Президент Волков молча стоял в центральном зале храма, медленно переводя взгляд с фрески на фреску. В воздухе висел лёгкий аромат ладана – здесь давно не проводились богослужения, но запах веков уже никогда не выветрится из здешних стен. Внезапное решение приехать сюда застало службу охраны и обитателей монастыря врасплох. Не было никакого пресс-релиза, журналистов и публичной огласки этого визита, не было его и в планах, известных первому помощнику Волкова, стоявшему сейчас чуть поодаль от главы государства, давая тому столь редкие минуты уединения и покоя. Андрей Орлик пришёл в команду Волкова ещё во время его первого срока и быстро завоевал доверие президента своей честностью и умением ориентироваться в сложных течениях закулисной политики, невидимой простому обывателю. Он был одним из немногих людей, которым Волков мог на самом деле доверять и в ком он был абсолютно уверен.
Охрана осталась у входа, в храме был только президент и его первый помощник. Фигура Волкова излучала напряжение и тревогу, лицо было застывшей каменной маской, за которой ворочались мрачные мысли.
– Андрей, здесь больше никого нет?
– Мы здесь одни, Алексей Иванович, перед вами все помещения проверили – никого.
– Записывающая аппаратура?
– Насколько мне известно – нет. Везде микрофоны не поставишь, а Ваш внезапный визит точно не оставил времени на подготовку оборудования.
– Пойдём, пройдёмся немного.
Волков дождался, пока Андрей поравняется с ним, и они неспешно двинулись по залу:
– Ты знаешь, я не очень набожный человек, но всё же люблю бывать в подобных местах. От них веет миром и безопасностью.
Орлик терпеливо ждал. Он уже понял, что визит сюда не случаен, и у шефа есть к нему деликатное поручение. Подойдя к алтарю, Волков остановился и повернулся к Андрею, затем, глядя ему прямо в глаза, протянул простой бумажный конверт. Да, в 21м веке потаённые дела властителей мира сего всё так же передавались через бумагу, так как все современные способы обмена информацией были под строгим контролем спецслужб. Ирония – для населения ты самый влиятельный человек в огромной стране, а в реальной закулисной политике – всего лишь фигура на доске и далеко не ферзь. Волков, безусловно, имел власть, ему лояльны значительные силы, однако проблема была в том, что между ним и этими силами имелись прослойки представителей других властных групп, причудливо перемешанные и курирующие свои интересы, контролирующие все шаги конкурентов и влияющие на его решения. Все советники, аналитики, министры, все они принадлежали различным кланам, союзам и группам лиц. А президент был встроен в эту систему, как один из игроков, как представитель одной из групп, фрагментарно разбросанной по разным уровням власти. Здесь непрерывно шла игра, одни группы ослаблялись, другие усиливались, и то, что выходило наружу как политические новости, обычно было результатами борьбы внутри элит. Коррупционные дела, политическое преследование, скандалы – всё было подчинено правилам незримой игры. И сейчас в этой игре вдруг выросли ставки. Его дурят, теперь уже в открытую – Макаров вывел его за скобки какой-то большой игры, в которую он решил сыграть в одиночку. От условно-доверенных лиц в ФСБ Волков получил общие сведения об операциях Макарова в Иркутске и Кыргызстане, был в курсе происходящего на Алтае. Оценив риски, он принял решение играть на опережение – надо рисовать себе спасательный круг до того, как окажешься за бортом. Так появилось это письмо.
– Андрей, это письмо должно максимально конфиденциально попасть в руки Джона Стюарда, и я буду ждать от него ответного письма. Ты сможешь так это организовать, чтобы никто лишний об этом не узнал, ведь сможешь же?
Орлик кивнул и протянул руку к конверту, но Волков не разжимал пальцы, буравил помощника взглядом:
– Пообещай мне!
– Алексей Иванович, будьте уверены, ни одна живая душа не узнает об этом письме, кроме адресата.
– Спасибо тебе… Мне больше некому доверить такую важную миссию. Пошли, пока охрана не хватилась.
