Андрей Саломатов
Темные тропы
– Да брось ты, спрячем мы тебя. Отсидишься, документы сделаем, и уедешь ты в теплые страны клеить миллионеров из высокоразвитых капиталистических государств. А пока давай-ка умойся. – Он взял ее за плечи, поднял с дивана и подвел к настенному зеркалу. – Посмотри на свой фейс. Теперь понятно, почему тебя твой Ромео кинул? – Буздырь расхохотался собственной шутке, а Лена взглянула на свое отражение и увидела жалкое взъерошенное создание с чумазым, как у Золушки в начале ее карьеры, лицом.
– Боже мой, где моя сумка? – закрывшись ладонями, воскликнула она.
– Наводи марафет, я через пятнадцать минут за тобой зайду, – распорядился Николай и оставил ее одну.
На восстановление красоты Лена потратила больше часа, но Буздырь не торопил гостью. Заходя, он лишь снисходительно посмеивался, хлопал ее по попке и удалялся по своим делам. Спокойная уверенность Буздыря и привычное занятие макияжем умиротворили Лену настолько, что утренняя трагедия показалась ей пригрезившейся, и из комнаты отдыха она удалилась с чуть виноватой улыбкой, которая очень ей шла.
В зал Лена вошла не сразу. Она остановилась в дверях и довольно долго разглядывала посетителей. Все они, за исключением знакомых официантов, выглядели подозрительно: и те, которые пришли сюда в костюмах и галстуках, и особенно публика в джинсах или мятых брюках. Незаметно для себя Лена принялась изучать интерьер зала. Она бывала здесь много раз, но редко обращала внимание на убранство ресторана и только сейчас заметила, что «Буревестник» за последние два года довольно сильно устарел и как-то обветшал. Его безвкусная имперская вычурность с несмываемым клеймом общепита сразу бросалась в глаза и вызывала не ностальгию по ушедшим временам, а музейное удивление – неужели же такое было? Правда, за тот же отрезок времени Лена побывала в нескольких новых ресторанах, которые были отделаны в современном европейском стиле с непременным российским перебором. Возможно, поэтому, на фоне уютных закутков по-европейски «Буревестник» выглядел, как спившийся, но не потерявший достоинства актер в кругу своих более молодых собратьев.
Николай усадил Лену в самый угол, спиной к залу, а сам пошел отдавать какие-то распоряжения официантам. Начальный этап ресторанных игрищ ему никогда не нравился – оркестр разминался, посетители только приступали к трапезе, и в воздухе господствовали звон вилок да треньканье посуды.
До пятой рюмки Буздырь, как правило, был вялым, мало говорил и рассеянно шарил взглядом по залу в поисках знакомых или просто чего-нибудь необычного. Он ждал праздничного настроения, лепил его как снежную бабу, а затем всецело отдавался ему. Но сегодня был особенный день. Рассказ Лены отбил у Николая охоту напиваться, он постоянно уходил к себе в кабинет, с кем-то созванивался, а потому его подружка большую часть вечера провела одна.
Самое интересное в «Буревестнике» начиналось лишь после восьми вечера, когда посреди зала начинались традиционные оргические пляски. Вкусившие дионисовых прелестей посетители забывали о том, сколько они намеревались истратить на культурный отдых, и прокуренный ресторанный воздух оглашался шампанской канонадой. Оглушительная музыка заставляла говорить всех на повышенных тонах, мужская половина зала все чаще под столами пускала в ход руки, а женская, разрумянившись, млела над тарелками или отчаянно отплясывала под неумирающую «Калинку» и «Миллионы алых роз».
Стол Буздырь организовал более чем приличный: с букетом садовых ромашек, шампанским и двумя мельхиоровыми вазами с красной и черной икрой. В течение нескольких минут он опрокинул в себя три большие рюмки финской водки, с аппетитом закусил кричаще-красной чавычей и нежнейшим салатом из лобстеров, и только после этого проявил интерес к своей даме.
