Иванову, вытягивая руки и раскрыв окровавленный рот. Рефлексы старшины сработали раньше его разума, и дубинка, описав дугу слева направо и снизу вверх, пришла в соприкосновение с правой скулой нападавшего. Этого точного удара всегда хватало для завершения дискуссии. Но измаранный кровью атакующий псих как будто даже не почувствовал этого. Он схватил руку Иванова и вцепился в нее зубами со страшной силой, будто зажав в тиски.
– М-мать! – заорал старшина, стараясь вырвать руку и осыпая напавшего ударами дубинки, которых тот по-прежнему словно и не чувствовал.
Плотная ткань формы все же подалась под зубами психа, показалась кровь. Глаза напавшего при этом смотрели в лицо Иванова, и тот почувствовал, как на него накатывает волна самого настоящего, невероятного ужаса. Краем глаза он увидел, как слева подскочил Мухин и со страшной силой ударил психа по голове каркасным прикладом автомата. Удар был очень силен, Мухин был парнем молодым и здоровым, психа отшвырнуло в сторону и бросило на асфальт. Иванову показалось, что он услышал, как треснул череп нападавшего. Милиционеры же, не сговариваясь, вместо того чтобы вязать наручниками поверженного противника, отбежали к машине. Слишком он был странный и слишком страшный. Иванов бросил дубинку на асфальт и выхватил из кобуры новый ПММ, которыми их перевооружили совсем недавно. Мухин навел на лежащего на асфальте противника ствол автомата.
– Уб-б-бил? – спросил его Иванов, заикаясь от страха.
– Не знаю, наверное… – дрожащим голосом ответил Мухин. – Так дал, что руки заболели. Смотри, ни хрена, шевелится!
Действительно, противник зашевелился и начал вставать на ноги.
– Итить твою, он что, Терминатор? – пробормотал Мухин.
– Не знаю… у психов бывает такое, говорят. Эй, ты, лежать! – заорал старшина.
Окровавленный бледный человек не обратил на крик никакого внимания, а встал и решительно направился к милиционерам. Нервы у тех сдали окончательно, и в грудь их противника ударили пули из автомата и пистолета. Человек в черной форме покачнулся и, даже не моргнув, пошел дальше.
– Опаный по голове, да что же это? – крикнул Мухин, попятившись.
– На, зараза! – заорал, заглушая свой страх, Иванов и один за другим выпустил все десять оставшихся в пистолетном магазине патронов в голову противника.
Тот упал и больше не шевелился.
– Во как… Вот так и лежи, – сказал Мухин. – Я наших вызываю.
– Перевязаться помоги мне, прокусил он мне рукав, сволочь такая, – сказал старшина, глядя на кровавое пятно на своей руке. – Хрен его знает, когда он зубы чистил. И кровищи там у него… еще СПИДом наградит.
«Террористы»
20 марта, вторник, раннее утро
Маргарита уже пять минут стояла возле двери в комнату Семена и стучала в нее. За ней стояли, столпившись в коридоре, Давид Самуилович, их папа, доктор Лозовский, приятель папы, которого вызвали на дом, там же стояла мама, Белла Семеновна. Дверь была заперта изнутри, за ней были слышны какие-то звуки, но никто не открывал.
– Сеня! Сеня, открой нам, пожалуйста! – крикнула Белла Семеновна.
Никакой видимой реакции на ее слова не произошло. Дверь по-прежнему была закрыта, за ней слышалась возня.
– Нет, ну сколько так может продолжаться! – заявил Давид Самуилович, среднего роста массивный широкозадый мужике поразительно нахрапистым характером, благодаря которому он и сделал свою телевизионную карьеру. – Семен, открой немедленно или я вышибу дверь! Доктор приехал!
– Может, не стоит так сурово? – тихо спросил Лозовский.
