Андрей Левицкий
Сага смерти. Петля Антимира
Глава вторая
Пистолет висел в кобуре, горящий фонарик был в руках. Пригоршня провернул запор технического люка и осторожно шагнул на узкую длинную площадку с каменной оградой высотой почти по грудь.
Было темно и холодно – конец сентября, уже почти ночь. С галереи открывался вид на Зону. Дул ветер. Пригоршня повел широкими плечами, застегнул все пуговицы на рубахе. Облака затянули небо: темнота вверху, темнота внизу, хотя там, если приглядеться, она не полная – виднеются дрожащие огоньки, один дальше, другой ближе, а вон слева какая-то мерцающая россыпь. Что это может быть? Пригоршня не знал. К Зоне он испытывал опасливое почтение. Странные земли, загадочные. И то, что там живет… Лучше держаться подальше от непонятного.
Он остановился позади торчащей из ограды турели с толстым стволом. Станковый бельгийский пулемет «Персефона». Что такое эта Персефона, он толком не знал, хотя Витя говорил: мол, богиня мертвецов. Кто там в Бельгии дал оружию такое название? Юмористы! В КЗ пулеметы называли попросту «психами», их было три: по концам галереи и на середине. Подвижные турели, автонаведение от датчиков движения с контролем из компьютерного центра, ленточное питание…
С галереи на крышу Комплекса могла вести лестница. Пожарная какая-нибудь, аварийная. Вниз точно ничего не ведет, потому что внизу – уже Зона, и это было бы не по инструкции, но вот вверх – запросто. Крыша плоская, с небольшой радарной тарелкой, посадочными площадками и рядом защитных экранов, таких же, как по всему Периметру. Сплошной ряд этих экранов – проблема, попробуй еще переберись через них, но Пригоршня знал, что при необходимости переберется. Да он перепрыгнет, птицей перелетит, дайте только на крышу вырваться! А уж в другом крыле мастерская, лаборатории, куча всего, там найдутся инструменты и способ, как спуститься в Зону, тоже отыщется.
Но лестницы не было. Он дважды прошел по галерее, освещая фонариком уходящую вверх стену. Потолки в помещениях второго этажа не очень высокие, но до крыши все равно далековато, несколько метров гладкой бетонной стены – не забраться никак. Плохо! Что же он, заперт тут? С мертвецами? Ведь ни вверх и ни вниз, и вообще никак отсюда, как же ему теперь? Нелепая ситуация, тупая, дурацкая! Вроде Робинзона на необитаемом острове. А рядом, на соседнем острове – сундук с сокровищами. То есть железный чемоданчик с деньгами. Лежит, ждет Пригоршню!
В досаде он стукнул стальным ободком фонарика по стене, и будто в ответ «психи» загудели. То ли из-за недавнего выброса что-то сбойнуло в электронной системе, то ли, наоборот, обслуживающий «психов» контур остался цел и на что-то среагировал…
Центральный пулемет, опустив ствол, разразился яростным грохочущим стуком.
Хотя Пригоршня успел разинуть рот, но уши заложило, и в груди болезненно заекало. Громыхание накрыло галерею, отразившись от стены, покатилось по Зоне. В ленту этого пулемета были вставлены трассеры, примерно один через пять-семь десятков патронов, и светящийся пунктир частой строчкой прошил темноту. Турель стала поворачиваться, пунктир нарисовал во тьме веер.
Пригоршня бросился обратно к люку. Пули били в землю далеко от КЗ, рубили кустарник, крошили стволы деревьев, но треск древесины тонул в безумном грохоте разбушевавшегося «психа». Хорошо, что проснулся только один монстр – акустический удар строенной пальбы продавил бы барабанные перепонки до самого мозга.
«Псих» заткнулся, когда Пригоршня уже пробирался в люк. В ушах рычало и лаяло, в голове работал отбойный молоток. Вывалившись на площадку, он закрыл люк, проковылял к двери и только в коридоре остановился.
Здесь все также горела аварийка, и друг Витя лежал в той же позе. Пригоршня привалился к двери, невидящим взглядом уставился перед собой. Провел по лицу пятерней.
– Заперт, – растерянно прошептал он. – Вашу мать, заперт с трупами!
