© Андрей Плахотников, 2025
ISBN 978-5-0065-8672-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вышли все сроки для публикации этой книги, так я думаю. «21 год в стол» – это двадцать один год с момента как я написал первое стихотворение. Нет, я не был полным затворником, были некоторые вылазки в свет и публикации, и конкурсы. Это, впрочем, ничего бы не значило, но уже проходит ещё один 21 год с момента замысла этой книги, и можно будет верстать второй 21-й год». Так было задумано уже почти 42 года назад. Резиновый мой замысел, крепок, эластичен.
Так или иначе, но стихотворения от 1984 до 2008 года составили некоторый творческий период, который я хочу выделить в отдельное издание. Шесть тематических глав по 21-му стихотворению, и одна из них – как итог. Вот такая нумерология! Философия, житейские перипетии, страдания поэта и, безусловно, любовь с её безумствами.
21 год – много ли это? Как оказалось, впереди ещё много жизни, много стихотворений. Другой жизни, других стихотворений, других книг…
Книгу я иллюстрировал фотографиями тех лет, это и я, и мои картины и инсталляции.
А.П.
Ларисе
Я взор пускаю в небо свой,
И вместо звёзд передо мной
Очей твоих незримый свет
Мне душу слепит, и на век
То скован в лёд, то талый снег,
В свои ещё семнадцать лет.
И в сказке новых чувств моих
Растаял Крым! Для нас двоих?
И море прочь! И солнце прочь!
В прохладную мне душно ночь.
Ты так была ко мне близка,
Но лишь сверкнула, как блесна.
Быть может, жизнь я проведу,
Когда дни юные уйдут,
С другою милой и одной?
Но никакая толща лет
Не утаит в душе мой свет,
Рождённый первою звездой.
1984, Крым, Солнечногорск
Д.
Когда, когда настанет встреча,
Когда мы сможем утонуть
В объятьях наших в день и вечер?
И разгорятся наши свечи,
Откроется нам светлый путь.
Когда ты гордою Лилетой
Из строк, подарков нежных муз,
Сойдёшь под взор, в печаль одетый,
С желаньем давним и несметным,
И ожиданья сбросишь груз?
Когда оставлю с Вакхом встречи,
И злых привычек череду,
Шальные руки, взоры, речи,
Ругательств низких горче желчи,
Отдавшись ласке и суду?
Уже не жду, и нет тревоги,
На время косо не смотрю:
Давно без спутника дороги,
Давно друзьями мне пороги,
Денницу лишь благодарю!
1988
«Невыраженные чувства
никогда не забываются».
Из к/ф А. Тарковского
«Ностальгия»
Тобой я болен столько лет,
И день, и ночь ты предо мной.
Я был влюблён. Любил ли, нет…
Но память тёплою волной.
И истина знакома нам:
Что чувств невыраженных пыл
У нас забыть не хватит сил
В любом краю, хоть здесь, хоть там.
А может нужно утонуть
В пленяющей собою власти,
И всем печалям дать уснуть,
Предавшись сладостной напасти?!
И, чтобы этот мой удел —
В мучениях гореть напрасно,
Как лист осенний улетел,
Оставив небо грустно-ясным?
За эту страсть не осуди,
Но будет очень, очень жаль,
Что не скажу во сне «приди»,
Забуду вдруг мою печаль.
1989
Быть может, я сошёл с ума,
А может это что иное?
Вокруг меня седой туман
Всё тянет полотно тугое.
Я потерял свою любовь?
А может, заболел душою?
Но я желаю, чтобы вновь,
Безумства начались со мною.
1988
О.
Вы мне не сказали,
Что вам я не мил.
Вы мне не писали,
Чтоб я уходил.
И в жестах нет встречи,
Нетронутый взгляд.
Прокуренный вечер
Дорогой назад.
В глазах нету блеска,
Есть строгость в чертах.
Кончается пьеска
И мы на бобах.
