bannerbannerbanner
Записки школьного врача

Андрей Шляхов
Записки школьного врача

Полная версия

Вы вступили, по собственной прихоти,

в сферу фатального – смиритесь и будьте терпеливы.

Венедикт Ерофеев.
«Москва – Петушки»


Оставь надежду всяк сюда вошедший»

С лаптями, чемоданом и одеждой,

Поскольку знает каждый сумасшедший —

В бордель не пустят со своей Надеждой.

Александр Вишнёв

От автора

Все имена и названия вымышлены, совпадения могут носить исключительно случайный характер.

Охота к перемене мест

– Не надо меня шантажировать, Сергей Юрьевич! Идите работать!

Я встал, машинально одернул халат и уточнил:

– Так вы меня отпускаете?

– Я отпускаю вас работать! – рявкнула «мама». – А в отпуск пойдете, когда позволит ситуация!

Ситуация была ко мне неблагосклонна. Коллеги болеют, увольняются, уходят в декретный отпуск, идут учиться, а моим восьмидесятипятикилограммовым телом постоянно затыкаются образовавшиеся бреши. Сначала я должен был идти в отпуск в июне, затем – в июле, потом июль превратился в «с первого августа», первое число стало двадцатым («Ну это, Сергей Юрьевич, в любом случае! Что бы ни случилось!»), а сегодня я понял, что мой летний отпуск накрылся окончательно и бесповоротно.

Ничего страшного, но когда ты входишь в положение и идешь навстречу несколько раз подряд, да еще и практически безропотно, администрация привыкает на тебе ездить. И стоит тебе взбрыкнуть и заявить о своих правах, как начинается…

– По-моему, ситуация вполне позволяет, Зинаида Федоровна, в отделении остаются два врача и заведующая…

– Значит, вы, молодой и полный сил мужчина, поедете загорать в Анталию, а Полина Осиповна вместо вас будет бегать по участку? В ее-то годы? И вам не стыдно, Сергей Юрьевич?

– Ну, если она до сих пор работает, значит силы у нее есть. Потом мой отпуск и так уже сдвинулся с начала июня на конец августа…

– Но ведь не просто так!

– Позвольте, Зинаида Федоровна, я докончу. Если вы так беспокоитесь о Полине Осиповне, то переведите к нам временно кого-нибудь из первого отделения. Или же пошлите на участок кардиолога, ей все равно летом делать нечего…

– Сергей Юрьевич! – Главный врач хлопнула ладонью по столу. – Не учите меня, как надо руководить. Идите работать! Я больше не хочу говорить на эту тему!

Мне тоже не хотелось продолжать дискуссию. Бесполезно, все равно что против ветра писать. Я вышел в приемную, попросил у секретаря чистый лист бумаги и написал заявление об увольнении. Уйти я собирался давно, да все откладывал и откладывал. Разговор с главным врачом стал той последней соломинкой, которая ломает верблюжьи спины.

Снова, увидев меня на пороге, «мама» чуть не задохнулась от возмущения. Пока она пучила глаза и наливалась свекольным цветом, я успел положить ей на стол заявление.

– С завтрашнего дня я вас не отпущу! Что это вы выдумали?! Отработаете две недели, как положено!

– В последнее время я сильно устал, Зинаида Федоровна. – Наглея все больше, я сел на стул и даже позволил себе облокотиться на стол, прижав локтем бумаги. – А сегодня еще сильно понервничал. Боюсь, что две ближайшие недели я буду вынужден бороться с гипертонией…

«Не отпустишь добром – завтра сяду на больничный, на все две недели». Именно так стоило понимать мои слова.

Главный врач попыхтела-попыхтела да и подписала мое заявление.

– Назад я вас не возьму! – предупредила она, сверкнув глазами.

