Андрей Левицкий
Война Зоны
Глава 2. Химик. Результат
Вот он, волнительный момент, как когда ждешь, что тебе скажут: «привыкай к земле, у тебя рак» или «не волнуйтесь, будете жить». Результат моего многолетнего труда, артефакт, способный излечить множество людей типа меня, на которых медицина поставила крест, лежал на мраморном алтаре, пока скрытый от глаз облаком белой пыли.
Почти физически ощущалось присутствие за моей спиной Иггельда, в стальных пластинах на стене я видел его деформированное отражение.
Я не спешил хватать артефакт, ждал, когда пыль осядет и проступят очертания. Что-то коричнево-черное, похожее на изрытый бороздами камень… Нет, не камень – первобытное орудие труда, наконечник каменной стрелы, скребок. Два метра до цели, почему же я все не сдвинусь с места, словно артефакт – пугливая птица? Меня страшит возможный провал?
Иггельд шагнул ко мне, остановился рядом, чуть касаясь плечом моего плеча, завороженно уставился на алтарь. Постепенно морщины на его лице разгладились, он широко улыбнулся, хлопнул меня по спине:
– О, боги, мы сделали это! Химик! Ты представляешь? Ты спас не только себя, но и тысячи обреченных!
Иггельд шагнул к артефакту, провел над ним верещащим счетчиком Гейгера, удовлетворенно кивнул, затем проверил прибором, о назначении которого я не догадывался, и меня посетила мысль, что Иггельд сталкивался с подобным артефактом раньше. Зону он понимал слабо, потому не может знать наперед, какими свойствами обладает арт. Сейчас же он действовал по плану.
От догадки на душе стало неспокойно, снова вспомнились слова Пригоршни, уверенного, что мы замыслили недоброе. Делиться подозрениями я не стал.
Перед тем как коснуться артефакта, Иггельд надел белый браслет, протянул мне такой же:
– Он защищает от пси-излучения.
– Пси-излучение? – спросил я, и подозрение мое усилилось.
Иггельд посмотрел пристально, показал прибор, похожий на автоматический аппарат давления:
– Фиксирует опасное излучение. – Иггельд поднес прибор к артефакту, на экране появились две красные полоски, состоящие из мигающих делений. – Видишь? Неизвестно, что будет, если дотронуться до него без защиты, потому держи.
Я взял второй браслет. Не браслет даже – белую каучуковую полоску, которая сама защелкнулась у меня на запястье, словно была живой. Не дожидаясь моих вопросов, Иггельд сказал:
– Жил-был один очень влиятельный человек, звали его… Неважно, вряд ли его имя что-то тебе скажет. У него смертельно заболела дочь, и он отправился в Зону искать средство, которое ее спасет, нашел. Точнее, его нашел один очень талантливый сталкер, сделал сборку и взял артефакт руками… Никто не видел, что случилось с ним в тот момент. Он выжил, да. Но потерял себя, Зона присвоила его, дала силу, но забрала многое другое. Зовут этого человека Спрут.
Память воспроизвела в деталях образ горбуна: костистые руки до пола, выпученный глаз со зрачком во всю радужку, скрюченное тело…
– Знаю такого, – кивнул я.
Иггельд раскинул руки:
– Это все я делаю, чтобы адаптировать артефакт к нашим реалиям, чтобы он не выдохся после первого использования и никому не навредил. Ты ведь сейчас хорошо себя чувствуешь? Можешь подождать несколько дней?
Я покосился на артефакт, шагнул к нему, протянул руку в перчатке, он ожил, посветлел, задергался, как вырванное из груди сердце, борозды наполнились багряным светом.
– Зловещая штуковина, – проговорил я, руку убрал.
Даже не верится, что она способна приносить пользу. Иггельд щипцами положил его в контейнер, отдал контейнер мне:
– Отнеси в сейф, в отделение, куда мы кладем деньги.
Код знали только я и он. Проницательный Иггельд понял, что в моей душе зародились сомнения, и таким образом показал, что безгранично мне доверяет.
– Ты уверен, что все пойдет как надо, когда закончишь работу с приборами? Кстати, расскажи мне, что зачем. Например, зачем это кресло и излучатель, почему вокруг стальные пластины, как я узнаю, подействовал ли артефакт на мою болезнь.