Вы мне не сказали,
Что вам я не мил.
Вы мне не писали,
Чтоб я уходил.
А шалые руки,
Огонь на губах,
Борьбой против скуки,
Но в розовых снах.
Не всё нам понятно,
Но требуем вновь!
Смотри, как занятна
Другая любовь.
1989
И.
В трамвае рядом
мы сидим, нас двое.
Но ваши мысли
заняты своим.
И до меня вам
дела нет: вас дома
Ждёт муж любимый
с ликом дорогим.
Трамвай качает,
ближе мы и ближе,
Вы – к дому, к мужу.
я к своей струне,
К словам и рифмам,
что любовью брызжут,
И лишь они есть
утешенье мне.
Но сердце тронуть
тайно вы сумели,
И как мальчишка
я схожу с ума.
Какие стрелы
в сердце прилетели!
Пылают чувства,
вкруг – любви туман.
Возможно с вами
я имел бы счастье…
Но как разрушить
ваш уютный дом?
Плеча не трону,
не коснусь запястья.
Пусть всё проходит
тайным чередом.
Трамвай качает,
остановка скоро,
А мне по сердцу
ехать до луны!
Не насмотреться,
тайным взглядом вора
На ту, что дарит
и уносит сны.
Пусть в каждом вздохе
грусть экклезиаста,
Пусть не на счастье
повернулась жизнь,
Пусть будет только —
и любви, и страсти
не знать мужчинам
к женщинам чужим
1989
Д.
Стул, но чего ты молчишь,
Скромно в углу стоишь,
Ты старый тяжёлый стул,
Как сильный и мудрый мул.
Хватит на тебя глазеть,
Пойти да сесть – посидеть,
Познакомиться просто так,
Может, встретимся: стул свояк!
Теперь мы вдвоём в углу,
Ты стоишь, я сижу, молчу.
Ты знаешь, а я любил,
О любви я и пел и пил.
Ты знаешь, сейчас разлюбил,
Напрочь. Никто не мил.
Я скоро встану, уйду,
Одинок, как и ты в углу.
1989
Ничего не получилось,
Ничего, всё к чёрту!
Ничего не случилось,
Причал к борту,
Или борт к причалу,
Всё равно разбился,
Всё равно к причалу
Не прицепился,
Или не пришвартовался,
Всё равно в море,
Всё равно взорвался
Мир с надеждами в ссоре.
1989
Мы с вами, право tet a tet,
А я предмет для вдохновенья.
Вы мой рисуете портрет,
А я пишу стихотворенье.
Мы пленники различных муз,
Единых в таинстве горений,
Вкушаем сладко-горький вкус
Восторгов, грусти, вдохновений.
Вы мой рисуете портрет.
Забавно мне, а вам работа.
Последний штрих, куплет пропет.
Не правда ли, печально что-то?
1991, Феодосия
Л.
Мы разлетимся кто куда.
В края, обжитые с любовью.
На миг прощаясь. Навсегда.
С пришедшей и ушедшей новью.
Куплю вам жёлтые цветы.
К разлуке говорят. К разлуке.
Как странно, не было мечты,
Когда я целовал вам руки.
Как странно. Странность, словно тень.
И странны эти размышленья.
Но принимаю все сплетенья,
А на душе благая лень.
Мы помнить будем долго-долго.
Пред часом позабыть всё в раз.
Но буду рад я. Рад и только?
За месяц, брошенный для нас.
1991
Л.
Моё настроение напоминает
Композицию из сухих веток
В маленькой керамической вазе
На синем.
Написать тебе об этом,
Значит, добавить в музыку
Стучащих колес поезда,
Которым я уехал,
Альт Башмета.
А не написать —
Тогда не получится украсить
Композицию моего настроения
Красными цветами на синем.
Красными и жёлтыми.
1991
Я сказал ей: «Я люблю тебя!»
Она улыбнулась,
опустила глаза и сомкнула руки.