На центральном транспортном узле ещё продолжались разгрузочные работы, когда от разведки пошли сообщения об активности спецслужб в районе завода и особняка Речного. Майор Васнецов, ветеран спецподразделения «Молот», созданного для охраны группы Речного, как одного из людей с максимальным уровнем допуска и полным набором полномочий по исполнению проекта «Воссоединение», был просто восхищён профессионализмом и слаженностью работы специалистов оперативного штаба Центра Специальных Вооружений «30-30», чьи представители на постоянной основе присутствовали в этом комплексе. Им было суждено стать ядром боевого блока возрождающегося государства. У них были лучшие инструктора, лучшие бойцы, лучшая экипировка, самые полные разведданные и широчайшая агентурная сеть по всей нынешней России, включая высшие эшелоны власти. Они ещё до решения Речного по активации экстренного протокола самостоятельно начали восстанавливать связи между секретными объектами СССР, они проводили тайные операции на поверхности и всегда были на шаг впереди. Вот и сейчас – благодаря им удалось избежать бойни в поместье Речного – они заранее знали, когда туда придут федералы, и это позволило вывезти всё содержимое складов, оружие и персонал. Теперь все обустраивались в новом доме, а «тридцатые» в это время вели одновременно ещё несколько операций.
Административный сектор гудел, как встревоженный улей. Был распечатан зал оперативного контроля, вскрыты пакеты с координатами связанных с комплексом объектов, куда «30-30» направили свои усиленные разведгруппы для установления контакта и выяснения статуса. Были реактивированы считавшиеся космическим мусором советские спутники связи, запущены кодированные позывные на молчавших тридцать лет УКВ-частотах, пошли первые донесения от принявших новое командование подразделений, живших в полной или частичной изоляции, без каких-либо сведений о статусе проекта, но с маниакальным упорством исполняющих приказы давно умерших людей. В прокуренном, выдержанным десятилетиями «беломором» зале совещаний непрерывно шли планирование, назначение чиновников на ответственные посты, открытие новых министерств. Проект «Воссоединение» был едва запущен, но уже приводились в действие механизмы создания будущего правительства огромной страны, собирались и анализировались сведения о научном, промышленном и продуктовом потенциале государства, которому предстояло сменить руководство. Разрабатывались программы восстановления грамотности населения, реанимации промышленности. Прошли считанные дни, а жернова бюрократического аппарата уже вращались с бешеной скоростью. Очень скоро время изоляции и забвения пройдёт, и необходимо быть настолько готовым встретить новый мир, насколько это возможно. В оперативном центре рядами возле мониторов сидели мужчины и женщины в наушниках, в воздухе стоял гвалт голосов и стук громких, но не знавших сносу клавиш терминалов:
– Установили связь с Заводом тяжёлого машиностроения Мягкова! Начал приём данных, получаю сведения о численности населения, состояния предприятия, о гарнизоне. Гарнизон готов перейти под общее командование и безоговорочно признаёт власть Советского Союза. Со стороны администрации возражений также нет, получаю номенклатуру производимых предприятием изделий, запросы на сырьё и снабжение, контактные данные связанных объектов.
Лев Викторович Речной был назначен временно исполняющим обязанности генерального секретаря вновь формируемой партии. Он с достоинством принял такую ответственность и, несмотря на преклонный возраст, с головой окунулся в работу. Жить ему оставалось три дня.
Едва вернувшись на базу с пленными альфовцами и подбитым ТАКТом, Валентин Сергеенко был тут же направлен на инструктаж, из которого узнал о старте проекта «Воссоединение» и своём новом задании в Республике Беларусь. Задача была установить контакт с объектом незамысловатого названия «Радиоприбор», имевшим высший приоритет и особую важность в промышленной карте возрождающегося Союза. На позывные объект не отвечал, так что было принято решение о заброске хорошо вооружённого десанта в размере восьмидесяти человек – с многотысячным городом никто воевать не собирался, нужно было установить контакт, разведать обстановку. Переброска предстояла дальняя, так что никакой поддержки техники, но все бойцы получат полную штурмовую экипировку, включая радио-оптический камуфляж. Такая щедрость говорила о по-настоящему ответственном задании: восемьдесят комплектов брони и столько же камуфляжных плащ-палаток – практически половина всех запасов этого сложнейшего и ресурсоёмкого обмундирования. Транспортировка прошла без особых проблем – на всём пути следования работала агентурная сеть, и в нужных местах оказывались нужные люди.