– Сейчас никак не узнаешь, – Иггельд подошел к креслу, надавил на рычажок, и выехал приемник с углублением ровно под артефакт. – Нужно будет дождаться обострения, сейчас ты себе только навредишь. Смотри, сюда мы положим арт, и он будет подпитываться от аккумулятора, – он погладил металлический прямоугольник. – Его должно хватить на много лет.
– А излучатель? – не унимался я.
– Он генерирует энергию и передает импульс на расстояние до ста метров. Желающих исцелиться будет много, если каждого сажать в кресло, мы вообще не справимся.
– Зачем тогда оно вообще нужно? Шлем этот…
– Не нужно, ты прав, но с чего-то надо начать. Оно было изначально, потом пришло оптимальное решение. Если тебе интересны расчеты, чертежи и прочее, посмотришь в главном компе, все в открытом доступе.
Вопросов осталась масса, но я приберег их, потому что Иггельд не дурак и ответы придумал заранее. Лучше сделать вид, что я со всем согласен, всему верю, и самому провести расследование, как все обстоит на самом деле.
– Если ты не сильно устал, у меня есть пациент, на котором испытаем арт. Мартышка Нюша. У нее опухоль мозга.
На лице Иггельда проступила скорбь.
– Ей осталось совсем немного. Вот и посмотрим.
– Да, обязательно разбуди меня.
Я ощутил себя идиотом с отвисшими от лапши ушами. Иггельд точно знал, что получит в результате сборки, мало того, он сталкивался с такой сборкой и раньше, но в тот раз что-то пошло не так, потому он и вцепился в меня – лучшего специалиста по сборкам. И хотя мы много лет делим хлеб, посвящать меня в детали он не спешит и относится настороженно.
Или нет, или во мне проросли слова Пригоршни, которому я привык доверять? Все станет ясно после испытаний. Столько всего надо выяснить, а меня бросает из стороны в сторону.
Значит, так: сперва я приму душ, затем переоденусь, посплю часов несколько. Соберу мысли в кучу и проведу маленькое расследование, пока Иггельд готовит странные приборы. Здесь нет мощностей, чтобы собрать их, значит, где-то еще есть или лаборатория, или мастерская, или даже такой же НИИ, о котором я не знаю. Либо это сделали прямо тут… что даже более вероятно. Но тогда где-то есть тайные ярусы, и меня никто не собирается пускать туда. А где они могут быть?
Пошевелив бровями, я щелкнул пальцами. Ну да, не нужно быть гением, чтоб понять, – это под землей. Где тогда тайный ход? Может, из спальни Иггельда, которая за шторкой в лаборатории? Как пикантно! Либо не там, а где-то в стороне, за пределами НИИ.
Надо отыскать его. Только это поможет во всем разобраться.
Если помыслы Иггельда чисты, вопрос: зачем скрываться?
– Эээ, приятель, ты засыпаешь на ходу!
Голос Иггельда привел меня в чувство, я встрепенулся и с сожалением вспомнил былые времена, когда мог не спать сутками.
– Меня чуть не пристрелили, чуть не затоптали мутанты и не задрали шатуны, мой мозг едва не расплавился от всплеска – я выжил чудом и теперь радуюсь, что умираю медленно вместо того, чтобы умереть быстро.
Иггельд посмотрел с пониманием, и его потянуло на философию:
– Ты это брось! Ну почему настоящие люди склонны к самобичеванию? Почему именно те, у кого есть разум, накладывают на себя руки? Почему процветает биомусор, а, Химик?
– Потому что их больше, – ляпнул я первое, что в голову пришло.
– А почему их больше? Потому, Химик, что их выращивают, как скот, чтобы стричь, и никто не занимается воспитанием. Сын повторяет отца, дочь повторяет мать – чем тебе не круги Сансары? Больше чем уверен, что ты никогда не мусорил в парках, не бил бутылки на детских площадках. Как думаешь, если забрать детей и воспитать их правильно, будет результат?
– Будет, – кивнул я. – Но ты лучше меня знаешь, что это утопия.