– Подкрепись, Ленок, а то развезет, – посоветовал он, разливая водку по рюмкам. – Вся жизнь проходит в ресторане. Работаю здесь, гуляю здесь, баб трахаю здесь. Наверное, и помирать здесь придется, – медленно проговорил он с некоторой неприсущей ему грустью. – Привык. У себя в квартире просыпаюсь и не узнаю стен. Как в гостинице. У меня там даже тапочек нет, сюда привез. Думал, женюсь, буду гостей домой приглашать…
– А у меня теперь и дома нет, – подперев голову кулаком, равнодушно сказала Лена. – И неизвестно, будет ли.
– Будет, Ленок. Казенный или свой – обязательно будет. Давай вмажем, а то меня что-то на философию потянуло, а нам с тобой философствовать вредно. Можно головы потерять.
После второй рюмки Лена почувствовала, как оттаивает. Вкусная еда всегда на нее действовала расслабляюще, а водка возбуждала и делала рискованно компанейской.
– Пойдем потанцуем, – без всякой надежды предложила она, точно зная, что Николай откажется.
– Иди, танцуй, а я пока к своим загляну, – вставая, ответил Буздырь. – Гуляй, Ленок. Веселись. Я тебя потом заберу. Иди, дай жару этим засранцам.
В этот вечер Лена отплясывала так, будто навсегда прощалась с молодостью, страной, где эта молодость прошла, или жизнью. Обманутые ее раскованностью, к ней подсаживались разновозрастные ловеласы с шампанским и водкой, ананасами и осетриной, чего было предостаточно и на ее столе. Пьяные командировочные, удачливые коробейники, подающие надежды, молодые аль капоне, мистеры иксы, не достигшие статуса новых русских, а потому ищущие лекарство от меланхолии в ресторанах – все они по очереди потянулись к столику одинокой красавицы, и с каждым Лена сплясала хоть полтанца, а с некоторыми даже и выпила.
В этот вечер ей два раза предлагали руку и сердце, раз пять звали прокатиться к морю в качестве подруги и несчетное количество раз откровенно или менее откровенно намекали на койку в разных районах необъятной столицы. В ответ на все приглашения и щедрые посулы Лена хохотала, делала губки бантиком и томно говорила:
– Я подумаю.
За весь вечер Николай возвращался к столику всего дважды. Он убеждался, что его подружка на месте, и снова уходил к себе в кабинет звонить по телефону. Чувствуя себя покинутой, Лена тем не менее не скучала. А где-то ближе к полуночи, когда гуляния достигли наивысшего накала, из-за нее случилась драка. Один из кавалеров, молодой и с бабочкой под подбородком, настойчивый как покоритель Эвереста, устроился за столиком напротив Лены и попытался влить в нее как можно больше водки. Он по-хозяйски наполнил фужер, вставил ей в руку и, улыбаясь, принялся объяснять, что ничего страшного не произойдет. Просто ей станет еще веселее. Но в этот самый неподходящий момент, когда Лена уже поддалась на уговоры, а ухажер, празднуя победу, жадно наблюдал, как она отпивает, к столику подошел претендент постарше с явными признаками неправедной жизни на лице. Подошедший не стал извиняться перед желторотым соперником, полагая, что у того ровно столько же прав на рыжую красавицу, сколько и у каждого сидящего в ресторанном зале. Он предложил Лене потанцевать, галантно протянул ей руку, и Лена охотно приняла предложение. Она поставила фужер и выпорхнула из-за стола на середину зала, оставив ухажера скрипеть молодыми крепкими зубами.
Когда песня закончилась и Лена вернулась за свой столик, к ее удовольствию кавалера с бабочкой там уже не было. Она увидела его идущим плечом к плечу со своим более зрелым конкурентом, который представился Валентином и весь танец ощупывал Лену, а заодно пытался выяснить, сколько стоит ее красивое молодое тело. Соперники твердой мужской походкой направлялись к выходу, но не утерпели и до дверей не дошли. Они вдруг отскочили друг от друга, молодой в бабочке неудачно продемонстрировал знание приемов карате, старший – принял боксерскую стойку, но вскоре оба перешли на обычную махаловку. И у того и у другого в зале оказались друзья, и через минуту половина посетителей ресторана была вовлечена в побоище.