Выход на объект укрепил недобрые предчувствия Валентина – гермодверь не открывалась уже очень давно. У бойцов с собой был специальный ключ-стартер для распечатывания таких дверей. Установленный в правильном месте, он разряжался с определённой частотой в толщу двери, активируя пиропатроны, расталкивающие створки на небольшое расстояние. Пока шла накачка ключа, группа ещё раз проверила оружие и связь. Зелёный огонёк возвестил о готовности прибора к работе.
– Оружие к бою, фонари не включаем, огонь открывать по необходимости. Помните: там наши люди, с которыми нам надо установить контакт. Внутри могут быть какие-то проблемы, мы должны быть готовы ко всему, – после этих слов Сергеенко нажал на кнопку активации. Лампа погасла, он отцепил прибор и отошёл от двери. Секунд через двадцать по массивной гермодвери прошла вибрация, и створки отскочили друг от друга, обнажив проём полутора метров шириной.
Из проёма вывалилось три скрюченных тела, Валентин уловил застарелый трупный смрад даже через фильтры шлема. Темнота по ту сторону двери не была кромешной – кое-где на стенах ещё горели лампы аварийного освещения, так что приборы ночного видения, встроенные в шлемы бойцов, работали хорошо. Восемьдесят человек, перешагивая через иссохшие мумии, просочились в проём.
Внутри их встретила картина страшного разрушения – с той стороны шлюза вповалку лежали кучи высохших тел, стены испещряли отверстия от пуль, виднелись следы пожара. Судя по остаткам одежды, тут были и гражданские, и военные, сошлись в смертельном бою у выхода из комплекса. Бойцы «30-30» аккуратно перешагивали через мумии мужчин, женщин и детей. Комплекс стал огромным склепом, в котором по документам должно было быть более двух с половиной тысяч человек.
Отряд двигался по единственному тоннелю в сторону караульных помещений и КПП, продолжая натыкаться на тела погибших в борьбе людей. Никаких признаков жизни не наблюдалось, трагедия случилась здесь много лет назад.
– Капитан, в сети есть питание, реактор ещё работает, – доложил один из бойцов.
– Продолжаем движение, всем быть начеку, мы пока не встретили и половины обитателей. Если тут ещё есть кто-то живой – думаю, они могут быть нам не очень рады.
Группа последовательно пересекала заброшенные помещения – раскуроченный КПП, усеянную телами площадь транспортного узла с остовами сгоревших поездов метро.
Время от времени попадались хорошо освещённые коридоры и помещения, кругом царила грязь, сырость и смерть. Читая настенные надписи, Сергеенко начал понимать, что тут произошло – бунт. Голод, нужда, отсутствие цели – привели к восстанию. Кругом были призывы взломать двери и выйти в мир, проклятья в адрес администрации, требования к солдатам не подчиняться преступным приказам. Тут и там попадались наспех возведённые баррикады, усеянные телами их защитников и штурмующих. Через некоторое время начали попадаться указатели – нарисованные на стене краской стрелки. Бойцы двинулись по ним дальше, продолжая углубляться в недра комплекса. Примерно через километр блужданий по коридорам они вышли в просторное помещение, которое раньше наверняка было центральной площадью города. Теперь же она была похожа на грязную свалку вперемешку с посёлком бомжей – вокруг были горы мусора, грязные шатры, тряпьё и кости валялись под ногами. Кости были человеческими, ещё розовыми от недавно укрывавшей их плоти. Каннибализм, вот что это такое, подумал Валентин.
Живые всё же нашлись.
Группа распределилась по площади, бойцы залезли в каждый вонючий шатёр, под каждую тряпку. В итоге в центр освещённого круга выволокли сорок два обтянутых кожей, но живых скелета в грязных, ободранных лохмотьях. В Сергеенко бурлила ненависть к одичавшим согражданам, он не мог принять такой выбор.
– Скоты, среди вас ещё остался хоть кто-то, владеющий человеческой речью? – обратился он к дикарям. Его люди разделились – часть держала под прицелом это жалкое стадо, другая взяла под охрану все входы.