Несколько секунд он стоял неподвижно, потом встрепенулся, поднял голову. Во-первых, можно найти веревку. Она должна быть в хозблоке. Во-вторых, есть ведь еще личные телефоны. Сержант как-то хвастался, что у него на трубке мобильника классная армейская защита от ЭМ-поля…
У рядовых в Комплексе мобильников не было, запрещено, свой Пригоршня сдал зампотылу при зачислении. Но у офицеров, то бишь капитана и сержанта, тела́ которых он нашел в комнате отдыха…
В кармане форменных брюк сержанта, лежащего возле бегового тренажера, обнаружилась трубка в бронированном корпусе. Пригоршня слышал, что аномальное излучение выбросов расстраивает или напрочь убивает прежде всего более сложную и тонкую электронику, а узлы попроще могут и выдержать, тем паче, если на них дополнительная защита, вон, работают же датчики «психов»…
Мобильник тоже работал. Экран замерцал, блокировка клавиатуры снялась. Пригоршня вызвал адресную книгу, потом перечень недавних звонков – и ответил на самый последний. Неважно, кто там звонил сержанту, главное с кем-нибудь выйти на связь! Пригоршня все им расскажет, объяснит…
Но связи не было. Сеть не работала. Не просто не работала – из динамика пошли странные шумы, каких он раньше не слышал. В эфире гуляло тяжелое эхо, будто сотни голосов шептали что-то мрачное, угрожающее. Связаться не удалось ни с кем. Вообще.
С замирающим сердцем рядовой Никита Новиков по прозвищу Пригоршня понял, что плохое случилось не только в Комплексе Заграждения № 1. Что-то очень нехорошее произошло по всей округе.
* * *
Когда первый шок окончательно прошел, он планомерно обыскал все помещения, в которые мог проникнуть. Тела погибших стащил в кухонную морозильную камеру. Она не отключилась – не все контуры и системы Комплекса вырубились. Витю положил в центре камеры, отдельно от других, и еще раз попрощался с другом. Потом собрал оружие с мертвецов и отнес в комнату отдыха.
Пригоршня не смог попасть только в два помещения: оружейный склад и кабинет зампотыла Шульца, запертый изнутри обычным замком. И тела Шульца не нашел, скорее всего, тот лежал у себя в кабинете. И еще он не смог отыскать веревки, чтобы по ней спуститься вниз. В хозблоке на полках валялось куча всего, но веревки не было.
Дело шло к полуночи. Резервные лампы выключить не удалось, они постоянно горели в коридоре и на лестнице. Тусклый унылый свет навевал такую тоску, что хоть вешайся. А ведь обычный мир – вот он, рядом. Вблизи Периметра никто не живет, он окружен полосой отчуждения, там только наземные патрули да вертолеты, ну и еще полиция, помогая армии, охраняет подъезды. Но полоса эта не широкая, и дальше нормальная жизнь. А Пригоршня торчит здесь и не может выбраться!
Глаза слипались. Сейчас проспаться – и завтра с утра решить проблему. Что он ее решит, из КЗ вырвется, Пригоршня был уверен. Деньги, много денег… Унести их в клюве – и больше никаких проблем не знать. У него была мечта, голубая, как море, прекрасная и зовущая, и может суммы в железном чемоданчике хватит, чтобы осуществить ее?
Лампа в коридоре тихо потрескивала, и это был единственный звук во всем южном крыле. Растянувшись на бильярдном столе, Пригоршня накрылся одеялом и уставился в темный потолок. Было чувство, словно весь мир опустел, и он последний человек на планете. И Зона тоже опустела, все живое смёл выброс. Пригоршня лежал и тоскливо думал об этом, наконец, всё поплыло, и он заснул.
И проснулся потому, что неподалеку раздавалось монотонное бормотание.
* * *
Он спрыгнул со стола. Сознание включилось мгновенно, никаких непоняток, никаких этих «ой-мама-где-я-что-происходит?!» Схватив пистолет, упал позади стола на одно колено, нацелив ствол на проем раскрытой двери. Голос доносился из-за нее – то есть из коридора. Приглушенный, неразборчивый. Мужской.
Прихватив фонарик, Пригоршня, не обувшись, бесшумно вышел в коридор. Сколько времени, интересно? Окон нет, работающих часов тоже…
Говорили в кабинете зампотыла Шульца. У него даже волосы на голове шевельнулись, когда он представил, что это сам Шульц сидит там у себя за столом… сидит, значит, и из ушей, из ноздрей его бегут кровавые дорожки, а он сидит неподвижно и только бормочет что-то: бормочет, бормочет, сволочь, уставившись мертвыми глазами на дверь, за которой стоит Пригоршня!