Дрались по-животному жестоко, словно от каждого удара зависела жизнь всего человечества. Нокаутированные, истекая кровью, валялись здесь же, под ногами, и их топтали уже не как смертельных врагов, а из-за тесноты. Те, кто был в состоянии, отползали в сторону, но встав на четвереньки, они как бы снова становились опасными противниками, и таких старались добивать.
Из-за духоты и табачного дыма окна были открыты, женский визг доносился даже до подземного перехода станции метро «Киевская», а потому охранники порядка появились на удивление быстро. Но дерущиеся действовали еще быстрее, и к приходу сразу четырех милиционеров на полу без движения лежало столько же самых нерасторопных бойцов. Вычислить остальных не составляло никакого труда – по кровавым следам на лицах и разодранным сорочкам – ни один из них не вышел из драки без потерь.
Буздырь выскочил из служебки до появления милиции, в самый разгар побоища. Он вытащил Лену из-за стола и быстро увел из зала. Она вяло сопротивлялась, бессвязно рассказывала, кто, кого и за что бьет, и требовала продолжения банкета.
– Так это из-за тебя? – удивился Николай.
– Из-за меня, – кокетничая, ответила Лена.
– Сама в петлю лезешь, Ленок. Тебе сейчас нужно быть тише воды ниже травы. Это хорошо, если тебя менты возьмут…
– Да, очень хорошо, – перебила его Лена.
– Во всяком случае, жива останешься, – заталкивая ее в узкий коридорчик, продолжил Буздырь. – Но, если деньги левые, они сами будут искать, и тогда из тебя душу вынут.
– Пусть вынимают, – пьяно отмахнулась Лена. – У меня уже вынимать нечего.
– Они найдут что, – невесело усмехнулся Николай, а Лена неожиданно извернулась, проскочила у него под рукой и попыталась вернуться в зал.
– Дура, там милиция, – не трогаясь с места, тихо сказал Буздырь.
При слове «милиция» Лена все же остановилась, наморщила лоб и капризно проговорила:
– А как же шампанское?… Коль, принеси чего-нибудь выпить. Весь стол там остался.
– Иди в служебку, сейчас принесу. А через полчаса поедем домой.
Дожидаясь вина, Лена незаметно для себя уснула на диване, а через обещанный промежуток времени Николай действительно появился с сумкой, из которой торчали серебряные горлышки бутылок, свертки с закусками и пучок зелени. Прихватив вещи Лены, он вывел ее через служебный вход на улицу, усадил в свой видавший виды «опель-кадет» и на некоторое время снова исчез.
Буздырь вернулся не один. С ним были уже известный Лене официант Леша – хрупкий тридцатилетний блондин с игривыми глазами – и какой-то человек лет сорока пяти – здоровый как бык, в мягком кожаном пиджаке, который так обтягивал его необъятное туловище, что, казалось, пиджак вот-вот лопнет. Николай прямо через раскрытое окошко представил Лене своего знакомого:
– Ленок, это Владимир Алексеевич – большой, хороший человек. Его обязательно надо любить и жаловать.
– А еще холить и лелеять, – густым басом произнес здоровяк.
Балагуря, они забрались в машину, причем Владимир Алексеевич подвинул Лену, сразу же облапил ее обеими руками и прижал к себе так, что у нее затрещали кости.
– Уйди ты, черт! – закричала Лена, пытаясь высвободиться из удушающих объятий.
– Какая хорошая телочка, – с пьяным хохотом проговорил Владимир Алексеевич и с удовольствием добавил: – Я очень люблю миниатюрных. Дружить будем?
– Тебе со слонихами надо дружить или с коровами. – Лена поморщилась от боли, повела плечами и отодвинулась подальше от опасного соседа.
– Ну, если на «ты» перешла, значит, будем, – сам себе ответил Владимир Алексеевич. – Ты уже моя.
– Как же, дождешься, – обиженно выпалила Лена и уткнулась лицом в окно.