– Что вы, – улыбнулся я, забирая заявление, – у меня и в мыслях ничего подобного не было. Можете не волноваться…

Душа моя ликовала – я настоял на своем, я отстоял свой отпуск и наконец-то сжег за собой все мосты. Теперь моя жизнь непременно изменится к лучшему. О том, где буду работать, я не беспокоился – по нынешнему времени педиатру-москвичу, не имеющему вредных привычек, безработица не грозит. Да и к тому же повсюду были свои люди – бывшие однокурсники. Действительно, повсюду – от Института педиатрии до больницы Святого Владимира. Впрочем, к Святому Владимиру меня не очень-то и тянуло, я еще во время учебы усвоил, что скоропомощная больница – это ад. Как в смысле работы, так и во всех прочих смыслах. Поликлиника, конечно, тоже не рай, но хотя бы без ночных дежурств.

Перемены в жизни всегда располагают к чревоугодию – хочется побаловать себя чем-нибудь вкусным, утешить. Оттого и вешу я килограммов на десять больше, чем положено при моем росте. Я вспомнил, что давно не ел аутентичной китайской еды, и решил немедленно исправить это упущение. Пошел по направлению к метро, не догадываясь, что в уютных закутках моего любимого азиатского ресторана меня поджидает змей-искуситель.

Фамилия «змея» была Костырко, но чуть ли не в первый день занятий он получил прозвище «Касторкин» да так и проходил с ним все шесть студенческих лет плюс год интернатуры. Даже некоторые преподаватели, оговариваясь, называли его по прозвищу. Касторкин не обижался – хоть горшком назови, только зачет поставь.

– О, какие люди!

Увидев меня, Касторкин привстал и отсалютовал палочками, в которых был зажат кусок мяса. Мясо улетело куда-то назад, но, кажется, ни в кого не попало. Во всяком случае, никто не возмутился.

– Присаживайся!

– Пьянствуешь в одиночку, Дима? – поинтересовался я, переводя взгляд с раскрасневшейся физиономии Касторкина на полупустой графин с водкой, стоящий на столе.

– Есть причина! – Касторкин горделиво приосанился. – В очередной раз раздумал жениться. Если свадьбы празднуют так помпезно, то антисвадьба тоже заслуживает внимания. Хотя бы небольшого. Разве не так?

– Так, – согласился я, садясь за стол.

После тоста за мужскую свободу я рассказал Касторкину о переменах в своей жизни.

– Давно пора! – одобрил он. – Я вообще удивлялся, чего ради ты прозябаешь в своей поликлинике?

– «Прозябаешь» – не тот глагол. Суетно, народу много – это да. Но зато на участке опыт нарабатывается, зарплата повыше, график более-менее свободный, и нет ночных дежурств. К тому же поликлиника рядом с домом. Ты представляешь, какой это кайф для москвича – пешком ходить на работу?

– Не представляю. – Касторкин жил в Сокольниках, а работал микропедиатром в перинатальном центре на юго-западе.

– И еще двенадцать дней к отпуску…

– Так чего же ты ушел?

– Заездили! – Желания вдаваться в подробности и переживать все заново у меня не было.

Касторкин понял мое настроение и предложил:

– Давай выпьем за тебя! Чтобы у тебя все было хорошо!

Выпили за меня. Закусили острой свининой.

– А хочешь, я спротежирую тебя на работу? – прищурился Касторкин.

– К себе? – Я прикинул, чем бы я мог заняться в перинатальном центре. – В каком качестве?

– Не ко мне, а к моей матушке. В школу.

Мать Касторкина преподавала историю и любила свой предмет настолько, что непременно иллюстрировала примерами из прошлого любое событие – от убежавшего на плите молока до очередного «кризиса» в личной жизни сына.

– Охранником? – Мне показалось, что Касторкин издевается. Водилась за ним такая привычка. – Или преподавателем биологии?

Что еще мог я преподавать в школе? Да и биологию не мог бы, если честно. Но все же не совсем чуждый предмет, не то что математика.

– Врачом. Школьным врачом.