Один из оборванцев, тараща на него впалые глаза поднял руку, запинаясь и глотая звуки, произнёс:
– Я могу!
– Пойдёшь со мной, – с брезгливостью в голосе ответил ему командир.
Через два часа с той стороны, куда Сергеенко увёл дикого жителя «Радоприбора», раздался одиночный выстрел. Остальные пленные повернули свои пустые лица в сторону звука, не замечая, как их охранники подняли оружие на изготовку. Через пять часов живыми в комплексе остались только пришельцы с поверхности, которые деловито принялись рыться в картотеках, отбирая ценную документацию, которая ещё послужит советским гражданам. Последней задачей было заглушить реактор и вновь запечатать этот склеп. Может быть, когда-нибудь сюда ещё придут люди.
Он жадно присосался к бутылочке минеральной воды, которая по случаю оказалась у Маши с собой. Выпив её всю залпом, он перешёл прямо к делу – нельзя терять ни минуты:
– Маша, ты на машине?
– Да, ты только не дури, тебе бы тут хотя бы денёк под присмотром полежать! – решительно сказала она.
– Срочно уходим отсюда, едем к тебе, быстрее. Где мои вещи? – он резко сел, и в голове тут же взорвалась авиабомба. – Мммммм, как же больно…
– Радуйся, что глаз на месте, а то сразу было непонятно – есть ли он ещё у тебя.
– Помоги мне подняться, надо быстрее уходить. Помнишь Макса?
– Торчка, что ли? Ну да, помню – нервный такой…
– В общем, он уже наверное пошёл к ментам, да ещё и до кучи конторским мою пропажу сдал, а у них там вчера очень нехорошая ситуация вышла, и мне меньше всего сейчас надо оказаться крайним, так что быстро тащи сюда мои штаны, как же больно, чёрт!
Кое-как собравшись, в обнимку с Машей Константин спустился на первый этаж и проковылял к выходу. Персоналу было глубоко наплевать на него, так что никаких препятствий на пути они не встретили. Машина белая Нива стояла на другой стороне улицы, едва она тронулась – к больнице подъехал чёрный автомобиль с мигалкой, который пустили прямо на территорию.
Тёплым летним вечером семья морского офицера в отставке собралась на маленькой кухне. В чашках дымился ароматный горячий чай, в стеклянной вазочке лежали сладости. Лёгкую клеёнчатую скатерть трепал ветерок. На шести метрах кухни разместились простая мебель, небольшой стол, плоский маленький телевизор, белый холодильник и пыльный старый радиоприёмник «Океан-209». Радио было причудой пожилого главы семейства – крепкого и здорового как медведь старика с лихими густыми усами. Однажды в 1994м году он принёс это радио домой, водрузил на тогда ещё стоявший в углу холодильник ЗИЛ, воткнул вилку в розетку, включил и строго-настрого запретил домочадцам трогать или перенастраивать. Перечить капитану атомохода в этой семье было не принято, так что все быстро смирились с таким заскоком, и радио все эти годы тихонько работало на пустой частоте, издавая лёгкое шипение статики на минимальной громкости.
За столом сидело четверо: пожилой капитан первого ранга в отставке, его миниатюрная супруга, старшая дочь и внук – курсант нахимовского училища, приехавший к родным на побывку. Секундная стрелка настенных часов продолжала свой размеренный бег, в то время как, замерев в оцепенении, три головы круглыми глазами таращились на старый пыльный радиоприёмник. Он ожил, от треска помех не осталось и следа – несущая частота была чистой, и в ней шла повторяющаяся запись – три коротких сигнала. Пип-пип-пип. Ничего больше. Только один из сидевших за столом не повернул голову – он всегда знал, внутри себя верил, что этот день однажды настанет. Сделав глоток, он поставил свою чашку чаю на стол, встал, выключил радиоприёмник и молча взял c полочки у телефона старую записную книжку с потрёпанными жёлтыми страницами. Надел очки и уверенной рукой начал искать телефоны сослуживцев. Пришла пора им снова встретиться. Он уже давно не чувствовал себя столь живым, с тех самых пор как ушёл со службы, не найдя в себе сил изменить данной один лишь раз присяге.
