Истинно русские люди. История русского национализма – Андрей Тесля

В наше время, когда слово «национальный» отдает чем-то криминальным, а «русский» распылилось до неопределенности (что особенно заметно, когда говорят о «современной русской литературе»), любая книга «про это» уже заслуживает внимания.Главное достоинство «Истинно русских людей» заключается в том, что нас возвращают к традиции живого обсуждения русского вопроса, пусть и в режиме идейной ретроспективы. Напоминают: национальный вопрос не всегда был в ведении разного рода министерств и департаментов. Какая-никакая, была и мысль, и дискуссия. Последний раз, если не считать двухгодичной давности книги Сергея Сергеева о том, что в России так и не сложилось русской нации (а кому это удалось?), такого рода напоминание сделал нам примерно четверть века назад Арсений Гулыга («Русские идея»). Но совершенно невинную по нынешним временам историко-философскую книгу свалили в выгребную яму грязного национализма, и в итоге тема перекочевала в маргинальные газеты и журналы, с какими-то совершенно ошалелыми в этом плане авторами, апеллирующими то к временам перуновым, то к пути, пройденному от сохи к атомной бомбе. Русской идеи стали бояться как огня и шарахаться от нее подальше.В возвращении русского вопроса в поле научного, научно-популярного обсуждения основное достижение книги, которую в целом можно охарактеризовать как имеющую пропедевтический, вводный характер. В поле зрения, помимо редких незнакомцев вроде Сергея Глинки или Николая Устрялова известные все лица – восторженный Карамзин, декабристы и Чаадаев, проснувшийся Герцен, Киреевский и Хомяков, Соловьев и Победоносцев. Перед нами идеи, но взятые не с потолка, а в соотнесении с исторической ситуацией. Абстрактные интеллектуальные выкладки в свете этого обретают плоть и кровь. Народность и русскость подаются не как отвлеченные конструкции, а как нечто вроде мостков, бросаемых под колеса общественной телеги, застрявшей посреди социальной неразберихи и политического бездорожья. Панацея от всех бед – от революции и от застоя, от потери суверенитета, энергетический напиток для одряхлевших империй, не желающих отстать от модернизации.От общей теории национализма в нескольких страницах к его теории и практике на протяжении почти всего XIX века – такова логика строения книги. Этим она, кстати, отличается от сборника «Первый русский национализм», из которого заимствована часть материалов вместе с заголовками (не пропадать же добру!).Конечно, изложение не энциклопедично, а схематично, тема большая, а объем не безграничен. Отсюда определенная узость круга упомянутых имен.В чем же тогда новизна и привлекательность книги? В упомянутой уже попытке вернуть память о былом идейном плюрализме. Если уж при царе-батюшке дозволено было растекаться мыслию по древу, то нынче во времена немонархические сам Бог велел.Основной конфликт, на котором, как мне показалось, построено все содержание – столкновение чисто государственного подхода, для которого «национальное» – вопрос политической прагматики и прекраснодушных, честных мечтателей разного рода, рассматривающих национальную проблематику в свете социальных проблем и смысложизненных общественных ориентиров. У последних были благие порывы, без всякой надежды на практическое воплощение надежд на практике, у первых – сила и слава. Жизненная необходимость заставляла власть говорить, а затем и делать то, чем она не хотела бы заниматься ни при каких обстоятельствах – заводить пространство для дискуссий, строить школы для народа, развивать стандартизированную форму социальных отношений под соусом «нашего, русского». На самом деле речь шла о националистической идеологии как еще одном способе поддержания существующего положения и воспитания верноподданнических чувств. Русским, я несколько огрубляю, мог быть только царь, и все остальное приобретало национальный отлив только в сопричастности к нему, когда строилось по его образу и подобию. «Русское» имперское начало боролось с русским либеральным.Кажется так?Трудно не согласиться с тем, что национальная мысль, рождавшаяся в свободном рассуждении, совершенно не походила на казенный обюрокраченный национализм. До некоторых это до сих пор не доходит. И потому приходится повторять вновь и вновь, апеллируя к хрестоматийному противопоставлению официальной народности и славянофилов. Но в остальном хочется возразить.Вряд ли можно назвать правомерным обычное уже приписывание апологии свободы исключительно либерализму. Демократическая ориентация, неизбежная для любого национализма, подвергается в «Истинно русских людях» терминологической репрессии и дискриминации (слово демократия и его производные вообще малоупотребимы у Тесли). На мой взгляд, это свидетельство того, что автор не так уж беспристрастен и в результате создает упрощенную картину идейной борьбы, где главным оппонентом чиновничеству становится фигура стоящего укоризною либерала.При этом автор игнорирует очевидную самоубийственную тягу либерализма к имперским построениям с их разделением на сферу приватного, индивидуального и политического, общезначимого (в национальном она минимальна и именно потому в ее рамках постоянно возникает тема социально-политического единства). Едва ли не единственное замечание по этому поводу – констатация прагматического союза либерала и убежденного имперца в вопросах модернизации.При общем намерении либерализовать национальный дискурс, Тесля сам же вольно или невольно заужает область либерального национализма, ограничиваясь разговором о привычном уже славянофильстве. Основной вопрос, остающийся после прочтения книги – были ли западники истинно русскими людьми? Действительно ли их мышление о нации заслуживает лишь нескольких стандартных страниц в связи с именами Грановского. Белинского и раннего Герцена?Не хватило страниц? Причина уважительная. Но не лучше ли было бы более сжато говорить о политической ситуации, а украинским национализмом в виду явного несоответствия заглавию («украинец – истинно русский» – это бессмыслица и абсурд) не заниматься вовсе, оставив эту тему на потом.Основная претензия к книге заключается в том, что вопрос нации, по преимуществу социологический и культурологический, рассматривается традиционно, позитивистски, в логике истории. История общественной мысли, безусловно, требует исторического контекста, но как по мне, то изложение исторических фактов в ряде моментов окончательно заслонило изложение сути тех или иных идей и фундаментальных посылок, на которых они были основаны. Особенно показательна в этом смысле последняя глава, где вместо разговора о поздних славянофилах, Страхове, Розанове, позабытом Бердяеве (чем не либеральный националист?), Булгакове, Флоровском, Зеньковском, Розанове, Меньшикове и еще много о ком, нас ждет рассказ о русификации и националистических издержках «имперской» национальной политики.Есть вопросы и к первой главе (или все-таки лекции?) стоящей особняком по отношению ко всему последующему изложению. По традиции она должна быть методологической, обозначая тот подход, которого далее будет придерживаться автор. Однако на деле она имеет чисто информативный характер, позволяя читателю ознакомиться с кругом отдельных идей (Геллнер, Андерсон и другие) в области теории национализма. Тем, кто с ними незнаком, она несомненно будет полезна. Но какой точки зрения придерживается сам автор так и останется неясно.Удивление вызывает отсутствие внимания к корпусу националистических идей, нашедших отражение в классической русской литературе, к рефлексии в рамках самой исторической науки (одного Устрялова мало), к революционно-демократической линии, к марксистскому видению проблемы, которое в последние годы поросло мифами.Понятно, что глупо пенять книге на то, чего в ней нет, а может по каким-то соображениям и вовсе не предполагалось. Но хотелось бы, чтобы все это было так или иначе представлено и развито далее, а Тесля не остановился бы на подступах к теме, на которых топчется уже несколько лет. Может быть тогда мы окончательно разберемся со списком хороших русских парней.