Квартира, куда они приехали, оказалась большой, чрезмерно набитой дорогой мебелью, но какой-то нежилой, словно ее только готовили для въезда хозяев. Вещи были подобраны по одному принципу – дорого – без учета взаимной совместимости и располагались как попало. Только в самой большой комнате можно было разглядеть хоть какой-то порядок. Сюда, очевидно, наведывались для таких вот посиделок с ночевками, о чем говорили гора грязной посуды в раковине на кухне и скомканное постельное белье в одной из спален.
Компания устроилась на огромном угловом диване за стеклянным столом в матовых кругах от стаканов и рюмок. Тут же был включен телевизор, и Владимир Алексеевич поставил фильм – эротический боевик с японскими субтитрами. Пока он занимался видеомагнитофоном, Буздырь с Лешей выгрузили из сумок привезенные продукты и бутылки с вином. Здесь же они поломали хлеб, разложили по тарелкам уже нарезанные закуски и приступили к поздней трапезе, которая, в сущности, была продолжением ужина, начатого в ресторане.
Говорили о ерунде, в основном обсуждали события, происходящие на экране. Как только там появлялась обнаженная красавица, Владимир Алексеевич начинал хохотать, тыкать пальцем в телевизор и хватать свою соседку за коленки.
– Смотри, смотри, – громко восклицал он. – Ка-кая хорошая телочка. Но ты лучше.
Поначалу Лена отбивалась от него, просила у Николая защиты, но тот лишь посмеивался и уверял ее, что его друг – человек во всех отношениях замечательный и очень нужный. А после двух полных фужеров шампанского она окончательно опьянела, и ее стало клонить в сон. Лена заваливалась то на одного соседа, то на другого, и в конце концов Владимир Алексеевич легко взял ее на руки и под шутки сотрапезников унес в соседнюю комнату.
Такой тяжелой ночи у Лены не было никогда в жизни. Вначале ее бесконечно долго и грубо, словно резиновую куклу, насиловал Владимир Алексеевич. Он ее ворочал как бревно, забрасывал на себя, складывал пополам и наваливался чугунным пузом. Он даже не пыхтел, а рычал по-звериному, кусал ее за шею и плечи и мял сильными толстыми пальцами будто хлебный мякиш. Лена пыталась сопротивляться и даже звать на помощь Буздыря, но Владимир Алексеевич объяснил, что это бесполезно. Тогда, чтобы поскорее удовлетворить страшного любовника и избавиться от него, она сделалась послушной, и все равно это «поскорее» вылилось часа в полтора.
Ничего не соображая от выпитого и усталости, Лена наконец начала засыпать, но вскоре почувствовала, что кто-то очень мягко и осторожно пристраивается рядом. На этот раз все было куда более деликатно. Как ей показалось, Леша, ласково оглаживал ее, целовал в шею и плечи, а главное, почти не мешал лежать на боку.
– Тихо-тихо-тихо, – горячо шептал он Лене на ухо.
– Не тарахти, – попросила она. – Я спать хочу.
Под утро, когда на востоке горизонт залило розоватым светом, а где-то в соседнем доме на балконе прокричал петух, появился Николай. Лена уже почти ничего не чувствовала и ни на какие слова не откликалась, но ее дружок появился здесь не для общения. Он бесцеремонно перевернул ее на спину, быстро, по-деловому справил свою нужду и, отвернувшись к стене, захрапел.
Проснулась Лена в начале одиннадцатого утра. Тело болело так, будто по ней всю ночь ездил асфальтовый каток. В животе от малейшего движения начинала пульсировать острая боль, а ноги трудно было согнуть в коленях. Не лучше обстояло дело и с головой – она словно была наполнена раскаленным оловом, которое плескалось в черепной коробке и своей огромной тяжестью приковывало голову к подушке.
Открыв глаза, Лена обнаружила, что лежит на огромной двуспальной кровати в незнакомой комнате. Рядом, раскинув руки, спал Буздырь, и из уголка его рта на подушку стекала струйка густой желтоватой слюны. От этого неаппетитного зрелища Лену едва не стошнило, и она со стоном отвернулась.
