Андрей Викторович Дробот
Басенная осень
Басня о коте с бантом
Два городских кота, что виделись годами,
Встречались, спорили, но значились друзьями,
Сошлись опять: один – как прежде, гол,
Другой – бант нацепив, ему навстречу шёл…
Беседа их легко с мурлыканьем текла,
Когда вдруг с пустяка в тупик дурной зашла.
– Зачем ты носишь бант? – спросил голыш у друга. -
Средь наших все наги, пустая это штука.
– Да как же без него?! Бант душу нежно греет, -
Ответил с бантом кот. – И шея не болеет.
Удобен мне, привык… я к малости такой,
И сам ты бант надень, жизнь без него – отстой.
– Ну, нет, я не глупец, чтоб тряпочки носить,
Потеет шея в них, мышей сложней ловить, -
Ответил голый кот. – Твой бант – как клещ в ушах,
А ты с ним, как бельмо, в других котов глазах.
– Да что же должен я равняться на других?!
Удобно с бантом мне давить мышей съестных,
И знаю я котов с одёжкою такой, -
Ответил с бантом кот. – Ты, друг мой, сам не свой!
– Я свой, а ты больной, коль носишь эту дрянь,
– Ответил голый кот. – Породу не погань!
– Остынь и не дури, – друг зашипел, сердясь,
– Ты что ко мне пристал, как уличная грязь?
– Ты сам похож на грязь, пока свой бант несешь,
– Ответил голый кот. – На крысу ты похож!
– Сам крыса! – вскрикнул друг и зло блеснул клыком,
– С собаками дружи!
– Сам к псам иди в дурдом! -
Воскликнул голый кот и когти оголил,
Чтоб впиться в близкий нос, что ранее был мил,
Но с бантом кот не спал, он к драке был готов
И вскоре зашипел комок из двух котов!
Мораль вполне видна: не надо разрушать
Ту дружбу, что давно сумел себе создать,
Придиркой к пустякам…, по цепкости своей…:
Разрушить всё легко, создать же – тяжелей.
И под моралью зримой басня не пуста:
Её начинка в том, что если в вас черта,
Иль свойство, иль талант…, что выделяют вас,
То будут бить вас все, не только в бровь, но в глаз!
Басня о баране-заявителе
В одном известном государстве дураков
Баран открыто заявил на вой волков
Псам, охранявшим стадо от греха,
Под властью спящего в палатке пастуха.
– Закон нарушен… волки виноваты, -
Заблеял им баран, – Вложил я в уши ваты…
– Нам вата не нужна, – псы тявкнули ответно.
– Теперь пиши: кто ты, где спишь… и всё предметно…
И псы пошли по пастбищу лениво,
А на краю во тьму пролаяли учтиво:
– Эй, волки, вы там есть? Идите толковать:
Почто барану помешали спать?
Из тьмы ночной, где лес уж начинался
Ни вой, ни лай в ответ им не раздался,
Светились пары глаз, как черта фонари…
И тишина клыков, и чернота шерсти.
– Всё, дальше не пойдем, – один из псов сказал, -
Я не хочу, чтоб облик пострадал.
– Согласен, – пес другой ответил, пятясь задом. -
Пастух наш сладко спит, а нам что больше надо?
Идут обратно псы, и слышат от барана:
– Как дело-то мое? Тревожит в сердце рана…
– Что ж будем проверять всё, что ты написал,
Волков в округе нет, быть может, ты соврал,
– Сказал охранный пес. – Сам кашу заварил
Без мяса. Будешь в ней, коль станешь нам не мил.
Псы скрылись в псарне, а баран – в отару…,
Стал беспокойно спать и ждать от своры кару,
А волки выли вдаль и грызлись с той поры,
Безбоязно и всласть все ночи до зари.
Безумцев, как баран, полно среди людей,
Пытаются они… унять тех, кто сильней,
Управу ищут, к ней протягивают руки.
Но в той управе спят и к гласу слабых глухи.
Басня о порванной струне
Случилось так в ненастную субботу:
Струна вдруг издала испорченную ноту,
Затем ещё, ещё: скрипела и бухтела,
И стало ясно всем: струна, та, заболела.
Расстроилась, беда – так многие страдают,
Но благо есть врачи, болезни изгоняют -
Так слышала струна и вот без промедленья
К настройщику пошла, чтобы начать леченье.
– Расстроилась совсем и ощущаю вялость,
Энергии той нет, и гласа не осталось,
– Так молвила струна настройщику в халате.
– Что ж будем вас лечить, хоть я лишь на окладе, -
Сказал настройщик, и… – струну слегка прослушал,
Немного подтянул, и вроде стало лучше.
Прошел иль день, иль два – по времени немного,
Вновь сбацала струна не то, судить, коль строго.