– Спасибо, не надо, – решительно отказался я. – Хрен на хрен менять – только время терять.

– Поликлиника здесь ни при чем. Это частная школа со своей маленькой медслужбой – врач и две медсестры. Подчиняешься директору, к поликлинике не имеешь никакого отношения. Но кабинет лицензированный, стаж будет идти врачебный, зарплата на уровне…

– На уровне – это сколько? – Знаю я эти уровни, чуть выше плинтуса.

Касторкин палочками нарисовал в воздухе цифру. Впечатляющую, надо сказать, цифру. Дай бог каждому.

– Что ж ты сам туда не пойдешь? – поддел я.

– Я уже так вложился в неонатологию, что не могу все бросить. К тому же у меня почти готов диссер, еще год – и я «остепенюсь». Но самое главное – мне хватает матушки и дома. Во как! – Палочки прочертили на воротнике рубашки Касторкина две параллельные линии. Коричневые на голубом. – Если мы будем еще и работать вместе – я повешусь.

– Школьный врач… – Цифра, нарисованная Касторкиным, не позволяла так вот сразу взять и отказаться. Но с другой стороны, в подобной роли я себя никогда не представлял. – А школа большая?

«Пантеон наук»

«Поставь себе цель и иди к ней, не сворачивая с пути».

«Настойчивость – залог успеха».

«Хороший план надо суметь хорошо реализовать».

«Каждый шаг приближает меня к цели».

«Вперед, победа близка как никогда».

Каждое утро я придумываю себе лозунг дня. Лозунг, который должен вдохновлять меня весь день, до того самого момента, когда я переберу в памяти сегодняшние события, отделю главное от второстепенного, составлю план действий на завтра и только тогда позволю себе закрыть глаза и заснуть. Правда, довольно часто я засыпаю без «разбора полетов» и начинаю новый день без лозунга.

Сегодня мой лозунг был таков: «Я могу все, что только захочу!» Коротко и со вкусом…

То, что это школа частная, заметно было сразу по непривычной приветливости охранников, по ухоженной территории: серо-голубая тротуарная плитка, идеально подстриженная трава, красиво оформленные цветники. Опять же название – «Пантеон наук». У обычных школ имен не бывает, только номер.

«Пантеон наук»! Можно подумать, здесь целый университет!

Школьное здание имело форму правильного пятиугольника, только в отличие от американского Пентагона этажей было четыре, да и размеры не те. Красный кирпич, вытянутые окна, плющ на стенах. Добрая старая Англия, только вот башенок по углам не хватало.

 

Я машинально поправил галстук и толкнул тяжелую входную дверь. Еще один охранник, не просто приветливый, а очень приветливый, проводил меня до директорской приемной и «передал» высокой худой блондинке в огромных очках, которые делали ее похожей на стрекозу. Стрекоза заглянула в настольный ежедневник, посмотрела на высоченные напольные часы и, найдя, что все в порядке, распахнула передо мной дверь, ведущую в святая святых – директорский кабинет.

– Внешний вид, речь и манеры – вот на что она в первую очередь обращает внимание, – проинструктировала меня Тамара Ивановна, мать Касторкина и моя, так сказать, поручительница. – Никаких жаргонных слов, никакого «нуканья» и «эканья». И чтобы галстук с сорочкой подходили к костюму…

К серому костюму и белой сорочке я надел светло-серый галстук, кончик которого доходил ровно до середины ременной пряжки. Манжеты рубашки выступали из рукавов пиджака ровно на два сантиметра. Черный ремень, черный портфель и черные полуботинки – не «мужчинка, а картинка», как говаривала моя бывшая заведующая Полина Осиповна.

Около часа директор добросовестно изучала мою личность. Начала с биографии.

– Вам двадцать восемь лет и вы живете один? Могу ли я узнать – почему?

– Еще не встретил человека, с которым мне хотелось бы связать свою жизнь.