– С этим лоботрясом еще не так надо! Мало я его от тюрьмы в свое время отмазывал? А что он сейчас натворил? Он даже не говорит! Семен, открой, я сказал. Открой! – еще повысил голос Давид Самуилович, продолжая колотить жирной волосатой ладонью по дверной филенке.
– Ой, Додя, не надо так, у тебя же сердце! Сенечка, открой папе, пожалуйста! – запричитала Белла Семеновна.
Эти призывы тоже цели не достигли, и тогда Давид Самуилович впал в ярость. Покраснев как рак, он растолкал семейных у двери, встал напротив, качнулся и ударил в дверь плечом. Та затрещала, с косяка посыпались крошки штукатурки, а Белла Семеновна с криком «ой! ой!» отбежала назад.
– Семен, открой, я вышибу дверь! – закричал Давид Самуилович, набычился и снова приложился в дверь плечом.
Затрещало, дверь распахнулась, и он почти ввалился в комнату сына. В комнате было темно, плотные шторы задернуты и свет выключен. Ввалившись внутрь со света, Давид Самуилович растерянно заморгал, пытаясь хоть что-то разглядеть. В затылок ему дышал Лозовский, того подпирала сзади Маргарита, а сзади всех толкала внутрь Белла Семеновна, громко выкрикивая:
– Сенечка, где ты? Что с тобой, Сенечка? Сенечка, где ты?
Что-то неприятно пахнущее вдруг навалилось из-за открытой двери слева на Давида Самуиловича, вцепилось ему руками в шею и лицо, и чьи-то зубы сомкнулись на его толстой шее, там, где под слоем жира по сонной артерии струилась кровь. Страшная боль пронзила все тело Давида Самуиловича, из вскрытой артерии ударила струя крови, плеснув на стену и потолок. Ноги запнулись за что-то, и он повалился вперед вместе с вцепившейся в него тяжелой тварью.
– Сеня, что ты делаешь? – истошно закричала Белла Семеновна, увидев, как ее сын пытается перегрызть шею своему отцу, навалившись на того сверху.
Жуткий фонтан крови брызгал во все стороны, тело Давида Самуиловича уже начало биться в конвульсиях. Лозовский выронил свой чемоданчик, бросился вперед, вцепился руками в плечи Семена, потянул того от лежащего на полу тела. Семен неожиданно легко отпустил отца, поднялся на ноги и навалился на Лозовского, раскрыв рот и пытаясь укусить того. Лозовский увидел в полуметре перед собой невероятно страшные глаза и раззявленный окровавленный рот. Как будто не Семен, а кто-то другой, жуткий и голодный, смотрел на него через эти помутневшие зрачки. Ужас накрыл доктора холодной волной, и он, даже не понимая этого, закричал по-женски тонким голосам, стараясь вырваться из захвата, убежать: «Нет, не надо, пожалуйста, ну не надо!» Он повалился назад, сбивая с ног Маргариту, а то, что еще недавно было симпатичным умным мальчиком Семеном, карабкалось на него с каким-то утробным скулением и пыталось укусить, вырвать кусок драгоценной его плоти.
Белла Семеновна отскочила назад, протяжно, неостановимо закричав на одной высокой ноте. Маргарита кое-как выбралась из-под навалившегося на нее доктора, встала на ноги, перебралась через дерущихся. Оказавшись за спиной у Семена, она вцепилась ему руками в волосы и потянула на себя. Этот прием она выработала в драках с подружками в школьные годы, и он всегда действовал безотказно. Но Семен даже как будто не почувствовал этого. Он продолжал наваливаться на доктора и в конце концов сумел впиться зубами тому в ладонь, которой он отбивался. Доктор закричал громче, ему в лицо брызнула его же собственная кровь.
Белла Семеновна увидела, как ее сын судорожными глотательными движениями старается сожрать выхваченный из руки доктора кусок, и лишилась чувств, рухнув на пол в коридоре. Маргарита беспомощно оглянулась. Она держала за волосы не обращавшего на нее ни малейшего внимания брата, за спиной у нее лежал массивный труп отца, крови на полу было столько, что в ней начинали скользить ноги, доктор бился в истерике. Семену удалось выхватить у того еще один кусок плоти из руки.