Бубнеж за дверью прекратился. Первый испуг прошел, и Пригоршня начал злиться. Ну вас всех, пора брать дело в свои руки! Когда за дверью снова забормотали, он отошел к другой стене коридора, пистолет сунул в кобуру, фонарик положил на пол – и с разбегу налетел на дверь плечом. Дверь грюкнула, плечо заболело. Он снова отошел, снова ударил. Потом сходил в комнату отдыха, натянул ботинки, вернулся и вмазал по двери ногой. Нога у Пригоршни была – дай бог каждому такой сорок пятый, да и ударил он от души, потому что надоело торчать в коридоре. Замок треснул, дверь хрустнула и распахнулась.
Бубнящий голос смолк за секунду до этого.
В небольшом кабинете стояла пара шкафов, стол, кресло, стул. Шульц развалился на потертом диване, вытянув ноги, откинув голову, грудь залила кровь из носа. Пригоршня и подходить к нему не стал, и так было видно, что зампотыл умер и сидит неподвижно уже несколько часов.
На столе валялись разбросанные бумаги, а еще стояла открытая бутылка виски. У дивана лежал перевернутый стакан, рядом на ковре виднелось темное пятно. Ясно: налил себе Шульц стакашок, чтоб расслабиться в конце рабочего дня, присел на диван – тут-то выброс и вскипятил ему мозги. А бутылку он достал, вон, из сейфа в нижней части шкафа. Сейф был раскрыт, и Пригоршня подошел к нему, заглянул. Там лежала пачка евро, тысяч пять, не меньше, еще пистолет «СПС» и коробка с патронами. И в глубине – ящичек из металла с изумрудными отливом. В ящик он заглядывать не стал, а вот евро достал и сунул в карман. Никаких угрызений совести при этом не испытывал – мертвецам деньги ни к чему.
Кто бормотал в кабинете? Пригоршня покосился в сторону неподвижной фигуры на диване – казалось, что сейчас покойник поднимет голову и уставится на незваного гостя. Отодвинув кресло, он склонился над столом. Пока разглядывал бумаги, рука сама собой взялась за бутылку, даже как-то вроде и незаметно для него, будто действовала сама по себе – взялась, поднесла к губам… Он сделал глоток, потом второй, третий, облизнулся – и запрокинул голову, вливая виски в глотку. Ух, как ему этого не хватало! Пьяницей он никогда не был, но иногда выпить – самое оно, лучше любой сигареты, лучше женщины, лучше всего. Он пил жадно, будто воду после недели в пустыне, в горле жгло, в желудке уже тоже жгло, а Пригоршня все пил, все не мог оторваться… И тут рядом мужской голос осторожно произнес:
– Я что-то слышу. Там кто-то есть?
Пригоршня отшатнулся, подавившись виски. Закашлялся, постучал себя по груди. Поставив бутылку на стол, смахнул на пол бумаги и увидел под ними решетку динамика. Как такая штука называется – интерком, что ли? Рядом было несколько переключателей и кнопок.
– Я точно что-то слышал, – повторили из динамика.
– Правильно, ты меня слышал, – громко сказал Пригоршня.
В динамике стукнуло – что-то уронили, наверное, от неожиданности. Раздался тихий возглас, потом скрип. Он мог бы поклясться, что это говоривший с ним человек с размаху опустился на стул.
– Черт! – сказали в динамике. – Это было неожиданно! Фух… Так, ладно… Это ведь не начальник хозяйства южного крыла Шульц? Потому что канал с его кабинетом, но Шульцу пятьдесят, а у вас… у тебя голос молодой.
– Нет, не зампотыл это, – ответил Пригоршня, помимо воли широко улыбаясь – хоть кто-то еще живой в Комплексе! Опустившись в кресло упомянутого Шульца, он снова взялся за бутылку, но передумал пить и добавил: – Меня Никитой звать, я здесь охранник. Здесь, в южном крыле, то есть. А ты кто?
– Андрей, – представился незнакомец. – Работаю в лаборатории вместе с профессором Кауфманом. Ты почему раньше не отвечал, Никита? Я как обнаружил, что внутренняя связь по нескольким каналам работает, так уже почти час болтаю впустую, а в ответ тишина.
– Не мог попасть в кабинет. Эта твоя связь – в кабинете, а кабинет был заперт изнутри. Шульц решил выпить и не хотел, чтоб кто-то увидел. На объекте выпивка запрещена.
– Точно, – согласился Андрей. – Мы в лаборатории спирт иногда разводим по-тихому, нам медицинский для приборов поставляют. А сам Шульц?..
– Мертв он, – Пригоршня покосился на неподвижное тело и все-таки хлебнул еще немного виски. – Здесь все мертвы, Андрюха. Все до единого. А, нет, я вот живой. У парней кровь из ушей, из носа, а у одного глаза лопнули. Ты представляешь?! – ему захотелось гахнуть кулаком по столу. – У вас тоже все мертвы?