– Имейте в виду, что у нас не поощряются служебные романы, – нахмурилась директор и тут же поправилась: – Не столько романы, сколько какие-либо проявления личных отношений на работе. За пределами школы вы вольны делать все что вам угодно, но здесь отношения могут быть только рабочими!

Меня начали знакомить с правилами поведения в школе – значит, я понравился.

В жизни директор производила более приятное впечатление, нежели на «протокольной» фотографии, размещенной на сайте школы. Невысокая, худая, на вид – лет пятидесяти, коротко стриженные рыжие волосы, умные глаза, только вот нос великоват, и хищный он какой-то, словно орлиный клюв. И складка на переносице явственно свидетельствовала о том, что Эмилия Леонардовна часто хмурится.

От биографии директор перешла к документам. Внимательно изучила трудовую книжку, паспорт и диплом, а на прочие документы взглянула мельком.

– Вы живете по месту прописки, Сергей Юрьевич?

– Да.

– Довольно далеко от нашей школы. Другой конец Москвы…

– Зато прямая ветка, без пересадок. И без пробок.

– Да, пробки – это наш бич, – кивнула директриса. – А вы осознаете, Сергей Юрьевич, что раньше у вас были пациенты, а теперь будут клиенты? Разницу вы улавливаете?

– Улавливаю, – ответил я. – Клиент всегда прав.

– Можно сказать и так. Добавлю еще…

Смысл длинного директорского монолога можно было выразить одной фразой: «сор из избы не выносить, обо всех отступлений от правил докладывать мне». Я слушал, не забывая время от времени кивать и вставлять «да, конечно». Видимо, я произвел настолько хорошее впечатление, что директор сочла возможным поделиться со мной личным:

– Я сама хоть и педагог, но происхожу из старого врачебного рода. О моем прапра…, об одном из моих предков, Христиане Андреевиче Нордштреме, статском советнике, старший брат доктора Боткина отзывался как о самом дельном из всех докторов, каких он знал. Это было написано в письме к Ивану Сергеевичу Тургеневу!

Я уважительно покивал.

– В Юрмале у нас был собственный санаторий. «Мариенбад», первый санаторий на побережье… – Эмилия Леонардовна вздохнула и строго посмотрела на меня. – Вы были в Юрмале?

– Нет, – подпустив в голос сожаления, ответил я, и, чтобы не выглядеть пенек-пеньком, добавил: – В Литве и Эстонии побывал, а вот в Латвии не довелось.

– Юрмала – это сказка! – Эмилия Леонардовна на мгновение закатила глаза, но тут же спохватилась и вернулась к работе: – Что ж, Сергей Юрьевич, на первый взгляд вы производите хорошее впечатление, да и Тамара Ивановна рекомендует вас. Давайте попробуем… Пишите заявление.

Подписанное заявление я отдал Стрекозе, которую звали Мариной. Отчества Стрекоза не назвала.

– Для вас – просто Марина, – улыбнулась она. – Дайте ваши документы, а пока я буду вас оформлять, ознакомьтесь с трудовым договором, должностной инструкцией и правилами внутреннего распорядка.

Договор как договор – ничего особенного, а вот правила внутреннего распорядка, напечатанные мелким шрифтом на семи листах, местами умиляли, а местами вызывали улыбку.

«Каждому ребенку в гимназии «Пантеон наук» гарантируется защита его достоинства, защита от любых форм физического и психического насилия, оскорбления личности…» – это понятно, но добавление «все сотрудники лично предупреждены о недопустимости применения физических методов воздействия» – уже лишнее. Любой человек, тем более – педагог знает, что бить детей недопустимо, зачем предупреждать об этом отдельно? Так можно все статьи Уголовного кодекса по очереди перебрать.