Иггельд вздохнул:
– Человечество слишком незрело, большинство – это скорее особи в стаде, чем личности. Но ты только на минуточку представь, что возможно все изменить… Если стадо направить в правильную сторону.
– Об этом писано много книг, все заканчивались плохо.
Раньше я все время перебивал его и сворачивал разговор, теперь же посмотрел на Иггельда по-другому. Он не просто философствующий чудак, ему все это и правда важно.
– Можно написать так. Что все закончится хорошо.
– Смотря для кого. Для того, кого направляют насильно – вряд ли. Потому что все наши принципы, все созданное человеком – тщета. Все эти знания – всего лишь набор предрассудков, они даже не материальны.
Иггельд блеснул глазами и воздел перст:
– Именно! А раз так, то все легко поддается коррекции. Вот ты, Химик, привязанностей лишен, ты намеренно их избегаешь, а я привязываюсь к людям, и все сотрудники, особенно ты, все вы моя семья, и каждая потеря для меня – ножом по сердцу. Джига и Коба такие хорошие парни были, понятливые.
Чудной! Расчувствовался так, что аж глаза увлажнились. Самое время говорить тосты и лобызаться. Чтобы хоть как-то поддержать его, я сказал:
– Здорово, что есть люди, как ты, которые хотят сделать мир лучше.
Иггельд улыбнулся одними уголками губ:
– Рад, что ты понимаешь! – Он потряс мою руку. – Иди, отдыхай, я позову тебя, когда все будет готово.
Направляясь к себе, я пытался втиснуть образ Иггельда в личину злодея, каковым его считает Пригоршня, – не получалось. Да, «молоко» походило на тот самый наркотик, вызывающий привыкание, внушаемость и быструю смерть, но Иггельд никогда бы не стал испытывать его на людях. Или на людях – не стал бы, а на биомусоре, на унтерменшах – запросто? Надо будет поднять эту тему в следующий раз.
По длинному коридору я доковылял до последней двери справа, ведущей в жилой блок, потянулся к ручке, но дверь распахнулась, и на меня вылетела Таня с подносом, где стоял чайник, две чашки и блюдце с печеньями – все это разлетелось по сторонам, галетные печенья рассыпались по полу, чайник клацнулся о белую стенку, и по ней растеклось темное пятно. Одну чашку поймал я, вторую Таня прижала грудью к подносу. Села на корточки и принялась оттирать стену:
– Чуть тебя не затоптала… Почему, в кого я такая неуклюжая?
– Не переживай, Иггельда не расстроит испачканная стена. Ему сейчас не до того.
– Она расстроила меня, этого достаточно. Хуже нет, когда человек собой недоволен.
Я улыбнулся своим мыслям: вот проблема у Тани! Споткнулась – ой, беда! Трагедия! Земной шар сорвался с оси и покатился.
– Между прочим, это был ваш чай! – сказала она с упреком, собрав печенье с пола.
– Поверь, мы не расстроимся. Ни я, ни Иггельд.
Жаль, что я так поздно спохватился. Нужно было раньше быть внимательнее, ведь у меня под носом происходят интересные вещи, но я стал слишком узко мыслить: все, что не имеет ко мне отношения, меня не касается. Выяснилось, что еще как касается! Иггельд работал с подобным артефактом и не сказал мне, причем тогда произошла катастрофа, знать бы какая! Он даже пытается защитить меня от артефакта. Неужели и правда привязан ко мне? Или я ему нужен как ценный специалист?
Главный вопрос, насколько прав Пригоршня. Вопрос номер два, как далеко готов пойти Иггельд и что им движет.
Я запер дверь своей квартиры… или комнаты? Снял одежду, пропахшую Зоной, шатунами, всплесками. С удовольствием принял душ и, обмотанный полотенцем, уже мечтал о мягкой чистой постели, как в дверь постучали.
– Кто? – я натянул штаны и футболку, мысленно ругая незваного гостя, ведь в мечтах я уже спал.
– Андрей, я чай принесла. Ты, наверное, проголодался в дороге.
Таня… О, господи! Неужели я настолько жалок, что вызываю желание накормить? Или у Тани включился материнский инстинкт? «Скорее, другой инстинкт», – подсказал здравый смысл.