Настройщик, но другой, вновь совершил леченье:
Еще раз подтянул и сгладил огорченье.
Всё было хорошо опять совсем недолго,
Когда во тьму смотреть, домыслить можно волка.
Прислушалась струна к звучанью организма,
И вновь нашла дефект, и повод к пессимизму.
Недели, как круги, в забвенье уходили.
Ослабить, подтянуть, – врачи ей говорили,
И делали свое настройщиково дело,
Пока струна, как жаль, в последний раз не спела:
То ль "бац", то ли "копец" – печально прозвучало,
И в тот момент струны доподлинно не стало.
Обрывки той струны повисли безмятежно…
и ноты не нужны,
и песенки, конечно.
Мораль из басни сей последует такая:
Живи лечением, друг, не злоупотребляя.
Пусть мастер: врач иль чин – их дело не забота,
А должность сохранить, и денег заработать,
А уж, когда средь них мастеровитых нету,
То с помощью такой не одержать победу.
Вместо того, чтоб вам просимое вернуть,
Они способны лишь тянуть…
Басня об оправдывающемся осле
Один осел про братьев прочитал,
Примерил и вскричал: – Всё автор тут наврал!
Написано: коряво, примитивно,
Ну а порой младенчески наивно.
Вот пишет автор то, что глуп с рожденья я,
Ну это же: поклеп, галиматья!
Будь я глупец, не получил бы честь,
Чтобы Господь смог на меня присесть!
А здесь он пишет: низкая порода!
Я ж – труженик у древнего народа,
Создавшего искусства и Богов,
Ослы велики так, что Будь здоров!
А дальше автор хает речь мою,
Мол резко, неприятно я пою,
Но те ослы, что тянут воз со мной,
Все восторгаются моею глубиной,
И точностью словес, и благозвучьем,
И даже люди думают, что лучше
В ответ мне лишь смиренно промолчать,
Чтоб истину мою не прерывать!
А автор…: говорить с ослами – срам,
Их нрав, словно стена, осел упрям!
Вот лживость-то какая про упрямство,
Так Бог не смог бы въехать в Царство!
А я не стал бы другом мудрецов,
Живя в кошарнях возле их дворцов.
Настойчив я, устойчив, длинноух
И музыкой порой ласкаю слух…
Трудолюбив с рассвета до привала,
А на меня возложено немало…
Внезапно в тех местах и автор оказался:
– Знать ты и есть осел, коль взял и отозвался!
Не о тебе писал! – Признаться соизволил -
Ты сам себя узнал, и всем узнать позволил!
Мораль лишь повторим, ей лихо не разбудишь:
Молчи, осел, молчи – так ты мудрее будешь.
Басня о престижном месте
В одном лесу на крепкой ветке дуба
Гнездо престижнейшее – всем соседям любо -
Висело, ну а в нем холилась птица:
На взгляд – обыкновенная синица,
Которой бы селиться под кустом,
Так нет – урвала дефицитный дом.
– Соседка, – обращались к ней подруги.
Тебе б давно жить где-нибудь на юге,
Не собираешься ли ты переезжать?
Та обнадежила, и птицы стали ждать.
– Останется всё вам, мои соседи,
С собой не заберу плетенья эти,
Из коих сделан мой отличный дом,
Один из вас селиться будет в нём, -
Так пела им удачливая птица,
На взгляд – обыкновенная синица…
А время шло, но не меняла ветки.
– Когда в полет, о душечка-соседка? -
Все птицы вопрошали с нетерпеньем,
Ведь это глупость, что одним лишь пеньем,
Пернатые живут. Им тоже много надо,
Не только червячка, но карбонада…
– Уж скоро, милые, всё ближе этот час, -
«Синица» отвечала каждый раз…
Но часто обещаньями кормить -
Любое общество способно забродить.
– Ну какова пройдоха! – тут и там,
Неслышно для «синицы» по кустам
Вдруг понеслись хулительные речи,
Которые услышав только слечь и…
Отъехать в скорбный траурный полет
Могла б «синица», что в гнезде живет.
Но благо только лесть неслась ей в уши,
Зло не смогло покой её разрушить…
Ну а соседи, много лет убив,
Так и сидели, жадный клюв раскрыв.
Подобно в жизни человеческой бывает,
Что люди в ожиданье пребывают,
Когда местечко им освободится,
Или родитель к Богу устремится,
Когда бы надо личным делом жить,
А зависть с лестью прочно позабыть.
Басня о тараканах и отраве
В квартире, что отравой наводнили,
Два таракана время проводили,
А встретившись, уселись обсуждать,
Как ту отраву надо потреблять.
– Конечно, только маленьким глотком,
Потом по нёбу водишь языком, -
Так первый таракан завел беседу,
Подначивая к болтовне соседа.
– Отраву только сладкую люблю,
Сухую, словно известь, не терплю, -
Сосед ответил, шевеля усами,
И важно, гордо поводя плечами.
– Глупец, не разбираешься в отраве,
Она суха должна быть к лучшей славе,
Чтоб вкусом насладиться и букетом,
И эйфорию получить при этом! -
Воскликнул пылко первый таракан
И вновь поддал отравы в свой стакан.
– Зачем страдать от кислоты на нёбе,
Когда давно известно всей Европе,
Что жизнь без сладкого печальна и скучна,
Зачем же добавлять себе вреда? -
Увязнув в споре, вопросил сосед.
– Съедая сладость жнешь ты больший вред, -
Ответил первый, – и далек культуры,
А без культуры жизнь твоя – халтура.
Искусству поедания отравы
Уж много лет, она в зените славы:
Посуда, правила и дозы, и симптомы,
Чтоб пробуя её нам не дойти до комы…
– А я считаю, личное тут дело,
Ешь с сахаром, иль без, только умело,
Как нравится, но чтоб не переесть, -
Сосед сказал. – Культура не Бог весть!
– Ты бред несешь! Твой взгляд совсем не правый,
В щелях изысканных я пробовал отраву,
Внимая всем советам мастеров,
Отраву эту евших будь здоров! -
Ответил таракан авторитетно.
– Да, по комплекции твоей это заметно! -
Сказал сосед. – Но главное пленяет
То, что отрава ровнит и сближает,
Снимает стресс и облегчает речь,
Подсыпь в стакан, пора нам подналечь!
Подсыпали, вдвоём сказали: Будь!
Ещё отравы приняли на грудь.
Затем, ещё, ещё…, а после завалились,
И вскоре навсегда угомонились…
К ним третий таракан на помощь подбежал,
Пощупал, съел отравы и сказал:
– Всё может стать отравой, коль сверх меры,
И хлеб, и сахар… – много тут примеров!
Тут норма есть – грамм так сто пятьдесят! -
Сказал, откушал и был Богом взят.
Мораль проста: герои все неправы,
Какая разница: как внутрь вбирать отраву?
Басня о волшебной палочке
Лисица шустрая, по лесу пробегая,
Что жизнью рисковала, кур таская,
Заметила, как лис, из правящих фигур,
Из курицы одной с десяток делал кур
Лишь легким взмахом палочки волшебной…
И сыто в мир смотрел без работенки нервной.
– Послушай, рыжий друг, нечестно ты живешь,
По лёгкому, хитря, по жизни ты идешь,
Берешь себе в мошну, что ты не заработал,
А что наколдовал, мошеннически подал, -
Протявкала вину обиженно лисица.
– Но ты такая же ловкачка-мастерица!
Ты также тащишь кур – как вся родня – нечестно,
Так в чём моя вина? Мне вовсе не известно, -
Впрямь оскорбился лис подобным оборотом.
– Все курочки мои политы щедро потом,
Ни одного пера мне не досталось даром,
А ты десятикрат имеешь лишь наваром,
За свой ничтожный вклад в живое лисье дело, -
Протявкала лиса, с упреком поглядела.
– И ты, и я – жулье, я нас не различаю,
Должны быть мы хитры, вот я хитрей таскаю.
Ты хитрая трудом, я – магией хитрее:
Что хочешь – выбирай, воруй так, как милее, -
Ответил честно лис – лисе – родной особе.
– Я палочку хочу, дай мне её на пробу, -
Лисица подползла.
Лис видел таких «умниц»:
– Средь лис нет дураков, ты поищи средь куриц.
Воруют все, лиса, кто много и заметно,
Другие – по чуть-чуть, случайно, неприметно:
Кто ленью, кто трудом, кто перекуром, чаем…
Но всё это жулье и воры ж возмущают!
А у иных людей есть пишущие ручки,
Что палочки лисы колдуют много лучше:
Такой лишь подписать бумажную лазейку,
И можно много взять – с работы на копейку.
Завидуют им те, кому судьба – трудиться,
Что ж… Должности такой не всем дано добиться.
Басня о перерождении
Одна цыплятница – из бдительных наседок,
Обогревая будущих деток,
На день семнадцатый ввязалась в разговор,
Услышав из яйца укор:
– Как темен мир, как тесен он, как душен!
Как одиноко мне! Как Бог мой равнодушен…,
– Сквозь скорлупу неслись птенца стенания…,
И мать поведала цыпленку знания:
– Мой милый, потерпи, мир скоро станет светел,
Родишься цыпа вновь – так Бог судьбу наметил
Всем нам. И я в яйце грустила и томилась,
Пока со скорлупой навеки не простилась.
– О чем ты говоришь, мне голос неизвестный?
Как можно бросить мир, пусть одинокий, тесный,
Но жизнь дающий мне, какую-никакую,
Боюсь её менять на некую… другую!
– Ко-ко, да рас-ко-ко! – наседка рассмеялась. -
Судьбы не избежать, не долго ждать осталось…
– За что погибель мне? – цыпленок испугался…
И тут яйца сосуд вдруг треснул и распался!
Цыпленок прыг назад, но нет былого дома,
Вокруг – просторно, но… картина незнакома.
– Беги ко мне малыш, – проквохтала наседка. -
Согрею я тебя, моя родная детка…
Цыпленок глас узнал, к наседке он прижался,
А про яйцо забыл, как будто и не знался.
И человечий дух, когда дряхлеет тело,
Боится потерять, что с жизнью прикипело.
Он прячется внутри, леченья принимает,
Но время всё равно наружность разрушает…
И входа нет назад, душе, коль есть такая.
Всё тело – скорлупа, лишь зримость временная -
А может даже – мир… И лишь в Любви – надежда,
Когда остынет плоть, как снятая одежда.
Басня о справедливости среди хищников и жертв
Все знают твердо испокон веков,
Что хищный зверь дерет овец, коров…,
Что жалобы страдающие пишут,
Царь-лев – в корзину их, и будто бы не слышит,
И говорит:
– Так небом мир создан:
Не может хищник быть наказан, иль подран.
Но как-то тигры малость перебрали
И львицу из своих же отодрали!
Не насмерть, как иных они грызут,
Но случай вопиющий, не sehr gut.
– Где честь зверей? Как это понимать?
Вам мало тех, кого вы вольны драть? -
Лев вопросил виновников порядка.
– От чувств нас развезло видать порядком, -
Виновники ответили. – А львица
На провокации большая мастерица.
– Они преступники, любой тут кары мало, -
Воскликнула тут львица. – Я кричала…
– Уволить их, – лев вынес приговор. -
И тоже отодрать, в отбросы с этих пор
Их записать, чтоб расхотелось жить…,
Об этом населенье известить…
– Глянь, наказали тех, кто нас давно привык
Гнать и терзать!!! – в сердцах воскликнул бык. –
Видать: поветрия о милостях в верхах,
К царю надо идти, отбросив, кротость, страх!
Коровы, овцы с жалобой – ко льву:
– И наших бы насильников в тюрьму,
Всех наказать, задрать аналогично…
– Да вы, как будто, выпили прилично? -
Лев вопросил. – Всем на земле известно:
Вы рождены, чтоб нам жилось чудесно,
Чтоб мяса, сколь душе угодно брать,
Чтоб шкуру с кого надо обдирать
И не одну. Так небом создан мир.
Вы против неба?
– Нет, о, наш кумир! -
Воскликнуло единым хором стадо
И побежало…, никому не надо,
Чтоб раньше смерти сдуру погибать:
Рожденный жертвой должен лишь молчать.
– Со львицей сравнивать себя не сметь!
Она из наших, ваш удел – терпеть! –
Лев замолчал, вслед стаду посмотрел,
Ближайшую овцу поймал и тут же съел.
Знакомая картина в ней морали
Найдете вы, даже стремясь, едва ли:
Нет равной справедливости для всех,
Всегда разновесом один и тот же грех!
Басня о попугае и воробьях
Два воробья возле окна летали между дел,
А за окном волнистый попугай сидел.
– Я также мог бы жить, – чирикнул воробьишка,
– А там тот попугай – невесть какая шишка!
– За что такой почет?! – чирикнул друг в ответ. -
– Живет с едой, в тепле и защищен от бед!
– Всё также: два крыла, весь в перьях и с хвостом!
Мозгов в нем, как у нас, а школы нет при том, -
Продолжил воробей, заведший разговор. -
Не может мух ловить и узок кругозор.
– Уверен, что у нас и души красивей,
Какая там душа, когда кругом елей! -
Ответил друг ему, летая вдоль стекла. -
Он ест отборный корм, не натрудив крыла.
– Да летных качеств нет, – ответил воробей. -
Ленив он, словно кур тепличный у людей.
– Весьма нечестна жизнь! – чирикнул скорбно друг. -
Такому вот… жилье, а нам с тобою сук,
Ему еду под клюв, а мы с тобой – трудись,
Ах дал бы ему в зоб, ах только попадись!
– Я тоже от такой картины вне себя -
Воскликнул воробей. – Чем хуже мы тебя…?!
Услышал попугай тех птичек болтовню
И подлетел к окну, чтоб вставить речь свою.
– Вы серы, я – красив, – тот попугай ответил. -
И повторять могу то слово, что приметил,
Что любо людям всем и радует их слух,
Я здесь, как эксклюзив, а вас – как летом мух!
Здесь вывод ясен всем, мы басню кончим им:
Когда средь множества совсем не различим:
Протекцией, наружностью, делами… -
Не думай быть обласканным благами.