Или вот: «каждый сотрудник гимназии «Пантеон наук» обязан принимать активное участие в организации условий для осуществления воспитательно-образовательного процесса». Как это понять? Если глубоко вникать – по этому пункту меня можно заставить красить стены…

А то, что каждый сотрудник гимназии «Пантеон наук» не только «обязан владеть собой в любой критической ситуации», смешило не меньше, чем «обязан позитивно реагировать на критику», вообще противоречило логике. Я как врач знаю, что «владеть собой в любой критической ситуации» может только памятник, а те, кто позитивно реагирует на критику («Ура! Меня покритиковали! Спасибо! Критикуйте меня еще!») или пропускают критику мимо ушей, или являются мазохистами. Все прочие люди на критику реагируют отрицательно.

Меня умилило, что я «обязан быть примером для окружающих не только в гимназии, но и за ее пределами, тщательно соблюдать этические нормы поведения и общения, неукоснительно помня о том, что по его (то есть – моему) поведению у посторонних может складываться впечатление о гимназии». Это правила внутреннего распорядка или как? Кому какое дело до того, что я делаю вне работы? И разве «участвовать в общественной жизни гимназии» – это обязанность? Я склонен думать, что это, скорее, право.

Ну как я должен «изучать жизненные условия ученика», да еще в частной школе? Напрашиваться в гости? Да меня просто пошлют! Просить поподробнее рассказать о своем доме? Так родители, чего доброго, заподозрят, что я наводчиком подрабатываю… И каким образом могу я «оказывать родителям содействие в организации воспитания и обучения ребенка в семье»? Кто это все писал?

Видимо, последний вопрос я произнес вслух, потому что Марина оторвалась на несколько секунд от экрана монитора и сказала:

– Эмилия Леонардовна вместе с нашим юристом.

– Очень подробные правила, – не без иронии сказал я. – Прочтешь и никаких вопросов не остается.

– Эмилия Леонардовна любит, чтобы все было разложено по полочкам…

Все это раскладывать – никаких полочек не хватит.

Закончив оформление документов, Марина достала из ящика стола маленький фотоаппарат, сфотографировала меня и через пару минут протянула мне бело-голубую пластиковую карту с логотипом гимназии.

– Поздравляю со вступлением в наш дружный коллектив! – прочувственно сказал она.

– Спасибо!

– Карта используется не только как пропуск. Ею можно отмечать обеды в столовой. Ой, совсем забыла, вам же надо банковскую карту открыть, чтобы вы могли получать зарплату!

– У меня есть карта Сбербанка.

– Не пойдет, мы перечисляем зарплату в «Хайдбанк». Я сейчас распечатаю договор, уже с вашими данными, и заявление с просьбой на перечисление зарплаты…

Первый день

Медицинский кабинет, расположенный на первом этаже, окнами во внутренний двор, я заценил сразу. Не кабинет, а мини-отделение. Приемная, то есть непосредственно сам кабинет, в котором мне полагалось вести прием, процедурная, палата временного пребывания на две койки, предназначенная для тех, кто ожидает госпитализации, и крошечная, метр на полтора, аптека, она же склад и архив медицинской документации. И санузел с душевой кабиной. Все белое, сияющее, только плитка на полу серая. Плитка подобрана с умом – даже если прольешь воду, не поскользнешься.

К кабинету прилагались две медсестры – Таня и Оля. Пока что я познакомился с Таней, бойкой тридцатилетней девушкой. Немного полноватой, немного курносой, немного суетливой, но в целом – вполне нормальной медсестрой. Уж что-что, а после нескольких лет работы в медсестрах начинаешь разбираться с первого взгляда. Толковая или дура, сноровистая или «тормоз», бегает стучать начальству или нет. Впрочем, стучат все, только кто-то время от времени, а кто-то по три раза в день.

В гимназии «Пантеон наук» «стучали» все, об этом меня уже предупредила мать Касторкина. А еще она рассказала, что между учредителями – директрисой и «первым» завучем Ниной Петровной существует определенная конфронтация, раскалывающая школу на два враждующих лагеря.