События последних дней заставили меня переключить внимание на окружающих людей, и оказалось, что Иггельд темнит, а Таня по мне сохнет. Почему бы этим не воспользоваться? Она с удовольствием расскажет об Иггельде все, что знает.
Таня влетела слоном в посудную лавку раскрасневшаяся, смущенная, чуть не врезалась в шкаф, пришлось откидывать столик, больше похожий на барную стойку, помогать ей, снимать с подноса сперва две чашки, потом блюдце с круассанами.
– Присаживайся, – я подвинул стул-«ракушку» на длинной ножке, а сам уселся на табурет, мое скромное жилище было рассчитано на одного.
Предложением Таня воспользовалась не сразу, долго озиралась, решая, куда же приспособить поднос, пока я не забрал его и не положил на пол. Наконец она присела, шумно выдохнула и принялась теребить браслет на запястье, точно такой же, как у меня.
– Тебе не кажется, что Иггельд изменился? – проговорил я и начал жевать круассан.
Она дернула плечом:
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Он что-то недоговаривает. Как будто раньше сталкивался со сборкой, которую я собрал, и, скажем так, она не вполне безопасна. Например, вот, – я погладил свой браслет. – Что он говорил, когда ты надевала это?
– Защита на всякий случай, – она уставилась на браслет, словно видела его в первый раз. – Даже не задумывалась, надо – значит, надо.
– Хммм… Он всем такие выдал?
– Не знаю. У охранника Бали видела, у Уксуса вроде нет. Все, кто к нему приходил, с браслетами, только черными.
– Так-так-так, с этого места подробнее. Кто к нему приходил?
– Сталкеры. Он их не представлял мне, закрывался с ними в лаборатории…
– Надолго?
– Когда как, я не следила. Иногда очень надолго.
– Мне кажется, что Институт больше, чем нам показывают, – предположил я.
– Не знаю даже. Один раз пришел человек… Здоровенный, стриженный налысо, весь в татуировках, и пропал. Может, я не заметила, как он выходил… Нехорошо ведь следить за человеком. Потом он явился через месяц и опять пропал на целых три дня, выходил тоже при мне, а я и не задумалась. Ты спросил, я вспомнила. Думаешь, здесь теперь опасно?
– Не исключено. Иггельд любил тебе исповедоваться, о чем вы говорили?
Таня задумалась, свела черные брови у переносицы.
– Да как обычно, ничего интересного. О том, что какой-то ученый доказал, что человечество берет начало не в Африке, а на Алтае, что мы – изначальный народ, нам нужно вернуться к истокам, уважать свою культуру и всякое такое.
– Про другие расы что говорил? Не собирался ли стереть их с лица земли?
Ответом был заливистый смех:
– Нет, ты что! Иггельд – и кого-то убить? – она потрясла головой. – Он думает, как сделать так, чтобы всем было хорошо, чтоб прекратились войны и убийства. Он идеалист, понимаешь?
Не сказал бы, что камень свалился с плеч. По-прежнему меня использовали втемную, пусть даже без вреда и во благо, с этим надо было что-то делать.
Для начала разведать, что же он прячет, причем так, чтобы не вызвать подозрение. Если и есть тайная подземная часть Института, путь туда находится или в его лаборатории, или где-то в Зоне есть лазейка. Хорошо, я знаю, где установлены камеры, это поможет мне попасть в лабораторию незамеченным и обыскать спальню. Если ничего не найду там, прочешу окрестности в радиусе трех километров, под каждый куст загляну.
– С чего ты взял, что Иггельд замыслил опасное? – нарушила молчание Таня.
Я приложил палец к губам, и она закрыла рот ладошкой.
– Этот разговор должен остаться между нами, – прошептал я. – Ты очень мне помогла, спасибо, развеяла сомнения. Понимаешь, в Зоне я встретил напарника, который стал моим врагом. Он уверен, что здесь у нас творятся страшные вещи, и всеми силами пытается нам помешать, вот я и выяснял, что именно он хочет остановить. Похоже, он заблуждается.