Взглянув на антикварные бронзовые часы, которые, скорее всего, когда-то украшали каминную полку, Лена сразу же вспомнила, что в половине десятого подруга обещала отдать ей деньги – три с половиной тысячи долларов. Вслед за этим она восстановила в памяти и все остальное. Но до конца осознать, что произошло с ней за последние сутки, Лене мешала физическая боль и приступы тошноты. Она еще раз громко застонала и попыталась подняться, а Николай перевернулся на другой бок и что-то негромко пробормотал.
Заставить себя умыться Лена смогла только после того, как нашла в соседней комнате ополовиненную бутылку шампанского. Выпив залпом большой фужер, она наконец осмотрелась. На диване у стеклянного столика в позе эмбриона почивал Владимир Алексеевич. Он лежал в розовых сатиновых трусах, и вид этого жирного неутолимого любовника вызвал у нее приступ ненависти и непреодолимое желание врезать ему бутылкой по голове. От этого поступка ее удержало только то, что ей надо было срочно ехать за деньгами, и Лена ограничилась символическим плевком в сторону насильника.
После долгих бестолковых метаний по чужой квартире Лена наконец собралась. Остановившись у входной двери, она задумалась, что делать с вещами: взять ли сумку с собой или оставить здесь, а потом забрать у Буздыря? То, что Николай пустил ее по рукам, даже спьяну казалось ей наиподлейшим предательством, но он слишком много знал, занимался поисками денег, и эта повязанность мучила ее. Причину, почему он так поступил, Лена прекрасно понимала – включив Буздыря в игру, она попала в полную зависимость от него.
Сумку Лена все же решила бросить здесь и лишь достала оттуда документы. Затем она долго возилась со сложным сейфовым замком. При этом Лена старалась не шуметь, чтобы не объяснять Николаю и его приятелям, куда она собралась. Наконец ей удалось открыть дверь, и, тихонько прикрыв ее за собой, она с облегчением вздохнула.
На улице Лена посмотрела название переулка, номер дома и только после этого начала ловить машину.
До Товарищеского переулка, где в частной фирме работала Татьяна, Лена добралась за какие-нибудь десять минут. Она попросила таксиста немного подождать, вбежала в замызганный подъезд и позвонила в дверь, которая своей отделкой резко контрастировала с разрисованными грязными стенами и заплеванным полом.
Ей открыл пожилой, но подтянутый охранник в камуфляжной форме. По просьбе Лены он по телефону вызвал подругу, и уже через минуту Татьяна вышла.
– Ну и видик у тебя, – поздоровавшись, сказала Таня. – Все в порядке. Я только что отдала деньги Сереже.
– Что?! – испуганным шепотом промолвила Лена.
– Сергей пришел и забрал деньги, – пожав плечами, ответила подруга. – А что… не надо было? Вы что, не вместе?
– Это конец, – одними губами проговорила Лена и, чтобы не упасть, прислонилась спиной к стене. – Это конец!
Глава 3
В ночь перед операцией Антон Скоробогатов не ложился спать до трех часов. Ему не свойственно было подолгу ломать голову над какими-то проблемами, но сегодня был особый случай. В его воображении миллион долларов плохо делился на две части, как они договорились с Леной. Кроме того, он не без основания считал, что жена друга и его любовница будет для него только обузой. При переходе через границу с такими деньгами риск возрастал вдвое – у работников на пропускном пункте глаз был наметан. Едва заметив на лице проезжающего малейшую тревогу, пограничные психологи тут же вставали в охотничью стойку и вверх дном переворачивали машину. Но главной причиной было даже не это. Лена со своим капризным взбалмошным характером уже порядком поднадоела ему, Антон давно подумывал от нее избавиться, а с некоторых пор он начал презирать свою любовницу. Скоробогатову вдруг пришло в голову, что если она так легко изменила своему мужу, то через какое-то время ей ничто не помешает предать и его.