– Ты, Сережа, в эти дрязги не лезь и ничью сторону не поддерживай, – посоветовала она. – Ты врач, твое дело – медицину обеспечивать.

Сама Тамара Ивановна, как я понял, была из «директорских».

– Не буду, – пообещал я. – Спасибо, что предупредили.

Ввести меня в курс дела директор поручила Тане. Таня показала мне, где что лежит, а потом спросила:

– Вы знаете, за что уволили доктора Борзовскую, которая работала до вас?

– Оборзела она, наверное, – пошутил я.

– Нет, – улыбнулась Таня. – Она была такая тихоня, но однажды ошиблась и вызвала второкласснику с подозрением на перелом обычную «скорую». А он был застрахован на платную. Классный руководитель тоже чего-то «затупила», и в результате обычная «скорая» повезла мальчика в обычную больницу. В сопровождении педагога, как полагается, но в обычную больницу, а не туда, куда ему было положено по страховке. Мама так бесновалась в директорском кабинете, что чуть всю мебель не перебила. Борзовскую сразу и выперли. Поэтому не забывайте заглядывать в карточки учеников, там помимо всего прочего есть данные о ДМС (добровольное медицинское страхование). Карточки мы с Ольгой ведем аккуратно, заносим все, что полагается. Ваше дело только не забыть посмотреть.

– А что, здесь учатся и такие, к кому вызывают обычную «скорую»? – удивился я.

– Таких у нас процентов тридцать, доктор. Это те, чьи родители на образование кое-как наскребли, а на остальное им не хватает. Некоторые дети даже на метро ездят.

– Я тоже на метро езжу.

– Нам с вами можно, потому что мы – обычные люди, – рассмеялась Таня.

– Про «скорую» я понял, а на что еще в первую очередь нужно обратить внимание?

– Ну, про то, что нельзя есть нигде, кроме столовой, вы уже знаете?

– Знаю, читал в «Правилах».

– К чаю и кофе это тоже относится. Как видите, у нас даже чайника нет. И в учительской тоже нет. Хочешь чаю – иди в столовую… Боже вас упаси принести тайком кипятильник или чайник и пить чай в кабинете…

«Мне тогда придется рассказать об этом директору», – читалось в карих глазах Тани.

– Бутылку с обычной водой хоть можно? – поинтересовался я.

– Холодные напитки можно, только на столе не держите, а в ящик убирайте. А еще у нас всем ученикам надо говорить «вы»…

– Это я помню.

– Помните – не помните, а все поначалу на «ты» сбиваются. Потом привыкают, конечно. А вы курите?

– Нет.

– Это хорошо, потому что за курение на территории у нас сразу увольняют. «Пантеон наук» – территория здорового образа жизни.

– А дни рождения сотрудников и прочие праздники вы отмечаете? – В поликлинике редкая неделя обходилась без застолья, а то и без двух. – Или за это тоже увольняют?

– Чаепитие с тортом можно, шампанское – уже нет.

– Мрачновато, – оценил я.

– Всегда можно найти выход. Наши обычно после работы идут в ресторан «Старина Фридрих», около метро. Там цены демократичные, и постоянным клиентам разрешают со своим спиртным приходить…

Инструктаж с перерывами на пустопорожнюю болтовню длился около двух часов. Потом позвонила Марина и пригласила меня в актовый зал – знакомиться с коллективом.

Я немного удивился, что ради моего представления всех сотрудников гимназии собирают в актовом зале, но оказалось, что собрание проводилось по поводу нового учебного года, до которого оставалось два дня. Ну, заодно и меня «приплели».

Представляла меня директор. Пригласила выйти на сцену, где заседал «президиум» из семи человек – двух мужчин и пяти женщин, и объявила:

– Прошу любить и жаловать – наш новый врач Сергей Юрьевич Коновалов.

Зал дружно заулыбался.