Я спросил: «А ты, ты любишь меня?»
Она подняла руки к груди
и посмотрела мне в глаза.
Я сделал вдох и спросил ещё раз:
«Очень любишь?»
Она приблизилась ко мне,
сомкнула руки у подбородка
и закивала головой.
Я глупо улыбался, но спросил:
«И никогда не разлюбишь?»
А она прижалась ко мне,
положила руки на мои плечи
и ещё чаще закивала головой.
И голова её оторвалась,
упала
и покатилась,
как упавшая из моего рта
ложь.
1993
Музыка: Дмитрий Васильевич Афанасьев
Тоска моя – диван продавленный.
Ты ушла и я – оставленный.
А помню, был тебе возлюбленным,
Чувства – в дым, я стал обугленным.
Я всё простил: мне всё равно теперь,
Разлюблю тебя, ты мне поверь.
Совсем уйду, что было-не было,
Не жила, а сладко нежила.
Все чувства – в дым, но всё окей, малыш,
Небыль, быль, ты ничего не слышь.
Я нежен был, но стал оставленный,
И тоска – диван продавленный.
1993
Наташе С.
…И вот мы стали пить вино
Из одного с тобой бокала,
Я проливал, ты проливала,
Но было сладкое оно.
И, освежая, всё текло
На наши губы, шеи, руки,
На галстук, платье и на брюки,
И за собой оно влекло!
Но, предпочтя игру столу,
Кружили в танце сердце, тело.
И в этом вихре оголтелом
Кончали на полу!
1994
Черты разлук я воспевал
До черт любви самой.
Я боль за сладость выдавал:
Любовь была со мной.
Но цепь теней не утаю
От сердца, глаз и рук:
Черты любви я воспою
До черт моих разлук.
1994
Красивые бутылки под столом стоят,
Выпиты со смехом в чудо вечера.
Глаза моей любимой больше не горят,
Как горели раньше – как в па-де-труа.
Красивые бутылки навевают грусть,
Память не жалеет, память не залить.
Глаза моей любимой убегают, пусть.
Тем глазам любимым не меня любить.
Красивые бутылки собирают пыль,
Разливалось гладко, под ручей тостов.
Глаза моей любимой – радостная быль,
Но не оставляют за собой мостов.
Красивые бутылки полетят в ведро.
Отойдёт похмелье. Будет повод пить.
Мост горит! Добавлю коньяка и дров!
И другую стерву буду я любить.
1993
Я ещё полон осени, осени, осени.
Я по первому снегу брожу, брожу.
Он ложится не белым, ложится он проседью
И покуда молчит, что сума я схожу.
Я ещё не успел расплескать впечатления
Летних, ласковых дней ни друзьям, ни врагам,
Пожелтеют они – далеко им до тления,
Оно, вяжет меня, по рукам и ногам.
Я ещё полон сил, говорю о мечтаниях,
Собираю друзей, разливаю вина!
Но не скажет никто о грядущих скитаниях,
Что отныне мне жить как во сне, но без сна.
Я ещё полон осени, осени, осени.
Мир встречает весну – это каждый из вас.
А зима промела, только чёрным без проседи,
Но, встречая весну, не умру второй раз.
2003
Всё ближе к полночи, один.
Диван, подушка, книга,
Покой снаружи, в сердце сплин,
И вместо строчек – фига.
Я слышу дверь в подъезде: хлоп
Да хлоп, шаги, но мимо
Моих дверей. Рука на лоб:
Мой бог, всё проходимо!
…И счастье. А несчастье – нет.
От счастья – память, верно.
Но горе оставляет след.
Пробило полночь. Скверно.
Но горе оставляет след,
А память – сплин. На веки?
На грудь мою ложится плед,
И тяжелеют веки.
Разбей кувшин – и нет воды,
Но сердце – не допустит.
Так из разбитого, увы,
Не расплескаться грусти.
2003