– Да, – ответил невидимый собеседник. – Никого, кроме меня.
– А как думаешь, почему мы выжили?
– Про себя-то я точно знаю. В момент выброса я был в хранилище артефактов. Тех, что привозят из Зоны. А там не просто дополнительное защита – все помещение покрыто тем же материалом, что и на экранах, которые стоят по Периметру. Это меня и спасло, хотя сознание потерял. Еле в себя пришел.
– И у меня примерно так было. Тошнило сильно, кровь из носа… Только я ни в каком хранилище артефактов в тот момент не был, а ходил по коридору. Знаешь пограничный коридор?
– Знаю. Гм, странно… – Андрей помолчал. – Ну, я вижу только одно объяснение: ты иммунный.
– Чего?
– Иммунный. Это мы тут так называем, хотя термин неправильный, конечно. Понимаешь, примерно на восемь-десять тысяч человек попадается один, не чувствительный или слабо чувствительный к выбросам. Вот ты такой. Везунчик.
– Ага, ну это хорошо. Только не назвал бы я везением то, что сижу тут и не могу выйти.
– Как так?
– А вот так. Тамбур между твоей половиной и моей перекрыло плитой.
– Это я видел. Со своей стороны дверь открыл, а дальше никак. Ну а вниз?..
– Дверь в депо снизу заперта. А на крыше валяется вертушка.
– Вертушка? – удивился Андрей.
Пригоршня только сейчас обратил внимание, что голос у него немного невнятный, как будто язык заплетается. Наверное, человек после выброса еще не оклемался.
– Конвертоплан, – поправился Пригоршня. – Генеральский «Бегемот». Может и сам генерал внутри. Машина свалилась прямо над лестницей, так уж случилось, панель просела, в ней дыра, а на ней – лежит «Бегемот». Не пролезть.
– То есть генерал Цивик мертв… Ого, вот это новость! – собеседник надолго замолчал. – Ясно, принял к сведению. Послушай, а ведь с вашей стороны еще есть стрелковая галерея.
– Ну! Отлично, да? Целая галерея! И как с нее, прикажешь, рыбкой вниз? Да там же еще и «психи».
– Какие… ах да, пулеметы. Так, я понял, ты заперт. На самом деле, если ты даже сможешь спуститься в депо, то на мою сторону все равно не попадешь. От вас сюда ведет только тамбур в коридоре второго этажа, так безопаснее. И это плохо, а? Крайне плохо.
– Я вот тоже так считаю, – буркнул Пригоршня. – Но теперь мне получше на душе, потому что ты объявился. Ты-то не заперт, надеюсь, лаборант?
– Я – не лаборант, – строго поправил Андрей. – Я инженер, кандидат наук и помощник профессора Артура Кауфмана. И – да, я не заперт. Но вопрос сейчас не в этом. В общем, не перебивай, и я обрисую ситуацию, как ее вижу. Готов слушать?
– Готов, – сказал Пригоршня.
– Наша радиостанция не работает, но я нашел приемник в одной комнате. Старенький, схема грубая. Приемник пережил выброс и кое-что ловит. Так вот: выброс был очень сильный. Завтра я попытаюсь восстановить работу части приборов в лаборатории, снять показания, но уже сейчас понятно – этот выброс в разы больше предыдущих. Его можно сравнить разве что с тем, самым первым, после которого появилась Зона. А иначе, почему в Комплексе почти все погибли? Понимаешь?
– Ну а в самой Зоне? Все, кто ближе нас к эпицентру…
– В Зоне часть людей и животных могла выжить. Те, кто там долго находился, привык к выбросам, адаптировался. Но остальные… В общем, Никита, защитные экраны Периметра этот выброс пробил. Сейчас на десятки, если не сотни километров вокруг хаос. Представь: в городах вырубились электронные системы, интернет, поотключало силовые станции, нет электричества, не заводятся машины, особенно те, что посовременнее. А еще у сотен, если не тысяч пожилых людей инсульты и инфаркты…
– Так что ты услышал в радиоприемнике? – тихо спросил Пригоршня.