Говорил я то, что хотелось бы услышать Иггельду, – на случай, если тут установлены жучки. У него есть цель, идея-фикс, самые страшные люди – фанатики, они готов на все ради сверхценной идеи. Понять бы, для чего именно нужна моя сборка.
Исцеление обезьяны не вписывается в общую картину. Или и правда цель Иггельда благая? Слишком долго я прожил, слишком много всего повидал, чтобы верить в человеколюбие того, кому удалось высоко подняться. Если я ошибаюсь, то буду только счастлив и соглашусь, что иногда ошибаться приятно.
Таня расщебеталась, как воробышек во время оттепели, будто бы случайно она касалась рукой моей руки, поглаживала запястье, невольно акцентируя внимание на браслете. Я подыгрывал ей, но думал только об Институте, у меня тоже появилась сверхценная идея – выяснить, что же вокруг меня происходит на самом деле.
Итак, сначала – проникнуть в лабораторию, когда Иггельд куда-нибудь уйдет. Камер у него там точно нет. Осталось подкараулить, когда он уйдет. Сделать это несложно, если подключиться к системе слежения, а это плевое дело…
– Андрей! – Таня щелкнула пальцами перед моим носом, я встрепенулся и понял, что она уже минуту что-то рассказывает, а я погружен в собственные мысли.
– Извини, меня выключает, – я развел руками. – Всего-то сутки не поспал! Раньше мог неделями не спать.
– И ничего ты не старый! – сказала Таня. – Извини, напросилась к уставшему человеку, я уже ухожу.
Она подняла поднос, собрала посуду и направилась к выходу, довольная и сияющая.
Едва за ней закрылась дверь, вместо того чтобы спать, я включил комп, влился в домашнюю сеть и без особого напряга подключился к системе слежения, которую уже раньше на всякий случай изучал и которая здесь была примитивной. Теперь у меня на мониторе было изображение с камер, которые в коридоре. Толстяк-кладовщик протопал к лаборатории, но ему никто не открыл, и он вернулся в свою подсобку. Браслета у него не было, как и у охранника Уксуса, а вот у Бали, который появился позже, был.
Получается, что Иггельд обезопасил браслетами тех, кем дорожит. Знать бы еще, что нам угрожает!
Только я собрался вздремнуть, как звякнул коммуникатор и проговорил голосом Иггельда:
– Химик! Приходи, все готово.
Глава 3. Пригоршня. Двойное предательство
Есть голоса, которые серьезно не воспринимаешь, у Спрута же был голос-приговор, услышав такой, невольно цепенеешь. У меня отвисла челюсть. Отвисла и чуть не отвалилась прямо на ногу. Алеша, как и я, заозирался в поисках скрытых камер – иначе откуда Спрут узнал, что пришел именно я? Не помню, чтобы мы встречались, он не должен меня знать! Или он, помеченный Зоной, видит больше, чем простой человек? Спрашивать я не стал, обернулся к Полковнику. Лицо его осталось беспристрастным, он просто показал «ок», а вот Алеша, как я, чуть не потерял челюсть.
Я налег на ворота – они заскрипели, неохотно приоткрылись – и просочился в образовавшуюся щель, подумав, что непредусмотрительно впускать непонятно кого. Я ожидал, что меня встретит детина с двустволкой в руках. Почему именно двустволкой? Не знаю, так представилось.
– Теперь закрой, – прогудел Спрут.
Повернув голову на звук, я наконец его увидел – бугор в лохмотьях, вместо головы – горб, башка торчит влево, руки кажутся длинными, костистыми, кисти волочатся по земле, ни ствола у него нет, ни даже холодняка. Лицо пряталось в тени капюшона, деталей было не разобрать, виден только гладко выбритый подбородок и шевелящийся рот. Похож на одного из уродцев художника, который рисовал всякую адовую жуть.
– Пригоршня пришел не просто так, – прошептал он, запрокинул голову, будто принюхиваясь, и я рассмотрел его перекошенное лицо, крючковатый нос и выпученный глаз со зрачком во всю радужку. Здоровый глаз сфокусировался на мне, выпученный обозревал невидимые простому смертному дали.
– Говори, раз пришел. Одному из тех двоих веры нет.
– Как? Кому? Почему нет? – мысли разбежались тараканами, и я все не мог сформулировать правильный вопрос.