Маргарите стало плохо, накатила тошнота. Она поняла, что уже неспособна никого защищать, она хотела выбежать из квартиры, из дома на улицу и бежать, бежать, бежать. Она отпустила волосы окончательно ополоумевшего брата, и в этот момент кто-то невероятно тяжелый навалился на нее сзади. Толстая волосатая рука обхватила ее за шею, и в плечо вцепились чьи-то зубы. Напавшая тварь обдала ее запахом любимого одеколона Давида Самуиловича, который всегда злоупотреблял мужской парфюмерией.
Самым плохим в случившемся было то, что доктор Лозовский, прежде чем умер, открыл входную дверь на лестницу, так ее и оставив. Сам же он успел убежать до своей машины, припаркованной на улице, завел ее и уехал. Умер он, уже подъехав к своему дому в Крылатском, открыв дверцу и вывалившись на улицу. Через минуту он снова поднялся и побрел спотыкающейся походкой куда-то в темноту дворов.
Но чуть раньше из квартиры на лестницу вышла Маргарита в пропитанной кровью одежде, оставляя за собой след из красных капель на полу. Кровь еще продолжала литься из страшных ран на плече и шее. Она скончалась от гигантской кровопотери, была бледна как мел и в сочетании с ее растрепанной прической, в которой смешались черные и красные пряди, выглядела как воплощение смерти. Ее большие черные глаза навыкате бегали из стороны в сторону, и сквозь них смотрело все то же страшное существо, которое выглядывало из зрачков каждого зомби. На лестнице никого не было, кого можно было бы счесть добычей, и Маргарита просто остановилась, неподвижная как статуя. Больше из квартиры никто не выходил, но оттуда доносилось чавканье. Это Давид Самуилович с Семеном ели Беллу Семеновну. Она еще не успела восстать. Маргарита потопталась и вскоре вернулась к ним.
Сестры
20 марта, вторник, раннее утро
Сергей Крамцов упаковывал все бумаги и диски с рабочего стола Владимира Семеновича, Алина Александровна собирала вещи себе и дочерям. Ксения ушла в свою комнату, и никто, кроме ее младшей сестры, не заметил, как изменилось ее лицо. Аня вышла из кухни и пошла следом. Дверь в комнату Ксении была прикрыта, и было слышно, как та разговаривает по телефону. Слов было не разобрать, как ни прислушивайся. Тогда Аня поступила проще – открыла дверь и вошла. Ксения вздрогнула, сказала: «Я перезвоню!» – и отключила телефон.
– С кем ты разговаривала? – злым голосом спросила сестра.
– А тебя это каким боком касается? – изобразила возмущение Ксения.
– А таким! Я уверена, что все произошло из-за того, что вы что-то натворили, Гринпис недоделанный. Вы что-то замышляли сегодня, я знала, у вас по рожам это было видно. Когда отец убежал из дома, у тебя был вид такой, как будто Новый год наступил и тебе сейчас подарки начнут дарить. А когда Сергей сказал, что погибли люди, тебя так перекосило, что я испугалась. Что вы сделали?
Аня говорила тихо, яростным шепотом, почти шипела. Вид у нее был такой, что Ксения заметно испугалась.
– Ничего. Запомнила? Ничего! А если начинается эпидемия, то это вина отца, который разводил свои вирусы в городе, а вовсе не… – Тут Ксения осеклась.
– Вовсе не… – зло и вкрадчиво заговорила Аня. – Ты продолжи, пожалуйста. Вовсе не чья вина? Не твоя?
– Неважно, у меня нет времени и желания с тобой это обсуждать, – прибегла Ксения к стандартному ответу, помогавшему ей избавляться от обычно охочей до споров сестры.