Я уже привык к подобной реакции. Действительно смешно – доктор по фамилии Коновалов. Это как повар Похлебкин или подполковник Солдатов – сразу же возникают веселые ассоциации. А вот знакомый архитектор по фамилии Шприц никакого веселья при знакомстве не вызывает. Ну – архитектор, ну – Шприц, что тут такого? А был бы он врачом, смеялись бы над ним куда больше, чем надо мной… Ладно, доктор Коновалов еще ничего, это вам не доктор Вагина, в фамилии которой все коллеги машинально делают ударение на второй слог.

 

– Расскажите вкратце о себе, Сергей Юрьевич, – попросила Эмилия Леонардовна.

– Родился, учился и живу в Москве. – Вкратце, так вкратце. – После ординатуры работал в детской поликлинике, теперь пришел к вам.

– Из поликлиники почему ушли? – поинтересовался наголо стриженный мордатый мужик из «президиума».

– Захотелось сменить работу, да и по участку бегать быстро надоедает.

Примерно теми же словами я объяснил причину своего увольнения директору.

– А детей вы любите? – выкрикнул кто-то из зала.

– Дурацкий вопрос! – возмутилась Эмилия Леонардовна. – Спрашивать у педиатра, любит ли он детей, это все равно, что спрашивать у садовника, любит ли он цветы?

– Это все равно, что спрашивать у учителя – любит ли он детей! – сказал мордатый.

– Да, Вячеслав Андреевич, вы правы, – согласилась директор. – Я почему-то сразу подумала о садовнике, а можно было привести пример с педагогом. Это ближе к делу. Ну что, умные вопросы есть или Сергей Юрьевич может вернуться на свое место?

– А вы женаты? – спросили из зала.

– Можете не отвечать на этот вопрос, – снова встряла Эмилия Леонардовна и погрозила кому-то в зале пальцем.

– Почему же, я отвечу. Я холост, живу один, в ближайшее время жениться не планирую.

– Спасибо, Сергей Юрьевич! Можете садиться.

Я сел на свободное место в первом ряду и принялся рассматривать сидящих на сцене. Их имена и должности были известны мне по списку телефонных номеров, висевшему у меня в кабинете. Мордатого звали Вячеславом Андреевичем, значит он – Наливайко, заместитель по безопасности. Тогда второй мужчина – седой и в очках – завхоз Калина. Теперь женщины… С женщинами было сложнее – только «первого» завуча Чучалину я опознал сразу по высокомерному выражению красивого лица с небольшими чертами. Оставшиеся три дамы были: заместителем директора по воспитательной работе Богомоловой, заместителем директора по иностранным языкам Сабировой и завучем начальной школы Паниной. И пойди разбери, кто из них кто, впрочем, нет – Сабировой, скорее всего, должна быть маленькая скуластая брюнетка, явно с восточными корнями. А вот кто из двух оставшихся Богомолова, а кто Панина – не угадаешь. Одна – полная грудастая блондинка, с приветливой улыбкой на лице, а другая тоже полная, но не столь роскошная бюстом, шатенка с волосами, собранными в пучок. Подумав еще немного, я определил грудастую блондинку в завучи по начальной школе, основываясь в своих заключениях на приветливом выражении ее лица. Шатенка с пучком методом исключения стала Богомоловой.

Увы, подобно доктору Ватсону, я ошибся три раза.

Грудастая блондинка оказалась Сабировой, шатенка – Паниной, а маленькая брюнетка – Богомоловой. Ладно, хоть «первого» завуча правильно угадал, и то хлеб.

Я ожидал, что будет много речей (какое же собрание без речей?), но ошибся и тут. Все проходило по-деловому. Сотрудники выходили, говорили, что, в общем, у них все готово, но есть кое-какие проблемы, и директор сразу решала, кому эту проблему следует устранить. Спокойствие нарушилось, только когда речь зашла о поставщике питьевой воды.

– Анатолий Николаевич, я же просила вас подыскать нового поставщика! – напомнила директор. – Почему вы этого до сих пор не сделали?