– Вижу большого человека, который зло. Один из двоих пока с ним.
Его речь ставила меня в тупик, пока я думал, с чего начать, просить о помощи или выяснять, кому именно веры нет – Полковнику или Алеше, Спрут продолжил:
– Слышать тебя хочу. В чем беда, зачем я тебе понадобился?
– Эээ… Химик, который работает в Институте, хочет…
– Кто-то власти хочет, кто-то – просто жить. Дело твое правое, Пригоршня, но сложно будет, ой, сложно! Многие умрут, вижу смерть на твоем плече, она ждет. Пусть они живут, Пригоршня!
– Ммм… Кто «пусть живут»? Химик?..
– Сложно будет, Пригоршня. Мало кому верить можно, а кому можно – те ненадежны, те рабы помимо воли. Говори дальше.
Его поток бреда сбил меня с мысли, столько поначалу хотелось сказать, но теперь…
– Аэээ… Слышал от одного хорошего человека, что у тебя есть оружейня. Мне нужно оружие, чтобы противостоять Химику, который хочет сделать людей управляемыми…
Спрут потирал подбородок и раскачивался из стороны в сторону, меня он, похоже, не слушал. И зачем мы сюда приперлись? Психов, что ли, я не видел?
– Не поверят. И эти не поверят. С другими еще хуже, они опасны. Бен Ганн! Тебе нужен Бен Ганн и его группировка. – Спрут схватил меня за руку холодными скрюченными пальцами. – Я стар и немощен, прошлого не помню, мне нечем тебе помочь, а раньше знал, все помнил. Слушай внимательно. Группировка Ганна состоит из отборных головорезов, беглых осужденных, но никто из них не под влиянием. Позавчера одного из них, Крота, убил колосс, тело никто не найдет. Теперь не перебивай и запоминай, потому что я сразу же забуду. В Клине, улица Чайковского, дом шестьдесят шесть… Напротив «Пятерочки» жилой дом. Третий этаж, квартира 14, выбьешь дверь, там схрон Ганна, много всего. Скажешь, что Крот был под влиянием и сдал схрон, это их убедит… Они разозлятся и тебе помогут.
Спрут вздрогнул, словно через него пропустили разряд, его здоровый глаз приобрел осмысленность. Отпустив меня, горбун закатал рубаху и погладил белый браслет.
– Это защищает от влияния, идем, дам браслеты. Оружие найдешь сам, и дальше – сам.
Он побрел к каменному дому под бетонной крышей, который больше напоминал ДОТ.
– Спрут, – спросил я, разглядывая искалеченного человека, напоминающего паука. – Ты говорил, что нельзя верить кому-то из моих попутчиков. Кому? Откуда ты все это знаешь?
– Не знаю, просто говорю, а что говорю, сразу забываю, так что не спрашивай. Просто слушай и запоминай. Сама Зона говорит.
До оружейной мы не дошли, остановились в прихожей, где на гвозде под бивнями кабана висела связка белых браслетов. Спрут потянулся, снял их и отдал мне:
– Долго тебя ждали. Потом вернешь… если выживешь. Но не забывай, действуют они три дня и даже на того, кто под программой…
Зрачок выпученного глаза расширился, и Спрут продолжил кликушествовать:
– Не с первого раза получится, со второго – да не до конца. Многое потеряешь, но большее обретешь… Может быть. Неясно. Будь осторожен, не верь никому. Ищи сталкера по имени Зяблик, он расскажет, где средоточие зла, он, как я, был там в тот раз и все видел.
Горбун со свистом выдохнул, опустил голову и указал на дверь:
– Уходи, тебе надо торопиться.
– Может, скажешь, где искать Химика?
Спрут покачал головой:
– Видения закончились. Уходи.
Похоже, он и правда видит больше обычного человека.
Я шагал первым, Спрут ковылял следом, тяжело сопя. Упершись в ворота, я толкнул их, они заскрежетали, выпуская меня на волю из карикатурного мирка, пахнущего старьем и нафталином.
– Спасибо, – уронил я перед тем, как закрыть за собой ворота.
Полковник и Алеша сидели на корточках в тени забора. На востоке набухла фиолетовая туча, ровно над нами небо делилось на темную и синюю части. Километрах в трех от нас лило, были видны срывающиеся с облаков темные нити дождя.
– И? – Алеша поднялся и шагнул ко мне.
Кому-то из них нельзя доверять, так сказал Спрут. Или нельзя доверять Спруту? Это станет ясно, когда мы сходим по названному адресу. Если схрон там, значит, Спрут и правда пророк, а мою команду нужно менять, жаль расставаться с Полковником и Алешей, привык я к ним, но никак не выяснить, кто из них предатель, значит, ненадежны оба. И все-таки – кто?
Алеша нетерпеливо топтался на месте, как вороной конь, рвущийся в бой. Полковник, прищурившись, смотрел на меня, жевал травинку. История Алеши больше похожа на правду – парню нужны деньги. Если так, почему он не ушел, когда мы почти добрались до Периметра? Проникся? Очень вряд ли.
Полковник – темная личность. Молчалив, опытен, о боевых заслугах не распространяется, его мотивы неясны.
Может, сказать им правду и посмотреть, как они отреагируют? Нет. И так ясно, что Полковник останется непрошибаемым, Алеша занервничает. Лучше молчать, так они не думают, что их подозревают, и могут ошибиться. Как это ни прискорбно, и один, и второй мне симпатичны.
Значит, решаю проблемы по мере поступления. На самом деле идем потрошить схрон Ганна, чтобы ограбление свалить на Институт и тем самым побудить гангстеров к мести, а им я скажу другое.
– Сейчас мы идем в Клин за оружием. У Спрута там схрон.
Алеша недоверчиво прищурился:
– И что, он просто так взял и дал тебе оружие?
– Почему же «дал», одолжил, а потом посоветовал, к кому обратиться.
– И к кому же?
Неужели Алеша предатель? Расскажу ему, а он сразу передаст боссу через ПДА. Вот только кто его наниматель? НИИ? Вряд ли, нас бы уже прихлопнули. Пока ничего на ум не приходило.
– Вуд много рассказывал о Спруте, когда ты звонил, – проговорил Полковник, поднимаясь. – Что к нему многие ходят, чтобы узнать свою судьбу, но он не каждому открывает. Неужели это правда?
– В Зоне все правда и все иллюзия, – пространно ответил я словами Химика. – Давайте пойдем в Клин, поищем схрон, тем более, тут недалеко.
Никто не стал противоречить и даже требовать конкретики.
Места эти были хожеными, о чем говорили многочисленные окурки на асфальте, целлофановые пакеты и неприличные надписи на облезлых каменных заборах. Первым вызвался идти Полковник, я топал в середине. Движения Полковника были точными, экономными, вскоре я позволил себе отвлечься и подумать о том, как жить дальше.
Если слова Спрута окажутся правдой, схрон будет на месте, то можно действовать по предложенной схеме. Мы грабим схрон и прячем оружие, а говорим, что это сделал Химик. Как он узнал, где именно схрон? Очень просто! У него есть вещество, с помощью которого можно разговорить любого человека. Химик опоил покойного гангстера, и он сдал схрон. Химик его нашел и перенес награбленное в Институт. Это должно разозлить отморозков… ну, по крайней мере, я на это очень надеюсь, и они согласятся мне помочь и вернуть награбленное.
А если не согласятся? Если вообще мне не поверят? Тогда придется рассказывать правду… Хотя нет. Расскажу, что я в курсе о страшной тайне Института, и теперь меня хотят убить. Только они могут мне помочь.
Зачем им это? Затем, чтобы вернуть награбленное и отомстить за убитого – во-первых. Во-вторых, Институт вот-вот применит артефакт, который всех сделает управляемыми. Логично? Как бы да. Сработает? Время покажет.
Вдалеке появились многоэтажки, нагретая солнцем земля паровала, и они казались расплывчатыми миражами, гостями из чуждого мира людей. Над лесом громыхала гроза, тянуло сыростью, на западе синело небо, а над нами раскинулась радуга, разноцветным мостом соединяя два мира.