– Важно. А желание ты лучше найди, и время тоже, – продолжала давить Аня. – Знаешь, сестрица… Тебя всегда считали умной в семье, раз ты хорошо училась и тебя любили учителя. И только я всегда знала, что ты идиотка. Тебе можно внушить все, что угодно, ты придумываешь себе что-то и сама в это веришь. А сейчас ты придумала себе борьбу за права зверюшек. Я знаю, что ваша компания дебилов даже говорить больше ни о чем не могла. И вы каким-то образом ко всему причастны. Вы, я знаю точно.
– Что ты несешь, дура? – встала и выпрямилась во весь рост Ксения.
– Дура? – подняла светлые брови младшая. – А если я просто пойду в милицию и скажу о своих подозрениях, как думаешь, они не смогут найти доказательств? Твои модные сопляки Дима и Игорь первыми не настучат друг на друга? А Маргарита, эта корова полосатая? Ты думаешь, это игры? Кто будет дурой в таком случае?
Аня резко повернулась и пошла к двери, даже успела ее открыть, но Ксения схватила ее за плечо.
– Даже не вздумай куда-то звонить! – почти крикнула она.
– Дай мне хоть одну причину этого не делать, – резко повернулась к сестре Аня. – Если ты думаешь, что мне достаточно того, что ты моя сестра, чтобы простить тебе то, что отец черт знает где, что погиб Биллитон, который бывал в нашем доме, что погибли другие, и сколько погибнет еще, неизвестно, то ты ошибаешься.
– Это не мы разводили опасный вирус в городе! – даже взвизгнула Ксения.
– Зато вы его выпустили, сволочи! – крикнула в ответ Аня. – Если бы вы не полезли со своим кретинским терроризмом в дело, которое вас не касается, то ничего бы не случилось! Он был в безопасном месте, где не должны взрываться бомбы, сделанные идиотами.
– Ой… – сказала Ксения, глядя через плечо сестры.
Аня обернулась. В дверях стояли мать и Сергей Крамцов.
– Ксения, что ты сделала? – спросила мать.
– Ничего…
– Ответь мне, что ты сделала? – спокойным голосом повторила Алина Александровна.
Ксения зажмурилась, набрала воздуха в легкие и выпалила:
– Это мы выпустили животных из папиного института. Мы не хотели никому причинить вреда, мы специально все придумали так, чтобы не пострадала ни одна живая душа, мы же не убийцы, мы не хотели-и-и-и…
Лицо ее искривилось, и она зарыдала, упав на колени, как будто ее оставили силы…
– Ксения… как ты могла… – схватилась за сердце Алина Александровна.
– Не стоит ее винить, – пожав плечами, как-то задумчиво сказал Сергей. – Вина есть на всех. Мы не должны были вообще заниматься этим, когда узнали, что вирус опасен. Владимир Сергеевич должен был раньше сообщить властям о том, что в институте частной компании работают с вирусом, самым страшным за всю историю. Или я должен был заявить об этом. Мы должны были уничтожить эту заразу немедленно, когда узнали, что она собой представляет, но не сделали этого. Пожалели плоды трудов своих и хотели узнать о нем больше.
– Отец говорил, что он работает с безопасным вирусом… – сказала Аня. – Я же сама его об этом спрашивала.
– Он был безопасным, верно, – согласился Крамцов. – Но изменился, мутировал. Мы должны были тогда прекратить это, но не сделали того, что должны. Теперь поздно говорить. Вина на всех, а за окном начинается конец света. Если мы не покинем город до утра, неизвестно, сможем ли покинуть его вообще и что здесь начнется.
– Разве болезнь так трудно остановить? – спросила Алина Александровна. – Есть же целые государственные структуры, для этого предназначенные, МЧС, карантины и прочее.