– Какофонию, вот что. Призывы о помощи, беспорядочные переговоры, крики, шумы. Шум, кстати, на некоторых волнах очень необычный, будто кто-то шепчет. Теперь, Никита, вот какой вывод из всего этого… Невеселый вывод: я уверен, что в ближайшие дни, а то и недели к нам на помощь никто не придет. Им просто не до нас. Там реальный хаос. Потом, постепенно, ситуацию возьмут под контроль, вспомнят про Комплекс, пошлют разведку, за ней спасателей. Но сейчас мы сами по себе, факт. И поэтому…
– Так, погоди! – Пригоршня встал, с шумом сдвинув кресло, и собеседник замолчал.
Он отошел в сторону, лег и стал отжиматься. Быстро, с резкими выдохами и громкими вдохами, не обращая внимания на отчаянно заколотившееся сердце. Нужно было сбросить напряжение, возникшее от всего этого разговора, и он отжался пятьдесят раз без остановки. Выпрямился, тяжело дыша. Расстегнул рубашку, вытащил из-под ремня, сел и сказал:
– Пригоршня.
– Что? – спросил Андрей осторожно. – Э… Пригоршня чего? Что ты там делал, Никита?
– Отжимался. Пригоршня – так меня называют. Ну, прозвище. Я привык как-то. А то ты все Никита да Никита, меня почему-то от этого коробит. Называй меня так: Пригоршня.
– Хм… ладно. Меня тогда можешь называть Химиком.
– Почему Химиком?
– Еще в институте приклеилось. Любил опыты всякие химические, хотя стал в итоге технарем, то есть больше имею дело с железками, а не с химией.
– Химик, – повторил Пригоршня. – Ну, хрен с тобой, кандидат, будешь Химиком. Слушай, ты же на крышу можешь выйти и сбросить мне веревку. Трос какой-нибудь – сверху, на стрелковую галерею. Там высота несколько метров, не очень много, – Пригоршня очень воодушевился. – Привяжешь наверху, и я залезу! Мне это раз плюнуть! Дальше вместе будем решать, что да как. Давай, сейчас прямо, только найди подходящую…
– Ты еще не знаешь всю ситуацию. Не до конца.
– Да что ж еще? Говори уже!
– У меня нога сломана.
– Ка-ак?! – выдохнул Пригоршня и схватился за голову: – Но как ты ухитрился?!!
– В момент выброса я стоял на лестнице. Знаешь, такие, на колесах, как бывают в библиотеках…
– Не знаю.
– Ну, в фильмах мог видеть. В общем, когда тряхнуло, я с нее упал. Нога угодила между ступенек… и все, прощай лодыжка. Очнулся – боль адская, сам не знаю, как дополз до медпункта. Обезболивающее вколол, как-то кость поправил, шину наложил. Хотя я не врач. Нашел костыль, теперь ковыляю. Уже, кстати, лекарство перестает действовать, я сейчас с тобой говорю, а у меня перед глазами плывет. Поэтому… Ну, ты пойми: я это не к тому, что вот какой я весь из себя несчастный, но мужественный. Просто мне бы вообще-то сейчас лежать, закатив глаза, и бульон через трубку сосать. На крышу мне в таком состоянии не выйти еще несколько суток. Там же еще экраны, через них надо переползать по узкой лесенке – это просто нереально, пока нога не заживет.
– О-хо-хо… – только и простонал в ответ Пригоршня. – То-то я слышу, у тебя голос слабый… Так, Химик, ты тогда и вправду лучше ложись отдыхать. Береги здоровье. Лекарство еще какого себе вколи и дрыхни, чтоб набраться сил. А я здесь же, в кабинете, лягу, только вытащу мертвеца. Ну и завтра буду крутиться поблизости, да мне и пойти-то некуда, а ты, как немного придешь в себя – выходи на связь.
Из динамика донесся тихий вздох. Потом была длинная пауза, и наконец Химик сказал:
– Конечно, поспать мне надо, но совсем немного. И тебе тоже. Дело в том, что… боюсь, времени у нас с тобой нет. Не получится отдыхать – ни одного лишнего часа.
– Почему?
– Все дело в экспедиции профессора Кауфмана.
У Пригоршни засосало под ложечкой. Что Химик знает про экспедицию? Про дела майора Титомира, про подпольный трафик артефактов? Не может он ничего знать! Майор не взял бы в долю какого-то научника… или взял бы? Но не задавать же вопрос напрямую: Химик, брат, а ты тоже артами командованию помогал приторговывать и свою долю имел? А ты знаешь, что в поезде, на котором укатила экспедиция, спрятаны деньги, которые я хочу заполучить, потому что они теперь вроде как бесхозные?
Пригоршня молчал, затаив дыхание, и Химик заключил:
– Мне нужно поспать хотя бы пару часов, потому что я едва соображаю. А утром свяжемся и решим, что делать дальше.