Дорогу нам преградил бетонный забор, огораживающий какое-то предприятие или склад, мы двинулись вдоль него, пренебрегая многочисленным лазами, которые пробили мародеры, еще когда Зона только появилась. Склады, само собой, разграбили, вынесли все, что плохо лежит. Потом большую часть мародеров тоже вынесли – вперед ногами, кто-то сгинул без вести, кого-то задрали мутанты.
За огороженной территорией находилась некогда оживленная трасса, соединяющая Москву и Питер, теперь заваленная скелетами выпотрошенных машин. Здесь радиация легла пятнами, и я включил счетчик Гейгера. Спасибо, что Химик забрал у нас только оружие…
А ведь когда Химик сбежал, дежурил Алеша! Неужели он его и отпустил? Значит, он работает на НИИ! Но почему, черт побери, я еще жив?
Или это Полковник решил подставить младшего товарища, чтобы отвести подозрение от себя? Очень напоминает детскую игру, которая называется «Мафия», когда из множества играющих один – так называемая мафия, и нужно всех убедить, что это не так. У меня никогда не получалось, меня рассекречивали почти сразу.
И все-таки – Алеша или Полковник?
Между двумя заборами, каменным и решетчатым, был лаз, и мы друг за другом направились туда. Полковник замер внезапно – я чуть не врезался в его рюкзак, поднял руку. За его плечом, впереди, там, где трасса, я сперва заметил подозрительное движение, а когда встал на цыпочки, разглядел колонну военной техники, беззвучно движущуюся на север.
Машины были вполне реальными – КрАЗы, «уралы», какие-то остроносые машины с локаторами и предположительно – ракетами.
До трассы оставалось метров сто, я предложил выбираться из западни, потому что здесь было опасно, если кто-то нападет.
Мы подошли к насыпи, на всякий случай я присмотрел дыру в решетчатом заборе – а вдруг придется бежать? Машины все шли и шли, военные в кузовах смотрели сквозь нас, перешучивались, но большинство сидело неподвижно, с автоматами на коленях.
– Как настоящие, – шепотом выдохнул Алеша.
– Клин населен призраками, которые вроде как неопасны, – объяснил я. – Эта колонна существовала. Ее отправили исследовать Зону. Все эти люди и машины исчезли.
– Куда?
– Попали в пространственный пузырь. Может, оказались в другом мире, нас с Химиком как-то занесло в такой. Может, до сих пор блуждают в безвременье…
– Они живы? – спросил Полковник.
– Может, да, но скорее нет.
Мы остановились, потому что в Зоне есть одно правило: видишь что-то подозрительное – не лезь. Мало ли что случится, вдруг нас затянет туда, куда затянуло их, тогда пополним и мы ряди молчаливых призраков.
Колонну завершил БТР, и трасса опустела, но ступать на нее было боязно, и мы топтались на месте. Самым решительным оказался Полковник, поднялся по насыпи, заросшей бурьяном и, прежде чем переступить через отбойник, проверил дорогу гайками.
– Пространственные аномалии можно выявить, только вляпавшись в них. У некоторых, например у Химика, есть чутье, – сказал я и взобрался к нему наверх, где мы долго бок о бок смотрели на пустую замусоренную трассу, по которой ветер гнал целлофановый пакет, и в царящем беззвучии шелест казался грохотом.
Как по команде все мы достали ПДА. Я – чтобы посмотреть карту, остальные – либо за тем же, либо чтобы связаться с неизвестным Большим Человеком. За дорогой толпились высотки, теснились, наползали одна на другую, чтобы увидеть незваных гостей.
Я бывал здесь и знал, что эти высотки набиты призраками, как весенняя рыба – икрой. У них своя жизнь, они не подозревают, что мир уже не тот, кто-то садится обедать, кто-то спешит на перерыв…
Полковник молча перекинул ногу через отбойник, обернулся:
– Если вдруг что-то случится…
Я молча кивнул и на всякий случай схватился за автомат.
Алеша шумно дышал позади, с треском отдирал колючки от одежды. Полковник встал на асфальт, сделал несколько шагов к ржавому скелету «жигулей» на спущенных колесах. Ничего не случилось, кроме того, что затрещал счетчик Гейгера, когда я тоже ступил на асфальт.