– Да, карантины работают, если переносчики инфекции сотрудничают с властями, стремятся спастись сами и не заразить других, – кивнул Крамцов. – Здесь же… вы потом поймете, скорее всего, даже увидите, но это нечто вроде бешенства. Переносчик сходит с ума, бросается на людей и пытается распространить заразу. В таких обстоятельствах карантины и заслоны не действуют. И еще животные, те самые, которые разбежались. Они бешеные, они кусаются, и до утра они перекусают массу других жертв. С рассветом в городе начнутся проблемы, я уверен. Теперь уже неважно, что сделала ваша дочь. Просто надо спасаться, и я обещал Владимиру Сергеевичу, что буду вас защищать. Я смогу вас защитить, я был на войне, я умею стрелять, у меня мозги еще работают, но мне нужно, чтобы вы мне помогали. Ксень, встань с пола, ты тоже нужна. Сейчас мы решим, как будем действовать дальше.
Как ни странно, но его слова возымели действие. Не то чтобы Аня и Ксения бросились друг другу в объятия, но, по крайней мере, они прислушались к его словам. Сергей даже попросил Алину Александровну сварить всем кофе, чтобы отвлечь ее от размышлений о муже и старшей дочери. Девушки тоже сели на высокие стулья у бара, хоть Ксения и продолжала хлюпать носом.
– Нам ехать около тысячи километров от Москвы, может быть, чуть меньше, – начал объяснять он. – А скорее всего, получится даже больше. Самое сложное, что может встретиться нам, – это карантины и заслоны. Государство – странная штука. Если что-то происходит в стране, оно реагирует самым нелогичным образом. Если на людей начнут нападать, то они попытаются отобрать у всех оружие, например.
– Для чего? – спросила Аня.
– Для чего? – переспросил Крамцов. – Чтобы люди не напали на них, неспособных этих самых людей защитить. Если начнутся эпидемии, то, скорее всего, основные усилия правительства будут направлены на то, чтобы обезопасить самих себя, пусть даже за счет остальных граждан страны. Правительства так уж устроены, что главным их приоритетом является сохранение власти любой ценой.
Сергей взял из рук Алины Дегтяревой чашку с кофе, благодарно ей кивнул, отпил немного, затем продолжил:
– У нас есть две возможности. Первая – сразу поехать в Горький-16. Может быть, мы проскочим раньше, чем начнут перекрывать дороги. Вторая возможность – укрыться на моей даче, в деревне, на какое-то время, пока ситуация не прояснится. Она может улучшиться, и мы сможем вернуться, а может и ухудшиться. Дача у меня за шестьдесят километров от города, никто о ней не знает.
– Сережа, а что вы предлагаете? – спросила Алина Александровна.
Сергей кивнул, как бы подчеркнув серьезность заданного ему вопроса, затем сказал:
– Лучше всего будет поступить так: мы едем туда, на дачу, на моей машине. Сразу скажу – ваша туда не проедет, там просто проселок, причем сейчас – самая распутица. Там я вас оставляю – и еду в город, надо запастись кое-чем, у нас впереди тяжелые времена.
– Сережа, куда повезут Володю? – спросила Алина Александровна.
– Я не знаю, – покачал он головой. – У меня нет допуска, но знаю, что далеко, куда-то на Урал. Знаю, что в Кош-Агач, но даже не знаю толком, что это такое и где это. Но потом его доставят в Горький-16, это я знаю точно.
– А его могут привезти в Москву обратно, когда нас не будет?
– Я так не думаю. Он сказал, что сам вас найдет в «Шешнашке», если все будет хорошо, – ответил Сергей.
– А что может быть плохо?
– Плохо? – удивился вопросу Сергей. – Плохо то, что с минуты на минуту может наступить судный день. Куда уж хуже? Что можно всерьез предсказывать при таких обстоятельствах?
– Понимаю.
– Боюсь, что нет. – Сергей помолчал, затем продолжил: – На свободу вырвалось то, что не должно было вырваться. Никак не должно. Не должно даже существовать такое, а оно существует.
– Сережа, что это за болезнь?
– Я покажу вам съемки, – вздохнул он. – Иначе вы мне не поверите.
– Покажите.
