Андрей Величко
Фагоцит. Покой нам только снится
Глава 7
Только девятого ноября у меня появилось время посмотреть записи всех программ телевидения, посвященных лунной эпопее, и почитать газеты. И поинтересоваться, как вообще народ воспринял весь этот цирк.
Оказалось, что с восторгом, соизмеримым с тем, что был после полета Гагарина. Всю первую половину дня восьмого числа, когда шли лунные сюжеты, на улицах Москвы было пусто – все прилипли к телевизорам. У кого их не было, шли к соседям или в специальные комнаты при ЖЭКах, где заранее установили ящики, причем в большинстве цветные. Руководство явно приняло к сведению мои слова о важности телевидения в идеологической борьбе.
Потом я почитал «Правду» и «Известия», но ничего нового там не обнаружил. Сам же принимал участие в предварительном согласовании материалов, так что удивляться тут было нечему.
Зато вечером мне принесли «Нью-Йорк таймс» с большой статьей про наши луноходы. Статья оказалась очень интересной.
Автор приложил немалые усилия, чтобы казаться объективным, поэтому он начал с признания того, что наша программа является большим шагом вперед в деле освоения космоса. Отдал должное советскому руководству, которое заявило, что научные данные, полученные на Луне, никто засекречивать не собирается, они будут предоставлены всему человечеству на безвозмездной основе. И подтвердил, что результаты, полученные «Доцентом» и «Профессором», имеют огромное научное значение. Но потом он пустился в рассуждения о том, что высадка на Луну автоматов – это гораздо более простая задача, чем высадка человека. Во-первых, им не нужна система жизнеобеспечения, поэтому посадочный вес будет меньше. Во-вторых, их не нужно возвращать, в силу чего русским хватило всего двадцати тонн, выведенных на околоземную орбиту, в то время как для полета человеческого экипажа потребуется раз в пять больше, а ракеты такой мощности есть только у Америки. Наконец, допустимый риск для роботов гораздо выше, чем для человека. Все это сильно удешевляет программу, поэтому неудивительно, что небогатые русские выбрали именно ее. Однако Соединенные Штаты могут позволить себе гораздо больше, поэтому не собираются отказываться от своей лунной программы.
Неплохо, признал я. Вот только, наверное, скоро будут заданы примерно такие вопросы. Почему тогда в Америке уже погибли три астронавта, а русские роботы, хоть допустимый риск для них выше, пока все целехоньки? И вообще, за чей счет банкет? Если роботы уже получили результаты и даже воткнули в Луну свой красный флаг, то не слишком ли дорого платить двадцать пять миллиардов долларов только за то, чтобы под номером два на Луне появился еще и американский звездно-полосатый?
Тем более что Брежнев скоро выступит с инициативой об объединении усилий в освоении Солнечной системы. Мол, это поможет либо за те же деньги достичь куда более серьезных результатов, либо как минимум получить те же результаты с серьезной экономией средств для каждой страны-участника.
Ну, а если с сияющих высот земной политики спуститься на Луну, то я вынужден признать, что рекорд не прошел для моей «четверки» даром. У нее начал греться двигатель правого переднего колеса. Пока еще не очень сильно, температура держалась градусов на семь-восемь выше, чем на трех остальных, но это явление потихоньку прогрессировало. Поначалу разница была меньше пяти градусов. Теперь, чтобы не напрягать больной двигатель, мой «Мальчик» ездил совсем медленно, порядка двух километров в час. Если потребуется куда-то спешить, мотор можно будет вообще отключить, но это процесс одноразовый – обратно подключить уже не получится.
За всю следующую неделю «Мальчики» не так уж часто занимались полезными для науки делами. Они расколотили привезенный с окрестностей кратера булыжник на несколько частей и время от времени засовывали их под хвост «Профессору» для исследований. «Доцент» пока обходился обычными, не столь интересными лунными камнями. Зато кратерный образец вызвал настолько большой интерес, что к нам приехал сам Келдыш, и ему долго показывали все отснятые в районе кратера кадры.
– Нужна следующая экспедиция, и побыстрее, – резюмировал он, уезжая. – Или, может, все-таки попробуете спуститься в кратер сейчас?
– А смысл? «Мальчик» исследовательской аппаратуры не имеет, и выбраться из кратера без веревки, да еще с образцами, он точно не сможет. «Профессор» и так еле жив, сбоит через раз, вручную приходится перезапускать, и что с ним будет после того, как он проедет полтора километра и свалится вниз, я не знаю, но думаю, что ничего хорошего. Скорее всего, попусту угробим два лунохода. И главное, кратер-то никуда убегать вроде не собирается. Опять же американцы прилетят на Луну никак не раньше, чем через год, так что и воровать ценные камни там пока некому. Надо готовить специальную экспедицию, поспешность нужна только при ловле блох. И кстати, Академия наук по-прежнему регулярно срывает сроки поставок аппаратуры для третьего научного лунохода, «Аспиранта». А ведь уже почти готово еще одно такое же шасси. Чем его набивать будем?
Келдыш пообещал ускорить все, что от него зависит, и отбыл.
Мы же начали готовиться к ночевке, которая на самом деле будет больше похоже на зимнюю спячку, ведь лунная ночь длится две недели. Все луноходы под завязку зарядили свои батареи, база тоже, и вскоре с посадочного модуля можно было отснять красивую картину – крест из четырех луноходов, в середине квадратная база, и все это отбрасывает длинные тени в лучах опустившего к самому горизонту Солнца.
Когда наступила лунная ночь, мы с Верой вернулись в Троицкое. По поводу нашего приезда и вообще недавних достижений советской науки был устроен небольшой праздник, после которого Вера мне сказала:
– Знаешь, а ты ведь, похоже, не зря старался там, на матрасах. Кажется, у нас будет ребенок.
– Как ты это можешь чувствовать всего через неделю?
– Не знаю, но как-то чувствую.
– Ну-ка, дай мне руки.
– А почему не живот? Он же там.
– Я так привык, по-другому не умею. Хм, а ведь действительно… точно сказать не могу, сам пока еще ни разу не беременел, но, похоже, действительно что-то есть. Ну и замечательно! Ты как раз успеешь сдать сессию, а потом спокойно уйдешь в академический отпуск. Только, может, тебе пока прекратить пилотирование лунохода? Начало беременности самое опасное, а Гарик с Васей как-нибудь справятся. А то вдруг ты там разволнуешься до выкидыша.
– Во-первых, я тогда дома буду волноваться гораздо больше, вдруг они там сломают моего «Мальчика»! А во-вторых, сам же меня учил аутотренингу. В общем, никуда я от своего луноходика не уйду, пока он живой.
– Так ведь он все равно рассчитан максимум на четверо лунных суток. Потом – самоликвидация.
– Жалко, но что ж поделаешь? Он сам это знает и не против такой судьбы.
В первую неделю лунной ночи я больше времени проводил в Москве, чем на работе. Сначала было награждение с последующим банкетом в Колонном зале, во время которого мне надоело отвечать любопытствующим, почему я не пью. Кажется, они решили, что это последствие каких-то космических исследований. Потом был официальный визит в ФИАН, тоже завершившийся пьянкой, но там меня ни о чем не спрашивали, потому что все необходимое заранее рассказали сотрудники лаборатории Якова Наумовича.
Затем начались многочисленные визиты в телецентр на Шаболовке. Я принимал участие в программе Ефремова, выступал вместе с Келдышем и сам по себе.
Один раз даже пришлось съездить в Останкино – башня была еще не совсем достроена, но уже сдана к годовщине революции, и мое появление якобы должно было доказать, что тут все прекрасно.
Ну и, разумеется, не обошлось без посещения косыгинской дачи, где уже стоял новый каменный дом, и дом номер двадцать шесть по Кутузовскому проспекту. К нашему с Верой приезду там даже накрыли праздничный стол.
К Вере сразу прилипла четырнадцатилетняя внучка Брежнева, Вика, а меня хозяин зазвал в кабинет, где объявил:
– Партия в тебе не ошиблась, практически авансом инициировав присуждение степени, премии и награждение. Первый этап лунной экспедиции прошел с блеском. Мне уже доложили, что ты собираешься учиться в ВПШ. Правильное решение, я от тебя другого и не ждал. Если понадобится помощь, обращайся без всякого стеснения. Поможем.
То есть Ильич мне намекал, что я могу не больно-то надрываться на учебе, оценки один черт будут, причем не двойки и не тройки.
– Спасибо за доверие, Леонид Ильич! Приложу все силы, чтобы его достойно оправдать.
Или, если перевести на нормальный русский, я пообещал Лене особо не наглеть и придерживаться в рамках хотя бы минимальных приличий.
Когда мы с Верой вернулись в Центр управления, то увидели, что лунная ночь все-таки сказалась на нашей электронно-механической компании. Во-первых, у всех без исключения, в том числе и у базы, емкость аккумуляторов упала процентов на десять-пятнадцать. А во-вторых, поврежденный передний двигатель «четверки» вообще замкнул накоротко, его пришлось отключить. Да и работающих элементов на солнечных батареях у моего лунохода оставалось чуть больше половины.
«Профессор» тоже повел себя как почтенный ученый весьма и весьма преклонных лет, то есть окончательно впал в маразм. Кое-как ездить он еще мог, а вот проводить хоть какие-то исследования – уже нет.
«Доцент» оставался практически исправным, и «Мальчик-два» тоже. В общем, вся команда была готова к дальнейшим подвигам на ниве пиара, поэтому новый лунный день начался с хорового исполнения песни «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля».
В общем, второй день почти до самого лунного вечера шел, как задумывалось. «Мальчики» веселили советский народ и часть прогрессивного человечества, «Доцент» что-то там потихоньку исследовал, а «Профессор» потерянно слонялся по лагерю с таким видом, будто и он занят чем-то полезным для науки. Однако за двое суток до окончания лунного дня в Центр управления явился Келдыш.
– Принято решение о форсированной подготовке второй лунной экспедиции, – сообщил он мне. – Старт ориентировочно в конце декабря. Главная задача – исследование кратера, уже полученные результаты чрезвычайно интересны. Сделайте, пожалуйста, все, что от вас зависит, чтобы этот полет состоялся и увенчался успехом. И на Земле, и на Луне.
Ну, на Земле-то более или менее ясно, что надо будет сделать. А на Луне? Наверное, лучше загнать все луноходы в спячку. Пусть днем они только подзаряжают батареи и отправляют короткие сообщения о своем состоянии, но больше ничего не делают и никуда не ездят. Тогда есть вероятность, что они все-таки дождутся прилета своих собратьев с Земли. Хотя, пожалуй, кое-что можно сделать и сейчас, а именно – наделать побольше снимков того участка, на котором теоретически можно съехать в кратер, а потом выехать обратно. Чтобы на Земле можно было составить более подробный план спуска.
Мы с Верой поехали потихоньку, чтобы зря не нагружать мой и без того охромевший на одно колесо луноход, поэтому дорога заняла часа два.
– Подставляй спину, – сказала Вера, – как тогда, заберусь здесь, а потом ты подъедешь поближе.
Вот только, как раньше, у нас, к сожалению, не получилось.
Верин луноход взгромоздился на спину моему с первого раза, я ввел набор и стал ждать, когда появится картинка после его завершения. Она и появилась, но совсем не такая, как ожидалось.
Горизонт был завален, то есть «Мальчик-четыре» лежал почти на боку, упираясь в лунный грунт манипуляторами. А гребень склона кратера исчез, и на месте выступа, ранее заслонявшего нам часть вида, оседала лунная пыль. Теперь кратер был виден почти весь. В центре – куча камней, которой раньше не было, а в ней – «Мальчик-два» вверх колесами.
Я прокрутил запись и понял, что случилось. Обвалился кусок гребня. Из-за более чем двухсекундной задержки прохождения сигнала туда и обратно я не только не мог ничего сделать, но и заметить тоже ничего не успевал. Но зато успел ходовой контроллер «четверки». Почувствовав резкое изменение своего пространственного положения, он, не ожидая команд, сделал то, что полагалось по зашитой в память программе – уперся растопыренными манипуляторами в грунт. Это его и спасло. А Вериному луноходу упираться было некуда, и теперь он валялся на дне кратера.
– Вить, я ничего не вижу, – зашептала Вера. – И у меня что-то с руками…
Я схватил ее за запястья, но тут же понял, что она говорила о луноходе. На ее пульте ярко горела красная лампочка, что означало – давление в гидросистеме упало ниже минимального допустимого.
– Переключаю на себя, – сказал я. – Снимай шлем, иди в наши комнатки, я скоро подойду.
– Что… все? – потерянно прошептала Вера.
– Да. Иди, дорогая.
И рявкнул по громкой связи:
– Вася, Гарик, проводите!
Сам же попытался оценить, что там с «двойкой».
Увы, картина была совершенно безрадостной. Сигнал не шел ни от одной из камер – наверное, при падении луноход свернул шею. Давления в гидросистеме вообще нет, то есть где-то не просто утечка, а здоровая дыра. Заряда осталось тридцать процентов, и он продолжает падать. Только передатчик с процессором уцелели, отчего я продолжаю получать сведения.
Ситуация была совершенно безнадежной. Но прежде чем подать сигнал о самоликвидации, я переключился на свой луноход и поточнее сфокусировал его камеры на уже почти погибшем собрате. Пусть последние секунды короткой, но очень насыщенной жизни «Мальчика-два» будут достойно запечатлены для истории.
Все, возвращаюсь к «двойке». Набор кода, клавиша «ввод». Короткий писк пульта, и на Луне стало одним погибшим роботом больше. На картинках с моего лунохода видно, как из щелей в корпусе «двойки» ударили струи дыма. На пульте управления «2» замигало табло «потеря связи», и я его выключил. Потом аккуратно отодвинул свой луноход от края осыпи. Все, можно ехать домой, в лагерь, но с этим справятся и Вася с Гариком, а мне надо идти успокаивать жену, а то ведь как бы чего не вышло. Да и у самого, честно говоря, на душе довольно погано.
Глава 8
Еще когда я сразу после гибели «двойки» вытирал слезы Вере, мне пришло в голову, что она ведь не одна такая. Даже в Центре управления многие относились к луноходам хоть и не как к живым существам, но уж и не как к программируемым самоходным игрушкам. Ближайшими аналогами, как ни странно, были роботы из сборника Азимова «Я, робот». Книгу перевели на русский язык недавно, и она пользовалась популярностью. А так как в Центре мне делать было в общем-то нечего, все оставшиеся луноходы уткнулись в базу и впали в спячку, я позвонил Брежневу, сообщил о произошедшем на Луне и сказал, что у меня есть мысли о том, как это правильно подать в средствах массовой информации.
– Уж не «двойка» ли в ту яму упала? – спросил Брежнев.
– Да.
– Тогда тебе надо подумать еще и о том, как эту новость подать у меня дома. Вика реветь будет, хоть и почти взрослая. Она нам с Викторией Петровной все уши прожужжала, не отрываясь от телевизора. «Мальчик-два» такой, «Мальчик-два» этакий, а как его наградят, когда он домой вернется? Тьфу! Даже неудобно было говорить, что он там и останется, а тут вообще вон оно как получилось. В общем, езжай к Демичеву и объясни ему, что ты хочешь, я сейчас позвоню. А вечером – к нам, Вике расскажешь, чтобы она от тебя все услышала, а не от телевизора. Ну, а пока не откладывай, двигай на Старую площадь.
Поначалу Демичев не оценил моей идеи относительно некролога о героически погибшем луноходе, несмотря на недавний звонок Брежнева.
– Это же просто механизм с руками! – начал было возражать Демичев.
– Спорить не буду, но позволю себе уточнить, что этот, как вы его назвали, «механизм» уже сделал для пропаганды советского образа жизни больше, чем весь идеологический отдел ЦК.
– Что вы себе позволяете?!
– Говорить правду. Или здесь для нее не место? Тогда я сегодня же вечером сообщу Леониду Ильичу, что он ошибся, направив меня сюда.
– С-слушаю, – процедил Демичев, сразу сбавив накал.
– Так вот, какие мысли еще три недели назад посещали простого советского человека, увидевшего плакат «Слава КПСС!»? В лучшем случае никакие, он смотрел, но в мозгу чаще всего ничего не откладывалось. А в худшем – начинало копиться раздражение. И что теперь? Видя этот лозунг, люди вспоминают луноходик с транспарантом и улыбаются. Еще один пример. Недавно тут по телевизору выступала какая-то харя поперек себя шире, в экран еле влезшая, насчет того, что, мол, наша цель – коммунизм. Рассказать, как на это народ по кухням реагировал? Цензурных комментариев было мало, а основной смысл – «Да у вас по закрытым дачам и так давно полный, мля, коммунизм»! А когда то же самое говорит луноход с Луны, после опасной экспедиции, в которой он получил тяжелую травму правого переднего колеса, но остался в строю, реакция совсем другая. Надо же, и эти в коммунизм хотят! Может, действительно возьмем? Ведь стараются же!
– Да я вас не про достижения луноходов просил рассказывать! А про ваши предложения.
– Повторяю еще раз. Нужен некролог в «Правде». Пусть оформленный не совсем так, как на человека, но все равно на первой странице. Вот текст. Вот фото погибшего. Траурная рамка, как видите, совсем тоненькая, но убирать ее не надо, как и наклонную полосу в правом углу.
Это был фотомонтаж, подходящего по всем параметрам снимка не нашлось. «Двойка» с красным галстуком на шее вскинула манипулятор в пионерском салюте, это фото было сделано в актовом зале. И при помощи фотошопа вставлено в лунный пейзаж с Землей на заднем плане. Тень я рисовал сам, вроде получилось неплохо.
– Но у центральных газет нет цветной печати! – не унимался Демичев.
– И что, идеологический отдел считает нормальным, когда главная партийная газета не способна отобразить достижения советского народа в цвете? Мне это странно слышать. Но раз вопреки здравому смыслу и решениям октябрьского пленума оно все же так, печатайте в черно-белом варианте, а потом в цвете – в каком-нибудь «Огоньке». В «Технике – молодежи» тоже, обязательно. И поймите – это никакие не примитивные механизмы. У них есть искусственный интеллект, правда, пока довольно ограниченный, но у многих членов партии естественный и то хуже. Есть даже эмоции. И есть вера в светлое будущее, я ее сам программировал. Когда во имя означенного будущего гибнет робот – это трагедия. Пусть и не столь сильная, как при гибели человека, но уж всяко сильнее, чем при поломке мясорубки или пылесоса.
– Думаешь, поверит? – усомнился Антонов, внимательно слушавший нашу беседу. – У него же техническое образование, он Менделеевку закончил.
– Ерунда, когда это было. Да и не читали ему там ничего по электронике, а вот Азимова он, может, и читал. А если нет, то теперь уж точно прочтет. Слушай дальше.
– Э… не знал, – растерялся Демичев. – Мне почему-то не докладывали. Простите, а когда вы собираетесь к Леониду Ильичу?
– Вечером, часов в девять.
– Можете перед визитом заехать в редакцию и посмотреть гранки, они наверняка уже будут готовы.
Я ответил не сразу, потому что как раз в это время перевоплощался в Антонова. Он попросил дать ему испытать один новый прием воздействия, который недавно придумал, но еще не применял.
– Нет, – холодно заявил Антонов. – Не вижу смысла. Если уж не верить главному идеологу, то кому тогда?
А я с интересом смотрел на ежившегося под взглядом моего духовного брата Демичева. Помирать он явно не собирался, но ему было очень страшно. Аж побледнел бедный, и пот на лбу выступил. Наверное, причину такого немотивированного ужаса он потом придумает сам.
Антонов встал и направился к выходу из кабинета. В приемную вышел уже я, Скворцов.
– Здорово у тебя получилось, – заметил я своему духовному брату. – Научишь?
– Как будешь в двадцать первом веке, так и напомни. Конечно, научу. Тут никакого кода доступа не нужно, но действует только в упор. Расстояние я пока не уточнял, но оно небольшое. До Демичева еле дотянулся.
– Хорошо, а почему ты выбрал именно его? Чем он перед тобой провинился?
– Вот нечего было к Ефремову приставать со всякими дурацкими памятниками, – мстительно сказал Антонов.
А тем временем в «Мечту» прибыло шасси пятого медийного лунохода. «Единицу» отправлять на Луну было опасно, она порядком износилась за время испытаний. «Тройке» заменили ходовой контроллер, и теперь она нареканий не вызывала. «Аспиранта» наконец-то набили исследовательской аппаратурой, причем привязанной именно к программе изучения кратера. Кроме того, на его корпусе появились проушины для крепления тросов, а «Мальчики», кроме них, обзавелись лебедками спереди, как у джипов. Вере за оставшиеся до отлета две недели предстояло обкатать «пятерку» и научиться пользоваться лебедкой. Так что она вставала в половине пятого утра, бежала в институт, а потом дядя Миша вез ее в МГУ. Вернувшись оттуда, она снова до восьми вечера возилась со своим новым луноходом. В девять тридцать донельзя уставшая Вера валилась спать. Причем, что меня удивило, такой режим дня на ее здоровье никак не сказался, хотя я был готов в любой момент применить свои способности. Однако не пришлось.
Во вторую экспедицию отправлялись всего три лунохода – «тройка», «пятерка» и «Аспирант». Плюс вторая база и мощная лебедка на колесах. Из-за спешки оборудовать ее двигателями и ходовой электроникой мы не успели, так что луноходам придется буксировать ее к месту работы.
– Ничего, дотащим, – успокоила меня Вера. – Даже одна моя «пятерка» справится.
Из всей этой партии только «Мальчики» имели литиевые аккумуляторы. Я их предпочел не столько из-за экономии веса, она получалась незначительной, сколько из-за в пять раз большего, чем у серебряно-цинковых, количества циклов заряд-разряд. Однако для базы и «Аспиранта» это было не очень критично, зато Антонов просто не успевал за обозначенные сроки перекинуть в прошлое нужное количество литиевых банок. Поэтому малоподвижный «Аспирант» и вовсе неподвижная вторая база комплектовались местными серебряно-цинковыми аккумуляторами. Заодно и сравним их в условиях реальной Луны, такая информация лишней не будет.
Пока весь наш институт в едином порыве пытался успеть к назначенной дате запуска и при этом не напортачить, в верхах происходила какая-то подковерная возня. Похоже, команда Косыгина – Брежнева – Шелепина пыталась переиграть последнюю силу, способную ей противостоять – военно-промышленный комплекс в союзе с высшим генералитетом. Вроде там не наблюдалось особо весомых фигур, самым влиятельным был Устинов, но они давили массой. И кроме того, единством.
Со мной никто не обсуждал этого вопроса, поэтому я мог представить себе перипетии борьбы только по запросам на подборки в Интернете, исходящие от Косыгина и Семичастного. Ну и путем самостоятельного анализа того, что мне все-таки становилось известно.
То есть с моей колокольни ситуация выглядела так.
Летом уходящего года у нас, как и в антоновском прошлом, началась арабо-израильская война. Но не совсем так, как тогда.
Рано утром четвертого июня арабы перешли в наступление. В той истории они тоже хотели, но не смогли. По слухам, им запретил лично Брежнев. Впрочем, многие придерживались той точки зрения, что им помешал самый обычный бардак, цветший там куда более пышным цветом, чем в Советском Союзе. Однако теперь никаких запретов, похоже, не было, и арабы рванули в атаку. И естественно, тут же огребли, потому что бардак-то никуда не делся.
Дело в том, что оборона в общем-то является куда более простым действием, чем наступление. И армии, умеющей только наступать, но не умеющей обороняться, в природе не бывает, что бы там ни пытался доказать Резун-Суворов.
То, что арабы не могут толком обороняться, они доказали в той истории. А в этой подтвердили, что, ясное дело, и наступать они тоже не могут, причем подтверждение у них вышло на редкость убедительным.
Разгром был страшный. И прошедшую войну называли не шестидневной, а пятидневной. Причем в нашей прессе почти не было наездов на «агрессивную израильскую военщину» – напали-то первыми арабы. А воевали они, между прочим, нашим оружием, да и советники из СССР там тоже присутствовали.
Естественно, за это кто-то должен был ответить.
Поначалу я думал, что козлом отпущения станет начальник Главного разведывательного управления Ивашутин, тем более что еще не забылось недавнее разоблачение Полякова, но, к своему удивлению, ошибся. Мало того, более или менее нормализовались отношения между ГРУ и КГБ, то есть между Ивашутиным и Семичастным. Похоже, главного военного разведчика сохранили в должности в обмен на помощь в борьбе с оружейными удельными князьями и генералитетом.
Недавно назначенный на пост министра обороны Гречко имел неосторожность неоднократно утверждать, что арабы быстро раскатают евреев в тонкий блин, и теперь, похоже, сам не понимал, кто он – еще министр обороны, уже пенсионер или, не приведи господь, даже подследственный. Устинову тоже досталось за его многочисленные заявления о том, что советское оружие, предоставленное арабам, многократно превосходит то, что имеется у Израиля. Кроме того, ему припомнили и попытки противодействия обновленной лунной программе. Однако никаких оргвыводов пока не последовало, и я примерно представлял себе, почему. Если Дмитрий Федорович войдет в команду, ее позиция станет несокрушимой. А иначе зачем было озадачивать Антонова подборкой о грядущих болезнях Устинова?
В середине декабря «Мечту» посетил Косыгин, до этого здесь ни разу не бывавший. Я даже впал в некоторое изумление – да что же хотят найти в том кратере, неужели космический корабль пришельцев? Или что-нибудь похлеще, наподобие «монолита» Артура Кларка? Наверное, все же нет, и книга, и фильм появятся только через год, а в моих материалах их не было. Хотя, конечно, одно предсказание великого фантаста уже сбылось – с моей посильной помощью. Так может, и сейчас получится что-то подобное, я-то вот он, никуда не делся?
Однако сразу выяснилось, что лунные дела Алексея в данный момент не интересуют совершенно. А вот то, что беседовать он предложил в самом защищенном месте института – комнате, где стояла якобы установка для межмировой связи, сразу навело меня на нехорошие подозрения.
– Видите ли, Виктор, – начал он, – тема нашей предстоящей беседы, пожалуй, ближе Антонову, нежели вам. Но, если позволите, я бы все-таки хотел обсудить ее сначала с вами.
– Ох, Алексей Николаевич, да не ходите вы вокруг да около! Лучше сразу скажите, сколько народу надо отправить к праотцам, в какие сроки и кого именно. А уж потом будем думать, звать Антонова или я сам справлюсь.
– Вить, ну как же так можно? – укорил меня упомянутый духовный брат. – Надо было говорить «этого живодера Антонова»! Звучало бы гораздо убедительней.
– Именно это и подразумевается, – отмахнулся я, – тонкий намек здесь подействует сильнее прямого заявления. Ты давай слушай, работать-то небось придется все же тебе. Тоже мне, живодер-любитель нашелся.
– Речь пойдет о Дмитрии Федоровиче Устинове.
Я молчал, хотя так и подмывало спросить: «Да что же он, совсем без рук, сам застрелиться не может?» Черный юмор Косыгин, может, и понимал, но не любил.
– Он может стать ценным союзником, – продолжил собеседник. – Но может и опасным врагом. Принято решение посвятить его по урезанному варианту, раз уж Глушко никак не удосужится вас посетить. А дальше будет видно. Если Дмитрий Федорович примет правильное решение и, главное, станет ему неукоснительно следовать, на вас придется возложить еще и обязанности по поддержанию его здоровья на должном уровне. Надеюсь, вы не станете возражать и справитесь. Ну, а если нет…
– Понятно, обязанности поменяют знак на противоположный. В принципе я не против, с Антоновым, если понадобится, договорюсь сам. И кто там следующий? Огласите весь список, пожалуйста.
– Виктор, за кого вы меня принимаете? Думаете, в нас уже не осталось ничего человеческого?
– Значит, Ивашутин принял, как вы сказали, «правильное решение» без применения сильнодействующих методов убеждения, это радует. Только пусть тогда Устинов приедет сюда, у меня с этой второй экспедицией свободного времени совсем мало.
– Разумеется, и я обязательно составлю ему компанию, мое присутствие при разговоре лишним не будет. Наверное, это произойдет сразу после старта ракеты – ведь, пока она летит, вы будете сравнительно свободны, а до того вас действительно лучше не отвлекать от работы. Кстати, хочу вам сказать еще вот что. Поначалу ваша роль в лунной программе представлялась нам чисто инженерной, однако вы неожиданно сумели показать себя и недюжинным организатором. Это как раз тот случай, когда ошибаться приятно. Примите мои искренние поздравления.
Ага, старый хитрец явно хочет меня еще на что-то припахать, вот и сыплет комплиментами, подумал я. Ладно, посмотрим ближе к делу. Хрен его знает – может, и соглашусь. Если, конечно, мне предложат что-нибудь не очень неприятное.