Три коротких сигнала были знаком «Внимание, всем!».
В зал совещаний ворвался запыхавшийся радист:
– Товарищ генерал, установлена связь с ОКБ «Электрон-5», но только с администрацией, и она отказывается признавать нашу власть. Говорят, что готовы к обсуждению торговых отношений, но о подчинении не может быть и речи!
Генерал сжал руки в кулаки и с силой опустил на поверхность дубового стола:
– Предатели! Что с гарнизоном? Он тоже под их контролем? Мне нужны все данные по этому предприятию, имена возможных заместителей руководящих должностей и командного состава. И пригласите сюда наших друзей из «30-30», а лучше вообще срочно собирайте весь совет, бегом!
– Есть, товарищ генерал, – козырнул лейтенант и поспешил скрыться за дверью от взгляда взбешённого командующего гарнизоном.
Уже через 20 минут все были в сборе и изучали оперативную информацию. Первым слово взял подготовивший оперативный доклад майор:
– У них на данный момент должно быть приблизительно четыре-пять тысяч человек гражданских и полторы тысячи солдат в гарнизоне.
Справившийся с эмоциями генерал направил докладчика в нужное русло:
– Давай подробнее о гарнизоне: вооружение, техника, оборонительные позиции.
Майор спешно перелистнул бумажные страницы планшета с машинописным текстом и, найдя нужное место, продолжил:
– На 1994й год по последним имеющимся данным у них было 52 танка, из них 10 Т-80У, 17 Т-72Б, 21 Т-64БВ и 4 Т-55М6. Порядка 130 единиц ствольной артиллерии, калибров 76-152, 11 тысяч единиц иного оружия, включая автоматические гранатомёты, пулемёты 7.62 и 12.7 калибров, стрелковое оружие. Большой объём взрывчатки и тяжёлая техника для земляных работ.
– Что с самим комплексом?
Майор перелистнул ещё несколько страниц:
– Комплекс построен по типовому проекту «Улей-3»: центральная входная галерея упирается в главный опорный бастион, за ним идут казармы, ангары с техникой и оружейные склады, транспортно-погрузочный узел, производственный сектор, складской сектор, жилой сектор, администрация, склады военного резерва и камеры раскапывания с законсервированной землеройной техникой. Все сектора соединяются железнодорожным сообщением, главная ветка проходит через весь комплекс, альтернативных входов в плане не предусмотрено.
В разговор включился полковник Центра Специальных Вооружений «30-30»:
– Воевать с ними в лоб – дурная затея. Есть основания полагать, что гарнизон всё ещё лоялен Союзу, но отрезан от информационных каналов и просто не в курсе нашего существования, а предатели используют их втёмную против нас. Установить связь с гарнизоном – наша первоочередная задача, но на этом проблемы не заканчиваются – даже имея на своей стороне армию внутри, мы обречены на бойню с гражданскими, которых неизбежно поднимут гнилые царьки из аппарата администрации. У нас уже есть один вымерший «Радиоприбор», повторение его урока нам ни к чему. А значит, нужна компактная диверсионная группа для быстрого проникновения и нейтрализации, и это наш профиль.
Генерал внимательно посмотрел в глаза полковнику:
– Справитесь?
– К суду доставить предателей не обещаю, но минимальные жертвы среди гражданских гарантирую. Мы не в том положении, чтобы из-за кучки подонков терять самый ценный ресурс и допускать разброд. В «Радиоприборе» вырожденцев пришлось уничтожить – не было никаких шансов вернуть их в человеческое общество после того, через что они прошли, здесь же у нас тысячи трудоспособных квалифицированных граждан СССР и хорошо укомплектованная боевая часть.
Полковник, по привычке чуть прищурив один глаз, начал водить пальцем по калькам начертанных тушью чертежей комплекса:
– Мне надо внимательнее изучить схемы. Снимите копии и передайте в мою канцелярию, завтра в десять утра снова здесь соберёмся, и я представлю вам план решения этой проблемы. Группа Сергеенко как раз вернулась из «Радиоприбора» и должна уже была передать документацию в аналитический центр – сутки им на отдых, затем будем готовить проникновение.