В тот самый день, когда Антону предложили триста тридцать три тысячи долларов за пустяшную помощь, он встретился со своим давним знакомым, который занимался куплей-продажей жилья, и поинтересовался, как много уйдет времени на то, чтобы продать квартиру.
– Два дня, – ответил приятель.
– А если у меня обломится, назад можно будет? Сразу, в этот же день? – спросил Скоробогатов.
– Нет проблем, – успокоил его знакомый. – Пятьсот баксов – я порву бумаги и живи дальше.
Риск был небольшой, и после того, как Антон обговорил детали операции с Сергеем и Леной, он решился. Отправив Сергея в магазин за выпивкой, он остался наедине со своей любовницей и то ли в шутку, то ли всерьез, улыбаясь, проговорил:
– А зачем нам Серега? Полмиллиона лучше, чем триста тридцать три тысячи долларов тридцать три цента.
Лена вначале посмотрела на него удивленно, затем – испытующе, и в ее взгляде Скоробогатов прочел немой вопрос: «Ты серьезно?»
– Он передаст деньги мне, потом ты пораньше свалишь с работы, и в этот же вечер мы уедем с тобой куда Макар телят не гонял. А там, за бугром, хочешь, свое дело заведешь, хочешь, сложимся и на пару купим какой-нибудь ресторан или магазин, – пояснил свой план Антон.
– А если он заложит? – наконец вслух высказалась Лена.
– Зачем же ему голову под топор класть? Бабки левые, здесь не отсидкой пахнет. У этих мужиков разговор короткий: раз – и башка с плеч. Главное, все должен сделать Серега. Ты же сама говорила, что собираешься с ним разводиться.
Времени на обсуждение, как украсть миллион и избавиться от надоевшего мужа, у них было не так много – магазин находился всего в ста метрах от подъезда – и Лена сильно разволновалась.
– Я не знаю… – Она нервно мяла в руках кухонное полотенце и затем еще раз изучающе взглянула на Скоробогатова: разыгрывает или нет и как далеко готов зайти? – А если он за мной увяжется? – тихо спросила она, пытаясь угадать, какой получит ответ.
– Ты постарайся, чтобы не увязался. – Антон усмехнулся и добавил: – Ну а увяжется, ему же хуже.
– Он все-таки мне муж, – произнесла Лена, интонационно давая любовнику понять, что слово «муж» она употребила лишь по необходимости и не вкладывает в него никакого конкретного смысла.
– То он тебе муж, то дурак и козел. Ты сама-то разберись, чего хочешь, – с легким раздражением ответил Скоробогатов.
Разговор длился не больше пятнадцати минут, и все это время партнеры говорили о Сергее и его судьбе туманными намеками, очевидно, следуя поговорке: «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь». Обоим не хотелось ставить окончательную точку, связывать себя какими бы то ни было обязательствами. Неопределенность в этом щекотливом вопросе давала свободу действия, некий простор, позволяющий поступать по обстоятельствам, и, что самое важное, сохранялся душевный комфорт: никто ничего не собирается делать плохого, но если… Впрочем, это зловещее «если» только подразумевалось.
Ложась спать, Антон раскаялся в том, что так бездумно посвятил Лену в свой план и предложил ей бежать. Окончательно раскусив ее, Скоробогатов понял, что эта красивая девушка, которой он когда-то домогался из зависти к бывшему однокласснику, не очень-то соответствует его идеалу. При ближайшем рассмотрении Лена оказалась «своим парнем», изобретательной любовницей, но была слишком земной и понятной. Вокруг него таких крутилось не менее десятка, тогда как воображение рисовало ему прекрасную и загадочную незнакомку. Миллион долларов, которые ему должны были утром выбросить из окна, приближали мечту о незнакомке на расстояние одного шага, и ему оставалось лишь сделать этот шаг.
Утром Антон припарковал машину метрах в трехстах от банка, на соседней улице. Он не торопился, зная, что все произойдет минимум через полчаса, а по максимуму ожидание могло продлиться до конца рабочего дня. Скоробогатов немного нервничал, курил одну сигарету за другой и с раздражением думал о Лене.