Завхоз встрепенулся и заканючил:

– Ну разве это дело, Эмилия Леонардовна, из-за одной мелкой оплошности рвать отношения с фирмой, которая работает с нами уже пять лет! Ну подумаешь, привезли один раз воду в грязной бутыли, так мы же ее вернули…

– Анатолий Николаевич! – Директор повысила голос. – Я решаю, с кем мы будем работать, а с кем – нет! Почему вы не выполнили мое распоряжение?

Зам по безопасности поднял правую руку и словно невзначай потер большим пальцем об указательный. Завхоз, увидев это, покраснел и громко сказал:

– А вас, Вячеслав Андреевич, я попросил бы не намекать…

– Я же молчу, – разыграл удивление Наливайко.

– Молчите, а руками показываете непотребное! Привыкли по жизни во всем злой умысел искать!

– Привык, – многозначительно произнес Наливайко.

– Да не слушайте вы его, Эмилия Леонардовна! – взмолился завхоз. – Он вам нашепчет! Я искал других поставщиков, но ни с кем не смог выйти на ту же цену! И грязные бутыли у всех могут попасться! Один-то раз в пять лет! А если вы мне не верите, то передайте воду Наливайке, пусть хоть что-то полезное делает. Тогда я буду сидеть и пальцы вот так потирать…

Собрание определенно начинало мне нравиться. Еще немного – и подерутся.

Однако до драки не дошло, директор умела мгновенно гасить скандалы.

– Значит так, Анатолий Николаевич, или через неделю мы будем получать воду от другого поставщика по той же цене, или у меня будет новый зам по АХЧ. Если люди отгружают клиентам воду в грязных бутылях, то у меня нет к ним доверия как к поставщикам. Может, они вообще эти бутыли не моют. А вы, Вячеслав Андреевич, кажется, забыли ваш главный принцип: «предъявляешь – обоснуй».

– Так я ж ничего не предъявляю, – насупился Наливайко. – Просто палец почесал.

– Сделайте одолжение, чешите ваши пальцы под столом! Пойдем дальше – что у нас по кухне?

Обеды в гимназии были не привозными, а собственного приготовления. Желающие из числа сотрудников могли обедать в школьной столовой за дополнительную плату. Обед из трех блюд плюс чай или кофе стоил восемьдесят рублей. Очень даже ничего, правда, надо оценить размеры порций.

Главным по кухне неожиданно оказался худощавый паренек примерно моего возраста. Привычка держать голову слегка набок придавала ему вальяжный вид.

Доклад его, точнее, перечисление кухонных проблем оказалось самым длинным. Прошло уже десять минут (я засек по часам), а он все говорил, говорил и говорил. Про мойки, про протечку, про то, что один из холодильников никуда не годится… Эмилия Леонардовна дала ему выговориться, а потом обернулась к завхозу и распорядилась:

– Займитесь.

– В первый раз, что ли? – довольно громко пробурчал завхоз. – Приду, а там все в порядке… Юра вечно сгущает краски.

С Юрой мне предстояло сегодня-завтра познакомиться поближе, ведь в мои обязанности входило снимать пробу пищи.

После собрания я попросил Таню устроить мне обзорную экскурсию по гимназии. Таня добросовестно провела меня по всем четырем этажам, показала кабинеты, кухню и примыкающую к ней столовую, большой и малый спортивные залы, танцевальный зал, скульптурную мастерскую…

– Нам вообще-то по статусу положен бассейн, – сказала она, – но его не предусмотрели. Так и живем без бассейна.

Я представил, чем грозит школьному доктору наличие бассейна – контроль за водой, контроль за санитарным состоянием помещений, оказание помощи утопающим… Бр-р-р! Как хорошо, что бассейна нет.

На обратном пути я хотел зайти на кухню, но, услышав из-за закрытой двери характерный хрипловатый бас завхоза, решил перенести знакомство на завтра. Все равно до первого сентября мне практически нечего делать.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru