Андрей Сергеевич Терехов
Щит четвертого стража
Одно могу утверждать с уверенностью уже сейчас – сей замысел предназначен для стражей. Нас ждали, нас завлекали, но кто – я понять не могу, хотя, судя по знаку наблюдения и проклятию, и выходит самый что ни на есть некроматический орден. У входа в шахты я разместил поле защиты от его заклинаний, если же от поля пострадают невинные, то склоняю голову в просьбе прощения.
IV страж
16 день месяца туманов
Високосный год две тысячи третьего цикла"
– Некроматический орден? – прошептал удивленно Михаэль и вновь перечитал послание. Он пытался изо всех сил понять, почему у темных колдунов древности и его, Михаэля, родного ордена оказались одинаковые базовые элементы, на которые действовало поле.
"Неужели раньше мы были на другой стороне? Разве можно быть злом, а потом перемениться? Разве может культа мрака обернуться религиозным институтом?
И, если мы охотились когда-то за стражами, если так легко убили одного из них, то зачем эта экспедиция? Или четвертый страж ошибался, и поджидал его кто-то другой? Нет, зачем понятно – Авектус хотел щит, хотел бессмертия. Но почему именно он решил, что сможет получить щит? Или почему он решил, что щит здесь? Триста лет, Господи, триста лет…"
Михаэль показал Офелии вязь заклятия обнаружения и попросил направить на звук битвы. Через несколько минут призраки стали обретать очертания, формы, цвета. Вот третий страж в белоснежных доспехах с цифрой, вот его люди, а вот… королевская гвардия магов? Королевская? Плюмажи небесно-синие, щиты в полоску – сомнений не было.
– Зачем гвардейцы у-убивают своих же? – удивилась Офелия. – Стражи ведь х-хорошие? И-или нет? И-или разум гвардии поработили, и-и заставили убить стражей? И-или что? Я н-ничего не понимаю.
У монаха не было ответа. Только смутное чувство, что сила, которая способна подавить волю целой королевской гвардии, не по плечу его, Михаэля, троице. Он хотел пошутить и буркнул нечто вроде "кто-то напортачил", но тут призрак третьего стража повесил знак предупреждения, и появилось облако – темное, в багровых прожилках, – окутало воина, и неторопливо, мучительно стало убивать. Михаэль брезгливо отвернулся – даже за время переходов по болотам он к такому не привык.
***
Шестой уровень оказался гораздо теплее, и зимнюю одежду пришлось снять. Михаэлю, впрочем, было жарче вдвое, если не втрое – и от громоздкого груза за спиной, и от ежесекундной борьбы с проклятием Коряги.
"Будто канат перетягивать в детской игре".
Во время передышек Михаэль то и дело мысленно возвращался к телу стража. Кто убил его и зачем? Кто поставил ловушку? Предназначалась ли она для стражей, как думал четвертый, или для тех, кто пытался еще раньше захватить шахту? Тогда в ней имелась единственная ржавостойкая порода, охотников шло много. С другой стороны, ко времени исчезновении четвертого стража уже вовсю добывали кристаллические металлы на Гранитных пустошах.
"Была единственная в трех королевствах шахта, а сейчас просто дом с призраками. И никому не нужен, кроме любителей древних легенд".
Словно в подтверждение, Михаэль порой слышал шаги рядом, и тогда, казалось, что-то ледяное, ЧУЖОЕ проходит сквозь него. Главное было не пугаться, но монах вновь и вновь ловил себя на желании сесть и крепко-крепко зажмуриться. Он чувствовал, как верхние уровни давят на него своим весом, стискивают лицо, грудь, виски. От этого становилось невыносимо не то что идти – просто дышать.
Впереди показалась техническая зала – с оборудованием для химической очистки. В центре чан-великан: к нему присасывались трубы, а к трубам – цистерны с адамовой кислотой.
Михаэль скомандовал привал и поймал себя на приятной мысли, что его слушаются беспрекословно. Никто и никогда Михаэля не слушался. СЛУШАЛИ, но и только, как любого другого проповедника. Быть может, стоило пойти в белую гвардию? В армию?
"Наверное, из меня вышел бы хороший командир. В меру строгий и рассудительный. Ведь вышел бы.
Нет, уже вышел. Я уже веду нас к цели. Когда великий Авектус пал от дурацкой мелочи, я, Михаэль из деревни Зайцы, веду экспедицию к победе.
Я».
Спалось Михалю плохо. Он тонул в муторных кошмарах, потел и не мог надышаться – будто некая сила сдавливала грудь. Наконец монах сменил на дежурстве Корягу и побрел под ржавещими цистернами. Хотелось занять ноги, мысли, отвлечь себя от карусели внутри.
Минут через десять Михаэль понял, что все это наваливалось неспроста, – в зале был… разум? Разум, больной, рехнувшийся от дикой муки столетия назад. Михаэля пробрала оторопь, он проверил нити и увидел их недалеко от вентиляции – словно некто был заточен там. Или изгнан из нашего мира в другой, замурован в гробу из пустоты и застывшего времени. Вязь оказалась совсем незнакомой, но простой – только оборви пару нитей, и заклятие развалится. Зато силовые линии выглядели крайне странно, будто хотели нарушить все колдовские законы разом, но постеснялись.
"Близко аномалия?"
Михаэль разбудил Офелию, объяснил находку и попросил быть наготове. Затем разрушил вязь.
Из воздуха проступил рыцарь в белых доспехах с цифрой II. Ноги его подогнулись, он прегрязно выругался, сплюнул, чихнул и… рухнул на пол. Левая рука пленника стремительно почернела, следом потемнело лицо, и прежде, чем Офелия или Михаэль что-то успели сделать, страж развалился, как растертый в пальцах уголек.
– Это с-с-страж? – прошептала Офелия. Девушка опасливо подошла к доспехам и проверила вязь. – Тут н-никаких проклятий. И… ам-мулет.
Михаэль ничего не соображал. Только смотрел, как сирена протягивает руку к телу. Артефакту, дару Утереила, святыни.
"На всякого, кто дотрагивался до святыни, обрушивался свет Утереила, и слепли они от жадности своей и погрязали в забвении".
Девушка подняла серебристую флягу и растерянно оглянулась на Михаэля. Ничего не происходило.
"Неужели вся легенда вранье, и даров нет? Просто сказка, а стражи – обычные люди, колдуны, на худой счет? Просто обычные люди? Просто того Бога, что мы почитали, уже нет. И не существовало".
На Михаэля в ту минуту было страшно смотреть.
И слыли все они, кроме четвертого, великими темными колдунами: первый заточал несчастные души в иных измерениях и воскрешал мертвецов для службы черным делам своим, второй наводил порчу и болезни, третий невинных сводил с ума. Самым же страшным и жестоким из всех слыл четвертый, ибо таланта колдовского не имел и убивал людей лишь по своей прихоти изощренной.
И не находилось силы той, что могла бы спасти людей от этих четверых. И прогневался тогда Утереил и дал им наказание, согласное их злодеяниям, и обрек чувствовать все на свете страдания людские, как собственные. И с тех пор не могло бы быть покоям этим четырем мужам, покуда бы не ушли горе и несправедливость с Высоких земель.
И заплакали от отчания колдуны, а с ними – душегуб, и умоляли простить их. Но велик был гнев Утереила, и не нашлось с тех пор им покоя: стали они избавлять людей от бед, ибо не могли иначе снять груз со своих душ. И нарекли эти четверо себя стражами Утереила, и проник в их черные сердца утренний свет.
Фабио Неймар, "Жизнь и удивительные странствия Гийома Де Труа, Четвертого стража Утереила". Глава 2.
***
– Держи ее руки! – крикнул Михаэль.
Сирена что-то кричала на своем языке и неуклюже рисовала вязь. Глаза ее были выжжены, по щекам текла сажа.
– Что… что случилось?
Коряга, сам испуганный, суматошный со сна, как новобранец в первую побудку, схватил девушку и прижал к полу.
– Она взяла амулет стража, и свет… Свет, – Михаэль с восторгом вспомнил испепеляющий столб белого сияния. Было страшно, жутко и, вместе с тем, сердце разрывалось от какого-то безмерного счастья в груди.
"Я видел свет Утереила! Я видел?"
Михаэль наспех рассказывал об изгнанном страже, а сам пытался исцелить глаза сирены. Ничего не получалось. Казалось, некая сила, невидимая, неосязаемая, не магической природы, отобрала у девушки зрение и не хотела возвращать.
Под действием сонного заклятия Офелия стала успокаиваться и постепенно затихла.
– Г-где я? М-мы на болотах? – прошептала она. Михаэль почувствовал недоброе.
– Мы в пещерах, дитя мое, – осторожно начал монах. – Мы уже приехали, ты разве не помнишь?