К назначенному времени Антон дворами прошел к банку и, чтобы не привлекать внимания прохожих, заскочил в подъезд жилого дома, как раз напротив нужного окна. Жильцов он совершенно не опасался, справедливо рассудив, что, даже если кто-то потом и станет их опрашивать, он к тому времени будет уже далеко.
Ждать пришлось чуть больше часа. Скоробогатов увидел, как на втором этаже открывается фрамуга, выскочил из подъезда и, пригнув голову, чтобы из окон нельзя было разглядеть лица, прошмыгнул под окна. Затем появилась голова Сергея, и вслед за этим вниз полетел синий чемоданчик, который он успел подхватить у самой земли. Далее Антон действовал совершенно механически: твердым шагом дошел до машины, небрежно бросил сумку с чемоданчиком на заднее сиденье, сел за руль и, стараясь не нарушать правил, доехал до дома.
У себя в квартире Скоробогатов попытался открыть наборный замок чемоданчика, чтобы взглянуть, как наяву выглядит миллион, но у него ничего не вышло, замки были сделаны на совесть. Не желая уродовать красивый синий «дипломат» с тисненым вензелем, Антон лишь встряхнул его – звук показался ему стопроцентно денежным, и он решил отложить знакомство с содержимым до более удобного момента.
Скоробогатов торопился. Он быстро уложил необходимые вещи в дорожную сумку, собрал все до единого документы и бумаги, в которых хотя бы раз упоминалась его фамилия, и на самое дно убрал купленный по случаю старенький ТТ с двумя полными обоймами. Затем он набросал записку и через семь минут, надев легкую куртку с большим количеством карманов, навсегда покинул свое жилище.
Антона нисколько не смущало то, что Лена приблизительно знала, куда он поедет. Как и всякий нелюбопытный человек, он не предполагал, сколько у красивой девушки может быть знакомых мужского пола и в какой сфере деятельности эти знакомые самовыражаются. Поэтому он решил действовать по намеченному плану. Путь его лежал в Петербург, но прежде Скоробогатов остановился сразу за кольцевой дорогой в небольшом подлеске и поменял номера на заранее приготовленные.
В Северной столице Антон имел всего двух знакомых и одного друга по прозвищу Петух. Кличка произошла от фамилии Петухов, а Володей или Вовой его называли только родственники да девушки, которым он так и представлялся. Года два назад они вместе занимались коммерцией, но затем предприятие распалось, и с тех пор они только раз поговорили по телефону. Именно на его помощь Скоробогатов и рассчитывал.
Ехать было немного страшно, но удивительно приятно. Сзади под сиденьем покоился симпатичный кожаный чемоданчик, под завязку набитый зелеными хрустящими купюрами. Впереди стелилась прямая как стрела дорога, напоминающая тот самый путь к светлому будущему, который для Антона уже стал вполне реальным. Заграничный паспорт Скоробогатов приобрел давно: он несколько раз ездил в Польшу, Грецию и Турцию по коммерческим делам, и в нем осталось лишь проставить несколько штампиков, которые стоили смехотворно маленькие деньги. У Антона даже имелся толстый и тяжелый, как золотой слиток, русско-всеязычный разговорник, и в памяти – небольшой запас английских слов: «Hello, Mike, how are you? I`m very well, thank you!»
Несколько раз на дороге ему попадались голосующие. Как правило, это были дорожные бабочки, но подсаживать Скоробогатов никого не собирался. Пролетая мимо, он с какой-то полубезумной улыбкой громко выкрикивал:
– Все! Пошла ты в задницу! Миллионеры шлюх не возят.
Собственное остроумие вызывало у Антона истерический смех, и он исступленно лупил руками по рулю, вдавливал педаль акселератора до конца в пол и хохотал.
Проехав очередной пост ГАИ, Скоробогатов посмотрел на указатель – до Вышнего Волочка оставалось чуть больше сорока километров. Пустой желудок настойчиво напоминал о себе урчанием, и Антон решил купить в городе хотя бы пирожков или на худой конец колбасы с хлебом.
Вырулив в крайний левый ряд, Скоробогатов нажал на газ и почувствовал, как послушная «лошадка» уверенно набирает скорость. Справа назад пробегали деревенские домишки, торговцы машинным маслом, экзотическими фруктами и пожилые цветочницы с ведрами неправдоподобно красных георгинов. Слева навстречу неслись автомобили, каждый раз ударяя Антонов жигуленок упругой воздушной волной. Все это было ему хорошо знакомо, быстрая езда приятно волновала, а блистательные перспективы кружили голову феерическими образами.
Увлекшись фантазиями, Антон и не заметил, как впереди идущая машина очень быстро и опасно приблизилась. Он увидел перекресток, одновременно взглянул на спидометр и нажал на тормоза, но владелец красного «москвича» уже лихорадочно выруливал от него в другой ряд, пытаясь спасти свое имущество от неизбежного столкновения.
Удар по тормозам на скорости в сто двадцать километров ввел жигуленок в такой штопор, что Скоробогатов не успел сообразить, куда крутить и нужно ли вообще крутить руль. Машина смерчем пронеслась последние сто метров, багажником врезалась в красный «москвич», рикошетом отлетела к старенькой иномарке и, разворотив ей бок, далеко улетела на встречную полосу.
Времени на размышления и тем более на эмоции у Антона было очень мало. При такой аварии отделался он легко: испугом и головокружением. Куда большее его ожидало при встрече с пострадавшими автолюбителями, а разговор с людьми в милицейской форме и вовсе мог закончиться для него полным крахом. Поэтому не раздумывая Скоробогатов достал из-под заднего сиденья чемоданчик с деньгами, выпрыгнул из машины, схватил свою сумку, куда он положил документы, и бегом подался в лес, который начинался в нескольких метрах от дороги. Позади него слышались крики и автомобильные гудки, в груди испуганно колотилось сердце, а впереди белыми вертикальными столбами маячили спасительные деревья, о которых Антон любил иногда попеть за столом после нескольких рюмок водки.
Полдня ходьбы с сумкой и тяжелым «дипломатом» по густому, почти девственному лесу, изрядно измотали Скоробогатова. Вещи оттягивали руки, постоянно цеплялись за ветки, волочились по земле, когда Антон, согнувшись пополам, пробирался по непролазному ельнику. К исходу четвертого часа страх потерять все, ради чего он рисковал, к чему мысленно привык и прикипел душой, несколько поутих, и Скоробогатов решил вернуться к шоссе.
Остановившись в очередной раз на привал, Антон достал из сумки пистолет и сунул его за пояс под куртку. Документы он распихал по карманам и хорошенько проверил, что еще из вещей может понадобиться до отъезда за границу. Оказалось, что без всего остального вполне можно обойтись, и Скоробогатов замаскировал сумку в овраге в густых кустах.
Идти стало намного легче, но Антона сильно мучили голод, жажда и полная неопределенность в том, куда он идет. День подходил к концу, вокруг не было видно никаких признаков человеческого жилья, а главное, непонятно было, на сколько километров тянется этот лес. Особенно расстроил его живописный кряжистый пень с букетом ярко-оранжевых поганок по всей окружности. Мимо него он уже проходил часа два назад. Часть грибов были раздавлены – Скоробогатов задел их сумкой. Это означало, что он сделал огромный круг, а значит, потерял много времени и сил впустую.
Наконец Антон выбрался к едва заметной лесной дороге с заросшей колеей, которая с наступлением темноты и привела его в глухую деревушку с единственным уличным фонарем.
В деревне Скоробогатов первым делом отыскал колонку и напился воды. Затем он прошелся вдоль домов, высматривая в светящихся окнах одинокую старушку. Ему не хотелось проситься ночевать в семью, где пришлось бы придумывать легенду о том, как он оказался в этих краях. Не хотелось общаться с ошалевшим от скуки хозяином: курить с ним на крылечке, слушать, сколько тот вчера принял на грудь с соседом Петровичем или самому изобретать темы для разговора. Единственное, чего он сейчас желал, это наесться до отвала, покурить и завалиться спать.
